скачать книгу бесплатно
Рогачев вновь поморщился:
– Не могли бы все-таки избегать ваших аллегорий? Как-то, мягко говоря, необычно, когда человека с состоянием в несколько миллиардов долларов называют «козлом».
– Хорошо. Тогда прямым текстом говорю: если он выдвинет свою кандидатуру на президентских выборах, то сядет в тюрьму, и надолго. Так надолго, что, возможно, и не выйдет оттуда вовсе.
Рогачев кивнул:
– Понятно. Кто же захочет делиться? Мне это хорошо известно. А какие у вас планы насчет компании?
– «Юксон» перестанет существовать, Петр. Ведь вы прекрасно знаете, кому Хроновский собирается продать долю бизнеса.
– Не понимаю, о чем вы.
– Да все вы прекрасно понимаете. Американцам, вот кому! Ресурсами страны торговать нельзя – это преступление. Налогов «Юксон» не платит, и вы играете во всем этом не последнюю роль. Думаете в Италии отсидеться? Это можно, но зачем вам становиться невозвращенцем? Вы же не завербованный ЦРУ Березовский, которого мы просто выкинули из России как паршивую овцу. Вы нормальный гражданин, семья у вас замечательная, бизнес серьезный.
– Что вы все ходите вокруг да около? Вы мне прямо скажите, чего вам нужно от меня, какие у вас гарантии? Я не чувствую себя слабым, поверьте. И меня придется заинтересовать чем-то совершенно особенным. И вообще я не понимаю, с чего вы взяли, что я стану стучать на собственного компаньона и друга, которого знаю уже лет двадцать?
Чиновник вежливо захихикал, прикрыв рот рукой:
– Да никакой он вам не друг. Мне-то уж не говорите ерунды. А то, что я вам предлагаю, вовсе не на безвозмездной основе находится. Во-первых, вас никто не тронет. Можете въезжать, выезжать, заниматься бизнесом, словом, жить, как жили. Это тот минимум, который, если вдуматься, вовсе минимумом не является, как не является минимумом свобода.
– Если есть «во-первых», то есть и «во-вторых», не так ли?
– Да… – чиновник испытывающе поглядел на Рогачева, – есть и во-вторых.
– И что же это?
– Возможность.
– Простите, я перестал вас понимать.
– Возможность купить себе билет в новую жизнь. Вас сложно чем-либо удивить, я понимаю, но если вы уступите свою долю «Юксона» государству и поможете перевести оставшиеся активы в государственную собственность, то вам будет предложено место, которое даст право иметь вот такое же удостоверение, как у меня. Что вы на это скажете?
Рогачев медлил с ответом, тянул время. Вероятность такого конца «Юксона» никто не прогнозировал, но он, Петр Рогачев, всегда помнил, что играть в игры с государством занятие для идиотов, а он таковым не являлся.
– У меня будет время подумать?
– А я и не тороплю с окончательным ответом по второму пункту. Понимаю, что принять решение тяжело. Но по первому вам необходимо дать ответ прямо сейчас.
Рогачев вдруг разозлился. Вспомнил самодовольное лицо Бориса, его ироничную ухмылку и слова: «Ты, Петь, словно моя тень, и никто, кроме меня, тебя не видит». Неожиданно всплыла какая-то прошлая студенческая обида: на третьем курсе в «Губкине» Хроновский «увел» девушку Рогачева, на которой тот планировал жениться. Увел просто так, на месяц поиграться. А потом бросил ее. «Он вообще людей всегда вот так бросал, с легкостью, сволочь, – подумал Петр, – ну его к чертовой матери, в самом деле. Чем я рискую? И на верность я ему не присягал. Тоже мне царь Соломон нашелся».
Рогачев еще раз схватился за переносицу, яростно потер ее пальцами так, словно совсем собирался оторвать собственный нос, и ответил:
– Я согласен.
