скачать книгу бесплатно
Катя
Александр Комов
"Как живется вам в эпоху перемен?""Прекрасно!" – скажут одни."Не дай Бог!" – ответят другие."То ли ещё будет!" – пообещают третьи.Утопия или антиутопия – решать Вам, дорогой читатель, но все события вымышлены, все совпадения случайны, и ни одно животное не пострадало.
Александр Комов
Катя
А что потом? Фильм второй
Проросшие корнями куски земли и глины летели в сторону. Саперная лопатка в достаточно сильных руках снова и снова врезалась в грунт. Наконец, из-под глины показался угол бетонной плиты. Олег подкопал под плитой и осторожно непривычной к грязной работе рукой вытащил из-под неё полуистлевшую сумку-планшет на ремне.
Он сел у дерева на траву, смахнул капельки пота с лица и перевел дух. Отдышавшись, положил планшет себе на колени, едва касаясь поверхности, провел ладонью по изъеденной временем коже и, чуть помедлив, с волнением открыл сумку.
Старые тетради были исписаны мелким почерком с рисунками и знаками на полях. Листая пожелтевшие страницы, Олег пробегал по заголовкам: Рудра и Маруты; Ор и Кли; Пуруша и Пракрити… С этим он разберется потом, а пока… вот, из глубины сумки он достал золотой медальон, на аверсе которого был нанесен знак Тайцзи и восемь триграмм по кругу. Олег сжал медальон в кулак, прислонился к дереву и закрыл глаза.
***
Мальчик лет десяти, беззаботно размахивая походным котелком, спустился к устью горной реки, впадающей в море. На нем слегка испачканная футболка и шорты. За спиной на ремне через плечо болталась плоская сумка-планшет.
Темнело. Ветер усилился, и уже явно пахло грозой. Мальчик посмотрел на мрачное чернеющее небо, сполоснув котелок, зачерпнул воду и, стараясь не расплескать, торопливо потопал по крутому склону наверх. Там, за кустарником, на небольшой полянке у костра, суетился его отец.
– Принес? – услышав шаги, не оборачиваясь, спросил отец.
– Принес, – прозвучал в ответ хриплый мужской голос.
Отец повернул голову и получил удар ножом в горло. Пытаясь подняться в рост, он грузно, вздымая искры и пепел, повалился в костер. Всполохи молний осветили его широко открытые глаза, перекошенный рот и залитое кровью последнее слово…
«Беги!» – кричали глаза. Мальчик не мог шевельнуться. «Беги!» – содрогнулась земля под раскатистым громом. Ноги подкосились, стиснутый ужасом крик застрял в пересохшем горле. Сердце рвалось и сжималось: – «Беги! Беги же! Беги!»
Котелок выпал из рук, глухо шоркнул о камень и, расплескивая воду, покатился по склону.
Мальчик бежал, не разбирая дороги, впереди всё тряслось и мелькало, ветки деревьев, терзаемые порывистым ветром, больно хлестали его по щекам, колючки цеплялись к одежде и царапали в кровь. Прорываясь сквозь густые заросли, он споткнулся, повалился на кустарник, кустарник отбросил его на землю. Мальчик вскочил и шагнул к обрыву.
Там, внизу, угрожающе штормит морская бездна. Мощная темная сила с отливом седины на гребне, вздымаясь, бросилась на скалистый берег.
Мальчик отпрянул, попятился, метнулся назад и замер. Тяжелое дыхание надвигалось на него из темноты. Под чужим сапогом будто хрустели кости, ветки кустарника раздвигались, уступая сильной руке, хриплый надсадный кашель сменился громовым раскатом.
Бежать было некуда. Но жизнь повелевала – жить! Мальчик отчаянно рванулся к обрыву и прыгнул вниз. Вода сомкнулась над головой. Наступивший мрак резанула ослепительная вспышка молнии.
***
Пробив толщу морской воды, солнечный луч больно ударил по глазам. Олег медленно погружался в глубину. Вода давила на виски, острая боль в онемевшей ноге исказила лицо. «Только без паники!» – приказал себе Олег и сжал зубы. Он согнул ногу в колене и торопливо массировал голень, затем, превозмогая боль, потянул на себя ступню. Грудь непроизвольно дрогнула и, вобрав в себя воду, будто вспыхнула. «Дышать!» – кричало всё тело. Олег запрокинул голову: там, высоко-высоко, сквозь синеву перламутра сияло солнце. Намокший рюкзак за спиной тянул вниз, Олег рванулся наверх. Сдерживать дыхание было всё сложнее и под конец уже невозможно.
