скачать книгу бесплатно
Вершина Великой революции. К 100-летию Октября
Коллектив авторов
Книга раскрывает историческую диалектику Великой российской революции XX века, вершиной которой стал Красный Октябрь 1917 года. В статьях и материалах книги не только воссоздается панорамная картина самих революционных событий начала XX века, но и дается оригинальное понимание постреволюционной советской истории, принципиально отличное от господствующих сегодня либеральных и консервативных трактовок. Авторы книги – известные отечественные и зарубежные ученые, во многом разделяющие взгляды современного критического марксизма, – утверждают: новый мир, рожденный Октябрем, дал человечеству эпохальные завоевания, но был обременен трагическими противоречиями, уроки которых необходимо извлечь и в XXI веке.
Особенность книги – знаковые статьи и отдельные отрывки из работ известных современников революции: Г. Плеханова, В. Ленина, Ю. Мартова, Л. Троцкого, А. Грамши, Р. Люксембург, Н. Бухарина, М. Рютина и др.
Вершина Великой революции. К 100-летию Октября
(под редакцией Бориса Славина и Алесандра Бузгалина)
Библиотека журнала «Альтернативы»
© Коллектив авторов, 2017
© ООО «ТД Алгоритм», 2017
* * *
Предисловие
О чем эта книга
Читатель, у тебя в руках книга, посвященная 100-летнему юбилею Великой Октябрьской социалистической революции. Ее авторы – известные современные обществоведы: историки, философы, экономисты, политологи, как правило, разделяющие взгляды современного критического марксизма. А это означает, что они оппонируют в данной книге не только разным представителям современной буржуазной науки, но и сторонникам так называемого догматического марксизма, господствовавшего долгое время в советском обществе. В эту книгу также включены статьи и фрагменты из работ выдающихся творцов Октября, известных современников революции и мыслителей постреволюционного советского времени.
Желающие прочитать эту книгу смогут познакомиться в ней с теорией революции, политическими взглядами предшественников Российской революции и социализма – Герцена и Чернышевского. Они смогут также прикоснуться к творчеству великих основателей научного социализма Марксу и Энгельсу, понять их мировоззрение и взгляды на такой уникальный исторический феномен, как «русская община». В частности, они получат их однозначный ответ на вопрос: был ли у нее исторический шанс дожить до общества реального социализма?
Во многом разделяя ленинское видение социалистического характера Октябрьской революции, авторы книги уделили должное внимание выяснению ее идейных предпосылок и своеобразия социальных движущих сил. В этом смысле они стремились обосновать и показать сложную диалектику перерастания Февральской буржуазно-демократической революции в Октябрьскую социалистическую революцию, ставшую вершиной или апофеозом единой Великой российской революции, включившей в себя фактически три социальные революции первых десятилетий XX века. Авторы книги считали своим долгом обязательно познакомить читателя со взглядами на эту революцию таких выдающихся мыслителей и политических деятелей, как Плеханов, Ленин, Троцкий, Люксембург, Мартов, Грамши и др.
Статьи и материалы книги призваны воссоздать противоречивую картину не только революционных событий, но и постреволюционных десятилетий советской истории. Мы стремились преодолеть характерные крайности её современных трактовок, представленных сторонниками либеральных, консервативных и сталинистских взглядов, которые, будучи формальными антиподами, сходятся в том, что социализм и сталинизм по сути одно и то же. Только либералы такой «социализм» низвергают, а ортодоксы – возвеличивают.
Отсюда пристальное внимание авторов к освещению борьбы Ленина со Сталиным за научное понимание становления демократической модели социализма и связанной с ней критикой бюрократизма, приведшего к зарождению и становлению диктатуры бюрократии в СССР. В этой связи в книге воспроизводятся малоизвестные тексты лидеров левой и правой оппозиций, работы таких полузабытых, но ярких политических представителей большевизма, как Мартемьян Рютин и Федор Раскольников.
В то же время авторы книги убеждены, что сталинский тоталитаризм, как бы ни хотели этого некоторые историки и идеологи, не может заслонить и тем более подменить собою всю сложную и противоречивую советскую историю. Он лишь часть этой истории, притом такая ее часть, с которой постоянно вели борьбу преданные идее социализма советские люди, где бы они ни находились: на воле или в ГУЛАГе, в стране или за границей. История в их лице, конечно, одержала моральную победу над сталинизмом.
Бюрократическая модель власти была антиподом социализма, но для того, чтобы закрепиться в советской действительности, она была вынуждена приватизировать, а иногда и защищать явно противоречащие ей ленинские идеи и те завоевания Октября, которые на деле были первыми живыми ростками социализма и коммунизма. Эти «ростки» проявлялись в ходе Гражданской войны, присутствовали как уклад в экономике, воплощались в массовом социальном и культурном творчестве 1920-х годов, зарождались в коммунистических субботниках и на комсомольских стройках 1930-х, 1950-х и 1960-х гг., реализовались в победоносной войне с фашизмом и в решениях XX съезда партии, нанесших первый удар по сталинизму. Их можно наглядно увидеть в политике «оттепели» и деятельности «шестидесятников», в советской космической эпопее и даже в противоречивых явлениях застойного времени, наконец, в непонятых и недооцененных до сих пор демократических преобразованиях перестройки, которую часто отождествляют с «постперестроечным» временем с его «шоковой терапией», приведшей к абсолютному обнищанию большинства советских людей.
