Франсуа и Мальвази. II том

В каютах было тихо, светло и тепло. На лоцманке быстро отыскали нужную точку и прикинули что к чему. Де Ферран так же согласился с тем, что попадающийся им ближайший крупный остров Эгадских островов следует обойти южнее.

Стол на котором лежали карты обступили разглядывая несколько человек, из тех что еще держались на ногах. Граф д’Олон, особа которого была невосприимчива к хмари, однако же заметно обрадовался тому, что они не так далеки от цели. Так вышло, что бриг «Ореол» находился в таком месте, откуда острова обходить было бы по меньшей мере нецелесообразно. Придется пробираться через самую гущу Эгадских островов и там уже выходить на Сицилию.

Но пора было спешить и капитан де Фретте вышел из залы. Из лежащих на застеленных полах вповалку послышалась мольба от наиболее чувствительного.

– Капитан, полегче на поворотах.

– Ничего не поделаешь. Это тебе не океан. Где можно по сто миль без поворотов. – бросил он тому уходя… отсюда, где смешались день и ночь и никто не знал какое время суток.

На верх он поспел как раз вовремя. Шквалы опьяненные влагой и дождем уступили место раздражающемуся над ними урагану. К нему были готовы, на мачтах не осталось ни одного паруса.

– Судно идет очень тихо – четыре узла, а раньше двенадцать, – кричал боцман указывая на образующиеся буруны впереди слева. Беглый взгляд в подзорную трубу подсказал капитану, что та белесая полоса вспенивающейся воды могла быть ошибочно принята за буруны. И в любом случае принебрегать главной опасностью в пользу забортного не стоило. Единый и долгий порыв шквала все крепчал. Бриг качало, морская поверхность вокруг превратилась в плачущие и подпрыгивающие волны вместе с которыми начал плясать и корабль. Первоначальное решение не оставить ни одного паруса пришлось обыкновенно отменить, как это всегда бывает на меняющемся море. Чтобы уменьшить качку была отдана команда поднять марсели, брамсели и бизань, а самим матросам оставаться там. Приходилось ожидать самого ужасного. Ураган по сути дела еще даже не начинался, но и предвещение его казалось сущим кошмаром. Потоки были сверху и этим облегчилась задача противостоять качке. Судно заметно увеличило ход и цепко удерживаемые ветром паруса придавали устойчивость.

Прошло некоторое время, урагана все еще не было, но другая беда прибавилась ко всем другим.

– Рифы слева! – крикнул вахтенный с фок-мачты.

По мнению капитана де Фретте здесь не должно было быть никаких рифов. Рифы значит рядом остров. Но где он, во мгле ничего невозможно было разглядеть. Как сильно он ошибся в своих предположениях?

Забежав на капитанский мостик первым делом крикнул боцману:

– Тендор, пошли Армана делать промеры глубины. На нос самого лучшего вахтенного. Сам иди к вантам…

– Бросай лот, – крикнул он невоздержанно, когда увидел, что Арман остановился у борта. Результаты промера были особенно важны в их положении.

– Девять брассов!

Он успокоенно пошел с мостика и приблизился к сеткам защитных заслонов, уцепившись за них пальцами здоровой руки. Морские валы яростно клубились на расстоянии полукабельтового. Благо неслись в ту же сторону.

В это самое ответственное время де Фретте успокоенно задумался о своем, глядя на беснующуюся воду за бортом. Он очень сильно устал, но ответственность машинально взяла в нем верх. Рука сама подняла трубу к глазу… Ему ясно представилась черная масса, нависающая над полосой белых бурунов…, впрочем при более внимательном рассмотрении выяснилось, что эта белая полоса не что иное как следствие яростных ударов волн о скалистый берег. Тоже самое кричал и вахтенный с биноклем.

– Впереди остров!

– Бросай лот!

– …Семь брассов! / прибежал Арман / Если мы и дальше будем так же идти, нас бросит на скалы.