Шпионы, как мы
Вначале Рогачева забавляло все это новое «шпионство»: так он называл свою деятельность по сливу информации на самого себя. Чиновник Петя оказался не просто сотрудником Администрации Президента, а очень высокопоставленным сотрудником Администрации Президента и плюс к тому имел генеральские погоны с зелеными полосками. В Москве они не встречались ни разу: Рогачев носился по всему свету, часто ночуя в самолете и завтракая то над Атлантическим, то над Тихим, то над Индийским океаном. Своей охране он не мог доверять так же, как доверял раньше, ведь «тезка» – обладатель зеленых погон дал ему понять, что помимо его, Рогачева, у администрации полно осведомителей в «Юксоне», причем на самых разных уровнях. Их встречи проходили в парках Нью-Йорка и Бостона, в ресторанах Вены и Парижа: «контора», как называл свою организацию генерал, денег на его поездки не жалела.
…Здесь надо бы сказать несколько слов о том, кто такой этот генерал Петр Сеченов, откуда он взялся, словом, что это за птица села на плечо к Рогачеву и, по-видимому, не собиралась улетать. Петя в школе был секретарем комсомольской организации, вел активный половой образ жизни, принуждая к этому же образу многочисленных пионервожатых, и после школы подался в партийный какой-то институт, откуда перевелся, и весьма удачно, в МГИМО. Из МГИМО Петя прямым ходом отправился в «лесную» школу КГБ СССР и, окончив ее с отличием, был направлен для работы в американскую резидентуру, где провел несколько успешных вербовок среди военнослужащих военно-морской базы Норфолк, за что и получил от коллег незлобивое прозвище Петька-Торпеда. Жизнь в качестве резидента, как правило, не бывает долгой, и Торпеда однажды угодил мимо цели. Пришлось уходить, долго и сложно. «На хвосте» у генерала Пети висели американская военная полиция и агенты ФБР, но Петя сумел добраться до Кубы, откуда его с оказией и вывезла российская подводная лодка, совершавшая кругосветное плавание. По прибытии в Москву Петю представили к награде, тайно и без помпы наградили и перевели в госаппарат. На дворе был юбилейный 2000-й, Старик сделал наконец-то всей стране долгожданный подарок, заявив о своем уходе, на его место заступил крепкий, подвижный и здоровый человек, тоже обладатель зеленых погон, и очень быстро все крупные посты в правительстве и госаппарате оказались заняты коллегами Торпеды и крепкого, подвижного человека. Это, с одной стороны, было очень удобно, хотя бы потому, что не надо было никого ни с кем знакомить, народ этот был дисциплинированным, на работу не опаздывал и никогда не пьянел, а это отличное качество для государственного чиновника высокого уровня. Но с другой стороны, никакой особенной инициативы от этой дружной компании в зеленых погонах не исходило и приходилось, хочешь не хочешь, «разбавлять» их зеленый муравейник муравьями других пород, чтобы не было, так сказать, инцеста на высоком уровне. Так появились в правительстве самые разные, порой весьма примечательные люди. Затесался между ними даже один всамделишный гомосексуалист, которого пришлось срочно женить, дабы избежать излишнего роптания в народе.
Генерал Петя «рос», как он любил говорить, «вместе с Россией». Также «вместе с Россией» росло и его благосостояние, и вскоре оно, это состояние, стало настолько «благим», что Торпеда перестал даже просматривать выписки со своих многочисленных банковских счетов, предоставив заниматься этим своей жене. Крепкий человек очень ценил генерала Петю за его выдающиеся качества и несомненную добродетель и патриотизм. Это выражалось в том числе и в карьерном росте: в течение первого года нового века Торпеда стал одним из наиболее влиятельных членов президентской администрации – самой значительной и полномочной структуры в стране. Не занимая официально даже пост заместителя руководителя, генерал Петя заставлял всамделишных замов вскакивать с места одним своим видом. Кто-то из них так однажды и признался ему, мол, как видишь вас, Петр Валерич, так и хочется «вытянуться во фрунт». Ему поручали самые ответственные и сложные задания, и вот, наконец, когда в самых высоких кулуарах прозвучало слово «Юксон», генерал Петя понял, что близится, прямо-таки с курьерской скоростью летит на него долгожданный лавровый венок победителя, и рьяно взялся за дело. Завербовав около сотни сотрудников самого разного уровня и проанализировав полученную от них информацию, Торпеда понял: все, что ему нужно, – это Петр Рогачев. Заполучив его согласие, генерал Петя вознесся под облака, и многие при его появлении не только стремились побыстрей встать из-за своего удобного, палисандрового стола, но даже падали в обморок от избытка впечатлений, которые вызывал этот «фактурный» человек.
