banner banner banner
Как убежать от любви
Как убежать от любви
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Как убежать от любви

скачать книгу бесплатно

– Пойдемте обедать, у меня все готово… Заяц, покажи Вике, где руки можно помыть…

– Не надо мне ничего показывать, спасибо! – звонко и с вызовом проговорила Вика, подскакивая пружиной из кресла.

– Ну, не надо так не надо… Можно и так… – растерянно проговорила мама и указала приглашающим жестом на кухню.

Но Вика ничего не ответила, лишь скользнула по маме презрительным взглядом. Потом вышла в прихожую, открыла дверь и, не прощаясь, быстро начала спускаться вниз по лестнице.

– Вика, вернись! – позвал Саша, выходя следом за дверь. – Ну как ты себя ведешь, ей-богу… Ты же взрослый человек…

Зойка вдруг явственно услышала растерянность в его голосе. И, не отдавая себе отчета, быстро сунула ноги в кроссовки, тоже выскочила за дверь и понеслась следом за этой Викой, хотя совсем не представляла себе, что скажет ей, когда догонит… И догонит ли вообще…

И все же она ее догнала – уже на автобусной остановке. Встала рядом, пытаясь отдышаться. Вика стояла, смотрела прямо перед собой, к ней не повернулась даже. Отдышавшись, Зоя произнесла:

– Ну зачем ты так, Вика… Зачем ты маму мою обидела? В чем она перед тобой провинилась? Она с утра над этим обедом колдовала…

Вика, не поворачивая головы, бросила жестко и холодно:

– Ты это серьезно сейчас?

– Что – серьезно? – моргнула растерянно Зоя.

– Ты серьезно считаешь, что твоя мать ни в чем не виновата?

– А в чем она виновата?

Вика наконец развернулась к ней, глянула прямо в глаза. Зое даже пришлось отступить на полшага – показалось, что накрыло вдруг с головой исходящей от Вики злостью. Но глаз не отвела – с чего это ради? В конце концов, пусть и в самом деле объяснит, в чем провинилась перед ней мама.

– В чем виновата, говоришь? А сама не понимаешь, да?

– Нет. Не понимаю. Ты можешь обижаться на своего отца, что он от твоей мамы ушел, это да. Но ведь это его решение, Вика. Только его. Моя мама тут ни при чем.

– Да? Значит, моя мама должна за все отвечать? Отец будет жить счастливо, твоя мать с ним будет жить счастливо, а все несчастье и унижение одной моей маме достаться должно? Да за что? За какие такие грехи? Ты хоть понимаешь, каково моей маме сейчас? Какие чувства она испытывает? И что с ней происходит, ты знаешь?

– Нет… Нет, конечно. А что, она очень сильно переживает, да?

Вика усмехнулась злобно и снова от нее отвернулась, будто не собиралась отвечать на ее вопрос. Наверное, он и в самом деле был очень глупым… И зря она за Викой побежала, наверное. И, чтобы хоть как-то замять неловкую ситуацию, Зоя произнесла с настороженным сожалением:

– А я надеялась почему-то, что мы с тобой найдем общий язык… И даже подружимся… И телефонами обменяемся…

– Ну и зря надеялась.

– Ну почему же, Вика…

– Потому! Потому что мы можем быть только врагами, поняла? Потому что мне очень жалко свою мать! Потому что она страдает и переживает не самое лучшее время в своей жизни! Потому что это очень больно, когда тебя бросают… А ты стоишь тут и лепечешь всякие несусветные глупости – телефонами обменяемся, дружить будем… Ага, щас! Разбежалась! Да я видеть тебя не хочу, слышать тебя не хочу, поняла? И разговаривать с тобой больше не хочу, понятно?

– Понятно. Только если это все так… Зачем тогда ты в гости к нам захотела прийти?

– Ой, да просто посмотреть хотела, на кого отец мою маму променял… Просто ужасно интересно стало… И на тебя тоже посмотреть захотелось! Потому что не я теперь с папой рядом, а ты! Рыжая, конопатая! Хотя на тебя мне плевать по большому счету, не ты же папу из семьи увела. Да, я просто посмотреть на нее хотела…

– Ну что, посмотрела?

– Конечно. Между прочим, моя мама в сто раз лучше выглядит. И моложе. И красивее. Да если их поставить рядом – твою мать и мою… Да их и сравнить нельзя даже… И неправда, что мой отец всегда твою мать любил, это он все придумал! Он не мог ее любить, поняла? Он только мою маму любил… И квартира у нас в сто раз лучше, между прочим! У мамы моей вкус есть ко всему! А у твоей… Никакой фантазии, господи… Никакого стиля… И я не понимаю отца, хоть убей! Как он мог променять маму на все это безобразие?

