скачать книгу бесплатно
Забрав с собой Рамадана и Фернандо по их желанию д’Обюссон и де Гассе отправлялись поплавать на лодке по берегам южного побережья острова[4 - северное побережье представляет собой исключительно голый, дохлый вид, где пасутся дикие козы и ослы], и как-то раз в заинтересовавший их скалистый уголок с гротами.
Что же касается охоты, то она с самого начала была обречена на неудачу, ибо что можно было настрелять на подчас отвесной крутизне холмов с зарослями паквиса и фриганы, состоящие из вечно зеленых колючих кустарников фисташки, мирта, дикой смоковины, сухой травы, можжевельника. Сыпучие известняки, из которых состояли холмы, только способствовали распространению только такой растительности и на них могли прижиться только кролики, или в лучшем случае козы.
Благосклонностью к гостеприимству и радушием владельца не стоило злоупотреблять, но и в тот последний раз, когда они покинули виллу, провели в этом прекрасном уголку природы почти пять дней.
Холодное время года давало о себе знать и дождями, но установившаяся прохладная погода была лишь относительно холодна. По французским понятиям теплая и к тому же солнечная.
В то время как наши друзья шевалье и граф въезжают за ворота города необходимо известить читателя еще об одном событии произошедшим в тихой медленной изгнанческой жизни Франсуа, событии которое позволило ему еще меньше чувствовать и ощущать разрыв с домом: приехал Рено с толстенным письмом от отца и аббата. А привезший сие послание он посмотрел-посмотрел /как он сам потом говорил/ как они здесь живут и решил остаться: Париж его более не прельщал, скукота. Конечно, на его месте лучше было заняться делом, а не шарлатанствовать консъержем, и сейчас Рено стоял на страже ворот и приветливо встретил возвращающихся сообщением приятной вести: к ним собирался приехать Капече Ковалоччо! Не понятно как он разыскал их, но важен сам факт того, что было передано в записке. Он застрял в Марселе и никак не может попасть на Менорку, разве что только смог отправить о себе весточку.
Уже вечерело и четверо конников поспешили как можно быстрее добраться до своих квартир где их ждала записка от Ковалоччо и домашняя обстановка. Квартиры располагались на последнем, втором этаже небольшого здания на улице внутри городских кварталов перед самой Старой площадью, но ее не могло быть видно, хотя и было всего полторы сотни туазов, так как улица слегка изгибалась, стороной, дальней от расположенного на правом краю площади портового замка, который вследствии сего обстоятельства, как бы не был высок и своей темно —коричневатой громадиной не возвышался над городком, с той стороны, которой они пользовались для подъезда к своему дому виден не был.
Глава III. От чего проснулись на следующее утро
Обычно те, кто размещался на городских квартирах, пробуждались чтобы идти на построение от ударов церковных колоколов, звонивших к мессе в точное, определенное время. Вместе с военными на Старую площадь к утренней мессе стекались и горожане. Несколько позже, с расчетом настолько, чтобы те успели собраться и прийти, звучал горн на построение на плац, а для казарм в то же время на подъем.
В то же утро, еще задолго до мессы в раннеутренний час город проснулся внезапно, от глухих пушечных разрядов и стрекотни ружейных выстрелов, несшихся со стороны порта.
Проснувшись все разом, Фернандо и Рамадану нехотя пришлось последовать за господами, еще стараясь понять что их это может не касается. Поэтому натянув на себя наскоро свой камзол и прочее, шевалье д’Обюссон не стал дожидаться непривычного к этому слугу, схватив со стены в одну руку карабин с патронной сумкой на плечо, другой надевая шляпу с загнутыми полами устремился к выходу, выскочив на лестничную площадку, куда так же выходили де Гассе с Рамаданом.
Откуда столько пушек? /выстрелы продолжали звучать/.
Будем надеяться, что это идут ученья. – ответил граф, устремляясь по лестнице вниз.
Надеяться на то, что австрийцы, по которым стреляли, были чисто умозрительны или по крайней мере фетишны, им приехавшим вчера, было можно и чтобы окончательно ввести себя в курс событий все вчетвером сбежали вниз к выходу.