Вынырнув на поверхность, он жадно глотал воздух, откашлялся, встряхнул головой и осмотрелся.
Яркие блики дружелюбно плескались в соленой воде. На горизонте небольшие волны открытого моря слегка покачивали одинокую белоснежную яхту.
В свои тридцать пять лет Олег был полон сил, и казалось, что плыть он мог вечно. Главное, упорядочить дыхание и держать размеренный темп, но ни то, ни другое не удавалось. Волны захлестывали со всех сторон, приходилось плыть суетливо, хаотично преодолевая хаос.
Олег плыл. Впереди сквозь мелкие соленые брызги белым пятном на волнах покачивалась яхта.
***
Там, вдали от скалистого берега, на солнечной палубе молодая симпатичная Катя пыталась наслаждаться жизнью. Дневной бриз ласкал её кудри, развевая легкое, подвязанное на груди парео. Ласковое солнце, слегка подернутое перистыми облаками голубое небо, крики чаек и нежный, похожий на шелест плеск лазурной волны создавал особую тишину морского простора, тишину, которую хочется слушать.
Кружась по палубе, Катя подхватила со стола бокал и подняла его к небу, приглашая солнце поиграть лучами с вишневым соком.
Всё было романтично, благостно и скучно.
***
Олег хорошо сложен и плавал неплохо, но боль в ноге ещё не унялась, мелкие беспорядочные волны сбивали дыхание, намокший рюкзак давил и подтапливал тело. Олег плыл торопливо, сил не жалел, и силы покидали его. Надо было раздеться, снять хотя бы брюки. Какого чёрта он захотел прыгнуть с этого злополучного утеса, с того самого, прыгнуть как тогда, в детстве. Что за глупая блажь! Но вряд ли он мог по-другому. Сейчас уже речь не об этом, сейчас нужно плыть.
Если бы скинуть рюкзак, сразу стало бы легче, но эту мысль он даже не допускал.
В рюкзаке старый планшет отца, тетради, медальон – память. Дядя Сава говорил, что золотым медальоном интересовались многие, хотя сам спрашивал о тетрадях. Где был планшет все эти годы, знал только он, Олег, знал и, сам не понимая почему, молчал. Сначала это была его детская тайна, потом как-то всё закрутилось, завертелось, и лишь в последнее время он несколько раз собирался съездить и забрать планшет, хотя уже не был уверен в его сохранности, да и вспомнит ли он то самое место, найдет ли? Но вспомнил и нашел. Получилось, что он двадцать пять лет хранил эту тайну и только сейчас решил прикоснуться к ней, и на это у него появились особые причины.
Олег плыл, намокший рюкзак давил и подтапливал тело, мышцы, скованные мокрой одеждой, теряли эластичность, деревенели, и с каждой минутой нарастала усталость, а расстояние до яхты сокращалось мучительно медленно.
***
Катя с подчеркнутым эстетизмом опустила в бокал кусочек льда. Пригубив вишневый сок, кончиком языка собрала остатки вкуса с верхней губы, поставила бокал на стол и откинулась на диван. Она закрыла глаза, понежилась и задремала.
***
Примерно через час, который казался ему бесконечным, Олег подплыл к яхте. Из последних сил он схватился за поручни, тяжело дыша, поднялся по кормовому трапу, пошатываясь, устало опустился на колени, скинул рюкзак и ничком упал на палубу.
***
Клонящееся к закату солнце из-под тента заглядывало в лицо спящей Кате. Яхта слегка покачивалась, и тент то открывал, то прикрывал Катю от солнечных лучей.
***
Всё ещё тяжело дыша, Олег поднялся на солнечную палубу и посмотрел на спящую.
Катя, сладко прогибаясь, повернулась на спину, глубоко вздохнула и склонила голову к плечу.
Олег медленно приближался к ней.
ГЛАВА 1
Дверь гостиной распахнулась настежь. Кипящая от злости Катя торопливо пробежала по коридору и ворвалась в свою комнату. Она лихорадочно кидала вещи в дорожную сумку, ненужные отбрасывала на пол.
