На чужом несчастье счастья не построишь

– Но это еще надо доказать, – отмахнулась от детектива Валентина Ивановна, – у меня есть деньги на адвокатов. Я найму очень хороших адвокатов. Все ваши доказательства – всего лишь слова, ваши досужие домыслы!

– Олег, – обратился Трубников к Лагутину, – вы были раньше знакомы с Валентиной Ивановной?

– Нет, – удивленно ответил Лагутин.

– Вы всегда одеты в гражданскую одежду, нет никаких опознавательных знаков, выдающих в вас следователя. И вы не были знакомы ранее. Однако Валентина Ивановна сразу узнала в вас следователя. Но ведь вы не открыли дверь, когда в вашем подъезде проходил эксперимент. Вы смотрели в глазок, но не открывали дверь.

– Тююю, – протянула Валентина Ивановна, – глазок! Вчерашний день! У меня камера видеонаблюдения. Мне не надо к двери подходить, из залы все вижу. Я старая и больная женщина. В воскресное утро спала, имею право спать у себя дома по воскресеньям. Поэтому и не открыла дверь.

– Нет, не поэтому. Вы побоялись, что собака выдаст вас. Саша пригласи Лену с Альмой.

В кабинет зашли Лена и Альма. Собака сразу же сердито с надрывом залаяла на Валентину Ивановну, пытаясь кусануть ее за тонкий носок белого сапожка.

– Уберите вашу псину. Она сумасшедшая! – раздраженно потребовала Валентина Ивановна, – в суде эта злобная такса будет выступать свидетелем номер один? Единственный свидетель? Я вас поздравляю! Вы расследовали преступление на высоком профессиональном уровне, а главное – быстро! А ну-ка, быстренько, мои дорогие, – обратилась она поднимаясь с кресла к мужу и дочери, – идем отсюда! Спектакль окончен!

– Не торопитесь, – остановил ее Трубников, – я еще не все сказал.

– Ну, что там еще? – нетерпеливо спросила Татьяна.

– Шуба.

– Да, при чем здесь шуба! – закричала Татьяна, – что вы все рехнулись, что ли? Но Ростовском море весь дом перевернули, шубу искали! Что нашли? Нет у меня вашей проклятой шубы! Нет и не было! Я уже выгнала домработницу за то, что она вас пустила!

– Напрасно, – ответил детектив, – все равно бы зашли и обыскали. Из театра вчера вечером только две женщины вышли в норковых шубах: моя секретарь Лена и Татьяна Кузнецова. В гардеробе их шубы нечаянно перепутали. Татьяна получила шубу Лены и, не обратив внимания, что это чужая шуба, отправилась домой. Не так ли?

– Нет, не так! Моя шуба у меня дома, а где шуба вашей секретарши, я не знаю.

– Вы вчера вечером после концерта вышли из театра в шубе Лены, – продолжал Трубников. – Но Лена вышла из театра не в вашей шубе, а в шубе Надежды Васильевны Литвиновой. Когда Надежда Васильевна пришла к вам , чтобы поговорить о душе, о совести, о покаянии, вы собирались в театр. Выши родители не разделяли взглядов бедной наивной учительницы. Кто открыл ей дверь? Вы не впустили в квартиру собаку. Наверное, она была мокрой от снега, у нее были грязные лапы. Надежда Васильевна отпустила ее, а ремешок держала в руках? Вы забрали его? Выхватили силой? Собака одна гуляла во дворе несколько часов. Ее видели многие жильцы.

Вы убили Надежду Васильевну сразу, но не знали, что делать с трупом. Потом обнаружили, что Таня ушла в театр в ее шубе, поэтому труп находился в вашей квартире до ее возвращения. У вашей дочери стальные нервы! Сразу после убийства, совершенного на ее глазах, пошла на концерт. Но все же нервничала. Перепутала шубы. Татьяна вышла из дома в шубе учительницы, оставив свою шубу дома. Никто из вас не запомнил, в какой шубе была учительница. Когда дочь вернулась, вы надели на труп шубу Лены и вытащили труп в подъезд на первый этаж под лестницу. Собака долго гуляла во дворе. Когда во двор зашла Лена в шубе ее хозяйки, она бросилась к ней. Она побежала не за Леной, а за шубой. Собака не подбегала к трупу хозяйки, потому что на ней была чужая новая шуба. Новые шубы источают резкий запах. Все это легко проверить. Где сейчас шуба, которая была на трупе?

