banner banner banner
Барышня-попаданка
Барышня-попаданка
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Барышня-попаданка

скачать книгу бесплатно


Над головой тёмно-синее вечернее небо и макушки наклонённых вдоль дороги деревьев, скрипучая телега покачивается, как корабль на волнах, лошадка всхрапывает, и я сама не замечаю, как вместо того, чтобы пытаться освободиться снова проваливаюсь в тёмную бессмысленную муть. И как я умудрилась потерять сознание в такой опасной ситуации?

Просыпаюсь оттого, что мне светят в лицо. Телефон? Фонарик? Не-е, всё куда более в духе сегодняшнего вечера – это толстая восковая свечка, которую держит в руках наклонившая ко мне пожилая дамочка в странном головном уборе, похожем на детский чепчик-переросток. Поднимаю голову и вижу в темноте смутные очертания трёхэтажного коттеджа с колоннами – по-видимому, тот самый «господский дом», в который везли меня похитители.

– Митька, подержи, – приказывает дамочка любителю раздавать лещей, передаёт свечку в его услужливые руки и подносит к глазам очки с единственной дужкой. Вроде одета нормально (если не считать чепчика), на плечах шаль кружевная, а очки сломаны. Пока я размышляю над тем, как их можно починить, обладательница чепчика одаривает меня строгим взглядом выцветших голубых глаз и возмущённо восклицает:

– Но это не моя дочь!

Распутная барышня Дарья Алексеевна

– Как не ваша? Похожа ведь на нашу барышню – красотою лепа, как ягода румяна … Вот только простоволосая, растрёпанная и одеяние неподобающие её положению – подрастеряла-то поди одёжки, пока по чащобам укрывалась, – пытается убедить дамочку мой бородатый похититель.

– Платон, я что, свою дочь не узнаю? Эта девица не моя Дашенька! Где вы вообще её нашли? Вы её похитили? Она дворянского рода? Почему вы её связали? – встревоженно щебечет странная особа. – Я не позволю моим крестьянам вести себя неподобающе! Да вас за такое нужно выпороть! В солдаты забрить!

– Ну так убегала же, – задумчиво чешет голову Платон. – Вестимо, что дворянского, на ненашенском что-то кумекала. Вот мы и подумали, что это наша барышня, видели её пару раз на господском дворе, подумали, что похожа…

– Что за зверство – похищать и связывать молодую девушку! Развяжите её скорее, охальники! – сердито приказывает пожилая дамочка, и мои похитители без промедления бросаются выполнять её указание. Интересно, она что, и правда может их выпороть? – Дитя моё, – обращается она ко мне в уже куда более миролюбивом тоне, – кто вы? Где ваши родители?

– Не помню, – отвечаю я, усаживаясь в телеге и с наслаждением разминая затёкшие от верёвки конечности. Реальность вокруг меня настолько неадекватная, что я лучше сначала разберусь, куда попала, а потом уже подумаю, стоит ли мне возвращать память.

– В горячке она, – вставляет своё словечко Лука. – Видели бы вы, барыня, как она по лесу от нас с Платоном улепётывала!

– Сгиньте с глаз моих, ротозеи, видеть вас не хочу, – сердито машет рукой дамочка. – Митька, ты куда, отдай сначала свечу Ваське, и чтобы я вас больше здесь не видела! Неудивительно что от такого потрясения бедное дитя потеряло память! Маринка, пойди сюда, помоги бедной девушке поднятья и отведи её в комнату моей Дашеньки. Приведи в порядок, накорми и дай отдохнуть, надеюсь, тогда воспоминания к ней вернутся.

Молодая девушка в светлом белом платье и с убранными наверх волосами помогает мне выбраться из телеги, Митька передаёт свечу светловолосому парню в старинном пиджаке, мои погрустневшие похитители низко кланяются строгой дамочке, и странное средство передвижения, на котором меня привезли, трогается прочь от коттеджа.

– Прикройтесь, дятя моё, ваша одежда вся изорвана, – дамочка снимает со своих плеч шаль и протягивает её мне, оставшись в длинной белой ночнушке.