Впрочем, о согласии Рогачева слить своего компаньона знали лишь трое: сам Рогачев, генерал Петя и крепкий, подвижный человек. За короткое время Рогачев передал генералу Пете несколько чемоданов ксерокопированных и подлинных документов, молчаливых свидетельств незаконного обогащения «Юксона» за счет предъявления «Юксоном», вместо выполнения своих налоговых обязательств перед налоговой системой, среднего пальца правой руки. За чистую нефть выдавался буровой раствор, за который вообще никто ничего не платил. Гера Кленовский придумал великую аферу со скупкой законсервированных нефтяных скважин. Фирмы-однодневки продавали нефть «Юксона» за рубеж, а полученные деньги «пуляли» на офшорные счета «Миллениум-банка», президент которого пронырливый итальянец Филиппе Ангелони приобрел привычку радостно потирать руки при очередном известии о «миллионе из России», поступившем на счет его пиратского банка. О Борисе Хроновском было известно решительно все, вплоть до количества посещений им туалета в течение суток. Ждали лишь «дня Че», и он наступил именно в момент, когда на том самом историческом совещании в башне «Юксона» Хроновский открыто объявил себя будущим президентом России.
Немедленно после окончания этого эпатажного действа Рогачев позвонил генералу Пете и сказал всего одно слово:
– Началось.
Генерал Петя был также немногословен и бросил в трубку:
– Добро. Понял.
Через час Рогачев сидел в салоне своего самолета, который держал курс на Лондон – прибежище богатых и вороватых авантюристов со всего мира, а Борис Хроновский, ничего не подозревая, готовился пойти в Кремль на встречу олигархов с президентом. На этой встрече все произошло словно в повести Гоголя «Вий».
– Поднимите мне веки, не вижу, – сказал страшный Вий.
Ему подняли веки, и он указал на злосчастного Хому Брута. Нечисть набросилась на бедного философа, и тот упал бездыханным.
Так же примерно было и на том совещании: крепкий человек, веки которого предварительно поднял генерал Петя, указал на Хроновского пальцем, и все, кто отрастил когти, набросились на него, схватили и бросили в тюрьму. Они растерзали бы его, но времена наступили иные. Откуда ни возьмись появились какие-то никчемные правозащитники, госдеп США, как всегда, вылез со своей «озабоченностью», и Хроновского лишь осудили. На десять лет.
А что же Рогачев? Рогачев сидел в Лондоне и торговался с генералом Петей. Даже он, Торпеда, не мог, не имел права лишить Рогачева части акций «Юксона». Это привело бы к колоссальной международной огласке, а «строители вертикалей» не хотели лишнего шума, тем более что арест Хроновского и без того вызвал настоящий девятый вал скандальных публикаций и репортажей, как в России, так и за рубежом. Генерал Петя звонил в Лондон по нескольку раз и увещевал Рогачева вернуться. В конце концов они пришли к компромиссному решению. Операция с подкупом судей, которые должны были вести процесс Хроновского, была придумана ими в два счета, в качестве разменной пешки Рогачев недолго думая выставил Геру и, после того как все прошло именно так, как было запланировано, ни разу не поинтересовался Гериной судьбой. «Зачем? Кто такой этот жалкий воришка, чтобы мне знать о месте, где его зарыли в землю», – подумал однажды Рогачев и долгое время не вспоминал о Гере, которого, как он полагал, убили. Именно так и доложили генералу Пете нерадивые помощники, сгрузившие изъятые ими в Шереметьеве-2 чемоданы с долларами на пол-Петиного кабинета и даже не удосужившиеся перепроверить эту информацию, а генерал Петя, в свою очередь, рассказал об этом Рогачеву во время очередного «телефонного моста» между Москвой и Лондоном:
– Там парнишку этого, который хотел за кордон с баблом дернуть, завалил отморозок какой-то, – сказал Торпеда.