Между тем глас артилерии превратился уже в настоящую кононаду. А вместе с треском и шумом ружейных выстрелов в общий ревущий шквал. Палили с форта и с кораблей, a стреляли уже где-то совсем близко.
На улице светало, хотя еще не так сильно чтобы они сразу заметили, что со стороны площади прямо на них двигается масса людей, но шум от их приближающихся шагов заставил обратить внимание. Присмотревшись они явственно различили красные мундиры из-за которых те и получили презрительное прозвище: «красные раки».
– Англичане? – удивился и только, флегматичный на сегодняшнее утро де Гассе.
То были действительно англичане: высадившийся на остров морской десант, на который Англия давно точила зубки, ибо Менорка представляла из себя для флота поистине лакомый кусочек. После… четвертого года, укрепившись на Гибралтаре и получив доступ в Средиземное море начинающей «владычице морей» необходимо стало иметь и новую базу для стоянки флота уже в глубине моря.
И вот что с недавнего времени назревало и непременно должно было случиться произошло на самом идеальном в стратегическом и чисто политическом отношении острове. Он находился с краю, открытым на берега Испании и Франции, он не был Мальоркой, соседним и самым большим островом в группе, не имел город Пальму, и с его отсутствием в составе испанских Балеар можно было легче согласиться, что потом меньше бы докучало дальновидной политике Великой Британии. И с Менорки… было легче всего и лучше начинать.
Этой ночью английский флот вплотную подойдя к острову у самого устья гавани бесшумно взял на абордаж слишком вышедшую и отрезанную дозорную тартану. Проход по гавани по-видимому до самой последней минуты оставался незамеченным, раз уж первой заговорила корабельная артиллерия англичан, от звуков которой и пробудился весь город, но не портовый замок. Гарнизон был застан врасплох не совсем так неожиданно, как могло бы показаться с первого взгляда. В казармах крепости был уже дан сигнал тревоги, но бастионы с артилерией молчали. Оборона была застана врасплох и нарушилась цепочка взаимодействия. Фрегат который по замыслу должен был отойти в дальнюю тупиковую часть гавани, дать свободно отстреляться французской батарее и уже затем подойти уничтожить то, что выдержало огненный шквал; сейчас же стоя у пристани напротив и своим корпусом, а больше присутствием мешал открыть вообще какой – либо огонь. Командир батареи боялся и выжидал либо приказа, либо когда французский фрегат отойдет по намеченному курсу. На нем вовсю шла подготовка к встречному бою. Буквально перед носом подходящей эскадры забелели паруса.
При дальнейшем рассмотрении оказалось, что англичане зашли намного дальше того, чем казалось. Один большой корабль ушел далее вглубь порта и успел блокировать выход французского брига, совершенно ни к чему не успевшего подготовиться. Команда брига «Ореол» не успела его даже развернуть правым батарейным бортом.
Подошедший английский линкор обыкновенно взял практически беззащитное военное судно на абордаж с классическим совершенством, каким это умеют делать англичане, когда представляется такая возможность.
Сразу же был высажен и морской десант в количестве нескольких сотен, который поотрядно отправился на штурм портового замка. На Старой площади в продвижении широкой массы англичан произошла заминка. Сверху по ним ударила французская артиллерия, которую успели переориентировать. Били всеуничтожающей картечью, грозя за пару минут превратить сбившуюся толпу в кровавое мессиво. Положение наступавших усугубилось и тем, что толпа не могла податься ни назад, ни скрыться за каким-либо укрытием, лишь только по инерции продолжала слегка перемещаться вперед под давлением задних, в то время как передний отряд с каждым все более метким выстрелом терял десятками и пятился.
Но раздалась верная команда и первые два отряда увильнули вправо как раз на ту улицу по которой сейчас отбегали назад двое мушкетеров и их слуг. Офицер, спасший положение вел боевые части в обход.
Отходим через переулок! – крикнул отбегавший впереди всех д’Обюссон вспомнив о небольшом проходе между домами: ближайшем.
Шественно наступавшие под прикрытием улицы англичане конечно же замечали впереди убегавших от них группу людей, но те слишком уж добросовестно при этом жались к домам и выступавшие углы этих домов очень мешали обстрелу. Сочтенные за испуганных горожан ретировавшиеся получили вослед лишь пару потраченных зря разрядов.