– Спасибо, – я укутываюсь в шаль, только сейчас понимая, что от моих топа и того, что было под ним после лесных развлечений в компании Митьки, Луки и Платона практически ничего не осталось, и я стою возле дома этой странной особы практически топлес.

– Как вас зовут, дитя моё? – спрашивает дамочка, когда я в сопровождении неё, Маринки, и идущего впереди парня со свечой, по-видимому, Васьки, ступаю на деревянное крыльцо.

– Даша, – отвечаю я, постукивая костяшками пальцев по одной из колонн. М-м, деревянная? Интересно, они тут что, все помешаны на эко материалах? Никогда раньше не видела трёхэтажных деревянных коттеджей, да ещё и с колоннами!

– Соименинница моей дочери Дашеньки! – печально вздыхает дамочка. – А меня зовут Марья Ильинична Елецкая, добро пожаловать в наше с супругом Алексеем Петровичем подмосковное имение.

– Приятно познакомиться, – устало говорю я, Васька открывает дверь, и мы попадаем в дом. Ух как тут темно и пыльно, прямо как в комнате старшего брата Макса! Намного темнее, чем на улице, у них что, электричество отрубили?

Замечаю невдалеке тусклый свет ещё одной свечи, которую держит старичок в белом колпаке и длинной белой… Ночнушке? Вот те на, ещё один пациент Кащенко нарисовался. Сколько же их всего тут таких болезных? Марья Ильинична, Васька, Маринка, теперь ещё этот загадочный дедуля…

– Алексей Петрович, душа моя, – обращается к старичку Марья Ильинична, – крестьяне нашли в лесу девицу, потерявшую память. Думаю, стоит приютить её у нас на время, тем более комната Дашеньки всё равно пустует. Как вы на это смотрите?

– Поступайте как знаете, любовь моя, в вашем разуме и прекрасном сердце я никогда не сомневался, – сонно кивает Алексей Петрович, по-видимому, тот самый муж, о котором Марья Ильинична говорила на пороге дома. – Дайте горничной распоряжения насчёт несчастной девицы, и идите почивать, из-за вашей несказанной доброты вы совсем лишаете себя сна.

– Какой уж тут сон, когда я денно и нощно молюсь о том, чтобы нашлась моя Дашенька, – вздыхает Марья Ильинична, поправляя чепчик на голове. – Маринка, ты знаешь, что делать, приведи Дарью в порядок, выдай ей одежду и накорми.

– Будет сделано, – кланяется Маринка. У них тут что, у всех постоянная тяга к упражнениям на гибкость позвоночника? До этого мои похитители спины гнули, теперь вот ещё Маринка.

– Познакомимся с вами ближе за завтраком, – улыбается мне Марья Ильинична, и отправляется со своим странным дедулей вверх по скрипучей деревянной лестнице. Мы с Маринкой в сопровождении Васьки со свечой отправляемся вслед за ними, только престарелая парочка ограничивается вторым этажом, а мы поднимаемся выше. Проводив нас до нужной комнаты, Васька дожидается, когда Маринка зажжёт в комнате свечу, и только после этого уходит.

Насколько я сумела разглядеть в темноте, он вроде бы ничего такой, симпатичный. «Чёрт, Даша, что за ерунда тебе в голову лезет, думай лучше о том, куда попала, и как отсюда выбраться», – говорю я самой себе, нехотя откладываю оценку внешности Васьки по десятибалльной шкале в долгий ящик, и осматриваюсь.

Комната, в которую завела меня Маринка, выглядит довольно непривычно – странный балдахин над кроватью, большое старинное зеркало… Заперев дверь, Маринка выдвигает из глубины комнаты тазик с водой, наклонившись над которым я наконец-то смываю с себя грязь и прилипшие к коже еловые иголки.

– А какой сейчас год? – интересуюсь я у Маринки, умело поливающей меня водой из ковшика. Всё настолько странно, что от варианта с сумасшедшими реконструкторами я перехожу к всё более и более невероятным теориям.