– Да? Ну и черт с ним, – равнодушно ответил Рогачев, – хотя парень был не лишен способностей. Такой в любом деле нужен. Так что мы в результате будем делать с вашим, Петр, вторым обещанием? Я-то со своей стороны все выполнил: Борис сидит, компания потихоньку отходит к государству, а я так и не получил от вас заверений касательно своей будущей участи.
– А вы напрасно волнуетесь. Как раз сегодня решился вопрос о вашем назначении. Знали бы вы, чего для меня стоило пробить у «первого» этот вопрос. Я ведь не единолично такие дела решаю: есть куча противников, двурушников-сволочей, которые на это место своих людей двигали, и вдруг им всем как все равно отверткой да под ребро, представляете! Врагов у меня после этого добавилось, конечно. Да и черт с ними! Так что, считайте, место ваше.
Рогачев расхохотался. Он смеялся долго и не мог остановиться, так что генерал Петя, давно убравший телефонную трубку от уха, чтобы не оглохнуть, и держащий ее перед собой, подумал, что, верно, у лондонского «сидельца» не все в порядке с мозгами. Наконец Рогачев отхохотал и с желчью в голосе произнес:
– Вы со мной в детские игры, что ли, играете? Какое такое «место»? Вы хотите, чтобы я вам поверил, вернулся в Россию и на меня мгновенно надели кандалы и бросили к Боре в камеру?
Генерал Петя скрипнул зубами от злости и, едва сдерживая себя, процедил в трубку:
– Никто вас ни в какие кандалы заковывать не станет, прекратите валять дурака! Как мы и договаривались, вы продаете на аукционе свои акции, переводите половину от вырученной стоимости куда следует, а сами въезжаете в кабинет руководителя отдела президентской администрации, то есть становитесь по должности даже выше меня! Устраивает вас такое положение вещей?
Рогачев покрутил в пальцах какую-то безделушку, кажется, бриллиантовую запонку, и ответил:
– Я выставлю свои акции на торги только после того, как во всех газетах, в Интернете и на телевидении пройдет официальная информация о моем назначении. Только тогда я пойму, что вы не ведете со мной двойной игры. Это мой окончательный ответ.
Генерал Петя неожиданно успокоился:
– Это вообще ерунда. Завтра же все услышите и увидите своими глазами. Большой помпы не обещаю, ведь вы не премьером становитесь, но во всех ключевых СМИ информация появится обязательно. Так что выбирайте: либо сидеть в Лондоне и ждать, когда на вас подадут в международный розыск, а ваше имя пока что вообще нигде не фигурирует, все в рамках наших договоренностей, либо вернуться в Россию и стать уважаемым человеком, делающим для своей страны полезное дело. Да и акции ваши пока хоть что-то стоят, а ведь скоро ими можно будет подтереться, не более того. Государство согласно их выкупить и вернуть вам ни много ни мало половину стоимости!
Рогачев бросил играться с бриллиантовой запонкой и машинально отшвырнул ее в сторону.
– Ладно, договорились. Завтра прямо с утра включаю ОРТ и жду информацию о самом себе. Если все будет так, как вы сказали, то лететь мне до Москвы, сами знаете, недолго. Скажу своим, пусть самолет под парами держат. До скорого, тезка.
– До скорого, уважаемый Петр Сергеевич.
– О! Это что-то новое в наших отношениях, – сыронизировал Рогачев.
– Так ведь теперь ноблиссе облиге, как говорится, – парировал генерал Петя и криво ухмыльнулся.