Пространство разразилось долгим гулким взрывом. Взорвался защищавшийся фрегат от точного попадания в пороховницу.
С неприятным осадком в душе от зловещего раскатистого грохота над городком граф де Гассе с оглядкой юркнул в темноту проулка последним и выбежав на противоположную более светлую сторону остановился около Франсуа.
Улица, которую они рассматривали, представляла из себя тихую ювелирную улочку, упирающуюся в заделанный под глухой тупик у решетчатой ограды заднего двора крепости, о котором кроме них пока еще никто не знал. Двор и задняя сторона тела корпуса были безлюдны и заброшены в этот развевающийся бурными событиями утренний час. Прорехами тыла, пока тыла, выпало заниматься им.
Необходимо было во что бы то ни стало приостановить победное шествие красных мундиров и именно в этом переулке, иначе замеченные в обратной стороне улицы от портового замка, так же отходившие к нему оказались бы отрезанными.
Свои… – определил шевалье, всматривавшийся по улице влево, в противоположном от крепости направлении, на бежавших группой людей, и оторвавшись взглядом устремил его на занятие с пороховой сумкой и карабином.
Фернандо, присевший на корточки за углом и за д’Обюссоном принял поставленную перед ним сумку на длинном ремне, и брошенный на зарядку пистолет, добавленный к двум прихваченным единицам огнестрельного оружия, каждое из которых он старался как можно быстрее зарядить, проворно работая шомполом.
– Побыстрее, Рамадан! Ружья, пистолеты, шевелись! – прикрикнул граф на своего разложившегося помощника, по другую сторону прохода. Его хозяйство состояло из кучки пороха, белых пыжов, пулей и даже обнаженного кинжала, не говоря уже о пистолетах. Шевалье д’Обюссон заметил сзади, в Фернандо какое-то несоответствие… На голову его была поспешно нахлобучена съезжающая на бок кираса со свисающими незашнурованными шнурками…
…Поспешно надевая сей шлем, который у него остался еще с Фландрии д’Обюссон обернулся на подбежавших к ним сзади двух офицеров, так же французов и солдат.
Пока оставалось время, он сказал одному из солдат, надежному на вид, бежать в крепость, подвести людей к задней стороне, которую необходимо будет оборонять.
Тот побежал. Оставались считанные мгновения и принимавшие бой выразительно переглянулись между собой. Они уже приготовились и отступать было поздно. Выглянув в проход пока никто не показывался в просвете Франсуа заметил еще одну немаловажную деталь: по боковой стороне дома по их углу была выложена небольших размеров цементная планка, для удержания ли угла. Такова уж была архитектура, пошедшая только в пользу против рикошетов.
После, на миг воцарилась тишина, пока шаги наступающих не стали слышны все явственней. Становилось светлее и менее прохладно. Франсуа пристегнул и поправил кирасу получше.
Глава IV. Схватка в проходе
Нестройные шаги толпы чувствовались уже за противоположным углом, и только сейчас за миг перед тем как уже можно будет нажать пальцем на курок, Франсуа по настоящему задумался о жизни и смерти… что-то с ним будет через минуту после предстоящей перестрелки? Ему так показалось, что не спроста его охватили подобные мысли. Этот бой по всем расчетам должен был быть последним для всех.
Меж тем в просвете уже появлялись силуэты и устремлялись по мощеному булыжником проходу прямо на них, но только первые, издали крик опасности и стали заносить дула ружей на выстрел как раздалось несколько размеренных выстрелов и просвет снова расчистился с последними упавшими.
Шевалье д’Обюссон бросил назад выстрелянный пистолет, прихватил за длинное дуло прислоненный к стене карабин, выглянув вместе с дулом выстрелил не целясь. Полилась перекрестная пальба: в проход затемненный силуэтами и в ответ. О прочную звенящую поверхность кирасы расплющилось и отскочило по меньшей мере две пули, когда заменив карабин на пару принятых пистолетов он выглянул посмотреть.
Получилось так что когда он одновременно выстрелил из пистолетов в одно время с ним выстрелили и все остальные залпом после чего прореженный просвет поспешили покинуть оставшиеся на ногах.
