
Полная версия:
Воздушный змей
Несмотря на его предостережение, Лена все же решает, что ей надо встретиться с девушками из бригады. Как ей их отблагодарить?.. Поразмыслив, она берет конверт и кладет туда несколько купюр. Здесь, в деревне, где многие живут за чертой бедности, финансовую поддержку оценят как надо, думает она. Вот насчет суммы у нее нет уверенности: сколько платят за спасение жизни? А ее жизнь сколько стоит?
Несколькими тысячами рупий позже Лена выходит из гостиницы и идет на пляж. Она бродит по песку, вглядываясь в толкущихся там людей. Никаких следов девичьей команды. Тогда она обращается к группе мужчин неопределенного возраста, занимающихся починкой сетей, но те не говорят по-английски. Чуть дальше несколько женщин торгуют свежевыловленной рыбой и серебристыми лангустами. Лена спрашивает их, но с тем же успехом. Она идет мимо прибрежных ресторанов с пестрыми вывесками, ларьков, предлагающих свежевыжатые фруктовые соки, лавчонок, где продается арахис и раскрашенные ракушки, ремонтных мастерских, где вокруг длинноносых лодок хлопочут работяги. Ребятня гоняет мяч, лавируя между коровами с разукрашенными рогами, которые лениво лежат у воды. Лену удивляет это необычное зрелище, но остальные, похоже, не видят в нем ничего особенного. Она останавливает ребят, чтобы расспросить их, но те только мотают головой и несутся дальше.
Она уходит со взморья и углубляется в лабиринт узких улочек, где чередуются лавки, торгующие рисовыми блинами, мастерские по ремонту обуви, лачуги, где какие-то люди, обливаясь потом, орудуют огромными утюгами, облезлые магазинчики, где вперемешку продаются пряности, статуэтки, благовония, батарейки, сладости и детские подгузники. Здесь, в этих пыльных витринах, где время, кажется, остановилось, можно найти все, что производится, изобретается или перерабатывается в Индии. В одной из них выставлено несколько бывших в употреблении стеклянных глаз и вставных челюстей, которые Лена рассматривает с нескрываемым удивлением. Путь ей преграждают рикши, о ее ноги трутся бродячие собаки, пронзительно сигналят скутеры, требуя от нее поскорее убраться с дороги. Наконец она выходит на базарную площадь, полную цветов, фруктов и свежей рыбы. Тысяча красок, тысяча запахов захватывают ее, насыщают, обостряют чувства, пока она пробирается между лотков, по шумным, кишащим народом проходам.
Она идет сквозь толпу нагруженных мешками и корзинами жителей деревни. Все это очень напоминает муравейник. Люди толкаются, покупают чечевицу, сладкий картофель, свежеприготовленные джалеби[4], краски, ткани, чай, кокосовые орехи, кардамон, карри. Лена с интересом наблюдает за мужчиной, который плетет гирлянду из гвоздик, но тут ее внимание привлекает странная процессия. Неподалеку десятка полтора девушек с фотографиями и транспарантами расхаживают между прилавками и скандируют: «Justice for Priya!» На фото – молодая индианка, очевидно, жертва группового изнасилования. Лена немедленно узнает команду из больницы. Возглавляет шествие предводительница, которая бьет в бубен, задавая ритм общему танцу. Смуглая, черноглазая, в ней чувствуется истовость, передающаяся окружающим, и прирожденная властность, ее нельзя не заметить, она притягивает взгляды прохожих, которые останавливаются послушать. Несмотря на юный возраст (ей явно не больше двадцати), она выглядит поразительно зрелой. Лена не понимает ни слова из того, что она говорит, но уверенность и энергия девушки завораживают и ее.
Вскоре появляется полицейский и останавливает манифестацию, пытаясь разогнать ее участниц. Однако их предводительница отказывается повиноваться. Команда спешит к ней на помощь, окружает ее, страсти накаляются. Вмешиваются зеваки, кто-то занимает сторону девушек, кто-то выступает против. Полицейский в сердцах выхватывает из рук у активисток листовки и развеивает их по ветру. Предводительница, ничуть не впечатленная этим поступком, переходит на крик, извергая на полицейского поток ругательств, не требующих перевода. Она выглядит невероятно сильной, видно, что она готова противостоять любым нападкам, любым попыткам запугать ее. В течение нескольких минут никто не может сказать, чем кончится эта стычка, но в конце концов полицейский, указав на девушку пальцем, произносит что-то, похожее на предупреждение (если только это не угроза) и уходит. Девушка с безразличным видом пожимает плечами и начинает собирать с земли разбросанные листовки. Одну из них, упавшую к ее ногам, Лена забирает себе. На фотографии – группа в боевой стойке, над ней красно-черный логотип: переплетение женских лиц, а в центре – сжатый кулак. Don’t be a victim. Join the Red Brigade[5] – призывает слоган.