– Слушай, хватит хамить, а? Сама ты безобразие, поняла?

– Да на себя посмотри, господи… Да если б я была такой ужасно рыжей, я бы хоть что-нибудь да сделала с собой, а ты… Да у тебя ж свободного места на лице нет от веснушек! Не лицо, а кукушачье яйцо! Неужели ты в зеркало никогда не смотришь, а?

От такого напора неприязни Зоя совсем растерялась. Сама того не осознавая, Вика ударила по самому больному месту – по внешности. Кукушачьим яйцом ее еще никто никогда не обзывал…

Может, она бы и отошла от растерянности и ответила Вике достойно, но как раз в это время подошел автобус, и Вика легко заскочила в него, даже не попрощавшись. Двери захлопнулись, автобус тронулся с места. Мимо в окне проплыло непроницаемое лицо Вики…

Придя домой, она сразу прошла в свою комнату, долго рассматривала свое лицо в зеркале. Неужели эти рыжие крапинки и впрямь так ужасно его безобразят? Мама ведь ей с детства внушала, что все наоборот… Что это отличительная ее особенность, что даже на картинах рисуют девушку с веснушками, когда хотят изобразить весеннее настроение… А оказывается, оно вовсе другие ассоциации вызывает! Никакая не весна, а кукушачье яйцо! И даже яркие рыжие волосы ситуацию не спасают, хоть и модно подстриженные озорными вихорками! Наверное, мама ее просто обманывала… Самооценку пыталась повысить, чтобы лишних комплексов не было, вот и все!

Она вздрогнула от стука в дверь, проговорила хрипло:

– Да… Открыто…

Заглянул Саша, проговорил как ни в чем не бывало:

– Заяц, пойдем обедать! О, господи… Ну что у тебя за лицо, Заяц? Может, ты тоже плакать собралась, а? Я маму только что успокоил, теперь ты…

– Нет, я не буду плакать, Саш. И вообще… Я думаю, твоя Вика со временем успокоится и все поймет. В конце концов, она ж не ребенок, чтобы застревать в обиженности. Она поймет, Саш…

– Я тоже на это надеюсь, Заяц. Она ведь неглупая девчонка, знаешь… Я думаю, со временем все наладится. А что ты как-то слишком внимательно себя в зеркале рассматриваешь, а?

– Да нет… Это я просто так…

– Заяц! А ну, колись! Тебе Вика сказала что-то обидное, да?

– Она сказала, что у меня не лицо, а кукушачье яйцо…

– Да ладно…

– Так и сказала, Саш…

– А ты и уши развесила, да? Сидишь и каждую веснушку под микроскопом разглядываешь? Делать тебе нечего, да?

– Нет, я не рассматриваю… Просто… Зачем она так, Саш? Обидно же…

– А ты прости ей, Заяц. Возьми и прости, махни рукой. Пойми, ей сейчас очень трудно… А ты сама под руку попалась, что ж… Но обида у Вики пройдет, поверь. Ничего, подружитесь еще со временем… Вы ж обе отличные девчонки, и красивые, каждая по-своему. А веснушки тебе очень идут, правда. Я даже представить тебя не могу без веснушек… Без этих рыжих вихорков… Мне, например, очень даже нравится… Это я как мужчина тебе говорю…

Она обернулась, посмотрела на него очень внимательно. Больше, чем простая внимательность это позволяла. Не хотела, но так само получилось… И, чтобы сгладить неловкий момент, произнесла насмешливо:

– И поэтому ты меня называешь рыжим Зайцем, да?

– А что, тебе разве не нравится? По-моему, очень забавно звучит – рыжий Заяц… Не серый, не белый, а рыжий! Ты представляешь, как тебе повезло, а? Единственный экземпляр среди всех зайцев, вместе взятых!

– Ну, не знаю насчет везения… И в кого только я такой уродилась, не знаю…

– Твой отец тоже рыжий, между прочим. Тебе его гены достались.

Она глянула на него удивленно, хотела еще спросить об отце, но не успела – мама из кухни настоятельно звала их обедать. Подумала только – потом у Саши об отце спрошу… Мама все равно никогда о нем не рассказывает.

Глаза у мамы были слегка заплаканные. Видимо, чувствовала себя виноватой в том, что не удался визит Сашиной дочери. Пришлось отвлечь ее посторонними разговорами, и Саша активно ее поддержал, хотя и чувствовалось, что ему тоже не по себе. А у нее все не выходило из головы – надо будет потом выспросить у Саши про отца… Вытянуть информацию, хоть какую-то… Интересно же, что он за человек! И не просто человек, родной отец все-таки…

И спросила. Следующим же вечером и спросила. Мама аккурат на работе задерживалась, они с Сашей были дома вдвоем, пили чай на кухне.