Но по правую сторону расходились буруны, страшной силы. Они были заметны по белым пенящимся гребням издалека и при виде в подзорную трубу своей водной движимой массой захолаживали душу. Заворачивать вправо значит подставляться бортом и неминуемо дать опрокинуться. В лучшем случае дело кончится заливом водой. Снимать паруса, значит терять скорость и получить сильнейший удар в зад который понесет и закружит. Решение было принято мгновенно. Отвернуть от острова самую малость и продолжить ход рискованно, но только так пожалуй и можно было выкрутиться из положения. До острова оставалось еще далеко. Арман побежал делать замеры. Де Фретте сначала побывал на юте, откуда понаблюдал за надвигающимся валом, затем устремился наперёд. Палуба уходила из под ног, но ходил он привычно твердо.

Стоя у края борта капитан наблюдал за тем в какой угрожающей близости они подобрались к острову и выглядывал назад, поджидая опасность.

Вал шел сильнейший, это было видно еще издали. Замеры глубины Арманом показывали что дно еще не близко. И де Фретте решился отдать приказ:

– Лево на борт, до конца!!!

– Буруны! – орал матрос с крон-балки.

«Ореол» едва успел выполнить крутой заворот как почувствовал сильный толчок взад. Можно было молиться богу, вал прошел!

– Право руля!

Тоже самое кричал и Арман не на шутку перепугав остальных.

Ураганный шквал явственно ухнул в небе. Но ничего страшного как ожидалось не произошло. Остров принял на себя всю силу ураганного удара. До брига донеслись лишь резкие порывы и поэтому не стали даже снимать паруса. Их влекло от острова и «Ореол» был отдан на волю ветру в бушующее морское пространство, открытое всем ветрам.

Конечно можно было не спешить уходить из-под прикрытия, остаться переждать весь ураган, но не ровен час направление его могло измениться и бриг обыкновенно бы разбило о скалистый берег. Капитан де Фретте решил не подвергаться воле случая, а уйти пока это возможно.

Когда лот Армана показал глубину за двадцать, можно было успокоиться, но выйдя из прикрытия «Ореол» попал под продолжающийся ураган. На мачтах оставались некоторые паруса. Их затрепало как тряпки. Такого сильного воздействия ураганного ветра капитан прежде не знавал. Натиск заставлял его побежать, и не упади он вовремя его бы ударило о борт. И в лежащем состоянии он не чувствовал себя уверенно. Цепляясь пальцами за неровности поднял голову.

Что стало с другими людьми, с теми что оставались на мачтах, он не мог видеть. Масса проносящегося над головой воздуха, видимого и ощущаемого, застилала глаза, казалось сейчас будет конец. Судно накренило на правый борт, так что получился большой зачерп воды. Огромная масса ее хлынула в блинд. Послышался ужаснейше действующий на нервы хруст. Блинд-рея сломалась. Не было никакой возможности кричать и давать приказания. Один прямоугольный парус со средней мачты сорвало и унесло с потоком далеко в сторону.

Блеснула мысль, что оставшиеся на мачтах матросы догадались рубить паруса и сорванный парус тому подтверждение. Однако вода в блинде беспокоила куда больше, но там находился боцман.

Тендор уже организовал вокруг себя людей и они бросились к вантам откачивать воду. Та вода, что осталась на наклоненной палубе была в то же время выдута из-за борта. В приподнятый противоположный борт бились тяжелые валы и поэтому бриг продолжал валиться направо. Перебрасывающиеся сверху останки волн переплескивались через всю ширину от борта до борта, где это было возможно, обдавая влагой лежащего там де Фретте. Промокнув до костей он окончательно потерял способность сопротивляться и пытаться за что-либо задержаться с перевязанной не действующей рукой. Один одиноко заброшенный перестал быть капитаном и повелителем судна.

Ураган все продолжался, ужас застыл на лицах людей не способных ничего поделать. Им оставалось искать спасение от выдерающего потока, отдавая единственное свое спасение в бушующем море – «Ореол» на волю беснующейся стихии. Недорубленный брошенный парус болтался словно полотнище флага.

Снова послышался треск, сломались две отягощенные весом Брам-стеньги.

Но самый пик ужаса настал когда судно, несмотря на то, что рулевой крепко держался за руль, понесло. Верхняя оснастка корабля, которая так и не была освобождена от оставшихся за ней парусов попала под такую угрозу меняющегося урагана, что ее раскачало так что концы грот-реи окунулись в воду и с нее кажется кто-то слетел. Вернее даже, сорвало ветром. Если его можно так назвать. Определенно кого-то вырвало и забросило в самую пучину. Но кого это могло волновать, когда показалось что их самих сейчас перевернет туда же. Не многие заметили трагедию и лишь на короткий миг рассудок был занят этим. Все же остальное время шла инстинктивная нечеловеческая борьба за то, как удержаться.