– Тысяча восемьсот одиннадцатый, вы чего, барышня? Знать и правда голову повредили, – подтвердив мою теорию, Маринка принимается ещё более нещадно поливать мою бедовую головушку. Так, либо у жителей дома коллективное помешательство, либо мне стоит пересмотреть свои взгляды на возможность путешествий во времени.

– А ты точно ничего не путаешь? – уточняю я, сквозь мокрые волосы пытаясь разглядеть мебель в комнате и длинное Маринкино платье. Но ничего, что хотя бы отдалённо намекало на современность, я так и не нахожу.

– Как можно напутать, я ведь даже грамоте обучена, при господском дворе выросла, – возмущённо выдаёт Маринка, отодвигает тазик, укутывает меня большим полотенцем, и усаживает на кровать. – Когда я подросла, барыня сразу меня к себе в горничные взяла. Я всегда при ней – одеть, раздеть, пятки почесать. Благодаря этому даже в Москве довелось побывать, а не просто всю жизнь безвылазно сидеть в нашей деревушке. Как я с такими знаниями и опытом могу год-то не знать!

Пока я вытираюсь, недовольная моим предположением Маринка ныряет куда-то в глубь комнаты и выдаёт взамен сиротливо валяющихся на полу рваных остатков моей одежды длиннющую ночнушку.

– Что, есть такие, кто никогда не выезжал из вашей деревни? – офигеваю я, переодеваясь в местный наряд. Нафига такую длинную одежду шить? Радует только то, что ночнушка мне досталась более красивая, чем те, что я видела на Марье Ильиничне и её супруге.

– Ну конечно! Большинство баб и девок вообще никогда дальше господского именья не выходили! Дом, работа в поле, в лес по ягоды – вот и всё. Это мужики иногда ездят в город – что-то продать, что-то купить, – Маринка вооружается старинным подобием расчёски и её острыми зубчиками начинает соскребать с моих ногтей остатки красного лака. – И чем это вы так испачкаться умудрились, еле оттирается! А это у вас откуда? – Маринка замечает у меня на левой руке старый шрам.

– Порезалась о разбившийся бокал, – выдумываю я на ходу. Не могу же я сказать этой девке, которая вполне может оказаться какой-нибудь моей пра-пра-бабкой, что бегала по заброшенному дому со страйкбольной винтовкой и напоролась на грёбаный штырь? Чтобы сменить тему, интересуюсь:

– А что там такое с дочкой Марьи Ильиничны? Где она? Почему все её ищут?

– О, это длинная история. Вы пока садитесь за стол, Васька скоро ужин принесёт, – закончившая с моими ногтями Маринка выдвигает один из задвинутых под стол деревянных стульев, которые я поначалу даже не заметила. – А насчёт дочки барыни… Поклянитесь именем Господа нашего, что никто не узнает о нашем разговоре, тогда расскажу.

– Клянусь именем Господа нашего, – киваю я, усаживаясь за стол. И почему она думает, что эта странная фразочка как-то может помешать мне проболтаться?

– Барышня с детских лет была обещан старшему сыну князя Орлова, – начинает рассказывать Маринка, выдвигая второй стул. – Господа считали, что это вопрос решённый, поэтому были неприятно удивлены, когда в начале лета барышня заявила, что хочет выйти замуж за безродного драгунского офицера, с которым случайно познакомилась во время прогулки.

Раздаётся стук, так и не успевшая присесть Маринка бежит к двери, и возвращается к столу с подносом, на котором стоят парочка тарелок, чашка и металлический чайник.

– Окрошка с сегодняшнего ужина, угощайтесь, – Маринка опускает на стол поднос, ловко ставит передо мной тарелку, и я за обе щеки начинаю уминать холодный суп. А Маринка тем временем садится возле меня и продолжает свой рассказ:

– Чтобы заставить барышню забыть о низкородном возлюбленном, Марья Ильинична и Алексей Петрович покинули Москву, и перевезли неразумную дочь в своё подмосковное именье. Но очевидно распутная барышня успела сговориться со своим низкородным кавалером, потому что не прошло и дня, как Дарья Алексеевна исчезла в неизвестном направлении, прихватив парочку платьев и горничную Марфушку. Эх не поздоровится Марфушке, если её найдут – одной поркой не отделается, продадут хозяину посуровее, чтобы мало не показалось.