Начала издалека, чтобы не спугнуть его прямым вопросом.

– Саш… А ты маму давно знаешь?

– Давно, Заяц. Ей было столько же лет, как тебе сейчас, когда мы познакомились. Хотя вру… Она тогда только-только институт окончила… Стало быть, на пару лет старше была тебя, нынешней.

– А как вы познакомились, Саш?

– Мы работали вместе. Я уже давно в том конструкторском бюро работал, а она по распределению после института пришла. Молодым специалистом была. Да, Заяц, в те времена еще были конструкторские бюро… И было обязательное распределение после окончания института…

– И что? У вас был роман, да?

– Нет. Не было никакого романа. Я ее любил, а она меня нет. Она другого любила.

– Кого? Моего отца?

– Да, твоего отца.

– А… Какой он, расскажи?.. Кто он вообще?

– А ты не знаешь? Тебе мама о нем не рассказывала?

– Нет… Уж я не знаю почему, но эта тема у нас – табу… Я много раз пыталась спросить, а мама так и не захотела ничего рассказать. Почему? Ты не знаешь?

– Значит, не сочла нужным рассказывать. Ей виднее, Заяц. А это значит, и я тоже не буду, прости. Наверное, всему свое время… Ты только не обижайся, ладно? Вон у тебя от досады даже веснушки на лице побледнели.

– Вот и хорошо, что побледнели! Хоть несколько минут человеческое лицо будет, а не кукушачье яйцо!

– Господи, ну какая ж ты еще глупая, Заяц! Сколько раз можно тебе объяснять, что твоя рыжина – это твоя природная удача, отличительная особенность! Гордиться надо, а ты вбила себе в голову ерунду какую-то…

– Я не хочу гордиться. Я хочу быть как все. А из-за этой отличительной особенности… Я чувствую себя не в своей тарелке, мне неуютно…

– Ну вот, здрасьте! Опять комплекс неполноценности к тебе постучался! Тук-тук, кто в избушке живет? Я, рыжий зайчик-попрыгайчик… А я нехороший комплекс, открой дверь, я к тебе поселюсь! Будем жить вместе! Я тебе жизнь испорчу, хочешь? Сначала испорчу, потом из твоей же избушки и выгоню…

Он так смешно изображал диалог рыжего зайчика-попрыгайчика с нехорошим комплексом, что Зоя не удержалась, рассмеялась от души. А Саша будто того и ждал, продолжил ее наставлять:

– И не смей больше комплексовать, слышишь? Не пристало тебе! Потому что права не имеешь! Потому что ты девушка-весна, ты девушка-солнце… Когда ты улыбаешься, то будто загораешься изнутри рыжим светом… И это очень… Очень красиво, просто глаз нельзя оторвать…

Он вдруг оборвал себя на полуслове, глянул на нее очень странно. Будто с настороженной опаской. Будто сам на себя немного досадовал…

А у нее резко перехватило дыхание. Потому что она увидела вдруг, почувствовала эту досаду, эту опасливость! Будто что-то приоткрылось на миг, сверкнуло и снова закрылось… Уже навсегда закрылось. По крайней мере, по Сашиному выражению лица она поняла – да, навсегда. Мол, сболтнул лишнего, взял неправильную тональность… И ей надо принять это «навсегда». И можно только иногда воспроизводить в памяти эту короткую яркую вспышку, и рассматривать через лупу, смаковать… И додумывать в своих фантазиях…

И впрямь, что это было, а? Или не было? Или ей показалось? А вдруг?! Да нет же, нет… Этого быть не могло. Она сама себе все придумала. Дорисовала, нафантазировала. И вообще, надо быть умной и понимать, что так нельзя. Даже в мыслях нельзя. Даже там нельзя, где на замки закрыто. В конце концов, она взрослая рассудительная девица, а не какая-нибудь там Лолита малолетняя и бесстыжая, и примерять на Сашу дурацкую роль Гумберта-Гумберта просто не имеет права… И маму на такое свинство не имеет права подписывать…

Да и вообще – фу! Даже думать об этом противно! Остынь, рыжая дурная башка! Сама справляйся с подлыми мыслями! Потому что не место им в доме, где живут мама и Саша. Потому что мама любит Сашу. А Саша любит маму. А она… Она ждет Ромку из армии. Да, вот так… И можно даже похвалить себя за это… Молодец, рыжий Заяц, хороший рыжий Заяц, он умеет собой управлять. А если вдруг и понесло на секунду – надо простить рыжего Зайца, не судить строго. Он же не виноват, что его угораздило полюбить того, кого любить ну совсем нельзя, ни при каких обстоятельствах…

И все, и хватит об этом. И никаких подобных мыслей больше. Все, хватит, занавес! Живем дальше…

Через год Ромка пришел из армии. Она была ему рада. И даже охотно приняла его любовь и постоянное присутствие рядом, и нежность его приняла, и сдерживаемое хорошим воспитанием вожделение. Потом они все же переспали после вечеринки у одного Ромкиного приятеля. Вечеринка была на даче, она тогда упилась шампанским и толком не поняла, как это все произошло. Да и не жалко было, в общем… Чего уж там… Наверное, давно пора было расстаться с девственностью. Чего зря Ромку мучить?