Ко всему можно привыкнуть, ко всему человек привыкает. И хотя не в человеческой природе свыкаться со всем полностью, но важно то, что матросы на реях относительно свыклись с происходящим и зашевелились. На приказ капитана рубить марсели они сделали лучше, умудрились спустить их и укрепить лик-тросами. После чего стали потихоньку спускаться вниз.

Сила ураганного ветра постепенно стала стихать. И это было очень заметно тем, кому довелось испытать на себе основную ударную силу, находясь в висячем положении. Что ураган начинает спадать могло почувствоваться каждому и тому кого вместе с капитаном мотало на палубе и тому кто надежно законтрил штурвальное колесо и кто вместе с боцманом задыхаясь в воздухе и водяных брызгах, откачивал воду из блинда.

Но еще рано было торжествовать окончательную победу. Стоило только им успокоиться и по приказанию де Фретте надеть марсели, контр-бизань, косой грот и фок, как назло налетел новый усиленный шквал. Длинный, но устойчивый бриг как показали испытания стало медленно и неотвратимо накренивать опять на правый борт, и опять получился зачерп воды. Порывы равномерно чередовались еще сильнее, клоня и вминая корпус судна еще глубже. Целую минуту, жуткую и ужасную. «Ореол» плыл большей частью лежа на борту.

Но рулевой выполнил приказание капитана класть руль по ветру, и бриг стал медленно возвращаться в свое исходное положение по ветру.

– Подымается, – с облегчением говорили матросы. Идя по ветру киль «Ореола» разрезал морские валы и буруны. Капитан не успел даже отдать приказ снимать такие-то паруса, предотвращая повторение пережитого. Как сила ветра стала стихать. Ураган прошел.

В мгновение кругом все прояснилось; морская поверхность успокоилась, после короткого дождя последовавшего вслед за шквалом, прояснилось заголубевшее небо. Ветра хватало ровно настолько, чтобы вести «Ореол». Либо они пережили действительно страшнейший из ураганов, который только встречается на Средиземноморье…, которому бы на суше вырвать с корнем деревья; либо они чувствовали себя так скверно от того, что давно не ели.

Но так или иначе закончилось все благополучно, и можно было не думать о том что у островов было бы лучше, как думалось при попадании в подобное. Изнуренные и слабые матросы спокойно стояли наслаждаясь тишиной и спокойствием, а больше отдохновением.

– …Кто, он?! – говорил возражая старина боцман, – Никогда!… «Ореол» не потоп, он никогда не потонет. Такие не тонут… Земля рядом была, доберется.

Уверенность с какой говорил Тендор вселила благостное успокоение в сердца людей, созерцательно вглядывающихся в синеву ночной мглы. Тишину прорезали гулкие и громкие удары Армана железным по железной обшивке основания мачты, высекая искры.

Неожиданно над головами зажглись крупные огни светящихся звезд. Сверху, с концов рей и мачт полился волшебный свет фосфорисцирующих шаров. По зову из трюмов и кают, залитых водой, потянулись смотреть на чудо воспрянувшие духом люди. Огни святого Эльма густо облепили ночными фонарями поверхность оснастки брига, заливая ее бледным белым светом. На нос корабля кто-то побежал, видимо заметив нечто еще более важное. Раздался громкий радостный крик:

– Дэлантэ Сисилия!27

Часть II …И Медные Трубы

Глава XXIII. Впереди Сицилия!

«Ореол» выходил из пролива между островами Леванцо и Фавиньяна, меняя галсы и уклоняясь от встречи с полосой побережья, занявшего весь горизонт. Впереди была Сицилия, долгожданная и заманчивая, после месяцев тюремных стен, недель плавания и наконец после прошедшей штормовой ночи, казалось выжавшей последние силы.

Но вот настало утро и засветило яркое солнце, как последний из самых хворых выбрался на свет, и палуба оказалась заполненной людьми. Особым ничем не оставалось заниматься, как продуваться на ветерку, выгоняя из себя последние остатки хвори и просветлять голову приятными просторными видами небесной голубизны, уляпанной плывущими облаками, с синевой моря, которую нельзя было назвать бескрайней. Подзорные приборы гуляли из рук в руки и зрители развлекались тем что разглядывали из них близлежащие острова, к которым они были пока наиболее близки.

