скачать книгу бесплатно
– Это был ритуал?
– Что?
– Еще раз переспросишь, сука, я тебя отправлю в карцер на неделю.
– Да хоть убейте! Какой ритуал? Я не понимаю, что вы имеете в виду, гражданин следователь!
Бокий встал, подошел к столу и сказал, вглядываясь в лицо подследственного:
– Ритуал принесения в жертву царя и семьи.
Медведкин хлопал глазами.
– Не знаю я ничего, гражданин комиссар госбезопасности третьего ранга. Ну, если только вы имеете в виду жертву во имя революции?
– А может – на погибель революции? Кто придумал принести царя в жертву? – Бокий упирал в лицо Медведкина неподвижный взгляд.
Тот съеживался, исчезал.
– Не понимаю, о чем вы, гражданин комиссар госбезопасности третьего ранга. Какая жертва? Совсем не понимаю!
Мгновение Бокий смотрел на Медведкина сверху вниз, а Кривошеин на Бокия – снизу вверх, нахохлившись над протоколом. Бокий равнодушно отвернулся, потеряв интерес к подследственному, и снова сел в угол.
«Кто это? Откуда он взялся?» – спрашивал себя Бокий, вглядываясь в простецкое лицо Кривошеина. Конечно, его тщательно проверили. Все, что он написал в автобиографии, и все, что было о нем известно из разных источников, – все подтвердилось. Бокий чувствовал, что Кривошеин не так прост, как хочет казаться, но в чем подвох, не мог понять.
Когда этот невзрачный капитан явился на прием, просто записавшись у секретаря, и заявил, что знает дорогу в сказочную Шамбалу, Бокий подумал: провокация. Вольность двадцатых годов давно миновала, настали другие времена, и прорывы в неизведанное, в потустороннее наверху уже не приветствовались, мягко говоря. Наверняка кто-то из недругов решился-таки копнуть под комиссара госбезопасности. Но Кривошеин держался уверенно, будто и мысли не допускал, что его откровения о Шамбале могут быть опасны для него самого.
Бокий тут же предложил капитану проехать с ним на конспиративную квартиру и там продолжить разговор. Кривошеин согласился, снова проявив полное и совершенное спокойствие.
На квартире Бокий приставил ствол нагана ко лбу Кривошеина и спросил, кто его заслал и с какой целью. Кривошеин, казалось, удивился такому повороту, но не испугался, а произнес внятно и раздельно какие-то слова. Это было по-тибетски. Бокий знал несколько слов еще со времен подготовки экспедиции в Шамбалу двенадцать лет назад. И это были не просто слова – ритуальные термины, им научил чекистов один настоящий лама из Тибета. Для провокации это было слишком уж сложно. Так глубоко теперь не копали.
Капитан Кривошеин утверждал, что в прошлой жизни был у ворот Шамбалы и ему известно, где вход в иной мир. Его посещают видения прошлой жизни и другого мира. Не то чтобы Бокий поверил сразу и безоговорочно, но чутье подсказывало ему, что Кривошеин по крайней мере не врет. Он может добросовестно ошибаться, быть жертвой самовнушения. Тогда он сумасшедший, но не провокатор.
Профессор Барченко, занимавшийся в отделе у Бокия изучением необъяснимого и потустороннего, обследовал Кривошеина и нашел, что его тибетский опыт достоверен. Ему известны такие детали быта и культа Тибета, которые постигаются только личным опытом. В общем, Шамбала снова была близко, а с ней к революционному мистику Бокию вернулось забытое ощущение жизни и смысла …
Бокий включился и увидел, что Кривошеин подвинул Медведкину бумагу.
– Вот здесь подпиши.
– Что это?
– Твое чистосердечное признание в контрреволюционной пропаганде и агитации.
– Но я же … Я ни в чем не виноват, гражданин следователь. Я всю жизнь в партии. Я за партию … да я кого хочешь … – Медведкин заплакал.
– Ну что ты нюни распустил? Когда царских детей добивал, не плакал?
Медведкин перестал реветь и посмотрел на Кривошеина с недоумением.
– Так вы что же – жалеете их?
Он будто прозрел.
– Это вы – враг народа, гражданин следователь! Вы сочувствуете кровопийцам Романовым! Я буду жаловаться! Я напишу на вас …
Тут он вспомнил о комиссаре госбезопасности, притаившемся за его спиной.
– Товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга! Он же враг, этот следователь! Разве вы не видите! Это он враг, а не я!
Бокий встал.
– Товарищ комиссар госбезопасности! Я ни в чем не виноват, а он, вот этот, он же открытый монархист!
Бокий думал, глядя в некую точку пространства, и Медведкин на мгновение поверил в счастливый поворот в своей судьбе.