– Вещдок, – ответил Лагутин, – у меня. Но если шуба новая, то как же я ее идентифицирую?

– Мои инициалы: «Л.Ш.», – сказала Лена, – я вышила их на подкладке с внутренней стороны.

– Как шуба Лены могла оказаться на трупе? – спросил Трубников у Валентины Ивановны, – у вас есть другое объяснение? Боюсь, что никакие адвокаты ни вам, ни вашей дочурке не помогут. Если бы вы, Таня, сразу отвезли пострадавшего водителя «Запорожца» в больницу, то он бы остался жив, не произошло бы второго убийства. Тогда бы адвокаты, нанятые мамой, смогли бы вам помочь. Попали бы под амнистию, но пришлось бы выплатить водителю «Запорожца» на лечение. А теперь придется сидеть. Долго сидеть обеим.

Саша смотрел на Татьяну. Она стояла рядом с мамой, гордо подняв голову, самоуверенная, знающая себе цену. На ее лице не было раскаяния, не было даже тени смущения, только самоуверенность и гордость.

***

Лене по прошествии времени вернули ее шубу, но она отказалась от нее оригинальным образом. Пришла к кафедральному собору и собственноручно накинула новую норковую шубу на плечи убогой нищей, сидевшей на паперти. Илья тяжело вздохнул, но ничего не сказал, только посчитал, сколько месяцев им всей семьей еще выплачивать за шубу?

Мать и дочь Кузнецовых признали виновными в убийствах водителя «Запорожца» и учительницы. Они отправились в места не столь отдаленные на долгие годы. Альма осталась у Шамариных. Теперь с ней прогуливалась Лена. К потере шубы она отнеслась философски:

– Зачем она нужна? Ее носить-то всего неделю в год. Только моль кормить. Пусть это будет самая большая потеря в моей жизни.

Благими намерениями

Девушка сильно нервничала, ее старшая подруга выглядела уверенной, но пальцы, сжатые в кулак, выдавали волнение. Перед тем, как зайти к Трубникову в кабинет обе женщины по настоянию секретаря заполнили анкеты. Сейчас анкеты лежали на столе детектива.

Круглова Анна Борисовна, 20 лет, студентка консерватории, ее муж – Круглов Валерий Ильич преподает в музыкальной школе.

Парамонова Лариса Григорьевна, преподает в той же музыкальной школе, там же работает ее муж – Парамонов Алексей Павлович. Оба окончили консерваторию.

– Мы пришли к вам в качестве посредников, – говорила Лариса, – с нашим другом Вячеславом Сергеевичем Мазановым случилась беда. Он не знает о том, что мы…Он не просил нас об этом, да и не попросит. Он молча переживает горе.

В феврале 2017 года погибла его жена Светлана. Их сыну Сереже тогда было полгода. Этот удар оказался ему не под силу. Слава впал в депрессию, не выходил на работу. А мы работаем все, кроме Ани, в одной музыкальной школе. Его уволили. Мы хотим помочь ему. Мой муж знает о нашем визите, но он считает, что мы благими намерениями устилаем Славе дорогу в ад.

– Мой муж, – встрепенулась Аня, – знаком со Славой с детства. Он тоже сказал, что не надо соваться с помощью к тому, кто об этом не просит, чтобы не оказать медвежью услугу. Но я не согласна! Надо же что-то делать!