Девятый подъезд
Утром следующего дня в восьмичасовых новостях Первый канал Общественного российского телевидения показал сюжет о «перестановках и новых назначениях, проведенных в Администрации Президента РФ». Кого-то перевели на другую работу, кого-то повысили, а кого-то и вовсе отправили в отставку. И в самом конце, когда диктор уже собиралась перейти к другой теме, вдруг в бегущей строке перед ее глазами, в той самой, которую не видят зрители, появился некий текст, и диктор, молодая симпатичная женщина, машинально, на всю страну прочла:
– Также главой информационно-политического департамента Администрации Президента РФ назначен Рогачев Петр Сергеевич, 1967 года рождения…
Петр нажал кнопку вызова прислуги, попросил принести ему свежих московских газет и везде увидел свою фотографию и даже какую-то придуманную, мало что общего имеющую с настоящей биографию. Из информации, напечатанной в «Коммерческом вестнике», выходило, что он, Петр Рогачев, долгое время являлся топ-менеджером их с Хроновским совместного банка АМЕНХАТЕП, а затем тем же самым «топом», но уже «Юксона». Ни в чем «таком» замечен не был, никакой собственностью в «Юксоне» не владел и так далее и тому, знаете ли, подобное.
– Ловко у тезки получается, – хмыкнул Рогачев, – так, значит, я теперь глава информационно-политического департамента? Отменно! Еще бы знать, что это такое и с чем это едят, но, как говорится, «боссу незачем вникать в суть». Так что прилетим – увидим.
Рогачев стремительно оделся, вызвал машину и приказал везти себя в аэропорт. Проходя по коридору, вдоль спален домашних, столкнулся со своей заспанной супругой. Та, позевывая, дежурно спросила:
– Далеко собрался?
– В Москву, Рита, за колбасой, – попробовал отшутиться Рогачев, соорудив на лице умильную гримасу.
Супруга мгновенно встрепенулась – от недавней сонной истомы не осталось и следа.
– Да ты в своем уме, Петя! Они тебя посадят! Господи, – запричитала было она, – ну почему ты у меня такой глупец!
– Во-первых, не я у тебя, а ты у меня, – холодно оборвал ее Рогачев, который давно не любил свою жену и сейчас был даже рад тому, что она остается в Лондоне, откуда он и не думал ее вызывать, – во-вторых, я еду работать первым после бога, и меня это возбуждает гораздо больше твоих причитаний!
Рита лишь притворно вздохнула, мол, «делай как знаешь, милый», получила от давно не любимого ею мужа контрольный поцелуй в щеку и юркнула в дверь своей спальни.
Рогачев тут же забыл о ней. Его годами доведенная до совершенства и филигранной точности интуиция, словно барометр, предсказывала ясную, безоблачную погоду и комфортное атмосферное давление. И так как все его мысли были заняты предстоящим вступлением в должность, он и предположить не мог, что немедленно после того, как его пусть и нелюбимая, но все же законная жена, мать его детей, закроет за собой дверь его спальни, она с победоносным воплем сдернет с себя какой-то замысловато-кружевной пеньюар и, отбросив его в сторону, радостно воскликнет:
– Ура! Он уперся! Наконец-то!
Слова эти были адресованы ее личной служанке по имени Бесс, которая, будучи совершенно нагой, раскинулась на огромной кровати в позе морской звезды. Через секунду эти двое слились в долгом лесбийском поцелуе, и Рита мысленно пожелала своему мужу подольше не возвращаться обратно.
…В Москве Петра встречали в зале официальных делегаций Шереметьева-2 двое сугубо официального вида мужчин, в одном из которых Рогачев без труда опознал генерала Петю, другого он тоже знал: где-то встречались раньше, только вот Петр никак не мог вспомнить, где именно. Мужчины обменялись крепким рукопожатием, уселись в совершенно черный микроавтобус с такими же черно-непроницаемыми стеклами, сзади пристроилась машина сопровождения, из открытых окон которой торчали автоматные стволы охранников, и небольшой кортеж, резво взяв с места, покатил в Москву.
Как только уселись и Петр ослабил на шее впившуюся галстучную удавку, его тезка подмигнул, причем получилось у него так ловко, что и Рогачев, и третий человек с позабытым именем приняли это дружелюбное подмигивание каждый на свой счет.
– По маленькой, – заявил Торпеда, – за знакомство. – Он извлек из бара бутылку хорошего коньяка, три больших «обкомовских» хрустальных стакана и маленькую тарелку с тремя тоненькими кружками лимона. – Насчет закусить, товарищи-господа, извиняйте: обслуга просчиталась. Вы, кстати, знакомы?