Советская история – это не только результат острой политической борьбы различных социальных сил, вышедших из революции. Она представляет собой огромное поле возникшей после революции уникальной советской культуры, ставшей зеркалом выдающихся достижений советского народа, его побед и трагедий. Авторы книги стремились показать, что советская культура в ее лучших проявлениях раскрывает величие того социального проекта, у истоков которого стояла Октябрьская революция, впервые поднявшая к свободе и социальному творчеству миллионы простых людей.
Советская культура потому и вошла в мировую культуру, что глубоко и блестяще отразила эти невиданные раньше новые явления и процессы постреволюционной эпохи. По справедливому мнению одного из авторов книги – философа культуры Людмилы Булавки-Бузгалиной, эта культура стала «идеальным» проявлением того принципиально нового общества, которое создавалось борьбой и трудом советских людей. Это был их настоящий исторический подвиг. Именно этих людей нынешние псевдолибералы, по известным идейным причинам, презрительно называют «совками». Но суть дела в том, что без этих «совков» не было бы ни поэмы «Двенадцать» А. Блока, ни многих произведений М. Горького, ни стихов В. Маяковского и С. Есенина, ни «Тихого Дона» М. Шолохова, ни произведений И. Бабеля и А. Платонова, ни «Броненосца Потемкина» С. Эйзенштейна, ни песен военных лет, ни «Теркина» А. Твардовского, ни правдивой лейтенантской прозы о войне, ни таких кинофильмов, как «Чисто небо», «Девять дней одного года», «Летят журавли», «Коммунист», ни пьес В. Розова, М. Шатрова и А. Гельмана, ни скульптур В. Мухиной и художественных полотен Б. Неменского, ни фантастических романов И. Ефремова, ни философских произведений М. Лифшица и Э. Ильенкова. Отсюда понятно, что совсем неслучайно гуманизм советской культуры и литературы, ее жизненная правдивость и идейная направленность притягивают сегодня к ней множество людей в России и за ее пределами.
Книгу завершают тексты, посвященные анализу уроков и современному прочтению Октябрьской социалистической революции. Читатель в этой главе снова возвращается к анализу и пониманию этого поистине эпохального события в мировой истории. Здесь читатель найдет глубокую и прозрачную по форме статью известного философа – эстетика Михаила Лифшица о нравственном значении Октябрьской революции, познакомится с мнением современных зарубежных историков и философов о влиянии этой революции на развитие современного мира, прочтет дискуссионные статьи о социальной природе СССР и критике тех исследователей и идеологов, которые пытаются всячески умалить значение исторических завоеваний Октябрьской революции и советского общества.
Подчеркнем, главной темой данной книги является выяснение реального исторического смысла и характера Октябрьской революции. В этой связи хочется особенно привлечь внимание читателя к острейшей сегодня проблеме: растущей мифологизации этой поистине Великой революции, которая все чаще воспроизводится во многих устных выступлениях и письменных текстах ее идейных противников.
Одним из ее проявлений является утверждение об устарелости и, следовательно, неактуальности темы Октябрьской революции в современную эпоху. Однако, вопреки этому мифологическому утверждению, уже сама подготовка наступающего 100-летнего юбилея Октября показывает, что вопросы смысла и значения этого великого события в истории страны и мира не только не устаревают, а, напротив, становятся все более актуальными. Даже официальная российская власть сегодня вынуждена по-своему реагировать на это событие, организуя соответствующие выставки, «круглые столы» в центральных музеях и других залах Москвы и России и участвуя в их проведении. Правда, в отличие от советского прошлого, идеология этих акций подчас направлена на то, чтобы идейно приуменьшить или даже дискредитировать это великое событие в общественном сознании людей. Но тем важнее вся та работа, которую делали, делают и будут делать сторонники красной линии, в том числе авторы этой книги, в прздновании этой даты.
Характерной чертой дискредитации Октября выступает и подмена ее научного понимания еще одним мифом, имеющим сегодня широкое распространение. Так, в последнее время особенно частым является утверждение, что России якобы всегда была нужна эволюция, а не революция. Эту мысль сегодня разделяют не только отдельные историки, но и многие известные политики. Вот лишь некоторые их фразы: «Нам нужна эволюция, а не революция» (Г. Явлинский); «лимит на революции уже исчерпан» (Г. Зюганов); цикл смены революций и контрреволюций «закончен», в будущем «не будет ни революций, ни контрреволюций!» (В. Путин) и т. д. Тем не менее, несмотря на известный высокий статус авторов подобных высказываний, последние не выдерживают объективной научной критики.