– Поэтому мы пришли к вам, – снова взяла инициативу Лариса, – я расскажу вам, что случилось в феврале. Утром Слава встал, как обычно. Света приготовила ему завтрак. Он позавтракал, уехал на работу. Она закрыла за ним дверь. Света была в декретном отпуске с Сережей. Их сосед по лестничной клетке Михаил Кузьмич Галыгин обычно выходит часов в десять. Он удивился, увидев, что дверь в квартиру Мазановых приоткрыта. Зашел, увидел Светлану с перерезанной шеей. Вызвал скорую, позвонил в правоохранительные органы.

Следователь Савин Сергей Владимирович допрашивал нас всех, Галыгина, допрашивал одноклассников Светы. Отца у нее нет, мать забрала к себе Сережу. Никто ничего не понял, хотя прошло уже почти семь месяцев. Кто ее убил? За что? Почему? Мы просим вас найти убийцу. Надеемся, что это хоть чем-то поможет Славе. Он тоже ничего не понял.

Савин отработал несколько версий:

1) 

кто-то из школьных друзей Светы отомстил ей за неразделенную любовь. Она не подтвердилась. Слава был ее первой любовью. Весь класс встал на ее защиту. Света была очень скромной и тихой девочкой. Никаких увлечений или школьных романов у нее не было.

2) 

Кто-то отомстил Славе. Первой попала под подозрение его первая жена Надя. Однако у нее алиби. Она работает воспитателем в детском саду. В то утро она была на работе.

Были и другие версии, но убийцу так и не нашли. Мы знаем, что вы частный детектив, слышали о вас много хорошего, готовы оплатить, только бы помочь Славе. Он начал играть на рынке. Наши общие знакомые часто видят его со скрипкой в вагонах электричек, на вокзалах. Он редко бывает дома, дома не живет. Опускается. Если так будет продолжаться и дальше, то… Ведь вы поможете нам?

Трубникову совершенно не хотелось браться за это дело. Прошло слишком много времени. Шансы найти убийцу ничтожно малы. Он не был знаком со следователем Савиным, наверное, кто-то из молодого поколения. Старых он знал если не всех, то почти всех. Но в июле и августе было мало работы. Сезон отпусков. Надо же платить зарплату сотрудникам: помощнику Александру Шаповалову, секретарю Лене Шамариной, бухгалтеру, уборщице, себе тоже.

– Мне обязательно надо будет поговорить с Мазановым, – сказал детектив, – он узнает о вашей инициативе. Если он не поддержит ее, не захочет говорить со мной, то я не стану принуждать его. Да я и прав таких не имею. Я частный детектив. Могу беседовать, но не допрашивать. Если он пойдет на контакт, то я возьмусь за расследование.

– Обычно он в это время играет на рынке, что возле кафедрального собора. Наверное, он сейчас там. Мы привезем его к вам. Можно? – спросила Аня.

– Нужно. И еще, мне надо будет пообщаться с его первой женой.

– Надя с сыном сейчас живут в Каменоломнях, – сказала Лариса, – я позвоню ей, она обязательно приедет к вам.

– Но сначала самого Мазанова.

Женщины ушли. Саша, который все это время сидел за своим столом, подошел к окну:

– Я читал в газетах об этом еще зимой. Женщины умолчали о том, что первым под подозрение попал муж погибшей. Убийство произошло, когда он добирался до работы в переполненных автобусах. Он живет далеко от музыкальной школы. Два автобуса с пересадкой. Никто не смог подтвердить его алиби, никто не смог опровергнуть. Несчастный получил двойной удар: смерть жены и обвинение в убийстве.

– Подозрение, а не обвинение, – поправил его Трубников.

– Как странно, – удивленно сказал Саша, глядя в окно, – сюда идут Евгений Валентинович и Игорь.

– Липкович сейчас должен быть на работе, а Игорь дома. Когда и где они встретились? Странно.

В кабинет вошли Липкович и Игорь. Вид у Игоря был упрямый и злой, он кусал нижнюю губу и смотрел исподлобья на Липковича. Тот бесцеремонно взял его за ворот рубашки и выставил на середину:

– Полюбуйтесь на своего сыночка! – сказал он обращаясь к Трубникову, – каков гусь! Что вытворяет! Как только ему такое в голову взбрело?

