скачать книгу бесплатно
Я моргал против света. Непохоже на деда, и слова не его, и интонация не слишком любезна.
– Здравствуй, Пётр Иваныч.
– Здоровее бывали. Ладно, излагаю вопрос проще. Чего припёрся?
Я усмехнулся. Простейший психологический приём. Если обижусь – значит, праздный турист, решивший возобновить приятное знакомство. Человек с серьезными намерениями обижаться не станет.
Дед Иваныч кашлянул.
– Ладно, разберёмся. Давай загоняй свою колымагу во двор.
* * *
Мы сидели на чисто прибранной веранде, пили чай. Казбек дисциплинированно лежал рядом с хозяином, по обыкновению высунув язык.
Всё-таки разговаривать с умным человеком одно удовольствие, а с телепатом так даже два. Я вкратце изложил деду свою беду, стараясь поначалу выглядеть достойно, но голос предательски дрожал, да и дед видел мои мысли насквозь, и я махнул рукой – бог с ним, с достойным видом. Я вкратце пересказал ему свой визит к Геннадию. Ну, что скажешь, дед?
Дед Иваныч молчал долго, сопел. Потом пошёл куда-то, вернулся с кисетом и трубкой. Я наблюдал за ним с долей удивления – мне-то показалось, что он не курит.
Дед долго, ожесточённо набивал трубку. Чиркнул спичкой, затянулся и закашлялся. Бросил трубку на стол.
– Ясное дело, не курю, почитай, с войны. Да тут и лошадь закурит. Слушай, Рома, у меня такое впечатление сделалось, что это тебя тогда машиной долбануло, с отягчающими последствиями. Ты в шахматы, часом, не играешь?
– Играю маленько. При чём тут? – я растерялся.
– А при том, что раз играешь, должон уметь просчитывать ходы хоть на чуть вперёд. Ну как ты себе это всё представляешь?
– Я не знаю. Я должен её увидеть.
– Ну увидел, а дальше? Про здоровье спросишь, про погоду? Или в кино пригласишь, а не то в ресторан?
– Я не знаю, Иваныч. Я должен её увидеть.
Дед снова схватил трубку, досадливо бросил. Шумно глотнул остывший чай.
– Эк тебя угораздило, парень. Но я таки повторяю вопрос – что дальше? После того, как о здоровье спросишь да в глазищи её разок поглядишь – что потом?
Я попытался улыбнуться и не смог.
– Я не знаю, Иваныч. Но могу предположить, что потом мне надо будет увидеть её ещё раз. И ещё. И так до смерти. Я буду с ней рядом, Иваныч, хоть как.
– Та-ак, ещё гуще. У Уэфа с Машей, значит, намерен просить руки ихней дочери. Не в загс ли вести собрался? Ладно удумал – она, значит, вся в белом, и крылья за спиной, заместо фаты. И ты во фраке – жених хоть куда! А потом она тебе, значит, штаны утюжит да яичницу жарит, а ты телевизор глядишь!
Теперь дед был просто страшен. Наверное, таким его видели лишь эсэсовцы-каратели перед своей смертью.
– Ну а об остальном-прочем и помыслить невозможно. Может, ты и не дорос своим умом, что хоть у нас, хоть у них вместях живут не только для того, чтобы в глаза смотреть. Дитёв чтобы ростить, и спать вместе, дурья башка!
Я смотрел в угол. В углу стояло дедово ружьё. Хорошая штука, карабин СКС.
Может, это выход?
Я прямо посмотрел деду в глаза. Казбек зарычал.
– Застрели меня, Иваныч. Или я должен быть с ней.
Дед дышал тяжело, со свистом, придерживая глухо рычащего Казбека за шкирку. Ошейника не было.
– Ты напомни мне, как это называется? Не знаешь?
– Педофилия? – я криво улыбнулся.
– Да нет, легко отделаться хочешь, парень. Кажись, зоофилия, ежели учесть, что роду она не человечьего.