Но почти сразу же, через несколько секунд в проход из-за углов высунулось несколько длинных стволов и для отстрастки стали стрекотать в пустую, что называется махать кулаками после драки, или же готовясь к новой атаке.
Граф де Гассе, беря подаваемый снизу Рамаданом пистолет, вдруг резко с ним в руке обернулся назад, заметив идущего по той стороне улицы какого-то солдата… Одетый не по форме он в то же время имел при себе оружие, но проходил возле них не задерживаясь. По его недоверчивому взгляду можно было легко разгадать, что тот на них смотрит как на самоубийц; и ни за что примыкать к ним не собирается.
– Эй! – окликнул его граф, и уличенный в трусости наглядного дезиртирства с поля боя солдат /впрочем, шедший в крепость, где сейчас было быть может жарче/ остановился, больше от того, что к возгласу был прибавлен невольный жест руки с пистолетом.
– Беги, приставь лестницу на вход, к бойнице. А остальные попытайся поджечь на складе со всем инвентарем.
Удовлетворенный приказом, солдат бегом побежал исполнять приказание. Защитники переулка и сами были непрочь последовать за ним, но было еще рано и поздно… Стоявшие за прикрытием, оставшиеся из перестрелянного авангарда дождавшись значительного подкрепления стали готовиться к новой атаке. Это можно было определить по пропавшим шагам подошедших, и затихающем шуме… и установившейся зловещей тишине.
Д«Обюссон, перед «концертом» по замыслу должным подействовать на нервы, повернул голову на противоположный угол, к коему были приставлены кремневые ружья, как бы удостоверяясь в их реальности, а так же двух пистолетов, которые он держал сам. Выглянул за угол, и как раз в этот момент, нарушая тишину, с дикими гиками, с обоих сторон в проход хлынула масса людей с длинными металлическими стволами, не стрелявшими даже у передних. Но отсюда, стреляли, и довольно точно; каждая пуля неминуемо шла в цель и ложила, сраженного под ноги надвигавшейся массе, от чего быстрота продвижения наступавших была затруднена и спала совсем, когда передние завалились, споткнувшись сначала о прежде оставленные тела раненых и убитых, а затем и друг о друга. Одна овца испортила все стадо.
Атака, так же как и крики сбилась на ответную пальбу. Длинное пространство прохода заволокло белым пороховым дымом, в котором происходило уже неясно что. Желая помочь, тут даже Фернандо прицелился и выстрелил в пугающую неизвестность, из тяжелого неудобного ружья.
Но все же настойчивое продвижение вперед привело к тому, что красные мундиры несмело вынырнули из дыма и оказались почти совсем близко, хотя и без растерянного напора, с коим ринулись. Разряжая в одного падающего за другим, Франсуа горячо откидывая пистолеты назад Фернандо, выстрелил карабином. Принимая прилетающее иногда в него оружие, сидевший внизу на зарядке работал как механизм. Получилось так, что подавая оба заряженных пистолета в невидящую руку шевалье /тот не мог оторвать взгляда от оказавшегося перед ним англичанина/ заметил и почти в самый последний момент выстрелил в упор, подкосив. Схватился за раненное плечо, от прилетевшей откуда-то пули. Франсуа самому пришлось наклониться вырвать пистолет. Движения Фернандо затруднились, в самый болевой момент показались невозможными. Он сидел зажав плечо.
Предчувствуя катастрофу Франсуа, схватился за шпагу и устремил ее за угол. В какой-то просветный момент когда противник показалось прекратил атаковать, предпочитая залечь в перестрелке с земли, а Фернандо, что называется, снова вернулся в строй и уже успел зарядить пару ходовых пистолетов; повалила основная масса на которую уже пришлось нападать всем врукопашную, одной пальбой уже отделаться было невозможно.