– Я не делал ничего плохого! – с обидой выкрикнул Игорь.

Липкович громко чихнул, на что все трое пожелали ему здоровья. Уселся в кресло и ткнул указательным пальцем в мальчика, который краснел и бледнел попеременно. – Он мыл полы в больничном коридоре! Хорошо же он проводит свои каникулы! Я приехал к Урбану, он на операции. Иду по коридору, смотрю – Игорь полы моет! Ведро с водой, швабра… Я чуть не упал! Схватил его за шкирку и сюда! А он вырывался, хотел домыть полы! Ты, Николай, помнишь, какой в той больнице коридор? Полдня идти можно! Кто заставил? Он говорит: «Сам захотел!» Или я с ума сошел, или твой Игорь рехнулся.

– Игорь, – удивленно спросил Трубников, – как ты оказался в больнице? Ты же дома был! Когда я уходил, ты сидел в кресле и читал Бальзака.

– Я его не читал, а перечитывал. Потом пошел к Урбану, а он на операции. Меня там все знают. Они думают, что я его племянник. Я сначала ждал. Потом мне стало скучно. У них санитарок не хватает. Я взял ведро, швабру, тряпку, начал мыть полы. Мне дядя Боря всегда в голову вдалбливает, что если я хочу стать настоящим врачом, то должен научиться любить больных людей. А как их любить? Не по головке же каждого гладить? Вот я и начал полы мыть, чтобы научиться любить.

– И много любви ты нашел в помойном ведре? – съязвил Липкович.

– Я не делал ничего плохого! – упрямо повторил Игорь.

– Рановато я тебя домой привез, – вздохнул Трубников, – до школы больше недели.

– Лучше бы за компьютером сидел, – сказал Липкович, – чем по больницам шляться. Я Борьке еще скажу пару ласковых. Ребенка эксплуатирует!

– Урбан об этом ничего не знает! Я сам захотел!

– Игорь, – спросил Трубников, – ты обедал? Нет? Женя, Саша, пойдемте обедать. Ресторан рядом, кормят ничего…

– Я бы пошел, но должен быть на работе, – сказа Липкович, – однако кушать хочется. Пойти что ли и вправду пообедать?

– Пошли, – поднялся из-за стола Трубников.

Они не успели дойти до двери, как она открылась, вошли Аня, Лариса и сутулый мужчина неопределенного возраста с футляром в руке. Игорь с любопытством уставился на мужчину.

– Познакомьтесь, – звонким голосом сказала Аня, – Вячеслав Сергеевич Мазанов, окончил консерваторию, учил детей играть на скрипке, сейчас временно не работает.

Мазанов безучастно смотрел куда-то внутрь себя. Он не сопротивлялся, когда Аня усадила его в кресло, в котором только что сидел Липкович.

– Ну, мы пойдем, – сказал Липкович, обняв Игоря за плечи.

– Нет, Женя, останься, – остановил его детектив. – Быстро вы нашли Вячеслава Сергеевича, – обратился он к женщинам.

– Слава играл в Покровском сквере, – сказала Лариса и села на стул.

Липкович взял два стула и поставил их рядом со столом Саши, усадил Игоря, который пожирал глазами странного посетителя.

–В Покровском сквере? – переспросил Трубников.

– Да, – сказал Игорь, – когда мы шли, то этот человек играл на скрипке…

Он хотел еще что-то сказать, но строгий взгляд Трубникова заставил его замолчать.

– Вы знаете, – обратился к скрипачу детектив, – что ваши друзья обратились ко мне с тем, чтобы я нашел убийцу вашей жены?

– Да, – сказал Мазанов, – только что Аня и Лариса известили. А зачем? Следствие зашло в тупик. И вы туда же упретесь.

Он достал из нагрудного кармана замызганной рубашки чистый и отутюженный носовой платок, вытер пот со лба.

– Вы не хотите, чтобы я расследовал?