– В смысле «продадут»? – от удивления я аж чуть не подавилась. – Как можно кого-то продать?

– Как-как, как все господа продают своих крестьян, – удивляется моему непониманию Маринка. – Я вот ежели чего натворю, барыня мне завсегда грозится, что продаст с молотка ироду какому-нибудь. Но конечно она это несерьёзно конечно, так-то она у нас добрая.

Да уж, специфические тут понимания доброты. Надеюсь, меня никто не примет за крестьянку – не хочется, чтобы кто-то попытался меня продать!

– А чего вообще такого в том, что барышня сбежала со своим парнем? – недоумеваю я. – Ну захотела выйти за другого, зачем запрещать-то надо было?

– Как вы можете такое говорить, знать и правда головой повредились! – смотрит на меня как на душевнобольную Маринка. – Променять жизнь княгини на жизнь жены бедного офицеришки (и это ещё в лучшем случае, вдруг он вообще на ней не женится?) в высшей степени неразумно! Да даже если он на барышне и женится – никакого счастья ей с ним не будет без родительского благословения! А уж родителям-то какой позор, не углядели за младшей дочерью! Какие теперь слухи в свете пойдут, какие толки!

– О как, – озадаченно выдаю я, усиленно работая ложкой. Странные, однако, нравы в девятнадцатом веке, очень странные.

– Марья Ильинична и Алексей Петрович всполошились, ведь жених Дарьи Алексеевны совсем скоро из Турции вернётся. Он там воюет под руководством генерала Кутузова, и отпросился исключительно ради того, чтобы сочетаться законным браком, – продолжает Маринка. – Барыня понадеялась успеть вернуть барышню к приезду жениха, потому не стала предавать побег огласке. Собрала мужиков, заставила поклясться на священном писании, что кроме них ни единая душа не узнает о пропаже молодой барышни, и отправила на поиски.

– Спасибо, – отодвигаю я от себя пустую тарелку, и передо мной как по волшебству появляются чашка чая и блюдо с пирожками. Ловкость рук – сверхспособность местных горничных? М-м-м, вкуснотища-то какая, с вишней. Кстати, что у них тут за традиции такие? Маринка меня просила клясться именем Господа, мужики клялись на священном писании… Странные люди, очень странные. Не озвучивая своих мыслей, продолжаю уминать пирожки и слушать историю о «распутной барышне».

– Но кроме вас мужики так никого не нашли, вероятно, далеко Дарья Алексеевна сбежала со своим офицериком. Эх, не избежать теперь господам позора! Особенно Марья Ильинична боится, что бесстыдное поведение неразумной барышни скажется на старшей дочери – она ведь одна из фрейлин самой Елизаветы Алексеевны, – выразительные глаза Маринки пугающе поблёскивают в темноте.

– Елизавета Алексеевна? А это ещё кто такая?

– Как можно не помнить имя супруги нашего императора? Сильно же вас, наверное, по голове приложили, – вздыхает Маринка. – Вы хоть имя нашего императора-то помните?

– Э-м-м, Александр? – тыкаю пальцем в небо. Хоть убей, не помню, кто из царей в тысяча восемьсот одиннадцатом правил. Но, кажется, Александров несколько было, так что шансы угадать куда более высоки, чем с каким-нибудь Павлом.

– Слава богу, хоть имя самодержца нашего не забыли, – облегчённо вздыхает Маринка, – значит, скоро поправитесь. А то я уж грешным делом подумала, что совсем у вас дела плохи.

«Чёрт, за что мне весь этот бред», – устало думаю я, когда Маринка сопровождает моё побитое и объевшееся тело в постельку под балахончиком.