Дело в том, что развитие вообще и историческое в особенности не может обойтись без революций, которые являются необходимым условием радикальных изменений в обществе. Эволюция в живых и общественных системах всегда содержала и содержит внутри себя революционные моменты, благодаря которым и происходят качественные изменения биологических и социальных организмов. Одним словом, мыслить эволюцию без революции невозможно ни в биологии, ни в обществе.
Не менее часто сегодня можно слышать высказывания о том, что Октябрьская революция на самом деле была не великим историческим событием, а «настоящим преступлением» большевиков. Об этом постоянно говорят многие либералы, консерваторы и воинствующие национал-патриоты, доказывающие якобы «незаконный» и «нелегитимный» характер «Октябрьского переворота» и Советской власти. Что можно сказать по этому поводу? Только одно: любая крупная социальная революция есть нарушение законов прежней власти, но от этого она не может считаться преступлением, ибо в ходе такой революции прежние законы лишаются главной основы легитимности – массовой поддержки народа. Напротив, подлинная социальная революция, в отличие, например, от так называемых «цветных революций» и различных «майданов», всегда легитимна, ибо получает поддержку абсолютного большинства граждан страны. Именно таким явлением и стал Октябрь 1917 года, утвердивший Советскую власть, которую поддержало абсолютное большинство российского народа. Причем эта поддержка была не только политической: позднее Советскую власть защищали с оружием в руках миллионы рабочих и крестьян в Гражданской войне. Такова правда истории, и ее невозможно изменить никакими мифологемами и фальсификациями.
В настоящее время особенно распространен миф о том, что Октябрьская революция была не революцией, а простым «переворотом» кучки заговорщиков, являющихся агентами германской либо англо-американской разведки. Сюда же относятся утверждения о том, что Ленин якобы делал революцию на немецкие деньги, а Троцкий выполнял указания американо-сионистского капитала. И это говорится о людях, которые были наиболее радикальными противниками капитализма и национализма, о революционерах, чьи идеалы определялись коренными интересами трудящихся России и всего мира.
Данный миф сегодня активно навязывается общественному мнению многими историческими передачами по ТВ, хотя он давно опровергнут серьезными отечественными и зарубежными учеными. (См. работы Р. Кеннана о коллекции Сиссона, Г. Соболева о тайне немецкого золота, В. Логинова о записках Платтена и др.) Не обошли его своим критическим вниманием и авторы данной книги, показавшие полную беспочвенность таких утверждений. Заметим в этой связи: сторонники этого мифа, считающие себя, как правило, патриотами России, не понимают, что подобными утверждениями они сводят роль русского народа в истории до уровня простой марионетки, которой можно крутить кому угодно и как угодно. Чего стоит тогда их патриотизм?
Октябрьская революция, конечно, не заговор и не переворот кучки левых экстремистов или зарубежных агентов, а мощное народное действие, стихийно возникшее и, по сути своей, не зависевшее ни от отдельных вождей, будь они семи пядей во лбу, ни от партий, ни даже от желания отдельных классов. Еще Маркс говорил о том, что ни одна революция не может быть совершена партией, она совершается только народом. Аналогичную мысль неоднократно высказывал и Ленин, предостерегая: «Одной из самых больших и опасных ошибок коммунистов (как и вообще революционеров, успешно проделавших начало великой революции) является представление, будто бы революцию можно совершить руками одних революционеров»[1 - Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 23.].
Октябрьская революция была бы невозможна, если бы к главному ее творцу – пролетариату, составлявшему активное, но меньшинство российского общества, не присоединилось крестьянство – пусть относительно пассивное, но большинство населения страны, если бы его не поддержала значительная часть «разночинной» интеллигенции и выдающихся деятелей науки и культуры, если бы на ее защиту не встали солдаты и офицеры России. Вот почему любые разговоры о том, что Октябрь породили какие-то революционные экстремисты, отдельные «инородцы» или зарубежные агенты, не стоят и гроша.
Могут сказать, что Октябрьская революция называлась «переворотом» у самих революционеров и что этот термин часто использовали в своих работах В. Ленин и Л. Троцкий. Согласимся: политический переворот был. Но означает ли этот бесспорный факт, что Октябрь 1917 года не был революцией? Конечно, нет. Если не вдаваться в языковые тонкости, революция – всегда переворот, но не всякий переворот – революция. Революция – это не только политический переворот, но и качественный сцоально-экономический и политико-идеологический скачок, ведущий к смене классов у власти, к смене общественного строя. Таким переворотом и была Октябрьская революция, впервые приведшая к власти на долгое время трудовые низы общества – рабочих и крестьян и связанную с ними интеллигенцию. В этом, в частности, и состоит ее величие и непреходящее историческое значение.