Он помолчал, постепенно успокаиваясь, и Казбек, почувствовав это, затих.
– Я уже молчу о том, что она сюда, значит, не на каникулы к папе-маме прибыла. У неё работа, понимаешь? Они, вот эти шестеро, да их товарищи, наш род спасают. Человечество, понял ты или нет? Горсть их всего на Земле-то, и такую ношу тянут!
Дед ещё помолчал.
– Эх, и зачем тогда вам память-то оставили. Добрые они, понимаешь, и Маша с Иркой в особицу. Сидел бы ты сейчас с удочкой, на поплавок глядел – и нет проблем, как Колька-Хруст говорит.
Он окончательно успокоился.
– Ладно, помогу чем смогу. Отведу тебя завтра, Маше разъясним ситуацию, она поможет. Сотрёт тебе ненужное, вправит мозги, значит.
Последнюю фразу дед произнёс с явным сомнением. Я усмехнулся.
– Добрый ты, Иваныч, спасибо тебе. Только я не дам убить свою любовь – это ты понимаешь? Там как сложится, а это моё. И не ори на меня зря, я ни в чём не виноват.
Но дед уже улыбался в свою бороду.
– Ладно, не виноват и не виноват. Твоя правда. Но только и Ирка не виновата, что ты ей на пути, значит, попался, такой олух.
– Я только увижу её, а там как она скажет, так и будет. Не захочет меня видеть – что же, так тому и быть.
Дед Иваныч рассмеялся, хлопнул себя по коленям обеими руками.
– Олух и есть. Ты когда-нибудь пробовал пройти мимо бездомного котёнка, коли он за тобой бежит и мяучит? А она, Ирка-то, доброты безмерной, не чета нам, да и ты не котёнок всё же, а человек разумный, по крайности, был недавно. Сможет ли она смотреть, как человек из-за неё засыхает на корню?
Дед одним глотком допил холодный чай.
– Измучаешь ты её, Рома, зазря измучаешь. И тебе легче не станет. Езжай-ка домой, очень тебя прошу.
Я смотрел ему в лицо.
– Ты очень любишь её, Иваныч?
Наконец-то он растерянно заморгал глазами.
– И несчастной её не делаешь, правда? Почему же ты думаешь, что это сделаю я?
Дед подумал секунд пять, и из него будто выпустили воздух.
– Понял я, к чему клонишь. Останусь, дескать, на базе, буду помогать по хозяйству, ватрушки стряпать или ещё там чего. И каждый день буду глядеть в прекрасные Иркины глаза. Не так?
Я рассмеялся, и удивился сам, что могу.
– Ты сильно упрощаешь, Иваныч.
– Нет, Рома, это ты сильно упрощаешь. Кухонный мужик им не нужен, а уж Ирке тем более. И не путай меня, старого, с собой. Бывает любовь и любовь. Ты же тут на роли Ромео, значит, а ей роль Джульетты отвёл. Чем там кончилось, помнишь?
Вон как заговорил дед. Высокий стиль.
– Мудрый ты, дед. Тогда скажи, что делать.
– Сказал уже. Оставь ты её, Христа ради, не мучай!
Я молчал. Чего зря болтает? Взял бы карабин, да и дело с концом.
– Ладно, вижу, не убедил я тебя. Но так как Ирка мне заместо внучки, то и участвовать в твоей затее я не намерен, значит. Жаль мне тебя, да ведь ты всё одно человек пропащий, так хоть Ирку за собой не утянешь. Уезжай.
* * *
Машину трясло на колдобинах. «Шестёрка» – не УАЗ, и я не такой «профи», как Эдик. И вытолкнуть меня в случае чего будет некому.
Ещё позавчера я покинул гостеприимного Иваныча. Бензина у меня было хоть залейся – четыре двухведёрные канистры, плюс полный бак. Будто знал, залился в Осташкове.
Второй день я мотаюсь по здешним просёлкам, ищу поваленное дерево. Правда, если верить деду Иванычу, это даже не полдела, от силы четверть. Но надо же с чего-то начинать.