Меловые холмы и белые хижины селений крестьянских ли, просто пастушечьих /?/…быстро надоели; они плыли вперед, и их манила к себе другая, неведомая и загадочная земля, лежавшая впереди и близкая тем, что находившаяся под скипетром своих же французских Бурбонов. Желания встретиться с ней было хоть отбавляй и прибавлялось оно еще и тем, что мало у кого не сосало в животе. Поэтому подзорные приборы из рук в руки перекочевывали в переднюю носовую часть судна.

Наверное, каждый строил планы, что он будет делать в Палермо? Аббат Витербо выдал Франсуа всю сумму денег, каковая ему была дана от барона. Как выдал? Выдал он только на словах, на деле же чуть только аббат о них заикнулся, как был тут же назначен казначеем, и деньги ему полагалось хранить у себя. Предстояли большие расходы: на ремонт судна и постой, и все деньги которые имелись в наличие – пятьсот луидоров, предполагалось израсходовать, так что возиться с ними представлялось шевалье излишним. Куда лучше было сдать все финансовые обязанности на шею сметливого аббата и управляющего, а самому вместе со всеми предаться праздному времяпровождению по прибытии.

А Сицилийские берега уже приблизились на столько, что можно было думать о скорейшем завершении их водного пути. Правда, не так скоро оно должно было наступить, как близко уже виделось побережье. Предстояло еще пройти это побережье, выйти северней за мыс Сан-Вито, пересечь залив Кастелламмаре по прямой, оторвавшись от берега, и за горой и мысом Галло зайти в залив Золотая Раковина и Палермский порт.

Пока же они только выровняли курс параллельно побережью, которое было видно как на ладони, и просматривалось от песчаной кромки и до лысых, серых, а местами покрытых свежим травянистым покровом куч холмов, в большинстве своем слитых воедино и образовавших гряды, иногда вылезающие в самое море. Но в основном прибрежные виды представляли собой отлогие или вообще равнинные местности.

Впереди по пути, берег неожиданно выступил мысом, преграждая дорогу, отчего пришлось дать чуть влево. Вправо же в широкой и удобной гавани Франсуа высмотрел примостившийся за маяком по берегу городок, довольно аккуратный на вид, или то, что от него могло быть видно. Можно было разглядеть даже причалы!

Шевалье побежал с подзорной трубой к де Фретте и, подав ее, указал на свое открытие. Капитан вытянул трубу, присмотрелся…

– Это Трапани. Но мы здесь не будем останавливаться. Если уж в Палермо, так сразу в Палермо, и чем быстрее, тем лучше. Состояние нашего «Ореола» мне, честно говоря, внушает опасение.

– Но раз так, сколько еще осталось до Палермо?

– К завтрашнему обязательно будем.

– Но сегодня может затянуться и до ночи, ведь вы посмотрите, как мы тихо идем!

Такой прекрасный день мы превратим в день изнываний. Зачем?!

– Я с вами полностью согласен, шевалье! Терзаться желудком и нагонять таким образом аппетит действительно незачем. Ничего подобного не будет, уверяю вас. У Бертона и Экстлера еще осталось, оказывается немного мучки, и они пообещали испечь отличного хлеба. Голодными мы не останемся и заодно доставим радость аббату Витербо.

Франсуа весь превратился в недоумение.

– Проведем достойно постный день! Видите ли почему я не хочу приставать в Трапани, там мы непременно застрянем до следующего дня и в Палермо прибудем только завтра. Это раз. А второе за что я опасаюсь, это то, что «Ореол» может остаться там навсегда. Лишние сутки он на воде навряд ли выдержит. Я осматривал дно – как будто на мели качались. Сочиться вода не понять откуда. По-видимому с остовом что-то. Килевая качка какая была! Одна лошадь ногу сломала.

…А до Палермо дойдем…/ говорил, зевая /. На верфи наладят наш кораблик. Я даже постараюсь уговорить городские власти произвести ремонт за собственный счет из союзнических соображений. К тому же наверное после стольких… людей будет не загнать обратно, захочется проделать тот же путь посуху. А это уверяю вас опасно. Надо сохранить людей.