Еще раз подчеркнем: социальная революция тем и отличается от политической, что в ней происходит, как уже отмечалось, смена власти одного класса другим. Это положение чрезвычайно важно, без него нельзя ничего понять в социальной революции. Возьмите Великую французскую буржуазную революцию: мы увидим эту смену классов, когда власть аристократов-землеволадельцев была заменена властью буржуазии. То же самое мы видим в Октябрьской революции, где на смену буржуазно-монархической власти пришла власть рабочих и крестьян. Именно они, их Советы, взяли власть при помощи большевиков, и никакие последующие деформации советской власти не отменяют этого исторического факта.
Без классовой точки зрения невозможно понять социальное содержание революции. Что же касается политических революций, то ими в большинстве случаев оказываются именно перевороты, причем в узком смысле этого слоя – смены всего лищь политических элит в рамках одного и того же господствующего класса. Вот почему уже упомянутые «цветные революции» на постсоветском пространстве являются сугубо политическими революциями, по сути дела не более чем переворотами. Конечно, и в социальных революциях происходит смена политических элит, но элит, принадлежащих к разным классам. Любая революция по форме является политической, ибо ведет к изменению власти, но понять суть этой революции невозможно, не поняв, в чьих социально-классовых интересах она совершается.
Октябрьская революция была великой не только по своим социальным, но и мировым последствиям. Именно она открыла революционную эпоху перехода многих стран к социализму, породила в мире две социально противоположные системы, определившие ход исторического развития в XX веке, способствовала началу крушения колониальной системы и появлению новых стран «третьего мира».
Существует еще один давний миф, распространенный в свое время меньшевиками, – о том, что Октябрь на деле был не социалистической, а буржуазно-демократической революцией. На первый взгляд, это утверждение соответствовало действительности. Первые шаги Октября – «Декрет о мире» и «Декрет о земле», в основу которого был положен известный крестьянский наказ эсерам, – действительно были сугубо демократическими акциями, не выходящими за пределы требований буржуазно-демократической революции. Все так. Но, как известно, на этом Октябрьская революция не остановилась. Решив демократические задачи походя, она пошла дальше, утвердив Советы как власть рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, проведя национализацию земли, превратив в государственную собственность железнодорожный транспорт, наиболее крупные банки, заводы и фабрики, придав законодательные функции Госплану и т. д.
К сожалению, в наши дни, как и десятки лет назад, тезис о том, что это была, по сути дела, буржуазно-демократическая, а не социалистическая революция, снова и снова озвучивается в научной среде. Не будем долго останавливаться на этой проблеме: она достаточно подробно освещается во многих разделах данной книги. Отметим лишь один из аргументов данной точки зрения. Это аргумент о якобы исторической «неготовности России» к социалистическим преобразованиям. Сначала отошлем читателя к разбору этого аргумента у Р. Люксембург в ее полемике с К. Каутскими и у Ленина в его полемике с меньшевиками[2 - См.: Роза Люксембург. Актуальные аспекты политической и научной деятельности (К 85-летию со дня гибели) Международная конференция в Москве 12 февраля 2004 г. C. 199–200, 230 и др. См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 380–381.]. Здесь же отметим только одно: он связан с неверным пониманием самих предпосылок социалистической революции, что в свою очередь определяется вульгарно-экономическом прочтением марксизма, от которого в свое время отмежевывался сам К. Маркс.
На мой взгляд, исследователи, отказывающие Октябрьской революции в ее социалистическом характере, игнорируют тот неопровержимый факт, что она была одновременно способом решения двух исторических задач, а не одной. С одной стороны, она решительно доделывала до конца буржуазно-демократическую революцию, с другой – шла дальше, решая собственно социалистические задачи. Выступая по поводу четырехлетия Октября, Ленин говорил: «Но чтобы закрепить за народами России завоевания буржуазно-демократической революции, мы должны были продвинуться дальше, и мы продвинулись дальше. Мы решили вопросы буржуазно-демократической революции походя, мимоходом, как «побочный продукт» нашей главной и настоящей, пролетарски-революционной, социалистической работы. Реформы, говорили мы всегда, есть побочный продукт революционной классовой борьбы. Буржуазно-демократические преобразования – говорили мы и доказали делами мы – есть побочный продукт пролетарской, то есть социалистической революции»[3 - Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 147.]. По его мнению, вожди международной социал-демократии так и не поняли «такого соотношения между буржуазно-демократической и пролетарски-социалистической революциями. Первая перерастает во вторую. Вторая, мимоходом, решает вопросы первой. Вторая закрепляет дело первой. Борьба и только борьба решает, насколько удается второй перерасти первую.
Советский строй есть именно одно из наглядных подтверждений или проявлений этого перерастания одной революции в другую»[4 - Там же.].
Можно было бы и дальше приводить ленинские слова о взаимоотношении двух видов революции в России, но и сказанного достаточно, чтобы думающие люди поняли, о чем идет речь.