И благо ширина прохода была неширокой и к тому же заваленной пораженными, и десятка, полных отваги отстоять людей, сумели задержать и заставить на шаг отступить, бешено вгрызаясь против отбивавшихся ружей клинками шпаг. Но масса безрассудных напором подалась вперед и прорвалась через центр хотя туда и кинулся Фернандо с пистолетами. Показалось пришел конец; но прорыв англичан не получил дальнейшего развития упершись в новую преграду… подскочивший удивительно вовремя маленький отрядик таких же как и они потянувшихся к фортеции, возвращавшихся со стен. Завязалась ожесточенная схватка. Гибли стой и с другой стороны, но раки, вооруженные частенько одними лишь стволами ружей, после стрельбы, не успевши перевооружиться заняли больше защитные роли и дрогнули… сначала подавшись назад, а затем устремившись по телам своих товарищей всё назад же. Захлебнувшуюся атаку приходилось донимать для порядка еще некоторое расстояние по проходу, пока англичане не откатились настолько, чтобы не повернуться обратно.
Переступив через тело убитого офицера /скомандовавшего войти на улицу/ возвернувшийся, но больше развернувшийся граф де Сент-Люк не мог не обернуться оглядеть все еще раз.
– Браво, настреляли.
Проход снова расчистился от рассеивающего поднимающегося вверх дыма. Граф де Гассе держался за раненную голову.
– Ну что, отходим?! – предложил шевалье д’Обюссон в безвопросительном тоне, – второй раз нам это не пройдет.
При взгляде назад на заднюю сторону портового замка можно было заметить длинную деревянную лестницу, приставленную к одной из ряда зияющих пустотой бойниц. Чем скорее они в ней скроются, тем будет лучше для них же и соединенный отряд не теряя попусту зря времени бегом устремился по улице ювелирных мастерских и лавочек к решетке. Бежали со всем своим огнестрельным скарбом; отстали те кто помогал руками бежать раненному товарищу, а затем и вовсе подхватили его под мышки; быстрее к спасительной крепости.
И только когда трое последних добежали до железной ограды, и стоявший на воротах закрыл за ними сбив с замка щеколду, услышали первые выстрелы, что означало: проход был взят. Только сейчас к откинутому авангарду подошла остальная часть колонны отряда идущего в обход и дабы не создавать пробку пришлось решиться на новую атаку. Преодолев проход заваленный собственными потерями на следующую улицу они вышли совершенно рассверипелыми, и тот час принялись стрелять вдогонку.
Но забирающихся /без рук/ по средненаклоненной лестнице это уже мало волновало, они проникали вовнутрь в каменные укрытия.
Стало достаточно светло чтобы разглядеть заднюю сторону, часть среднего корпуса крепости Сан-Фелипе с опасно большими пустыми глазницами бойниц, или даже окон. Но эти окна или оконные проемы находились не так низко, как могло бы показаться на первый взгляд, если судить по тому, что лестница была наклонена со средним уклоном на первый этаж. Объяснялось все тем, что этот первый этаж находился намного выше классического, первого, но ниже второго, так что до него не возможно было дотянуться, даже если встать на спину помощнику.
Последний из залезавших спрыгнул за окно вовнутрь темной и пустой галереи похожей на вытянутую залу с ансамблем окон. Лестницу сразу же стали заволакивать в свою сторону, дабы она не досталась англичанам и ею не воспользовались. Край уперся в противоположную сторону и далее не пошел как его не загинали. Пришлось сломать.
К внешней стороне решетки подбежали что называется «первые ласточки» и зазевавшийся Фернандо попал в неприятную историю. Пуля попала в деревянный приклад кремневки, расщепив его вдребезги, отчего герой события от испуга ли, или же от воздействия шарахнувшись упал на мешки, наваленные в кучу. Д’Обюссон поддержал Фернандо за руку при подъеме, осмотрев нет ли ранения.
– Осторожней нужно!
И показал пример осторожности при выглядывании, когда ему были видны и поверхность новой брусчатки двора и то, что творилось за ней. Английские солдаты широким подобием колонны направлялись на них.
В сырой со сквозняком галерее было холодно; настолько, что переведя дух после бега организм невольно содрогнулся. Не по себе было еще и от того факта, что в галерее кроме них никого не было. На них осталась оборона этой стороны, в то время, как другую защищал весь гарнизон. Доносились и иной раз эхообразно гремели гулкие звуки горячего боя.