– Ночной горшок под кроватью, – говорит на прощанье горничная, подтыкает мне одеяло, забирает со стола поднос, с пола мои рваные шмотки, тушит свечу и уходит.

Мало того, что ни света, ни водопровода, так ещё и санузла нет! Какая прелесть! Кажется, я готова всерьёз поверить, что это не дурацкая шутка, не случайная встреча с сумасшедшими любителями истории, а настоящее путешествие в тоскливое малообразованное прошлое. И впереди у меня целая ночь, чтобы подумать о том, как такое возможно, и решить, что делать дальше, если это действительно так.

Всё равно уснуть не получится – голова трещит сильнее, чем после студенческой гулянки, вдобавок ещё настенные часы омерзительно тикают, по башке себе потикайте… Итак, приступим к генерированию гениальных идей, распутная барышня Дарья Алексеевна. По забавной случайности у меня с дочуркой местной «барыни» не только имя, но и отчество совпадает.

Я буду вместо, вместо, вместо неё

Из-за последствий чёртовой оплеухи нормально поспать мне так и не удалось. Голова трещала нестерпимо, в лучшем случае часок успела вздремнуть, прежде чем пришедшая с утра пораньше Маринка объявила, что пора собираться к завтраку.

Бессонницу я использовала с умом – всю ночь вспоминала, что отличало так называемых «барышень» от простолюдинок. То, что меня приняли за барышню, вселяло определённые надежды – после беседы с Маринкой я поняла, что разуверять Марию Ильиничну нельзя ни в коем случае. А-то продаст ещё кому-нибудь! Не хотела бы я получить незабываемый рабский опыт.

Так что я поднапрягла память, припомнила уроки истории и литературы, и вот какой список необходимых компетенций у меня получился: говорить по-французски, играть на музыкальных инструментах и танцевать. Короче, три-ноль не в мою пользу. Ну, танцевать и музицировать мне в ближайшее время надеюсь не придётся, а вот с французским придётся как-то выкручиваться.

– Позор-то какой, – причитает Маринка, умывая меня всё над тем же тазиком. – Князь Владимир не сегодня-завтра будет в нашем имении, чтобы сопроводить Дарью Алексеевну в Москву, а Дарьи Алексеевны-то и нет!

– Князь Владимир – это жених? – интересуюсь я, умывая свою опухшую от недосыпа мордашку.

– Нет, младший брат жениха, – просвещает меня словоохотливая Маринка. – С женихом барышня должна была только в Москве увидеться, он должен был приехать за благословением старого князя на брак, жениться, и после медового месяца вернуться обратно на службу. А Владимир птица вольная, возвращается с учёбы за границей и благосклонно согласился сопроводить невесту брата и её родителей в этом небольшом путешествии.

– Эх, не повезло Владимиру. Не судьба свидеться со старой знакомой, – ухмыляюсь я, умывая шею под струёй воды из ковшика. Мне определённо начинает нравиться эта Дарья Алексеевна, обломавшая столько чужих планов за раз.

– С какой такой знакомой? Князь Владимир и наша барышня не знакомы, – удивлённо приподнимает брови Маринка.

– Как незнакомы? Она что, родного брата жениха не знает?

– Нет конечно, князь Владимир всё детство и юность провёл за границей, постигал заграничные премудрости.

– А жениха она хотя бы знает? – ехидно интересуюсь я, вытирая лицо и шею услужливо поданным Маринкой полотенцем.

– Да, с Андреем Сергеевичем Дарья Алексеевна знакомы, – с достоинством отвечает Маринка. – Когда барышне шёл девятый год, родители договорились со старым князем о браке, вот тогда она и видела князя Андрея Сергеевича. А еще у неё был его портрет, оставила, когда из дома сбежала – девушка берёт со столика медальон, раскрывает его и показывает мне маленькую акварель, на которой изображён бравый усатый мужчина.

У него что, бритвы нет? Зачем ему эти дурацкие усы? Да уж, понимаю я эту Дарью Алексеевну. От жизни с малознакомым усачом я бы тоже сбежала!