Завершая Предисловие к данной книге, отмечу лишь ряд особенностей ее появления и изложения в ней основных исторических тем.
Инициатива ее написания возникла за три года до 100-летнего юбилея Октября. Она принадлежала ученым-единомышленникам: недавно ушедшему от нас известному экономисту Солтану Сафарбиевичу Дзарасову и его сыну Руслану Солтановичу, врачу-гуманисту и академику РАН Андрею Ивановичу Воробьеву, доктору исторических наук Зоре Леонидовне Серебряковой, дочери рабочего и ближайшего соратника Ленина – Леонида Серебрякова, наконец, автору этих строк.
Инициаторы создания данной книги несколько раз собирались вместе, обсуждая концепцию и план книги. Все сходились на том, что книга не должна быть догматичной, т. е. книгой, сделанной в устаревших, по сути дела, сталинистских традициях, часто основанных на фальсификациях исторических фактов и явлений. Напротив, она должна быть книгой творческой, т. е. представлять строго научную альтернативу и сталинистской версии Октября, и советской истории, и господствующим ныне различным либеральным и консервативным трактовкам Великой революции, искажающим ее изначальную подлинно народную природу.
В этой связи ее авторы стремились приводить как можно больше новых и малоизвестных фактов и принципиальных теоретических обобщений. Именно на таких идейных началах и был в итоге создан коллектив авторов данной книги. Тем не менее общее идеологическое единство авторов книги не означает полного тождества их научных взглядов. Между нами немало разногласий, ведущих нередко к взаимной полемике по конкретным проблемам истории революции и советского общества.
Уже в начале подготовки юбилейной книги ее инициаторы обратились к главному редактору журнала «Альтернативы» Александру Владимировичу Бузгалину с просьбой поддержать работу по созданию и возможной публикации данного труда. С его стороны эта просьба не только получила полную поддержку, но и превратилась в активное участие в ее создании. Так А.В. Бузгалин стал одним из реадакторов книги.
Книгу к публикации готовили не только два ее редактора, но и другие ученые, вошедшие в редакционную коллегию, где огромная работа была проделана ее ответственным секретарем Гульнарой Шайдулловной Аитовой.
Завершая Предисловие, повторюсь: структурно данная книга состоит из Предисловия, Введения, посвященного теории коммунистической революции, и пяти крупных разделов, связанных с освещением исторических предпосылок и важнейших революционных событий 1917 года. В ней также даются анализ и понимание основных тенденций советской истории, показаны ее крупные социально-политические завоевания и не менее значительные ошибки.
Помимо отдельных авторских статей в книге публикуется стенограмма научного «круглого стола», организованного А.В. Бузгалиным на тему «Великая Октябрьская социалистическая революция: предпосылки, природа, результаты».
Особо хочется отметить материалы, опубликованные под рубрикой «Слово творцам революции», в которой воспроизведены тексты из наиболее значимых работ видных революционных деятелей первой половины XX века. Эти тексты, на мой взгляд, помогут современному читателю не только лучше понять, но и почувствовать идейную и политическую атмосферу того неповторимого исторического и революционного времени.
В заключительной главе книги, как уже отмечалось, раскрывается идейное, политическое и нравственное значение Октября, его революционное влияние на жизнь трудящихся нашей страны и всего современного мира. Авторы книги уверены, что богатое наследие этого поистине эпохального исторического события будет еще долго вдохновлять трудящихся в их борьбе за полное социально-экономическое и политическое освобождение от власти олигархического капитала, несущего человечеству социальные и национальные конфликты, войны и разрушения.
В конце книги ее редакторы сочли уместным поместить Приложение, в котором дается Заявление редакции журнала «Альтернативы», посвященное столетнему юбилею Октября, а также впервые представлен для общественного обсуждения Проект Манифеста левых сил современной России «Время альтернатив».
Авторский коллектив надеется, что результаты его работы, содержащиеся в книге, найдут соответствующий отклик у коллег по научному сообществу, будут с интересом встречены представителями левых течений и организаций, а также широкой читающей публикой, проявляющей интерес к большим революционными событиями и дискуссионным проблемам отечественной и мировой истории.
Борис Славин
Введение
Алесандр Бузгалин
Революция. Очерк теории[5 - В основу текста положены фрагменты из книги А. В. Бузгалина и А. И. Колганова «Глобальный капитал» (М., 2015, т. 1, гл. «Социальные революции: контрапункты социального освобождения, культуры и отчуждения». С. 486–512), а также статья, впервые опубликованная в журнале «Альтернативы» (Бузгалин А. В. Великая Октябрьская социалистическая революция: Взгляд через 90 лет // Альтернативы. 2007. № 3. С. 20–44).]
Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир.
К. Маркс, Ф. Энгельс. «Манифест Коммунистической партии»
Революция.