– Почему не хочу? Хочу. Найти убийцу и убить его, а там хоть потоп. Только платить вам нечем. Квартиру бы продал, чтобы заплатить, но она по ипотеке, к тому же с долгом. Нет у меня ничего кроме скрипки. Душу бы продал, да стоит ломаный грош.

– Мне надо поговорить с вами, посмотреть место, где все произошло.

– Говорите, смотрите. Столько времени прошло! Следов нет, чего смотреть?

–У вашей жены были друзья?

– Да. Аня, Лара. Валера – муж Ани. Алекс – муж Лары. Мы работали вместе, дружили. Мне такие же вопросы Савин задавал. Про врагов тоже. Нет врагов ни у Светы, ни у меня. Мирно жили. Не знаю, кто… Узнаю, сам убью. Я в то утро ушел, она дверь заперла изнутри, я это хорошо помню. Всегда в глазок смотрела, если кто-нибудь звонил. Этому ее мать с детства научила. Не знаю, кто. Почему она дверь открыла? Замки у нас простые. Но она же всегда на цепочку закрывала. Или цепочку тоже можно снаружи снять? Кто-то посторонний зашел? Сам открыл? Почему выбрал нашу дверь? Она обыкновенная. Даже я бы сказал дешевая дверь. Почему именно к нам? Убийца – гастролер? Не знаю. Зря вы это затеяли, упретесь в тупик.

– Ваши родители живут в Ростове?

– Отец живет в Ростове. Со Светой дружен был, никогда не ссорились. Выбор мой одобрил. Это, когда на Наде я женился в 19 лет, он сильно возражал. А Света ему очень понравилась. Он сейчас за границей на отдыхе.

– Вы поддерживаете связь со своим сыном?

– Я с тех пор как это случилось, все связи оборвал. А раньше, конечно, поддерживал. Я люблю Олега, он мой сын. Сережу тоже. Олег с матерью живет, у них все нормально. Алименты я перестал, по ипотеке платить перестал. Я уже все перестал, устал. Ничего, у Надьки есть деньги, хватит надолго.

– Откуда у нее деньги? Она же воспитатель в детском саду, – удивилась Лариса.

– Есть у нее. Знаю, что есть. Я хочу обратно в сквер. Это Аксинья или просто казачка с ведром у колонки? Я для нее играю, такая теперь у меня жизнь. Играю и мне легче. Отступает заморозка. Вы меня отпустите. А в квартиру я не хочу. Мне там все ее напоминает. Ключи у Галыгина. Он вас проведет, покажет. Это сосед по лестничной клетке, дверь справа.

Мазанов медленно встал и пошел к двери.

– Телефон оставь, – сказала Лариса, подходя к нему.

– Потерял телефон.

– Мой возьми. А если Николай Федорович сможет убийцу найти! Как мы тебя найдем? Возьми!

Она сунула ему телефон в карман. Телефон упал на пол, она чуть не наступила на него.

– У тебя дыра в кармане, – Лариса подняла телефон и сунула его в нагрудный карман, из которого торчал кончик белоснежного носового платка, – мы вам еще нужны? – спросила она у Трубникова, стоя в дверях.

– Да.

Она нехотя вернулась и села на стул.

– Расскажите мне подробно о своем друге и его первой и второй женах. Меня интересует все: детство, юность, взрослые годы. Какой была его семейная жизнь со Светланой? Были семейные ссоры?

– Нет! – испуганно взмахнула рукой Аня, – что вы! Слава и ссоры понятия несовместимые!

– Я бы так не сказала, – строго посмотрела на подругу Лариса. – Никто никогда не слышал семейных сор, когда он жил с Надей, но он почему-то ушел от нее.