Там, в просторной гостиной, которую только что покинула Катя, семейная ссора перешла в напряженную тишину. Виктор Николаевич стоял у большого панорамного окна. Елизавета Петровна собирала с пола осколки вазы в кухонный фартук. Взглянув на мужа, всё так же смотрящего в окно, Елизавета Петровна поднялась, нервно стряхнула собранные осколки обратно на пол и выбежала из гостиной.
Катя с дорожной сумкой в руке и ридикюлем на плече спускалась по лестнице. Елизавета Петровна догнала её в холле.
– Катя, стой! Стой, говорю! – Порывисто дыша, она ухватилась за Катину сумку. – Подожди, – сказала Елизавета Петровна, – давай поговорим!
– Хватит, наговорились уже. – Катя рванула сумку, но тщетно. – Идите вы к чёрту! – сказала она и, закинув на плечо сползающий ремешок ридикюля, пошла к выходу.
– Катя! – крикнула Елизавета Петровна, беспомощно глядя ей вслед.
Катя со всей силы хлопнула дверью. Елизавета Петровна вздрогнула, пальцы разжались и сумка выпала из её рук.
– Возможно, это лучшее, что мы можем сделать для неё, – спускаясь по лестнице, сказал Виктор Николаевич, – по крайней мере, сейчас, – добавил он.
– Что сделать? – не поняла Елизавета Петровна.
– Отпустить, – сказал он и обнял жену за плечи.
– Зачем ты купил ей машину…
– Научится, – сказал Виктор Николаевич, – всему научится.
***
Когда Катя за рулем своего внедорожника выезжала за ворота, легкий вертолет уже опустился на площадку, и Семён Семёнович – пожилой поджарый мужчина, излучающий жажду жизни и постоянную готовность к действию, бодро сбежал по трапу. Нисходящий ветер трепал его волосы, грозя разорвать свернутую пополам толстую газету, которую Семён Семёнович прижимал к телу левой рукой. По-армейски широко размахивая правой, Семён Семёнович энергично шагал к дому по выстланной природным камнем аллее.
У дома его встретил Виктор Николаевич. Они поздоровались и прошли в беседку. Семён Семёнович бросил газету на стол.
– Вот, полюбуйся! – сказал он.
– Слушай, Сёма, мне надоело читать тексты, в которых ничего не написано, – раздраженно сказал Виктор Николаевич.
– Это не тот случай, – сказал Семён Семёнович.
Елизавета Петровна уже принесла им кофе.
– Елизавета! Ты… как всегда! Спасибо! – присаживаясь за стол, поблагодарил Семён Семёнович.
Елизавета Петровна поставила перед ним поднос и, не сказав ни слова, круто развернулась и пошла обратно, в дом. Семён Семёнович, взявшись за кофе, посмотрел ей вслед.
– Что-то не так, Виктор? – спросил он.
– Всё не так, – вздохнул Виктор Николаевич.
Семён Семёнович перевел на него взгляд, пригубил кофе и медленно поставил чашку на блюдце.
***
Выехав из дома, Катя сразу позвонила подруге, нужно было окончательно утвердить план дальнейших действий.
Идея сбежать из-под родительской опеки посетила Катю как-то вдруг, и она в шутку поделилась с подругой. Наташка неожиданно поддержала эту безумную мысль, хотя почему неожиданно, она же с детства была авантюристкой. Наташка всегда за любой кипишь, а это же настоящее приключение, если налегке автостопом прокатиться хотя бы по Европе! Возможно, придется ночевать в дешевых отелях! Может, где-то придется идти ночью пешком! Вероятно, там будут всякие встречи, да мало ли что там будет возможно! Наташка была в восторге!
Кате не хотелось ни дешевых отелей, ни тем более ночью пешком, но она стала думать об этом всерьез и, в конце концов, решилась.
Теперь нужно было согласовать маршрут, но за полчаса разговора они никак не могли прийти к единому мнению.
– Нет-нет. Берлин, Прага, – убеждала Катя. – Да ты послушай! Берлин, Прага, Вена, затем Цюрих, Женева и Париж. Вот так, зигзагом, поняла? Короче, самолет на вечер готовь. … Я уже еду! Чего ждать, Наташа? Что за дела?! … Что, визы? Какие визы? О, Боже! Ещё и визы! Ладно, приеду – позвоню.