Для меня это слово было и остается чем-то гораздо большим, нежели категорией социальной философии. Оно обращено не только к разуму, но и к сердцу. Оно есть импульс и вызов и для мысли, и для действия.
Причины?
Они в истории моей жизни, на протяжении которой я впитал (в диалоге с моими родителями и пионервожатыми, в практиках борьбы вместе с моими товарищами, иные из которых были убиты осенью 1993-го или преждевременно ушли от нас, надорвавшись от перенапряжения общественной деятельности) потребность в поступках, которые изменяют этот мир к лучшему, снимают (и это уже язык не столько практика, сколько ученого) социальное отчуждение.
Они и в той методолого-теоретической базе, которую я впитал в диалогах с моими учителями – марксистами МГУ, сумевшими даже в душной атмосфере общественных наук «развитого социализма» привить вкус к критическому, творческому поиску ростков «царства свободы», и в диалогах с коммунистами Европы и Латинской Америки, США и Японии – всеми теми, для кого слова «революция» и «коммунизм» были символом поступков, а не пропагандистским штампом.
Так выросло то понимание революции, о котором я писал еще десять лет назад в книге, посвященной 90-летию Октября,[6 - См.: Октябрь 1917: вызовы для XXI века / Под общ. ред. А. Сорокина. М.: ЛЕНАНД, 2009.]и которое, развитое и дополненное, я хочу предложить читателю этой книги, начав с самого принципиального вопроса – теории коммунистической революции.
1. Революция: постановка проблемы
Исходный пункт теории социальной революции (не путать с политическими переворотами и т. п.) – классический марксистский тезис о социальном творчестве трудящихся как силе, способной осуществлять качественные скачки, приводящие к смене общественно-экономических систем и их политико-идеологических форм – смене общественно-экономических формаций.
Как таковая социальная революция всегда есть акт движения человечества из «царства необходимости» к «царству свободы», продвижения по пути «позитивной свободы». В конечном итоге этот путь ведет к диалектическому отрицанию, снятию отношений «царства необходимости» (мира отчуждения) и созданию новых отношений, добровольной работающей ассоциации, в которой «свободное развитие каждого есть условие свободного развития всех».
Но «царство свободы», понимаемое, впрочем, не как некоторый абсолютный идеал = конец, а как начало собственно человеческой истории, будет результатом победы коммунистической революции.
А по дороге к ней человечество совершило и еще совершит немало социальных революций, в которых будет круто замешено разрушение старой системы и созидание новой. Невиданное во время застоя ускорение социального прогресса и высокая цена этого ускорения. И кроме побед революций будут поражения. А еще «откаты», попятные движения, инволюция слишком далеко зашедших в своем революционном порыве освободительных преобразований. И торжество в результате большинства свершившихся доныне революций не «царства свободы», а всего лишь новой (объективно более прогрессивной, но вместе с тем и более утонченной) системы отношений отчуждения.
А еще революции всегда будут нести с собой насилие. Не всегда массовые убийства людей (политическая форма революции может быть и мирной), но всегда насильственное изменение прежних форм социального отчуждения: слом рабства или крепостничества, даже если он происходит в форме политических реформ, есть слом социально-экономической основы формаций, основанных на внеэкономическом принуждении и личной зависимости. Снятие отношений частнокапиталистического присвоения, даже если это происходит путем выкупа, есть революционная ликвидация экономической основы капиталистического способа производства.
Революции всегда сугубо противоречивы. Но без них мир вползает в застой и, как следствие, инволюцию, несущие с собой потери и трагедии несоизмеримо большие, чем боль революционного прогресса.
Такова постановка проблемы. Хорошо известная всем марксистам (и – вот парадокс – всем акторам даже буржуазно-демократических революций, не боявшихся разрушать бастилии) и абсолютно неправомерная с точки зрения всех филистеров и обожествляющих их обывателей (не говоря уже об идеологах правящего класса, чья историческая миссия уже исчерпана – будь то аристократы и монархи или финансовая олигархия и их бюрократические ставленники).
В той мере, в какой революция продвигает нас по пути к «царству свободы», в той мере, в какой ее позитивный заряд социального освобождения и созидания новых форм оказывается мощнее того разрушения и тех жертв, которыми она сопровождается, революция созидательна. И те трагедии, которые она несет, – оптимистичны. Если же эта мера превышена, революция превращается в свою противоположность. Таков сугубо нелинейный процесс социального освобождения, мера которого (в единстве качественных, интенсивных и экстенсивных изменений) может быть названа мерой социального освобождения[7 - Ее косвенным количественным («теряющим» качественный социальный скачок) отражением может быть соотношение свободного (используемого для гармоничного свободного развития индивида [в ассоциации]) и необходимого времени, которым обладает общество (эта идея раскрыта в ряде работ П. Кузнецова; см., напр.: Кузнецов П. По ту сторону отчуждения. М., 1990. С. 227–251).].