А Ромка был счастлив. Она еще в себя прийти не успела, то есть глаза свои хмельные открыть, а Ромка уже сбегал в лес и принес ей охапку майских полевых цветов. Плюхнулся возле кровати на колени и предложил руку и сердце, и чтобы немедленно все, и чтобы завтра же заявление в загс… Она еле-еле отговорилась от такой скоропалительности. Объяснила, что торопиться им некуда, что ей надо хотя бы третий курс окончить. Ромка огорчился, но возражать не стал. Он вообще ей ни в чем никогда не возражал…

Мама наблюдала за их отношениями с некоторой опаской. И в то же время ничего против Ромки не имела. А однажды спросила в лоб:

– Зайчик, скажи… Уж не замуж ли ты собралась, а?

– Нет пока. Успею еще… – отмахнулась она легкомысленно.

– Но ты хоть любишь его, Зайчик?

– Ой, мам… Ну я тебя умоляю… Если надо будет – полюблю!

– Ты думаешь, это все так просто, да? Захочу и полюблю?

– Но ведь ты же полюбила Сашу? А раньше не любила… Ведь так?

Мама посмотрела на нее странно и больше ни о чем не спросила. Пришлось успокоить ее, обняв за плечи и ласково заглянув в глаза:

– Да все будет хорошо, мам… Всему свое время, правда? Не переживай за меня, пожалуйста, я разберусь…

А потом мама заболела. И стало не до разговоров. И вся жизнь покатилась не туда…

* * *

То утро было самым обычным. Зоя проснулась от аппетитного запаха гренок, доносящегося из кухни – ага, Саша уже встал, завтрак готовит… Еще не проснувшееся сознание настроилось было на привычную утреннюю радость, но в следующую секунду она спохватилась – ты что, дурочка, какие могут радости… У тебя ж мама умирает… Неизвестно, сколько еще ей осталось – может, месяц, а может, неделю… В любой момент может самое страшное совершиться…

Захотелось плакать, сунув голову под подушку и прижав ее сверху ладонями. И задохнуться от слез, и вообще не вылезать из постели… И не начинать этот очередной мучительный день, сотканный из страшного ожидания. Да, именно так – ожидания. Потому что знаешь, что рано или поздно это произойдет… Не сегодня, так завтра. Не завтра, так через неделю. Не через неделю, так через месяц…

Но плакать нельзя. Ни в коем случае. Потому что мама не хочет, чтобы она плакала. Мама хочет, чтобы все дни выглядели обыденно, без акцента на то непоправимое и ужасное, что давно поселилось в их квартире, на их бывшем островке счастливого бытия. И потому мама встречает каждое утро с улыбкой… Через боль, через невыносимое страдание, через это ужасное понимание своего скорого ухода – все равно с улыбкой! Зоя и не знала раньше, и предположить не могла такого присутствия духа в своей хрупкой маме…

Застонав, она откинула подушку с лица, с силой провела по нему ладонями. Вверх-вниз, вверх-вниз. Потом вытолкнула себя из постели, подошла к окну, отдернула штору…

Да, ничего за эту ночь не изменилось. По-прежнему за окном осень, прозрачно-солнечная и холодная. Вон, даже не успевшие опасть листья на деревьях скукожились неуклюже, так и не дождавшись праздничного прощального полета по ветру. Уж лучше бы дождь шел, ей-богу. Настроению бы соответствовал…

Еще раз проведя по лицу ладонями, словно пытаясь стереть с него отчаяние, Зоя отправилась в ванную. Долго стояла под душем, не в силах выйти из парного тепла. В квартире было холодно, отопления все еще не давали. Да и не надо, в общем. Вдруг маме от согретого воздуха станет хуже? Отопление же кислород забирает…

Перед тем как зайти на кухню, она изобразила радость. Ту радость, которая раньше всегда царила по утрам на кухне и которую начинаешь по-настоящему ценить и осознавать потом, когда приходится насильно себя на нее настраивать… Но надо настраивать, иначе нельзя.

Мама сидела за кухонным столом, пила чай. Вернее, просто держала чайную чашку в пальцах, будто цеплялась за нее, как за необходимую опору. Увидев ее, улыбнулась…

– Доброе утро, Зайчик. Как спала? Что-то выглядишь плоховато… Не заболела?