скачать книгу бесплатно
Ибн Кузман
Мартовское солнце ласково улыбалось людям, и люди улыбались в ответ. Малыши на детской площадке с радостными криками осваивали лесенки и тоннели нового разноцветного корабля, а мамы обменивались друг с другом новостями. Настроение вмиг испортила бомжиха, поваливавшаяся на лавочку. «Другого места нет, как детей заражать!» – закричали на нее женщины. «Мне здесь надо!» – огрызнулась бездомная и заплакала. Женщины прихватили детей и ушли на соседнюю площадку, бросив ей обидные слова. А слезы все лились, она ведь с таким трудом, преодолевая боль, дотащилась до этой лавочки, откуда им знать, что ей нужна была именно эта лавочка, надо было на ней посидеть перед смертью. Конечно, это не та лавочка, которую она помнила с детства. Но стоит на том же месте. Здесь когда—то она испытала не просто радость, а настоящее блаженство. Из кондитерской фабрики постоянно разливались сладостные заманчивые ароматы, а мать не покупала конфеты. Мол, вредно для зубов. Люся насобирала мелочь на улице, купила карамельки и вместе с подругой уселась на лавочке, они смаковали конфеты. Люся закрыла глаза и через веки смотрела на солнечные мерцающие круги. Ничего слаще в жизни не было. Счастье!..
А через семь лет она сидела на этой же лавочке, поругалась с мамкой, сосала в утешение карамельку. Крупные слезы капали из глаз. Её стал утешать парень, бережно вытирая платком щеки. Сквозь слезы разглядела голубые добрые глаза, обворожительную улыбку, нежные локоны. От нее пахло конфетой, и он называл ее «Моя карамелька». «Я за тобой приду завтра», – пообещал он, спросив об адресе. «Мама не пустит!», – ответила Люся. «Посмотрим!» На следующий день после звонка в дверь, мать позвала ее: «К тебе подружка пришла, – а шепотом добавила,». На пороге стоял Виталик в юбочке и с ободком в волосах, в руках волейбольный мяч. Люська прыснула от смеха. Так началась её любовь. По вечерам она пропадала в съёмной квартире Виталика. Он ее любил, ласкал, смешил и доставлял ей и радость и блаженство даже слаще той карамельки на скамейке.
Счастье кончилось внезапно, когда его жена уговорила вернуться в семью. Весь мир рухнул, жить не хотелось. Она постоянно плакала и на той же лавочке другой парень предложил ей выпить, но ни радости, ни счастья, ни долгого забвения ни это, ни что другое ей не приносило. Мать боролась с ее пагубными пристрастиями. Одно время она работала в обувном магазине и радовалась, когда покупала себе дефицитную модную обувь, было время, когда она заедала свои страдания вкусняшками, но ничего не приносило той радости и блаженства, что было прежде. Мужчины и в подметки не годились Виталику.
Жизнь прошла, она ничего не приобрела кроме обид, несправедливости и болезней, и потеряла все, что имела. Ничего ее давно не радовало: ни выпивка, ни еда, ни собутыльники. И вот сейчас она опять сидела на лавочке мартовским днем. Смотрела на храм, в который ни разу не заходила, в воздухе все также плыл сладостный запах карамели. «Господи, – обратилась она к Богу, надеясь, что он все же есть, – пошли мне хоть какую-нибудь радость напоследок». И опять слезы навернулись на глаза. Она закрыла глаза, солнце сияло через веки, она вспомнила мартовские карамельки. И вспомнила впервые без обиды голубые глаза Виталика. «Моя карамелька», – произнесла она с улыбкой свои последние слова…
ЖАННА ВАРНАВСКАЯ, МОСКОВСКАЯ ОБЛАСТЬ
Ассоль и Космос
Когда в нашем доме появился он, Ася сделала глаза как у совы. И застыла в царской позе. Лишь серый в полоску хвост жил отдельно: вверх-вниз, вверх- вниз. Взгляд вопрошал: это кто?! Внезапно Ася зашипела, демонстрируя «кто в доме хозяин».