– Вы не знаете, что здесь творится! – с жаром бросился Медведкин развивать успех. – Этот следователь – он только про Романовых и спрашивает! Его вообще ничего больше не интересует!
– Молчать … – сказал Бокий негромко и распорядился: – Кривошеин, заканчивайте, нам нужно поговорить.
– Слушаюсь. Конвой!
Конвоир увел потрясенного подследственного, но Бокий не стал говорить в кабинете, и они с Кривошеиным зашагали по длинному пустому коридору.
Бокию тесно было в рамках казенного материализма. Он собирал вокруг себя шаманов, магов и каббалистов, чтобы найти дверь в другое измерение, – куда угодно, лишь бы отсюда. И Кривошеин предложил комиссару госбезопасности третьего ранга свой путь в Шамбалу, но застолбил для себя тему, интересовавшую его на самом деле, – жертвоприношение царской семьи.
Бокий и сам подозревал, что с казнью Романовых дело нечисто, и дал Кривошеину относительную свободу действий. Но что-то не складывалось. Арестованные под разными предлогами участники расстрела царя признавались в чем угодно: в контрреволюции, в шпионаже, в подготовке покушения на Сталина, только не в том, что казнь царя была ритуалом. Шагая по коридору, Бокий думал, что с царской темой пора заканчивать.
– Медведкин бубнит одно и то же про расстрел и сжигание тел. Ничего нового, – сказал Бокий.
– Думаю, он действительно больше ничего не знает, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга …
– Так, может, и не было никакого ритуала?
– Я уверен, что Романовых принесли в жертву. Медведкин – мелкая сошка, потому и не знает ничего. Его использовали втемную …
Бокий прервал Кривошеина с раздражением:
– Мне ведь тоже ничего не известно ни о каком жертвоприношении. Объясните мне, почему я, один из самых информированных людей страны, ничего не слышал ни о каком ритуале в связи с казнью царя?
– Никто не знал об этом, кроме заказчиков и Юровского.
– И вы думаете, заказчик Свердлов?
– Он тоже не был главным. Промежуточное звено.
– Кто же был главным?
– Это я и пытаюсь установить. Медведкин – отработанный материал, нужны другие. Нужно брать их всех, всех, кто руководил казнью Романовых. Прежде всего – Юровского. И весь Уралсовет.
– Ну-ну, охолоните. Юровский, Уралсовет – заслуженные перед революцией товарищи. На каком основании вы собираетесь их брать?
Кривошеин посмотрел на Бокия с недоумением.
– Основания не вопрос.
– Жертва приносится для чего-то. Для чего же?
– Они хотели власти, абсолютной. Жертвоприношение царя с семьей должно было дать им невиданную силу.
Бокий остановился у окна, оглянулся – пусто в коридоре.
– Почему же Юровский до сих пор не на месте … – Бокий со значением показал глазами в потолок, – а Свердлов ненадолго пережил царя?
– Потому что у них не получилось. Где-то они ошиблись в ритуале.
– Допустим, вы правы. Над царем совершили ритуал. И что нам с этого?
– Я убежден, существуют способы управления миром, судьбами людей и целых государств, известные только узкому кругу посвященных. Вы ведь тоже в это верите. Неизвестные нам законы можно и нужно поставить на службу делу коммунистического строительства.
Да, Бокий верил, что многие законы мироздания еще предстоит открыть. Ленин говорил: «Социализм – это советская власть плюс электрификация …» Бокий думал: коммунизм плюс мистические знания Шамбалы – путь к светлому будущему человечества. А вот версия с царским жертвоприношением, похоже, зашла в тупик.
– Разрешите допросить Юровского, – сказал Кривошеин.
– Нет. Я запрещаю всякие действия в этом направлении.
– Как? Товарищ комиссар …
– Запрещаю. Мы должны готовиться к нашей миссии.
Кривошеин уставился на Бокия.
– Когда?
– Послезавтра встречаемся на квартире. Там все и обсудим. Я принесу паспорта, а вы ими займетесь. Вы готовы?
– Я готов, – сказал Кривошеин. Да и не было у него возможности сказать что-то другое.
– Хорошо. Время пришло.
Бокий в первый раз с начала разговора посмотрел в глаза Кривошеину, и тот выдержал взгляд.
– По какому обвинению Медведкин проходит?
– Контрреволюционная агитация и пропаганда.
– В расход. Сдавайте дело, а я там потороплю с приговором и приведением в исполнение.
Бокий пошел к выходу, Кривошеин побрел по коридору к себе. «Значит, Шамбала», – думал он. Рано или поздно это должно было случиться. Они заключили тайное соглашение: Бокию – Шамбала, Кривошеину – ритуальное убийство царя. Время шло, а Шамбала была все так же недостижима, и жертвоприношение все так же недоказуемо. И вот Бокий решился. Почувствовал, что тучи над ним сгущаются.