Каким бы он не был горячим, как бы не отрывал от себя последние силы, но забыть о тылах, когда туда заходят добрые две сотни! /из прохода все продолжали выходить, растягивая хвост колонны узкой змейкой /. А не задержи они у прохода на десяток минут?…И не будь их вообще здесь?! Тогда практически стал бесполезен бы тот бой, что велся на переднем крае!
Видно слишком ошеломительны своей внезапностью были свалившиеся как снег на голову английские корабли уже идущие на маневр, с разворотом батарейного борта, и слишком силен был штурм крепости, что заставил все позабыть.
Здесь только готовились к отражению нападения, которое пока не представлялось возможным. Сие впечатление сильно увеличивала высота оконных проемов над землей и железная решетчатая преграда. Но как говорится на словах «волна атаки» так и еще хуже чем так бывает и на деле. Все преграды сметаются на пути у людей, все немыслимые своей неприступностью бастионы берутся.
Пока же, однако, змея медленно медленно извиваясь приближалась к хрупкой железной ограде. Первые языки, ее уже достигли и остановились, стараясь скрыться за более-менее широкими чугунными столбами и уже оттуда повести прицельный огонь.
– Конец нам. – проговорил кто-то тихо, может быть даже сам себе… но все услышали.
– Там небось и не знают, – подхватил другой.
– Три сотни, скоро узнают.
– А подмога?
– Подмоги разве не будет?
– Сходите кто-нибудь.
Кто-то пошел.
– Третьего отсылаем и все с концами. Что такое я не пойму?! Кто кому из нас должен? – возмутился шевалье д’Обюссон. – Эти испанцы тупостью своей меня уже давно выводить стали.
Граф де Гассе:
– Что ж терпи, не тебя одного…
Он неожиданно замолк после звенящего выстрела пули, отколупнувшего от камня осколки, пришедшиеся по-видимому по графу.
«Опять ему попало» – подумал шевалье д’Обюссон, и в то же время обернулся под радостные крики с коими встретили не критически настроенные подход подкрепления… Однако же восторженные нотки стали стихать усталыми, и даже разочарованными, когда за капитаном де Фретте вошло не более полтора десятка приведенных им испанцев, под своим главенством, что весьма и весьма удивило д’Обюссона, считавшего, что он командует всем передним краем.
В самое первое ответственное время он и командовал, включая и все организационные вопросы, и повел своих в ответную контр-атаку, когда после первого натиска, силы штурмующих стали откатываться и к пристани стали приставать баркасы с фрегата. Словом, эта атака была взаимно отбита и вернувшись за свои стены, капитан де Фретте вспомнил о чем совсем забыл. Набрав горстку отозвавшихся храбрецов устремился с ними в галерею и сейчас принимая на себя командование и здесь; со знанием дела проходил по небезопасному пути, не взирая на рвущиеся пули: расставлял бойцов по бойницам и приказал:
Задрайте где есть, решетками! Спустите их!
Решетки должны были быть везде, а не только в трех начальных… и подосадовав на элементарную и преступную безответственность, допущенную прежде, сменился на жизнерадостного человека и прежде всего командира, дабы подбодрить боевой дух французских офицеров, к которым подошел и обратился по французски с приветствием.
– Ух, сколько их. И-и-и! – говорил он, поглядывая в оконный проем со стороны. – Однако, к бою, господа! Враг не ждет.
Внимание многих снова обратилось на улицу. Англичане уже не колонной, а боевым строем приближались к решеткам ограды, то есть давно уже находились в поле обстрела. Но тонкие стальные прутья чисто морально воздействовали на противника с той и с другой стороны и подходящие резонно полагали, что лучше всего начать точный прицельный огонь только когда подойдут насколько можно ближе и остановятся. А засевшие защитники считали точно так же, но с той лишь разницей, что их огонь не будет нуждаться в прицеле.