Рогачев немного виновато улыбнулся:
– Нет. Вернее, мне ваше, – он поглядел на третьего человека, – лицо знакомо, а вот имя я как-то совсем позабыл. Извините – дорога была долгая, то да се…
– Поплавский, – представился мужчина, – Егор Юльевич Поплавский, политолог. Глава фонда политических инноваций, или в просторечье ФИПа.
– Ах, вот оно что… Главный манипулятор умами в этой стране?
Поплавский смущенно хрюкнул. Он вообще был немного похож на хрюшку: такую с первого взгляда добродушную и безобидную, но при более внимательном рассмотрении впечатление менялось. Чувствовалось, что у хрюшки железные зубы и хватка Джека-потрошителя.
– Да скажите уж… Впрочем, в чем-то вы, безусловно, правы: влияем, направляем, рисуем картинку правильную для народа. Вот и вас хотим к этому делу подключить.
– Ну, за встречу, – вмешался в их разговор генерал Петя, разлив каждому по полстакана.
– Да ни к чему вы это, – поморщившись, ответил на приглашение выпить Поплавский, – впереди серьезный разговор, а вы тут со своими военно-полевыми традициями.
– И правда, товарищ генерал, – поддержал Поплавского Рогачев, – я-то алкоголь не особенно уважаю. Эта дрянь успешному человеку не товарищ.
– Ну и черт с вами, – беззлобно ответил Торпеда, – а я традицию не нарушу. – С этими словами генерал Петя влил в себя содержимое своего стакана, крякнул и вместо закуски понюхал кожаный ремешок своих часов.
Поплавский и Рогачев проследили за траекторией движения генеральского стакана и продолжили разговор.
– Скажите, Егор Юльевич, вы буквально в двух-трех словах мне можете описать то, что я должен буду делать? Чего, так сказать, ждет от меня Отчизна на новом поприще? Я ведь бизнесмен, а значит, враг народа. Вы же, – он поочередно ткнул указательным пальцем в сторону Поплавского и генерала, – отчего-то решили, что мне нужно заняться именно внутреннеполитическими вопросами. Согласен, что место, за которое я отвалил в пользу родного государства ни много ни мало полтора миллиарда долларов, – довольно статусное, но я боюсь, как говорили раньше, еще при совдепах, «завалить участок».
Поплавский поправил съехавшие на кончик носа золотые очки и ответил:
– Видите ли, Петр Сергеевич, как бы вам сказать…
– Да вы скажите как есть, я постараюсь разобраться, – ухмыльнулся Рогачев.
– Н-да… Ну, так вот, одним словом, наша с вами государственность, и бывшая и нынешняя, во всем цивилизованном мире вызывает хроническое недоверие. Отсюда все эти громкие попытки России заявить о себе на международной арене, и, сами знаете, зачастую все это походит на танцы медведя в посудной лавке. Объяснение тому есть: мы, да и вы теперь, занимаемся вопросами, так сказать, внутренними и делаем это на высоком профессиональном уровне, чему свидетельство полное отсутствие сколь-нибудь значительных народных волнений. А внешнюю политику делают, – Поплавский брезгливо поморщился, – жлобы. Те самые каменножопые жлобы, которые унаследовали свою каменножопость еще от Молотова. Они давно пережили свое время, но сдаваться не хотят и, более того, плодят себе подобных, пестуя горе-дипломатов в стенах Института международных отношений. Недаром наша современная дипломатическая школа одна из худших в мире. – Поплавский даже фыркнул от негодования. Видно было, что эта тема не дает ему покоя уже долгое время. – Но в свое время и до нее дойдут руки. Сейчас важно удержать достигнутый уровень доверия к власти внутри самой страны, а уровень этот штука очень зыбкая и, прямо вам скажу, катастрофически ненадежная. Старикам и тем, кому сейчас за пятьдесят, еще можно показать сюжет о замачивании террористов в унитазе, а вот молодежь… – Егор Юльевич сделал паузу и сокрушенно вздохнул, – молодежь отбивается от рук. Я не говорю сейчас о наркотиках, алкоголе и уровне преступности – все эти показатели зашкаливают, особенно в регионах. Вылечить ситуацию можно, но для этого необходимо вдолбить в твердые лбы юнцов какую-то общую идею.