За три года до того – её, тощую, флегматичную, напуганную, я принесла домой с большой опаской. Мешала договорённость с сыном: никаких больше животных! Такое решение далось непросто: под высоким серебристым тополем во дворе покоились с миром хомячки, больные птички, ёжик и рыжий котёнок. Всех жалко. Но «время лечит». И сын уступил. К слову, за время обитания Аси в нашей квартире было изодрано в клочья лишь старое кресло и поролоновый матрас. И ещё пришлось снять шторы, убрать напольные дорожки, а огромный персидский ковёр вдоль стены, где стоял диван, подарить соседке. Днём проказница спала, а ночью охотилась на комаров, мотыльков и прочую мелочь. Ася – та ещё шутница: начинала свои ночные бега, запрыгивала на ковёр и висела. Я закрывалась подушкой, ждала, пока она спрыгнет, хватала и прятала её под одеяло. Гладила, шептала всякое: «Красавица, умница, хорошая девочка». И Ася успокаивалась. Она вообще покладистая. Быстро поняла, что от неё требуется, чтобы не ругали, а, главное, кормили. Вот другие жалуются, что кошки любят в тапочки гадить. Наша умная. Тапочки не трогала, а если вдруг и присядет рядом, так ведь рядом… Это своеобразный знак: чем-то обидели. Почти полное взаимопонимание. Кстати, шторы уже на месте.
И вдруг нежданное событие: в доме новое упитанное существо! Хаски, палевый окрас, кобель. Красавец! Стали придумывать имя.
– Друг, – говорит сын. С детства мечтал о верном друге и вот…
– Ну что, Дружок, будем теперь все вместе жить, – почесала я толстячка за ухом. Сын удивлённо посмотрел на меня и произнёс:
– Нет, я передумал. Пусть будет Космос. Да, Космос, Кос.
Ася, Асенька, Ассоль – имя для кошки придумала я. А щенка с тех пор зову ласково: Кося. К слову, щенок как-то быстро превратился в большую умную молчаливую собаку. Сейчас ему восемь, Асе скоро одиннадцать. И надо сказать, чудесно уживаются, хотя так было не всегда.. А может, вместе им хорошо, потому что Космос очень добрый и многое прощает.
ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ (ВАСИЛИЙ ШИШКОВ), МОСКВА
Дезер
– Да, кто тебя так, – Пономарь?
– Он.
– Ну, и…?
– Завтра будет отдыхать. Молитву пусть бубнит, если сможет.
– И что ты сделал?
– Нос сломал, зубы, кровь ему пустил! – зло улыбнулся Сержка. – Пусть лечится, и я до выходных не пойду, – повернулся он ко мне горящей от снега красной щекой.
– И все—таки… Ты его так за… – собралась я его спросить.
– За что? А за то, что в раздевалке начал выступать: Дезер, дезер дезертир, сынок дезертира! На куртке моей желтым фломастером написал: дезер. Да, еще утром в классе на доске было написано «Долой дезеров!» Я тогда не сразу сообразил, что то было в мой адрес. Ваську Кривого к себе притянул. Тот подтявкивал, остальные только лыбились, но большинство не обращало внимание. Я отложила чистку картошки и невольно спросила брата:
– Откуда они узнали про… Откуда?! – воскликнула я.
– А мне, откуда знать? Откуда?! Вот, только один удар пропустил. – Сергей потянулся к правой щеке. – А так, хорошо я его вырубил. Да не знаю, откуда разнюхал сплетник…
– Может, это сама Мымра? Она ко мне на той неделе приставала. Все спрашивала: были звонки от отца, вести какие, а потом говорит: «А, может, он сбежал?».
– Ее какое собачье дело? – Сергей снова приоткрыл окно и потянулся за снегом. Я, отложив ножик, собиралась что-то сказать, но в это время хлопнула дверь. Мы за разговором не расслышали, как пришла мать. Она закрылась в своей комнате. Мы с братом переглянулись, я не вытерпела:
– Что-то не так!…
– Она вчера сказала, что опять пойдет в этот комат, хотела отпроситься с работы. – Брат снова прикладывал снег к щеке, повернувшись к окну. Я взялась было за ножик, чтобы дочистить картошку, но в это время послышался сильный стон, потом еще. После этого мне послышались какие-то звуки. Вскоре мы тихо подошли к двери ее комнаты. Мы услышали, как мама с каким—то свистом втягивает в себя воздух, потом слышались непонятные, вздрагивающие звуки, больше похожие на сдавленный кашель с чиханием.
– Рыдает, – прошептал мне на ухо Сережа, – в подушку.
– За что?! – услышали мы приглушенный вскрик. – За что?! Двое детей, несовершеннолетних, ему далеко за сорок… За что?! – и снова послышались сдавленные всхлипы. – Что я теперь? Что мы теперь? Они четыре месяца считали его дезертиром!… Заплатили три копейки, а полгода шиш соси… За что? Мы переглянулись с братом. Рядом с дверью послышалось покашливание. Мы немного отошли, дверь распахнулась. Вышла мать с растрепанными волосами, в уличной одежде. Пошатываясь, она неловко оперлась о стену и прохрипела:
– Дети… – мы оба обняли мать. Она, вздрагивая, тихо проговорила: – У вас больше нет папы. Четыре месяца считали его дезертиром, а сегодня отстояла очередь в этом комате и мне сказали, что он погиб. Геройски погиб. Я не слышала ничего про компенсации, про награды… Зачем они? За что—о?! – мама медленно, сползая по стене, опустилась на пол и громко зарыдала.