Качественные скачки на этом пути, «узловую линию мер» (Гегель) и знаменуют собой социальные революции.
И если вы хотите спросить, нужны ли вообще социальные революции, коль скоро они столь противоречивы, я вам напомню старую аксиому: социальная революция не придумывается и не делается кучкой заговорщиков. Социальная революция – это продукт объективных противоречий, и попытки остановить или затормозить ее оборачиваются злом гораздо большим, чем то, что может нести с собой революция.
Такова постановка проблемы на предельно абстрактном (но от этого не перестающем быть принципиально важным), исходном философском уровне.
Задача дальнейших наших размышлений – восхождение от этой предельной исходной абстракции ко все более и более конкретному видению феномена «революция».
2. Революция как «праздник угнетенных»: диалектика созидания и разрушения
Начнем с очевидного: революция ломает старую систему институтов отчуждения и (вплоть до победы нового способа производства) знаменуется кратковременным торжеством отношений непосредственного социального творчества истории, новых общественных отношений самими массами[8 - Весьма примечательным выглядит в этой связи тот факт, что Максим Горький, в целом жестко критически отнесшийся к большевикам в 1917–1918 годах, в то же время писал в своих знаменитых «Несвоевременных мыслях» о прометеевском начале революции, развивающей в массах социальное творчество.], и в этом смысле – кратковременным торжеством «царства свободы» (обратная связь здесь состоит в том, что «царство свободы» как снятие отчужденных детерминант жизни человека есть перманентная революция). В момент революции (а она может длиться долгие дни или несущиеся стремглав годы), когда старая система подчинения уже разрушена, а новая еще не возникла, и рождается тот самый «праздник угнетенных», когда вы, кажется, можете своими руками изменять мир как захотите («опьянение свободой»).
Пока длится революция – этот «праздник угнетенных» – объективные детерминанты, «ограничители» (в том числе новые производственные отношения, социально-политические институты и т. п.) уже или еще не действуют. Революции снимают (пусть на время – время революции) власть денег, бюрократии, классовое и сословное неравенство, даже разделение труда (в революции рабочий равен профессору, а иногда и ведет его за собой).
В этом смысле революции есть высвобождение в широчайшем пространстве и времени потенциала иной (не-отчужденной – не-рыночной, не-иерархичной) жизни (М. Бахтин связывал это высвобождение с феноменом карнавала. Но если карнавал – это игра, имитация временного снятия рамок, то революция – это подлинный праздник, «всеобщее празднество» – именно так, например, характеризовалась современниками Парижская коммуна).
Как период снятых внешних детерминант и предельно раскрепощенного социального творчества революции становятся полем широчайших и глубочайших достижений в области самоорганизации и сотворения новых общественных форм. В эти короткие, но предельно насыщенные периоды сами граждане рождают на основе инициативы снизу столько новых общественных отношений, сколько эволюционные периоды не приносят за десятилетия.
Это становится и причиной, и следствием невиданного в иное время всплеска реализованных (реализуемых) человеческих талантов, скрытых среди представителей самых разных социальных слоев и профессий. Именно в революциях поручики и шестнадцатилетние мальчишки становятся великими полководцами, рабочие – общественными деятелями мирового масштаба, и даже в таких сферах, как разведка и контрразведка, недавние гимназисты и инженеры, слесари и врачи оказываются способны сделать то, что не по плечу профессионалам…
Именно в революции общественная практика масс часто создает такие новые социальные формы, которые затем долго изучают и пытаются понять теоретики. Привычная логика творческой деятельности здесь как бы переворачивается: теоретическая модель и ее практическое воплощение рождаются почти одновременно (примеры этого – Парижская коммуна, первые Советы в России 1905 года, опыт СССР со всеми его противоречиями и даже современное альтерглобалистское движение – хорошо известны).
Но эта мощная социальная энергия неизбежно несет в себе и противоположный потенциал, что очевидно: революция по определению всегда есть и процесс разрушения старой системы. Общеизвестно (во всяком случае, для знатоков классического марксизма, о чем мы уже мельком упомянули выше, обозначив подход к данной проблеме), что в принципе разрушению в революции подлежат старые, отжившие свое социальные формы (производственные отношения, экономические и политические институты, социальные градации, идеологические стереотипы и т. п.). Однако на практике революции почти всегда разрушают вместе с тем и производительные силы, некоторые элементы культуры, уносят человеческие жизни. Было бы неверным считать ответственными за это только революции: едва ли не в большинстве случаев эти разрушения связаны с яростным сопротивлением старого мира, провоцирующего террор и войны. Но и революция не может не нести с собой разрушительного потенциала.
Суммируя сказанное о субъекте ассоциированного социального творчества и революции, мы можем определить в первом приближении меру разрушительности/созидательности революции[9 - Мы в данном случае в основном суммируем хорошо известные положения Маркса, Энгельса, Ленина, Грамши, Троцкого и других революционеров-марксистов.].