Глава 3
Лена подходит к предводительнице, и та сразу узнаёт ее. Да, это она, европейка, та самая, которую спасли на пляже. Девушки с любопытством обступают их. Лена поясняет, что пришла поблагодарить их. Кивнув в знак согласия, предводительница бурчит по-английски что-то про неосмотрительность туристов, которые недооценивают опасность, и продолжает собирать разбросанные полицейским листовки, явно не испытывая по отношению к Лене ни сочувствия, ни интереса. Та, несколько обескураженная, достает из сумочки конверт и протягивает ей. Предводительница смотрит на нее долгим взглядом и наконец говорит: «Нам не нужны твои деньги».
Только сейчас Лена осознает, насколько неловким, неуместным выглядит ее поступок: вот она стоит посреди базара, протянув руку с конвертом, и эту ее позу можно расценить как снисходительность, а то и как жалость. Она тут же спохватывается и пытается объяснить, что эти деньги предназначены не предводительнице лично, а бригаде, что они должны пойти на дело, которому все они служат. Напрасные старания. Молодая женщина держится гордо, она не берет милостыню, тем более от чужестранки. Одна из ее соратниц шепчет ей что-то на ухо, указывая на деньги, но та велит ей замолчать. Лену восхищает ее уверенность в себе. Есть в ее нежелании брать деньги какое-то особое благородство, которое Лена понимает и уважает. «Если ты хочешь кому-то помочь, отдай свои деньги девочке. Это ее тебе следует благодарить», – говорит наконец предводительница и уходит.
Лена остается одна со своей пачкой денег. Она готова уже отправиться в обратный путь, но тут к ней вдруг незаметно подходит нищенка. Ужасающей худобы женщина держит на руках изголодавшегося младенца и, цепляясь за рубашку Лены, трясет у нее под носом пустым рожком, измазанным соплями и грязью. Ее возраст трудно определить, настолько она истощена, просто на грани жизни и смерти. Ей нечего есть самой, нечего дать ребенку, в ее иссохшей груди, которая видна через прорехи в одежде, нет молока. При виде ее тощего тела и этого беспрестанно плачущего ребенка у Лены сжимается сердце. И тут в мгновенье ока неизвестно откуда взявшиеся ребятишки окружают ее, цепляются за одежду. Протянутые руки, умоляющие взгляды парализуют Лену, она не может сдвинуться с места. Сердце у нее бешено бьется, ей трудно дышать. Она отдает деньги детям, те с визгом начинают из-за них драться, пуская в ход ногти и кулаки, чтобы вырвать свою долю добычи. А к ней уже бегут другие, клянчат еще и еще. Они стискивают Лену со всех сторон, она не способна ни пошевельнуться, ни убежать, ни ответить чем бы то ни было на эту ужасающую обездоленность. С ужасом она чувствует приближение панической атаки. В глазах у нее все плывет, в ушах шумит, она пытается ускользнуть, чтобы не участвовать в этом безобразии, которое сама же и спровоцировала.
Сама не зная как, она находит обратную дорогу в отель. Вся дрожа, поднимается в номер, запирается на ключ и глотает несколько таблеток, чтобы успокоиться. Она-то думала, что расстояние поможет ей залечить раны, прийти в себя, но она ошибалась. Сейчас ей даже хуже, чем было сразу после приезда сюда. Будь проклят тот день, когда она ступила на эту землю. Все здесь кажется ей враждебным, жестоким – эта нищета, эта беспрестанная суматоха, эти толпы повсюду. «Индия сводит с ума», – прочитала она когда-то фразу, смысл которой стал ей понятен только сейчас. Перед этими обездоленными детьми она оказалась безоружной, смертельно беспомощной. Как ей выбросить из головы это зрелище: нищенку с младенцем, детей, дерущихся из-за ее денег? Она сейчас же соберет вещи, сядет на первый самолет и вернется домой. Надо уносить ноги, пока эта страна не раздавила ее окончательно. Но тут перспектива возвращения в пустой, холодный дом, где ее отныне никто не ждет, заставляет Лену застыть на месте. Если поразмыслить, то тишина для нее страшнее шума. Из задумчивости ее выводит маленькая цветная точка, которую она вдруг замечает в небе за окном. Похоже на воздушного змея, который реет на ветру над самым океаном.