Так, значит, сегодня она уже никуда не едет – печалька. Визы, конечно нужны визы. Как она могла забыть? А что она могла помнить?! Она хорошо и с удовольствием играла на скрипке, виртуозно играла на рояле, иногда пыталась сочинять. До некоторых пор музыка поглощала её целиком и полностью. Нет, были, конечно, и развлечения, и даже романтические приключения, в которые её увлекала Наташка, но это было мимолетно, коротко и в пределах Садового кольца. За двадцать пять лет жизни она никуда не выезжала, хотя говорят, что в детстве, да, и фотографии есть, но Катя ничего не помнила из этих поездок. Почему-то самые яркие воспоминания из детства были связаны у неё с обычным городским парком.
Карусель стремительно несла её над землей, ветер трепал её волосы, порывисто врываясь в грудь, перехватывал дыхание. Она щурилась от восторга и ветра и весело-весело смеялась, безудержно и взахлеб. И солнце радужно слепило глаза, и бесконечный восторг! Восторг! Это чудесное ощущение любви ко всему на свете плескалось в груди и яркими брызгами звонкой радости разлеталось повсюду. Полет, свобода и счастье!
Нужно будет обязательно сходить в этот парк. Прокатиться на карусели, погулять. Сегодня, да и, видимо, завтра она уже никуда не едет. Значит, время будет.
***
Городской парк был довольно большой. Аттракционы, фонтаны, рестораны и кафе неплохо вписывались в ландшафтный дизайн, который хорошо сочетал ухоженные насаждения с дикой растительностью, особенно у извилисто текущей через весь парк реки.
Вход был бесплатный и горожане с удовольствием проводили здесь время.
В этот летний солнечный день людей было, как всегда, много, но из всех гуляющих, двое пожилых мужчин невольно выделялись каким-то особым стилем. Опытный взгляд по одной только выправке без труда определил бы, что это люди из бывших. Скромная неприметность и даже небрежность в одежде выглядела как с иголочки и не могла скрыть внутренней сборки и человеческого достоинства. Легкая полнота одного из них только подчеркивала статус, второй был выше среднего и обходился без лишнего веса. Им было чуть за шестьдесят. Покровский Павел Николаевич, это тот, что повыше, и Юрий Иванович Саргин, который полнее, неспешно, прогулочным шагом, шли по боковой аллее, усыпанной мелким гравием.
– Да уж, Юрий Иванович, – сказал Покровский. – Видимо, давненько ты не выбирался в город, одичал в своем логове. Завидую, конечно, но хоть бы радио слушал!
– Павел Николаевич, – сказал Саргин, – помнишь, как раньше назывался этот парк? – спросил он и сам же ответил: – Парк культуры и отдыха. А сейчас, что написано на входе? «Парк развлечений!» Чувствуешь разницу? – Он лукаво посмотрел на Покровского и добродушно усмехнулся. – Ну и кто из нас одичал? А уж по поводу радио, я лучше промолчу.
– Я же сказал, что завидую! – оправдался Покровский. – Но ситуация такова, что в двух словах и не расскажешь.
– У меня сосед хорошо информирован, – сказал Саргин, – и к тому же прекрасный собеседник, как-нибудь познакомлю.
– Мещерский Леонид, – сказал Покровский. – Тридцать семь лет. Доктор наук. Волосы русые, глаза голубые.
На вскинутую бровь собеседника, Покровский улыбнулся.
– Я с ним знаком, – сказал он, – по группе.
– По группе?
– Есть такая площадка, – пояснил Покровский, – мы называем её просто группа. Всё расскажу. Но что касается радио, кто и как нам промывает мозги, надо знать!
– Надо, надо, – согласился Саргин.
– Нам туда. – Покровский указал направление, и они повернули к обнесенному частоколом дворику.
На входе их встретил высокий сорокапятилетний мужчина спортивного телосложения.
– Добрый день, Юрий Иванович! – сказал он.
– Как я рад тебя видеть, Глеб! – сдержанно воскликнул Саргин, пожимая руку.
– Я тоже, Юрий Иванович, очень рад. Проходите, располагайтесь. У нас уже всё готово, – сказал Глеб и вопросительно посмотрел на Павла Николаевича.
Покровский кивнул, и Глеб спешно покинул дворик.
Друзья присели за массивный деревянный стол. Официант принес тарелку с нарезкой овощей, графин с прозрачной жидкостью и два граненых стакана. Саргин снял очки.