Между тем бриг «Ореол» продолжал идти ровным, мерным движением совсем не оправдывая о себе мнение, каковое о нем сложилось у капитана. И вскоре мыс был оставлен далеко позади. Побережье по главную сторону тянулось так близко, что на плешах холмов были видны тени откидываемые облаками. Полоса берега была на редкость прямолинейной, хотя за ней прибавилось холмов и чем дальше, ландшафт стал переходить в гористый. Но долина реки прервала сие начинание. Зато через нее можно было просмотреть на внутренние сицилийские горы.

Через час как ожидалось испекли и начали выносить горячий хлеб. То не могло считаться постом! Хлеб был настолько желанным и вкусным, что доставил пиршеское удовольствие. Ни одно самое что ни на есть гурманное блюдо полусытому человеку не может доставить столько удовольствий как ломтик горячего рыхлого хлеба, отщипнутый голодным, обессиливающим от голода человеком.

Хлебцы давались на целый день, но никто растягивать не собирался, да и не смог бы, когда поджаристые корочки таяли во рту.

Неожиданное и неприятное известие прервало удовольствие и заставило людей с тревогой забеспокоиться о своих жизнях. С трюма прибежали два матроса крича во всеуслышанье и сильно раздражая нервы.

– Вода!! Вода!!

Прежде чем идти смотреть капитан де Фретте дал рулевому четкий и ясный приказ: разворачивать корабль и идти прямо на берег, садиться на прибрежную мель.

Франсуа перехватил у капитана подзорную трубу взглянул на побережье.

До него было мили четыре – три, и не ясно еще успеют ли они до него!?

Боцман Тендор засвистал в свою трубочку, собирая моряков идти к вантам откачивать воду. Это обстоятельство немного успокоило взволновавшегося шевалье Д’Обюссона. Другое что успокаивало его в данной ситуации – это светло-голубая поверхность моря возле берега и светлые пятна невдалеке, что означало мель и посадка на такие песчаные мели ожидалась более чем мягкой. Высадиться на берег осталось бы приятным времяпрепровождением.

Видно течь оказалась серьезней чем о ней думал де Фретте, из конюшенного трюма стали выводить лошадей, разбредшихся по нижней палубе и наследивших своими грязными мокрыми ногами. Конец плавания превращался в бардак. Добавилось тревоги. Огни святого Эльма, как уже стало всем известно предвещают неблагоприятное.

В каюты никто уходить не хотел, там было влажно и душно и посему на палубе образовалось настоящее столпотворение. Устав находиться в нем Франсуа ушел к капитану в трюм, где он управлял спасительными работами. То что он там застал крайне понравилось Франсуа. Течь, а точнее прощелина от нее была основательно заделана, и последняя вода выкачивалась помпами наружу. Лежали мерзкие мокрые тела крыс, как будто пахнущие. Исхудалых, замученных лошадей снова стали заводить в ненавистное им место.

Выйдя на прежнее место у руля, капитан де Фретте отдал приказ разворачиваться прежним курсом. Шевалье д’Обюссону окончательно пришлось расстаться с мыслью высадиться на берегу, и проехаться по очень интересующей его местности… Он даже заставил себя смолчать над предложением: основной части людей не имеющей никакого отношения к морскому делу высадиться все-таки на берег, а остальная часть доведет корабль без них. Меньше риска на случай если «Ореол» не дотянет, затонет загодя.

К берегу они теперь оказались еще ближе и после случившегося так и продолжали держаться. Виды за побережьем становились все более всхолмленные и гористые. Прошел час, другой, медленного пути с однообразно меняющимися местностями. От них и от самого плавания, порядком затянувшегося, можно было устать, если бы не свойство человеческой натуры находить себе массовые занятия – Бажоль, де Гассе и де Ферран с одной стороны повели нешуточный бой на шпагах против де Эльяна, де Сент-Люка и д’Олона.

Франсуа так же был не прочь размахать руку, но с места на борту не слезал, а, облокотившись на крепежный шест, оставшийся от предохранительных сеток, продолжал созерцательно и задумчиво вглядываться в искрящуюся на солнце воду.…За прошедшее время раздумий Франсуа о многом решил и сейчас ясно смотрел на вещи, которые ожидались в самом скором времени…

– Скажите, капитан, – обратился Франсуа к нему, – Что мы сейчас проходим?