– Национальную! – громко подхватил захмелевший генерал Петя и залихватским жестом махнул второй стакан коньяку.
– Да нет… Не надо совсем уж громких слов. Сразу национальную идею не придумать, вернее, не построить. И она должна быть действительно общей, а я говорю о том, что понравилось бы молодежи. Вы понимаете, к чему я клоню, Петр Сергеевич?
Рогачев покосился на оставшийся стакан с коньяком и пожал плечами:
– Да как-то, если честно, не совсем.
– Ничего страшного. На самом деле все очень просто: вам необходимо любыми способами повысить среди молодежи уровень лояльности к собственной стране. Поймите же, наконец: чем раньше мы с вами сделаем это, тем дольше сможем жить в свое удовольствие. Говорю это с несвойственной мне прямолинейностью, но лучше вырастить племя рабочих муравьев, чем, не замечая их существования, оказаться в один совершенно непрекрасный момент лицом к лицу с силой, направленной против нас. И тогда прощайте бизнес, гламур и все тридцать три удовольствия. Эта сила сроет под корень все Рублевское шоссе, предварительно спалив его дворцы дотла, а светских львиц, которые не успеют удрать, изнасилует и повесит на фонарных столбах вниз головой. Армию посылать будет бесполезно: полуголодные офицеры уже не станут стрелять в детей, скорее, они охотно перейдут на их сторону. Конечно, кто-то будет стоять за всем этим, но кто именно это будет, уже неважно. По крайней мере, для нас с вами.
– Факт! – развязно откликнулся генерал Петя и выпил третий стакан коньяку, лишив Петра призрачной надежды на снятие стресса. – И кстати, товарищи интеллигенты и олигархи, мы приехали.
Маленький кортеж въехал на территорию Кремля со стороны Боровицких ворот. Машина сопровождения, ввиду ее теперешней ненадобности, отстала, а микроавтобус проехал через всю кремлевскую зону и остановился у трехэтажного корпуса, лишь недавно со скандалом отреставрированного албанской строительной фирмой и хитрющим пройдохой-прорабом, изрядно погревшим на этой реставрации руки. А после отгремевшего скандала назначенным послом то ли в Гондурас, то ли в ту же самую Албанию – бог весть куда.
Троица вылезла из автобуса, и поочередно, один за другим, мужчины вошли в дверь, над которой имелась мало что говорящая непосвященному человеку табличка с надписью «Девятый подъезд». Эта часть Кремля была закрыта для туристов, а те, кому необходимо было бывать здесь по какой-либо необходимости, прекрасно знали, что означает этот «девятый подъезд».
Прошли мимо офицера охраны – капитана с зелеными погонами, поднялись в лифте на четвертый этаж. Рогачев поразился мрачности интерьера этажа: очень слабые, словно во время военной светомаскировки, немногочисленные электрические лампочки, стены, обшитые черными панелями, – все это разительно контрастировало с той деловой обстановкой, к которой давно уже привык Рогачев: мрамор, красное дерево, ультрамодные интерьеры… Словом, роскошью здесь и не пахло.
– Нам налево, – отчеканил генерал Петя и первым вошел в просторный коридор, ведущий в северное крыло корпуса.
Пройдя около сотни шагов, они оказались перед массивной двустворчатой дверью, справа от которой была прикреплена табличка с именем какого-то чиновника, а слева Рогачев увидел табличку со своим именем: «Директор информационно-политического департамента Рогачев Петр Сергеевич. Каб. 11».
Поплавский распахнул дверь, жестом пригласил всех войти, и они оказались в большой комнате с тремя фикусами в кадках, двухкамерным холодильником, стульями, креслами и массивным письменным столом, за которым сидела немного полноватая, приятная женщина-секретарь и бойко печатала, пулеметно стуча клавишами персонального компьютера. Увидев вошедших, она прекратила печатать и, не вставая, вежливо улыбнулась:
– Таня.