В один миг Лена забывает все свои терзания. Она поспешно выбегает из номера, спускается на пляж и бежит к девочке, но та ее не замечает. Она уже сложила свою игрушку и шагает прочь, в сторону одного из прибрежных ресторанчиков, скромной дхабе[6], внутри которой и исчезает. Лена идет вслед за ней и подходит к дверям заведения. Посетителей встречает вывеска с неожиданной надписью: «Добро пожаловать к Джеймсу и Мери» и табличка, на которой обозначено единственное, что есть в меню: жареная рыба с рисом и чапати. Облупившаяся от времени краска не может замаскировать ветхость постройки, в которой есть что-то от старой дамы, пытающейся скрыть свой возраст под неумелым макияжем.
Лена проходит в зал, где в этот час царят тишина и покой. Полуденный наплыв клиентов уже позади, а вечерние посетители еще не появились. Перед телевизором, по которому показывают матч кабадди[7], дремлет какой-то дородный господин. Рядом вентилятор неопределенного возраста гоняет без всякого результата спертый воздух, пропахший жареной снедью. Лена с интересом разглядывает увешанную мигающими лампочками статую Девы Марии, стоящую рядом с так же украшенным Распятием. Громко рыгнув, человек внезапно просыпается. Вскочив на ноги, он приглашает Лену занять место за столиком, но та поясняет, что пришла не есть: она хотела бы видеть девочку, которая только что вошла сюда. Хозяин не понимает, он явно не говорит по-английски. Закусочная предназначена скорее для местных, чем для приезжих, догадывается Лена. Мужчина настаивает и, указывая на море, повторяет заученные слова: «Fresh fish!» Затем он исчезает на кухне и возвращается с тарелкой свежевыловленной рыбы. Лена понимает, что отвертеться у нее не получится и отказывается от дальнейшего сопротивления. В конце концов, она даже не помнит, ела ли сегодня. Аппетит пропал у нее давно, еще тем июльским днем.
Она покорно поднимается за хозяином по лестнице и оказывается на крыше дхабы, переоборудованной под террасу. Отсюда видно море, и это – единственное, что привлекает ее в этом скудно обставленном месте, с обшарпанными столами и стульями. Повсюду развешены гирлянды, наподобие тех, что украшают фронтоны храмов, в тщетной попытке с наступлением темноты придать заведению праздничный вид.
Засмотревшись на море, Лена не слышит, как на террасе появляется девочка. Она возникает совершенно бесшумно, в руках у нее корзинка с чапати. При виде Лены она с удивлением застывает на месте: она узнала ее, в этом не может быть сомнения. Лена улыбается, знаком подзывает девочку к себе. Вот они наконец – те самые глаза, которые так пристально вглядывались в нее там, на пляже. Красивая девочка. Судя по росту, ей можно было бы дать лет семь-восемь, но она явно старше. Похожа на птенчика, выпавшего из гнезда. В глазищах читается смесь удивления и облегчения от того, что она снова видит ее. Живую.
Глава 4
Лена пытается завести разговор, но девочка не говорит ни слова, даже имени своего не называет. Она уходит и возвращается с тарелкой жареной рыбы, которую Лена проглатывает в один миг: такая простая еда, а как вкусно! Затем девочка убирает со стола и привычным жестом подает ей счет. Лена спускается в нижний зал, чтобы рассчитаться с хозяином. Она пытается объяснить ему, что его дочка спасла ей жизнь. Он не понимает. Она идет на кухню к его жене, чтобы поблагодарить за вкусную еду. Та тоже не говорит по-английски. Наконец Лена уходит из дхабы, оставив хозяевам щедрые чаевые, чем они, похоже, не только обрадованы, но и удивлены.