Одной только помощью с умыванием не обходится, кажется Маринка принимает меня за полностью недееспособную гражданку. Отложив медальон, она собственноручно наряжает меня в длинное белое платье с рукавами-фонариками, очень похожее на наряд, в котором я спала, творит какую-то фигню с моими волосами, и только после этого ведёт на первый этаж, откуда уже доносится потрясающий аромат кофе и запах чего-то съестного.

При свете дня я ещё отчётливее вижу, насколько тут всё старинное – скрипучая деревянная лестница, висящие вдоль неё портреты граждан и гражданочек в париках, закреплённые в некоторых частях стен закоптелые подсвечники с расплывшимися остатками воска вместо свечей. Будто в музей попала!

Маринка проводит меня в гостиную или столовую, где Марья Ильинична и Алексей Петрович (как ни странно, без любимых в этом доме длинных белых ночнушек) уже сидят за покрытым светлой скатертью большим столом. Возле стола навытяжку стоит знакомый мне Васька, одетый весьма экстравагантно – в длинный красный пиджак, белые чулочки и красные бриджи. Наверное, всё самое яркое досталось Ваське, потому что наряды Марьи Ильиничны и Алексея Петровича в глаза так сильно не бросаются.

– Доброе утро, – я неловко приседаю, изображая нечто похоже на то, что делали актрисы в фильмах, снятых по классике. – Простите мне мою неловкость, я ещё не совсем здорова.

Если я капитально напортачила с «приседанием», лучше сразу подготовить пути отхода.

– Доброе утро, дитя моё, – Марья Ильинична с дружелюбной улыбкой привстаёт со своего места, и доброжелательно мне кивает. – Как вам спалось?

Облегчённо вздыхаю, значит с «приседанием» всё в порядке.

– Спасибо, всё прекрасно, – усаживаю свою пятую точку на старинный деревянный стул с мягкой обивкой, который оперативно выдвигает для меня Маринка, и присоединяюсь к завтраку. М-м, а еда тут судя по всему ничего так, и кофеёк такой ароматный …

– Как ваша память? – интересуется Алексей Петрович, едва я только успеваю отпить из изящной фарфоровой чашечки. Эх, судя по всему вместо завтрака придётся трындеть о моём мнимом беспамятстве.

– Всё так же, – печально вздыхаю я, уминая булочку с корицей. – Только имя своё и помню, больше ничего. Даже французский язык из головы выветрился, так сильно вчера головой ударилась. Ещё ваши крестьяне меня так сильно напугали…

– Не волнуйтесь, эти охальники обязательно будут наказаны, – сурово утешает меня Алексей Петрович. Надеюсь, он не хочет их выпороть или ещё что-то в этом роде? Припоминаю, вчера Марья Ильинична говорила что-то о порке. Надо как-то оправдать этих придурков, не хочу, чтобы из-за меня им досталось!

– Что вы, я очень благодарна вашим людям, за то, что они меня нашли, не нужно их наказывать! Если я была одна в лесу, то наверняка попала в какую-то беду. Может, меня ограбили по дороге? Есть тут по близости дорога?

– Да, на Москву, – кивает Марья Ильинична. – Нужно будет поспрашивать у соседей, не было ли какого происшествия в последние дни, может, удастся выйти на след ваших родных. Не могли же вы в столь юном возрасте путешествовать в одиночку!

– Спасибо за помощь, – благодарно вздыхаю я, и делаю испуганные глаза. – Если бы не вы и не ваши крестьяне, страшно представить, что бы могло со мной случиться!

– Что вы, дитя моё, не нужно благодарности, помогать ближним – долг каждого христианина. Мы с супругом не можем оставить вас в таком плачевном состоянии, – слышу в голосе Марьи Ильиничны коварные нотки, и навостряю ушки. У неё есть ко мне какое-то интересное предложение? Если всё именно так, как описала мне Маринка, и живущие в девятнадцатом веке действительно так сильно зависят от общественного мнения, это может сыграть мне на руку.