– Это никого не удивило, – ответила Аня и обратилась к Трубникову, – Слава из очень обеспеченной семьи. Обеспеченной, но не очень благополучной. Каждый год у него была новая мама. И сейчас его отец с очередной женой отдыхает за границей. У них дома всегда была прислуга. Надя попала в их дом в качестве прислуги. Ей было 18 лет, а Славе 19, когда они поженились. Сразу родился Олег. Они прожили вместе лет десять. Да, никто не слышал, чтобы они ссорились. Однако и мирной их семейную жизнь назвать трудно. Ведь это был брак, как говорится, по залету. У Славы высшее образование, эрудиция, культура. У Нади никакого образования. У них была хорошая библиотека. Слава почему-то ушел из дома ночью. Взял с собой смену белья, скрипку и несколько книг. Пришел через пару дней, хотел забрать только книги, но она их уже продала. Продала за копейки. Надя не любит читать, не ходит на концерты. Олег не учится в музыкальной школе, не хочет. Это ее влияние.

– Ты судишь предвзято, Аня, – прервала ее Лариса, – Надя хорошая мать. Олег никогда не болел. Всегда чистый и опрятный. Хорошо учится. Надя сейчас одна воспитывает Олега. Ей трудно.

– Трудно? – переспросила Аня, – может быть. Слава и Надя никогда не ссорились, но словно на разных планетах жили. Их развод никого не удивил, хотя повода никто не знает.

– В школе, – продолжала Лариса, – у Славы тоже с руководством конфликты случались. Мы же в одной школе работаем. Директор велел штрафовать детей, если они опаздывают на урок. Штрафовать не деньгами, а нотными тетрадями. Слава возмущался этим, отказывался требовать у опоздавшего ученика нотную тетрадь.

– Но не директор же убил его молодую жену! – усмехнулась Аня.

– Нет, – согласилась Лариса, – не директор. Я привела эти примеры, чтобы показать, что Слава может проявить характер. Да, у него спокойный флегматичный характер, но он умеет настоять на своем, когда требуется. Он не размазня. Смерть Светы сломала его. Света была на 13 лет младше его. Ей 20, ему 33. Они очень любили друг друга. Мне жалко его. И я не знаю, чем ему помочь. Найдите убийцу. Может быть, это хотя бы немножко уменьшит боль?

– Я прошу вас, – сказал Трубников, – сейчас отправиться в квартиру Мазанова вместе с моим помощником Александром Васильевичем.

Саша подошел к женщинам и улыбнулся:

– Пойдемте, осмотрим место происшествия?

Они попрощались и ушли. Трубников с Липковичем и Игорем пошли обедать.

– Как он тебе? – спросил Трубников у Липковича, когда они ждали заказа. – Я специально попросил тебя остаться. Ты же врач. Твое мнение?

– Хм, – сказал Липкович, – я могу высказать только свое субъективное мнение. Оно может быть ошибочным. Я же патологоанатом, а не психиатр.

– А ему нужен психиатр? – удивился Игорь.

– По-моему, нужен. Он имеет шанс окончательно превратиться в бомжа. Смерть жены? Да, но не только это. Дерзну предположить, что его юность и ранние взрослые годы не баловали благополучием.

– Странно, – сказал Трубников, – он из очень обеспеченной семьи.

– Сытый желудок – это хорошо, – ответил Липкович, глядя на официанта, который шел к ним с подносом. – Мой любимый суп из курицы. Люблю птичек, когда они в супе. Но кроме сытого желудка нужна любовь мамы, папы, бабушек, дедушек. Иначе могут произойти необратимые процессы. Я не ставлю диагноз, но склонен считать, что у скрипача есть психическое расстройство, может быть депрессивного происхождения: тоска, тревога, астения. Скорее всего, начало надо искать в детстве, юности, а точнее, в отсутствии любви. Человек, лишенный любви в детстве… Например, если он заболеет, то он скорее всего будет отказываться от помощи, разрывать связи с людьми, относящимися к нему хорошо, замыкаться в себе. Уже будучи взрослым, такой человек не ищет контакта с людьми, потому что заранее уверен, что не дождется доброжелательного ответа. Он не нуждается в общении с людьми, разве что с домашними животными или со скрипкой. Вырабатывается бесчувствие к лишениям, к радости. Может развиться шизофрения или мания преследования… К сожалению, никто не проводит таких исследований, а надо бы.