Однако, чтобы хоть как-то уменьшить количество наступающего врага и успеть внести в их ряды смуту капитан де Фретте не дожидаясь, когда англичане дойдут до преграды, приказал открыть бешеную стрельбу, и вмиг, доселе сидевшие и чего-то выжидавшие, как опомнившись, дали волю рукам и оружию, разряжавшемуся в самую гущу инертной массы людей, которые так же в долгу не оставались, особенно когда они подошли в плотную к прутам и уже оттуда повели сильнейший обстрел всякого окна, от чего смогли ранить нескольких, но главным образом сбить свинцовый дождь сверху. Но и не смотря на это сами они продолжали терять куда больше, но как-будто не понимая всю невыгодность и гибельность своего положения, продолжали оставаться в общем плане бездейственными, лишь раздражая свою инфантильность. Всплески эмоций выражались главным образом в спонтанных, неорганизованных попытках нескольких человек перелезть через ограду и устремиться во двор. Однако же пресекались такие попытки тем, что засевшие в галерее защитники, а их было уже не много не мало с четверть сотни, направляли дула своего оружия к тем местам, убивая всякое стремление к начинаниям на корню, то есть и вниз того места, где стоя или в полуприсяде унятые продолжали обстреливаться.
Не скоро и не сразу капитан де Фретте разгадал безынициативность в действиях англичан от самого начала. Они шли на штурм шагом, неразумно, подчиняясь лишь общей стадной инерции. Особенно это явно проглядывалось… через прутья решетки. Старый капитан еще в самом начале заподозрил в действиях англичан неладное. Его опытный глаз не врал: у них не было командующего офицера.
Берегите боеприпасы! – крикнул граф де Гассе, – У нас не хватит пуль!
У нас не хватит пуль?! – переспросил де Фретте удивленно, – Рошен, сбегай на склад. Мешок пуль и боченок пороху!
Рошен собрался было бежать по заказам, но остановился, вопросительно посмотрев.
Я столько не унесу-у. – протянул он с гундосеньем.
А-а! Какой ты глупец! Сошлись на меня, скажи чтоб помогли.
Этим он, капитан де Фретте как будто руки развязал и его ребята еще более увеличили количество выстрелов с их стороны, отвечая на равных. Особенно в этом преуспели пары Фернандо – д’Обюссон, и Рамадан – де Гассе. Первые конечно же заряжали и даже взводили курок, а шевалье и граф стреляли.
Бойницы…, некоторые были настолько большими, что вполне могли бы сойти за низкие двери, и как раз на них, самых опасных местах обороны не было железных намордников, тех самых задвижных решеток, нужду в которых они так остро испытывали. За ними себя просто можно было уверенней чувствовать. И именно через самые большие проемы штурмующие должны были пытаться проникнуть вовнутрь.
В своих размышлениях на предстоящий бой капитан подумывал об этом, глядя на разгорающееся пламя в дымящем дощечатом сарае.
Глава V. После штурма
Английские солдаты, после нескольких пресеченных попыток более не собирались проявлять свою инициативу, но уже и потому ей неоткуда было взяться, когда за спиной командует офицер и уже не один, отыскавшийся.
Офицеры сошлись в групку подальше от поля обстрела, за завесой дыма и сараем; обсуждать тактику и кое-что решив оттянули в свою сторону большую часть, из под обстрела, очевидно собираясь пустить их через боковую сторону, но не сейчас, когда это бы просто ни к чему не привело.
Оставшиеся, тем временем, начали потихоньку разносить ограду. Один пролет был с корнем ли выдернут и опрокинут. Ворота же так и не были открыты. Англичане так или иначе очистили середину, постарались найти себе хоть какое-нибудь укрытие, под основанием ли ограды или даже залезли в соседний дом и оттуда с высоты, несколько большей, чем глазницы крепости повели стрельбу. Некогда блистательного положения засевших осажденных как не бывало, с момента как сержант Теодюль только произведя выстрел, дернулся телом и даже не вскрикнув свалился навзничь. Пуля пробила лоб. О мгновенной смерти говорило еще так же и то, что кровь, выплеснувшаяся на лоб более не сочилась из отвратительно – бурой дыры. А еще только что он смотрел с высоко поднятой головой, как она вдруг невольно приподнимается, как когда возникает желание посмотреть повнимательнее или же задуматься.
Кончались патроны, Рошен все еще не возвращался и капитан де Фретте уже склонен был к решению послать еще одного, но отвлекся наблюдением. Несомненно готовилась атака, ему подсказывало об этом его чутье, опытного, стреляного вояки, по возне определившего не только намерения, но и кое-что конкретно полезное.