ЮЛИЯ ВЕЛИКАНОВА, МОСКВА
В поиске. Версия
Я думала, она возьмёт и решится.
Не вот это вот – размеренное, надёжное, возможно, даже на всю чёртову жизнь. Ромка, жгучий брюнет восточных кровей, невысокий, крепкий, последнее время заматеревший, может быть, однажды возьмёт и решится не этих стричь, а, например, брить бороды тех, и брать за это дороже. Но и это не факт. И это точно все возможные изменения и неожиданности.
С ним надёжно и не страшно.
Они когда-то встретились в 37 трамвае, долго ехали, доверились друг другу, открылись. Потом вместе смеялись, гуляли, ходили в планетарий, учились заниматься любовью. Ромка бацал на бас-гитаре и катался на ролах в Кусково.
Позже, когда всё уже смешалось, она умудрилась настоять на дружбе с Ромкой, у них даже почти получилось – дружить.
Когда уже появился Костя и спутал все карты.
Она не знала, что он её будущий босс, когда впервые увидела его на сборном корпоративе. Командир успешных продажников.
Она не знала, что у него подружка-почти-жена, но тут-то без вопросов, «не бывает, чтобы такие одни.
– Какие такие?..»
Поля ладная, яркая, с синими глазами, волосы вьются (достали!), на левой щеке ямочка, лицо всё из улыбок, когда ей хорошо.
Ей надо чаще улыбаться. Ну и любить, да.
Костю нельзя было не любить. Не хотеть. Не поддаться ему.
Он закусил удила, он вышел на охоту, он даже в какой—то момент всё своё поставил на карту.
Разорвал с той, чтобы быть с ней. Когда Поля, дрожа внутри, велела ему сделать выбор. (Ромка раньше неё всё понял и ей смог объяснить, как друг).
Костя снял роскошное жильё в новостройке, на последнем этаже, с выходом в зимний сад, где—то на Юго-западе. (Вот бы видела мама!)
Чтобы Поля переехала туда к нему. И она даже перевезла свои коробки из двушки-распашонки в Перово, которую снимала с подружкой со студенческих лет.
И не смогла. Ни одного дня не смогла. Слишком разные цели и смыслы. Но ей нравилась идея о них. Он нравился (понравился бы) маме. Ей хотелось доказать папе, что и у неё – парень, что и она может быть в любви, в отношениях, с достойным человеком. Всё, наконец, как у людей. Не «Х-м-м-м, парикмахер…».
Но она знала и то, как Костя умеет врать и притворяться, лицемерить. Как он нравится всем кругом, и как ему это нравится. Однажды Костя рассказал ей, что мама оставила его, когда ему было четырнадцать. Ушла строить новое счастье. Он восстановился, уехал из Ростова, сделал себя. Зато теперь ему всё (было) можно, всё можно объяснить, всё себе заранее простить.
В первый день на 32 этаже Косте пришло сообщение с сайта знакомств, пока он был в душе. Звякнуло громко. Костя попросил Полю «глянуть, что там». Он был давно зарегистрирован, вот кто—то и отозвался.
Случайность?
Ругались. Долго. До позднего вечера. Костя всё спрашивал, ругаются ли они, чтобы твою мать попытаться сохранить, или чтобы расстаться. Он понял теперь, чего она хочет. Обещал, что всё может сложиться, если она просто ему доверится.
Она не смогла. Даже попытаться. Попробовать.
Трусиха.
Сбежала. Надолго. Вместе с коробками. Куда-то.
Говорят, к родителям в славный город Киржач.
Чтобы однажды зимой прийти перед закрытием в парикмахерскую – состричь, наконец, надоевшие русые волны, с которыми она казалась себе не собой, (их так любил папа). В ту самую перовскую парикмахерскую, о которой вы подумали…
СВЕТЛАНА ВОЛКОВА, САНКТ—ПЕТЕРБУРГ
Лихо
За Игорем везде по пятам ходило Лихо. Было оно худым, мосластым, с фингалом под глазом и малиновой шишкой на лбу. И чесалось Лихо всё время – пятернёй.