– Горы, что вы видите.…Это уже начинается гористый Сен-Вито, дальше мыс и за ним залив Кастелламмаре.

Сен-Вито… что-то известное и знакомое почудилось ему в этом названии. Совсем невдалеке проплывал удивительно пологий голый песчаный берег, редкая растительность, разработки, после которых оставались кучи щебня, кажется мрамора. Особенно много мраморных копий было на просторной ровной низменности, которая была совсем небольшой и за которой сразу начиналась высокая и отлогая гора, видевшаяся еще издали. Ее Франсуа принял сначала за мысовую, но потом понял, что самообманывался. Своим массивным величественным телом она закрывала другие такие же горы, но помельче, по сути дела являвшиеся холмами-отрогами. Закрывался ею и обзор дальнейшего побережья от чего ошибочное впечатление складывалось даже тогда, когда та гора открылась полностью.

Но побережье тянулось и далее. Под склоном горки Франсуа явственно различил угловатое готическое тело серой церкви, и селение, разместившееся возле, там и сям, жители которого занимались исключительно разработкой каменоломен, если судить по тому что совсем не было видно рыбацких лодок.

Небо затянулось матовой пеленой, но очень скоро уступило место кучевым облакам, создавшим впечатление преддождливой погоды… главным образом из-за того, что свет шедший от них носил в себе оранжевый оттенок.

Внутренние горы полуострова Сен-Вито не были такими уж несуразными, но в тот момент, когда Франсуа д’Обюссон в подзорную трубу увидел мыс возникла обратная ситуация что возникла с горой. Слишком сильно бриг «Ореол» жался к берегу, что невозможно было определить будет ли продолжение?

«Ореол» медленно огибал полуостров и мыс Сен-Вито. Сам мыс уже ясно просматривался, и был-то он всего лишь основанием горы, гребнем спускавшейся в море. Из-за края открывалось бескрайнее водное пространство, а де Фретте дал команду: два румба вправо, что значило еще ближе прижаться к опасному скалистому берегу.

– Зачем так мельчить?! – невыдержанно вскричал шевалье д’Обюссон, когда услышал слова капитана. Получилось, что он чуть ли не перебил его. Де Фретте не закончил давать команды, и оставив реплику шевалье без ответа, крикнул вахтенному залазить на самую вершину мачты: по расцветке поверхности смотреть где мелкие места.

Бриг «Ореол» теперь шел самым берегом. Находясь на самом носу капитан зорко высматривал видимую из-за мыса часть моря. Де Фретте ощущал нехорошие предчувствия, не покидавшие его все время. Послал Армана справиться о состоянии днища.

Франсуа вспомнил что ему не ответили. Сейчас это показалось в крайне острых тонах. Он может быть очень невыдержанно вставил свой вопрос / сейчас эта ошибка воспринималась болезненно /, а де Фретте, давая понять невниманием, даже не взглянул в его сторону, ставя на место выскочки. Хамское отмалчивание капитана, после установившейся близости отношений, после того что он дважды должен быть ему благодарен за то что свободен, уязвляло Франсуа до глубины души. Сцена повторялась в памяти раз за разом, все более коробя душу. Он чувствовал и обиду за ничем не вызванное к себе грубое пренебрежительное отношение, и распалялся от ответной злости, что готов был требовать отчета. Но удовольствовался тем, что затаил обиду и при случае намеревался дать понять что он не из тех простаков с которыми можно и хорошо, и резко пренебрегать вежливым отношением с ним. Этим фетишный капитан только унизил себя в глазах одного из тех, которые, по сути, и являются ведущими всех дел, и от которых здесь все зависит.

Бриг «Ореол» выходил из-за мыса, резко огибая его наводную часть. Замеры глубины производились постоянно. Но не это отвлекало и обратило внимание Франсуа. Стала видной другая подсолнечная сторона. Из-за яркого света казалось не волны разбиваются о скалы полуострова, а жидкое золото. Такой виделась вся прибрежная полоса прибоя небольшого залива прорезающего окончание Сен-Вито. Отсюда, от мыса был виден другой рукав берега, отделяющий его от следующего, несравненно большего и омывающего полуостров с восточного края залива Кастелламмаре.