На обратном пути Лена размышляет, что бы ей такое подарить девочке. Она понятия не имеет, чем можно порадовать маленькую индианку десяти лет от роду. Что ей может понравиться. Книжка? Игрушка? Кукла? Все это смешно, учитывая ситуацию. Если в семье, возможно, и едят вдоволь, то, судя по состоянию их заведения, во всем остальном там явно испытывают нужду. Лена думает о молодой активистке, отказавшейся от конверта с деньгами: ей не хочется повторять этот опыт. И потом, кто знает, дойдут ли деньги до той, кому они предназначены. Как в этом убедиться? Она слышала о проблемах с алкоголем у местного населения и о прочих зависимостях. Ей хочется найти какой-то более непосредственный способ отплатить девочке за то, что та для нее сделала.
В отеле, в сувенирном магазине, она покупает ярко раскрашенного воздушного змея. На следующее утро она снова приходит в дхабу и протягивает его девочке. Осветившая ее лицо улыбка не нуждается ни в каких комментариях. Девочка тут же бежит на песчаный берег, чтобы опробовать подарок. Под громкое хлопанье ткани змей легкими, волнообразными движениями взмывает в небо.
Обедать у «Джеймса и Мери» входит у Лены в привычку. Их заведение, похоже, пользуется популярностью у местных жителей, которые приходят сюда подкрепиться и за несколько сотен рупий (два-три евро) получают полный обед. Готовят здесь вкусно, с самого утра – свежая рыба. Лена с удивлением отмечает, что к ней вернулся аппетит: она давно уже так не ела. Каждый день она встречает там девочку, которая безмолвным, верным стражем присутствует при ее обеде. Она накрывает столы, приносит меню, подает еду и кофе, убирает посуду, делает все незаметно, молча. Должно быть, ее так научили – не беспокоить клиентов. Она послушно выполняет приказания хозяина, который хлопочет внизу, и его жены, не покидающей пределов кухни. Ее присутствие здесь никого не удивляет. Здешняя девочка – так говорят о ней.
Каждое утро, улучив несколько мгновений на рассвете, она выходит на пляж с воздушным змеем. Это единственные минуты, когда Лена видит ее бегающей, играющей. Когда, свободная от обязанностей по работе, она снова становится ребенком. Лена садится на песок и смотрит, как девочка устремляется вслед за ветром. В этот час, тишину которого не нарушает ни единый звук, их одинокие души вместе наслаждаются красотой моря, сверкающего в лучах восходящего солнца.
Несмотря на все попытки сближения со стороны Лены, девочка с ней не разговаривает. Она не произносит ни слова. Ее родители, поглощенные работой в дхабе, не уделяют ей никакого внимания. Единственная подруга девочки – старая, чиненая-перечиненая кукла, которую она повсюду носит с собой, будто талисман, ни на минуту с ней не расставаясь.
Однажды Лене приходит в голову хорошая идея: она берет ветку и пишет на мокром песке свое имя. И предлагает девочке сделать то же самое. Та в растерянности застывает на месте. «Как тебя зовут?» – настаивает Лена. Девочка печально смотрит на нее и понуро бредет прочь. Лена остается одна в полном недоумении. Эта малышка занимает ее больше, чем можно было бы себе представить. Почему же она отказывается от общения? В ее молчании кроется какая-то тайна, секрет, который Лене хотелось бы раскрыть. Словно у девочки какое-то горе: ей- то знакомо это состояние.
Вернувшись в отель, она вдруг замирает от простой мысли: а что, если девочка не умеет ни читать, ни писать?.. Она же весь день трудится в дхабе, откуда у нее может взяться время на учебу?..
Эта мысль терзает ее весь день, а наутро она застает девочку на пляже: та по памяти пытается повторить буквы, которые она сама написала ей накануне: Л-Е-Н-А. Она растроганно улыбается. Девочка тем временем показывает рукой на море, плещущееся в нескольких шагах от них. «Ты хочешь искупаться? Играть?» Нет, не то… Девочка с нетерпеливым видом поднимает ветку и протягивает ей. Ага, понятно. Лена пишет на песке по-английски: SEA. Девочка с довольным видом поднимает на нее глаза. Тогда она подбирает на песке ракушку, потом показывает свою куклу и наконец забытого на какое-то время воздушного змея. Каждый раз Лена пишет на песке соответствующее слово. Когда настает время возвращаться, девочка расстается с ней с явной неохотой, а прилив тем временем скрывает написанные ими буквы.