Взять большую группу бомжей и постараться изучить их биографию, исследовать их психическое состояние. Уверен, что между ними нашлось бы сходство. Отсутствие любви в детстве и юности, одиночество, частые депрессии. Они не чувствительны к радости и к горю. Плохо, что он потерял жену, очевидно, она любила его, если бы сейчас рядом была она или его мать…

– Дядя Женя, – спросил Игорь, – скрипач шизофреник?

– Я так не говорил, но он имеет шансы им стать, если ему не помогут.

Позвонил телефон. Трубников нехотя достал его, звонили из офиса. Голос его секретаря Лены был тихим. Она говорила из его кабинета и не хотела, чтобы ее слышали в приемной.

– В приемной вас ждет Надежда Анатольевна Мазанова. Она все время плачет. Хочет с вами поговорить. Ей позвонил кто-то из женщин, которые только что были здесь: Лариса или Аня.

– Пусть подождет, есть хочу.

Трубников спрятал телефон и посмотрел на Игоря:

– Игорь, я запрещаю тебе мыть полы в больнице, еще заразу подцепишь! Запрещаю тебе в больницу ходить! Нашел место для прогулок! После обеда поедешь домой, займешься английским. Я вечером проверю. Когда приедешь домой, позвони мне.

Игорь опустил глаза в тарелку и уныло жевал котлету.

– Как быстро она пришла, – сказал Липкович, невольно подслушавший телефонный разговор.

– А меня удивило то, что она плачет, – сказал Трубников, – кого ей жаль до слез? Бывшего мужа? Соперницу? Не понимаю.

***

В приемной плакала молодая пышнотелая женщина с пуговкой вместо носа и белыми, как бумага волосами до плеч. Лена капала в стакан с водой успокоительное то ли для посетительницы, то ли для себя. Обрадовалась, увидев шефа. Он поздоровался с женщиной, она еще больше заплакала вместо приветствия. Прошел в кабинет. Лена помогла плачущей женщине дойти до кресла в кабинете шефа и сразу же исчезла, плотно закрыв дверь. Трубников все еще наслаждался вкусным обедом и даже плачущая женщина (а он терпеть не мог, когда женщины плакали) не могла вывести его из благодушного настроения. Однако он придал очень серьезное выражение лицу и сказал:

– Вы можете говорить откровенно. Мы одни. Что случилось?

– Мне жалко своего бывшего мужа! Сейчас, когда я шла к вам, я увидела, точнее, сначала услышала его, а потом увидела. Он играет в Покровском сквере. Прохожие бросают ему деньги. Бедный Слава! Он так сильно похудел!

– Но ведь вы развелись давно! – искренне удивился детектив.

– Мне его жалко!

– Вы приехали к детективу за сочувствием?

– Не богохульствуйте! – сердито прикрикнула Надежда и снова заплакала, – бедный Слава! Он пережил такое горе! Мне позвонила Аня, сказала, что вы будете расследовать, что просили меня прийти. Кто ее убил? Найдите убийцу! Я тоже вам заплачу!

– Благодарю покорно, но вам не надо себя так утруждать.

Трубников встал и начал ходить по кабинету, что было для него необычно. Как правило, он сидел за столом, а сейчас начал ходить из угла в угол. Надежда встала и повернулась лицом к нему. Ее глаза опухли и покраснели от слез. Глядя на нее можно было подумать, что убили не вторую жену ее бывшего мужа, а ее родную дочь.

– Вы найдете убийцу? – спросила она, тщетно пытаясь поймать своим замутненным слезами взором взгляд детектива.

Трубников подошел к ней очень близко. Она приложила мокрый носовой платочек к глазам и разразилась плачем, очевидно, надеясь получить изрядную порцию утешения со стороны мужчины. Однако детектив вместо утешения цепко схватил ее носовой платочек и рванул на себя. Не тут-то было! Она держала его обеими руками за другой конец, не собираясь с ним расставаться.