– Предлагаем на время занять место нашей дочери, – Марья Ильинична завершает фразу именно так, как я и предполагала. – Вы на неё похожи, да и возраст тот же, восемнадцатый год шёл нашей Дашеньке… То, что мы с вами встретились, несомненно, знак Божий. Господь внял нашим молитвам, и послал нам вас, дабы мы могли доказать, что несмотря на все испытания сохранили в своём сердце любовь!

– Благодарю вас! Если бы не вы, мне совсем некуда было бы идти, – отодвигаю от себя пустую чашечку из-под кофе и восторженно прижимаю руки к груди. То, что мне двадцать, а не семнадцать, предпочитаю разумно умолчать.

– Хорошо, что учитель танцев и француженка ещё не успели покинуть наше имение, – Марья Ильинична сразу берёт быка за рога. – Маринка, сбегай к ним, скажи, чтобы вещи не паковали, у них в ближайшие дни будет много работы. Пусть спустятся в гостиную и вспомнят с Дарьей азы, чтобы брат князя ничего не заподозрил. А дальше посмотрим, найдутся ли родные Дарьи, и решим, что делать дальше.

После завтрака Пётр Алексеевич уходит, Марья Ильинична дожидается, пока Маринка и Васька убирают со стола, и устраивает «смотрины» моих скудных умений. Грассирующая француженка мадемуазель Дюбуа и старенький учитель танцев Павел Аркадьевич приходят в ужас от моих «талантов».

– Ни единой гаммы порядочно сыграть не можете, ни одного предложения по-французски повторить без ошибок не в состоянии! – всплёскивает руками по уши напудренная гувернантка, когда я с чувством выполненного долга встаю из-за пианино. – И с пением совсем беда! Ни единого романса не знает!

– Ни единого «па» чисто не выходит! – хватается за голову учитель танцев, после того, как мы с ним проделываем по паркету гостиной несколько вальсовых троек. Это ему ещё повезло, что мы с вальса начали, вальс я хотя бы три года назад на выпускном танцевала. А вот если бы дедуля попытался вытащить из меня неведомые мне менуэт или полонез, без оттоптанных ног явно бы не обошлось.

– Всё в порядке, до приезда князя ещё не меньше суток, – изучающая меня сквозь очки с одной дужкой Марья Ильинична не теряет присутствия духа. – Мадемуазель Дюбуа, ваша задача – вспомнить с Дарьей с десяток самых распространённых фраз и уделить внимание манерам, Павел Аркадьевич, поработайте с Дарьей над осанкой, этого пока, пожалуй, хватит. Дарья, сегодня вы весь день посвятите занятиям, надеюсь на ваше усердие.

– Буду стараться, – киваю я, с ужасом представляя, какой приятный денёк меня ждёт. Манеры, французский – я вам что, гуманитарий какой-то? Я бы лучше физикой или математикой занялась! Жаль, что выбора мне не предоставили.

Когда вечером Маринка переодевает меня в ночнушку, и я без задних ног заваливаюсь в кроватку под балдахином, ко мне заглядывает Марья Ильинична.

– Мадемуазель Дюбуа и Павел Аркадьевич довольны вашим усердием, всё намного лучше, чем было с утра, – дамочка усаживается на край моей кровати. – Как ваше здоровье? Может, всё же стоит перестраховаться? Доктор Бельский отличный врач, использует только лучшие современные методы – мышьяк, ртуть, кровопускания, медицинских пиявок…

– Нет, нет, что вы, мерси, я совершенно здорова, – уверяю я неадекватную дамочку, явно желающую моей скорейшей смерти. Не хочу я окочуриться в этом дурацком безграмотном веке от какого-нибудь яда или потери крови, я хочу вернуться домой и жить долго и счастливо! Поэтому забываю о головной боли, головокружении, шуме в ушах и прочих симптомах сотрясения мозга, усугубившихся после экзекуций по работе над осанкой и изучением французского, и бодренько выдаю:

– Память моя по-прежнему слаба, но благодаря вашей заботе и сегодняшним занятиям чувствую я себя прекрасно! Единственное что мне сейчас нужно – это здоровый сон.