Очень скоро Лена убеждается в том, что девочка не ходит в школу и, вне всякого сомнения, никогда там не бывала. В десять лет она не умеет ни читать, ни писать. И тем не менее она умудряется копировать каждое слово, которому ее учит Лена. Как-то утром она наблюдала, как та переписывает вчерашние слова, и это на чужом языке, не имея образца для копирования. Просто удивительно, с какой быстротой она все схватывает. Как будто фотографирует, а потом в точности воспроизводит в своей импровизированной песчаной тетради.
Лена знает, что беднейшим слоям населения в Индии не доступно образование. Для нее, преподавателя со стажем, это совершенно недопустимо. Конечно, с годами ее пыл, ее энергия первых лет немного поостыли, как остывает страсть между старыми супругами. Перегруженные классы, иногда нестабильные материальные условия, недостаток средств, общее неуважение к профессии учителя – все это подрезало ей крылья, притушило ее горение. Последние годы она чувствовала, что меньше выкладывается на работе, замечала, что с нетерпением ждет конца недели или начала каникул. И тем не менее она шла по избранному пути, убежденная в том, что образование – это шанс, основополагающее право и что дать людям этот шанс, обеспечить это право – ее долг.
Как же она может допустить, чтобы эта девочка была этого лишена?
Лена твердо решает сходить и поговорить с ее родителями. Она должна найти способ общения с ними, должна объяснить, что их дочь – умная, способная девочка, что, если они дадут ей возможность учиться, она сможет избежать этой убогой жизни. Сами они, конечно же, неграмотны, как и большинство жителей деревни. Лене хочется сказать им, что это не рок, не судьба, что они могут сами изменить ход вещей, дав дочери шанс, в котором им самим было отказано.
Однажды днем, когда обеденное обслуживание подходило к концу, она предпринимает попытку завести разговор с хозяином дхабы. Тот как раз выравнивает столы, с которых его дочь только что убрала грязную посуду.
Лена подходит к нему и, указывая на стоящую рядом с ним девочку, говорит: «School». Мужчина качает головой и бурчит что-то на тамильском языке. No school, no. Но Лена не сдается. «The girl should go to school», – не унимается она, однако отец стоит на своем. Широким жестом он обводит помещение, давая понять, что тут слишком много работы. «No school, no». И в заключение этого якобы диалога он добавляет слово, от которого на Лену веет холодом и она столбенеет.
Girl. No school.
Эта фраза обрушивается на нее словно нож гильотины. Словно кара. Нет, хуже. Это – приговор. Лена онемела. Она смотрит, как девочка уходит прочь, унося с собой тряпку и метлу, и ей хочется заорать во весь голос. Чего бы только она ни дала, чтобы вместо этих предметов в руках у девочки оказались ручка и тетрадь. Но увы, волшебной палочки у нее нет, да и Индия не похожа на сказочную страну.
Родиться девочкой здесь – это проклятие, думает она, покидая дхабу. Дискриминация начинается с самого рождения и продолжается из поколения в поколение. Держать девочек в неведении – лучший способ поработить их, обуздать их мысли, желания. Отказывая им в образовании, их заточают в темнице, откуда им уже не выбраться. Их лишают любой возможности социального роста. Знание – сила. А образование – ключ к свободе.
Лену бесит, что она не смогла ничего возразить этому человеку: они говорили на разных языках. Но пасовать перед ним она не собирается. Девочка спасла ей жизнь, и она должна отплатить ей тем же, по крайней мере попытаться.
Внезапно она подумала о предводительнице Red Brigade, вспомнила, как та держалась с полицейским на базарной площади. Она ведь местная, эта молодая женщина, ее знают в округе. И ее мнение, возможно, будет иметь больше веса, чем слова Лены. А если даже и не так, то, по крайней мере, с ее помощью Лена сможет объясниться, привести больше доводов. Лене нужна союзница. Одной ей не справиться. И если слова «свобода» и «равенство» здесь ничего не значат, остается надеяться только на слово «братство».