Игорь знал про Лихо, но скрывал ото всех. А другие его и не видели, потому как своё Лихо только ты сам и видишь. Иногда только женщины Игоря спрашивали: а чем это от тебя пахнет. Одеколон хвойный? Игорь ответом их не удостаивал, только втихаря носом водил, как мышь, принюхивался, не сильно ли Лихо воняет.
А в остальном Лихо не очень—то и надоедало Игорю. Ну так, по мелочи. Прутиком меж лопатками ткнёт, соли в борщ от души насыплет, заставит начальству огрызнуться, надоумит симпатичной женщине при первой встрече непотребный анекдот рассказать. Поэтому с приличными барышнями у Игоря не очень—то получалось, как и с работой. В общем, приспособиться, конечно, можно, не совсем караул, у других Лихо бывает не в пример лютым, да.
А в том году, под Масленицу, Игорево Лихо загрустило. То ли приболело чем, то ли на самочку по весне сильно потянуло. Одним словом, Игорю вдруг везти начало. На работу приличную устроился, женщину завёл. Неплохая женщина, борщи готовила, мозг не выносила, и по фигуре всё где надо у неё было расположено и в нужных количествах. Игорь приосанился, пальто купил, долги раздал. А когда вдруг в лотерею ни с того ни с сего выиграл, то призадумался: что—то Лихо попритихло, странно. Пощупал рукой у левого плеча: а нет его, Лиха—то. Пошарил по квартире: пусто. И запах Лихин исчез, в доме только едой да женщиной пахнет. Игорь аж заиндевел с испугу: как же без Лихо—то? Нехорошо. Непорядок.
И такая тоска его взяла, что указал он женщине своей на дверь, уволился с работы, продал пальто, да и поехал по городам—весям искать своё непутёвое Лихо.
Приедет, стало быть, в городище какое и ну спрашивать население:
– А не случались ли у вас какие недоразумения?
Но везде ему отвечали, что, мол, да, бывает непруха, но по—крупному: к примеру, клуб сгорит или мост рухнет.
«Не мой», – думал Игорь. – «Мой по мелочи шустрит».
Долго искал Игорь, осунулся. Тогда стал спрашивать, нет ли кого пришлого непутёвого. Мастера «кривые руки», например. Но везде говорили ему: никто не приходил, все свои, кто отродясь живёт. А в одной слободе закивали: есть чужак. Андрюха. Только удачливый он. Всё ладится, и везёт ему во всём, как комару на пьяном пиру. Мастер на все руки. И розетку приладит, и вставшие часы починит, и ворота новые смастерит, баранам на загляденье. Да и совет какой даст – всё в точку. Мудрый потому что, начитанный. Посоветовали Игорю к нему сходить, совета спросить. Он—то, мол, и подскажет, где Лихо искать.
Нашёл Игорь этого Андрюху, рассказал, про тоску свою. А тот ему: не знаю, мол, в книгах не пишут. Не поверил Игорь, начал ходить за ним по пятам следом, ныть. Глядь, а у Андрюхи всё не так в жизни пошло. Женщина бросила, работа не заладилась – руки—крюки виноваты. Обернулся тогда Андрюха, шагнул к Игорю, дал ему в глаз, да тот по нерадивости и сам себе добавил: оступился, шишку о дверной косяк себе набил. Малиновую. И заплакал тоненько.
Пожалел его тогда Андрюха. В дом пустил.
С тех пор и ходят так вместе – Андрюха и Игорь. Свыклись. Ничего, только чешется Игорь злостно. И хвоей от него несёт. А что делать, судьба.
ДМИТРИЙ ВОРОНИН, КАЛИНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ
Роман его жизни в дюжине глав
Глава 1
Была середина лета, когда он впервые открыл глаза.
Глава 2
Вечерами его взгляд устремлялся в мерцающее небо. Он бесконечно удивлялся ему, мечтая о неизведанном и вечном, а во сне летел и летел в далёкие миры к недоступным звёздам.
Глава 3
В начале осени его отвели в школу.
Глава 4
К пятому классу полёты закончились.
Глава 5
На исходе весны прозвенел последний звонок.
Глава 6
Погожим октябрём он ушёл в армию.
Глава 7
В субботнюю январскую метель отплясала его свадьба.
Глава 8
Дождливым августом на свет появился сынок.
Глава 9
Однажды к Первомаю случилась награда за труд, а в июне неожиданно умерла мама.
Глава 10
Потом вырос сын и в мартовскую капель ушёл из дома, а вслед за ним под Новый год ушла и жена.
Глава 11
К концу долгого июльского дня пришла sms о первом поступлении пенсии, и он, тяжело вздохнув, поднёс пальцы ко лбу и поднял голову к небу…