К исходу второго дня я вдруг осознал, что не узнаю мест, где проезжал недавно. Точнее, не запоминаю дороги. Психоблокада, а выражаясь по-простому, заклятье, действовало безупречно.
Я остановился, задумался. Дело становилось всё сложнее.
Ладно, попробуем иначе. Я открыл багажник. Точно. Вот он, моток ярко-красной ленты. Большой моток. Должно хватить.
Я отрезал короткий отрезок, подошёл к придорожному дереву и аккуратно привязал ленточку, так, чтобы была на виду.
* * *
К исходу второй недели ленточки были развешаны по всему окрестному лесу. За это время я трижды мотался в Москву – снял деньги со счёта, закупил провизии, взял спальник и кое-какие туристские принадлежности. Да, ещё бритву «Браун», на батарейках, и шнур к ней, приспособленный к гнезду прикуривателя. Я имел представление, во что превращается человек в лесу, и не мог допустить, чтобы моя Ирочка увидела перед собой лесного зверя, нет, хуже – вонючего бомжа. Поэтому я каждое утро аккуратно брился, менял бельё и совершал омовения в Селигере, точно индус, хотя вода постепенно становилась всё холоднее – начался август.
Лента подходила к концу, а результат был нулевой. Может, придумать что ещё?
Я резко затормозил. Дорогу преграждало здоровенное поваленное дерево.
Радости не было, лишь твёрдая уверенность – иначе и быть не могло.
Я оставил машину на дороге, достал из багажника рюкзак. Начал складывать консервы, спальник, надувной матрас, фонарь. Да, чуть не забыл красную ленту…
Как тогда дед сказал – «можно пешком попробовать, ежели ума негусто»? Вот я и попробую.
* * *
– Растёшь над собой, парень!
Дед Иваныч стоял надо мной, смотрел, как я выбираюсь из спальника, рядом жарко дышал верный Казбек. Я не стал отвечать. Не хочешь помочь, так хоть не мешай, и за это спасибо.
– Я к тому, что Тезей – слыхал о таком? – ну вот, покуда по Лабиринту шастал, нитки сплошняком клал. А ты, как человек продвинутый, современный, стало быть, это дело рационализировал. Большая экономия получается.
Зря смеёшься, дед. Грешно смеяться над больным.
Дед смущённо крякнул. Уловил мысль.
– Ладно, Рома, извини. Только кончай красные тряпки по всему лесу развешивать. Этак ты мне волков приучишь, потом сладу с ними не будет.
Я молчал. Что мне до волков?
– Знает она о твоих изысканиях, Рома. Хотел я утаить, каюсь, впервые в жизни совершил служебное преступление, значит. Да разве от них что утаишь? Хоть как старайся, мысли в голове не задавишь.
Я молча сооружал костёр. Некогда мне, дед, неужели не видишь?
Дед снова крякнул.
– Ты вот что, Рома, айда ко мне. Придёт она.
Я медленно сел, опустил руки.
– Когда? – голос хриплый, дрожащий.
– Да хоть сегодня. Как раз дежурство её.
– В сторожку твою?
– Да куда хочешь. Можно и в сторожку, я мешать не буду, уйду. Насмотришься в её глазищи. Может, и все точки расставите, хоть и не верю я.
Я вдруг рассмеялся.
– Послушай, ведь она сегодня дежурит, значит, будет делать обход, или облёт, или что там? Так чего проще, я рядом с базой, в двух шагах. Не пойду я, дед, здесь останусь.
– Ну, как знаешь. Чем гостью угощать-то будешь?
Я молча поднял глаза. Дед снова крякнул.
– Ладно, дело твоё.
* * *
Костёр горел, чуть потрескивая. Косые солнечные лучи прочерчивали лесной сумрак, и плывущий меж деревьев дым принимал причудливые очертания – слоился, струился и закручивался маленькими вихрями. На землю спускался тихий вечер.