Вернувшись в номер, она отыскала листовку, которую подобрала тогда на проходе. На обороте указан адрес штаб-квартиры бригады. Не теряя времени, она выходит из отеля и нанимает на улице рикшу. В качестве адреса она показывает водителю листовку. Тот смотрит на нее с удивлением, а затем на очень приблизительном английском пытается объяснить, что этот квартал – не для нее. «No good for tourist», – говорит он и начинает перечислять места и памятники, куда обычно стремятся попасть иностранцы. «Krishna’s Butterball, Ratha Temples… very beautiful!» – твердит он. Лена стоит на своем. Наконец водитель со вздохом подчиняется. По мере удаления от побережья пейзаж меняется, превращаясь в непрерывную цепь убогих жилищ, лавчонок, шатких лачуг. Некоторые выглядят настолько ветхими, будто вот-вот разлетятся при малейшем дуновении ветра. Хотя они отъехали совсем недалеко, ей кажется, будто она оказалась на расстоянии нескольких световых лет от отеля. Два разных мира существуют один рядом с другим, не пересекаясь. Вывески туристических заведений обозначают границы охраняемой территории, куда окружающая нищета проникнуть не может.
Рикша останавливается перед гаражом из пеноблоков, окруженным двориком, где повсюду валяются каркасы автомобилей и старые покрышки. Лена удивляется, но рикша уверяет, что адрес верный. И тут же уезжает, оставив ее стоять одну, в тревоге, перед полуразрушенным строением.
Глава 5
«Нападающим часто может оказаться знакомый, – говорит предводительница группы. – Чаще всего это кто-то из членов семьи, дядя, кузен. Но это может быть и чужой, просто человек с улицы. Надо уметь дать отпор в любом случае».
В тренировочном зале на ковре сидит с десяток девушек. Этим утром они начали занятия рано, опасаясь обещанной метеопрогнозом жары. Одетые в свою красно-черную форму, они внимательно следят за показом, храня при этом полное, чуть ли не религиозное молчание. «Он может воспользоваться вашей дупаттой[8], чтобы обездвижить вас и попытаться придушить», – продолжает предводительница. Она знаком подзывает одну из девушек, и та робко выходит вперед. Ухватившись за кусок ткани, прикрывающий ее плечи, предводительница дергает его назад, делая вид, что прилагает к этому все свои силы. Девушка теряет равновесие, пытается отбиваться, поднимает руки к шее. Соперница ловко прижимает ее коленом к земле, не давая вырваться, и душит. «Когда вы оказываетесь в таком положении, это конец! – отрывисто произносит она. – Вы никогда не сможете изменить ситуацию». После этих слов она делает паузу и пристально вглядывается в лица своих «новобранцев». Ей не надо ничего больше говорить: все присутствующие знают, что их ждет, если они окажутся неспособными дать отпор. Она отпускает свою пленницу и продолжает: «Ваше преимущество в том, что напавший на вас не ожидает, что вы ему ответите. Это застанет его врасплох, выведет из равновесия». Сменив без предупреждения роль агрессора на роль жертвы нападения, она хватает девушку за ворот, тянет на себя и одновременно направляет колено ей в пах. Все это происходит так быстро, что та ничего не замечает и не успевает блокировать удар. «Тут дело не в силе, не в росте, – в заключение говорит она, – а в ловкости: каждая из вас способна это сделать. Главное – бить по глазам, по горлу, причинить боль, чтобы убежать». Все кивают с понимающим видом. «Освобождение от удушения – это классика, – продолжает она, – вы должны овладеть этой техникой в совершенстве. Давайте!» По ее сигналу девушки разбиваются на пары и начинают по частям отрабатывать прием.
Лена только что подъехала. Железный занавес на витрине опущен. Она осторожно огибает здание, держась подальше от бродячих собак, спящих среди кусков железа и заржавленных бамперов. Заметив приоткрытую дверь, она заглядывает внутрь: девушки из бригады тренируются под контролем своей предводительницы. Лена потихоньку подходит ближе и какое-то время наблюдает за ними, очарованная их юностью и энергией. В этих без устали повторяемых ими движениях столько грации, силы, гнева… Можно подумать, что от этих упражнений зависит вся их жизнь. «Может, так оно и есть», – подумалось Лене. Самым юным не больше двенадцати-тринадцати лет. Что они тут делают? Что с ними случилось? Что они пережили, почему учатся драться здесь, в этом заброшенном гараже?