Все в Управлении знали, что нарком внутренних дел Ежов давно уже точит зуб на начальника спецотдела. И никакая Шамбала не могла уже спуститься с гималайских высот и повернуть вспять колесо его судьбы, если только он сам не поднимется к Шамбале. Это и был план Бокия, который он изложил Кривошеину при заключении ими союза: в любой момент, когда Бокий решит, они вдвоем по фальшивым паспортам выедут в Тибет. Конечно, в органах это сочтут бегством и предательством. И тут Бокий широко откроет врата Шамбалы советскому правительству, победителем вернется в Москву, а победителей не судят.
Вот только Кривошеин в Шамбалу не собирался.
13 мая 1937 года
Полигон под Москвой
– Водки выпьешь, капитан? – предложил Василий Блохин.
Кривошеин взял стопку со стола, выпил, закусил соленым огурцом, нарезанным мелкими дольками на тарелке. Кто-то подвинул ему еще тарелку с салом, но он покачал головой и сел у стены на лавку. Водка была ни к чему, он и так справлялся, но отказываться здесь было не принято. Это выглядело бы как неуместная бравада. Отказаться – значило бы поставить себя выше других офицеров, что сидели за столом и выпивали – умеренно, впрочем. Вряд ли водка нужна была им, чтобы снять напряжение, унять дрожь в руках или еще для чего-либо в этом роде. Скорее, это была дань традиции – как выпивка на рыбалке: собрались мужики для мужского дела, ну и выпивают.
Кривошеин приехал на закрытый полигон расстрелять Медведкина, подписавшего признание и получившего вышку в ускоренном порядке судопроизводства. Автозак с приговоренными опаздывал. Шестеро «исполнителей» – все в полевой форме, в званиях от лейтенанта до капитана – ждали. Выпивали, хрустели огурцами.
– Я вот думаю купить диван, – сказал молодой лейтенант.
– Диван – это хорошо, – сказал капитан с усами.
– Зачем тебе диван? – добродушно хмыкнул Василий Блохин. – Ты же не женат.
– А что же, товарищ капитан, только женатому можно на диване лежать?
– Ну куда ты его поставишь? В общаге своей?
– А что же? Сначала в общаге, потом, когда женюсь, квартиру дадут.
– Квартиру сразу не дадут. Ишь чего захотел – квартиру, – помотал головой капитан без усов.
– Конечно, сначала дадут комнату в коммуне, – сказал капитан с усами.
– Пока капитана не получишь, никто тебе квартиру не даст, – сказал Василий Блохин. – И то, если служба будет без нареканий.
«И если доживешь», – подумал Кривошеин.
– А ты, капитан, получил квартиру? – повернулся Василий Блохин к Кривошеину.
– Нет. У меня комната в коммуналке.
– Вот видишь, а ты, летёха, уже на диван нацелился, – сказал капитан с усами.
– А чего ж тебе квартиру не дают? – Блохин смотрел на Кривошеина сочувственно. – В местком ходил? В профком?
– Да зачем мне? Я не женат. Одному хватает.
– А-а-а! Ну, вот так вот! Неженатым не дают квартиры, даже капитанам, – сказал Блохин.
Порядок работы был отлажен до автоматизма. Автозаки привозили приговоренных, капитан Блохин становился у ямы с пистолетом. Подручные подводили смертников по одному, ставили перед ямой. Блохин стрелял в затылок. Конвейер: подвели – выстрел, подвели – выстрел. Когда у Блохина кончались патроны, ему подавали заряженный пистолет. К «добровольцам» здесь относились несколько свысока, с усмешечкой, как специалисты в любой области подсмеиваются над дилетантами. Добровольцами были либо следователи, приезжавшие, как Кривошеин, собственноручно «исполнить» своего подследственного, либо просто гости – пострелять. Гости были, конечно, не кто попало, а высоких рангов и должностей, обычно после ресторана. Выстрел в чью-то голову как десерт или как отрезвляющий шок – кому как. Добровольцы нарушали отлаженную работу конвейера, и это раздражало спецов.
Кривошеин всегда сам исполнял своих. Сколько убил за двадцать лет в органах, не считал. Много … но недостаточно. Еще до того, как стал следователем, бегал оперативником и стрелял врагов советской власти всех мастей: бывших белогвардейцев, анархистов, октябристов, да и монархистов заодно. А потом и вовсе сказочное время настало: одни коммуняки объявили врагами других коммуняк – троцкистов, левых и правых уклонистов и прочих ревизионистов. Стреляй не хочу. Практически – по своему выбору. И стрелял. Ведь все виновны, все без исключения, и сам он – больше всех, но ему своя расплата, своя карма, как говорят в окрестностях волшебной страны Шамбалы. А комсомолка Нина, дочь комиссара и комдива? Нину он прощает, ибо спасает.