Первая тем выше, чем [1] более жесткой, варварской и мощной была система отчуждения и чем [2] отчаяннее ее сопротивление – с одной стороны; чем ниже [3] уровень самоорганизации и [4] культуры революционных масс, но больше [5] стихийность и [6] влияние отчужденных мотивов борьбы (типа «грабь награбленное»), характерных для «обиженного» старой системой мещанства, и меньше [7] мотивы (как объективные, так и субъективные) борьбы за собственно социальное освобождение; чем, следовательно, больше [8] «забегание революционеров вперед» по отношению к объективным возможностям сотворения новых отношений.
В той мере, в какой для революционного процесса характерны эти черты, последний будет разрушительно-варварским, несущим с собой уничтожение не только старых форм угнетения, но и их материальных и культурных основ, а также (и это наиболее трагичный элемент вырождающейся в бунт революции) человеческих жизней. Однако в данном случае всякий судия таких разрушительных действий должен задать вопрос: а кто довел массы до того состояния, когда уже ничто, кроме испепеляющего все вокруг социального взрыва, не может разрешить социальных противоречий? И здесь более чем справедлива позиция А. Блока, указавшего «рафинированной» интеллигенции на то, что сжигавшие поместья крестьяне уничтожали не столько памятники культуры, сколько социальное пространство своего порабощения и закабаления (попросту – место и символ унижения, ограбления, порока).
И, напротив, революция будет тем более созидательно-освободительной, чем в большей степени [1] прогнила старая система (глубоки ее объективные противоречия) и [2] слаб господствующий класс («верхи не могут управлять по-старому»); чем [3] в большей степени общество не только находится в кризисе («низы не хотят жить по-старому»), но и готово к социальным преобразованиям как [4] материально (имеются достаточные объективные социально-экономические и т. п. предпосылки генезиса нового типа общественной организации), так и [5] духовно (востребованность революции значительной частью критически мыслящих граждан и творческой интеллигенции, предреволюционная атмосфера в культуре и общественном сознании); чем в большей степени [6] субъект революционных изменений осознал свои конструктивные цели (превратился из «класса-в-себе» в «класс-для-себя») и, следовательно, [7] подготовлены общественные формы самоорганизации этого субъекта (революционные силы организованы, способны к позитивному социальному творчеству, имеют достаточно мощные «социальные мускулы»), плюс [8] чем более культурны революционные силы (развит «социальный интеллект» революции).
В той мере, повторим, в какой развиты эти объективные и субъективные предпосылки, хорошо известные каждому марксисту[10 - В наиболее полном виде этот блок проблем был развит в работах В. И. Ленина по проблемам социальной революции, о чем ныне принято «забывать» (отчасти, быть может, вследствие аллергии от чрезмерно апологетических работ советского прошлого).], революция пройдет мирно и неразрушительно (для Человека, его производительных сил и культуры).
Эта «формула», однако, имеет крайне ограниченное значение, ибо революции – это исторические явления, и происходят они не тогда, когда их в должной мере подготовила та или иная партия, а объективно, во многом независимо от воли и желания тех или иных политических сил.
Задача революционеров, следовательно, состоит не в том, чтобы совершать революцию «по правилам», а в том, чтобы понять реальную диалектику рождающихся и развертывающихся революционных событий, «алгебру (мы бы сказали, высшую математику, сложнейшую диалектику) революции», максимально подготовить революционные силы и общество к грядущим потрясениям, содействовать, насколько это объективно возможно, сознательности и организованности революционных сил, помогая (как талантливый акушер) своевременному и сколь возможно безболезненному рождению нового социального организма. И здесь нерешительность и промедление могут быть не менее опасны, чем торопливость.
Более того, поскольку практически каждая революция рождается в условиях, когда налицо отнюдь не все необходимые и достаточные условия ее безболезненного совершения, великая миссия и ответственность революционных сил состоит в том, чтобы суметь «достроить» недостающие элементы нового общественного здания уже в процессе революционных событий.
И в этом смысле надо отдать должное смелости и ответственности «ленинской гвардии», решившейся пойти в сложнейших условиях кризиса Российской Империи именно по этому пути, не предав – из-за осторожности или трусости, свойственной меньшевикам, – интересы и действия широчайших масс, поднявшихся на революцию в начале XX века во многих странах мира; другое дело, что выдержать эту линию «достраивания» предпосылок революции после политического переворота большевикам не удалось: они потерпели поражение в борьбе… со своим alter ego – мутациями социализма. Впрочем, наряду с поражением и трагедией большевиков, мутантный социализм был еще и их подвигом – подвигом всех тех, кто вырос из Октябрьской революции и сделал XX век эпохой борьбы за социализм в мировом масштабе.
Итак, в той мере, в какой «достроить» предпосылки социальной революции не удается (или объективно невозможно вследствие недостаточности предпосылок рождения нового общества), она неизбежно вырождается в контрреволюцию, приводя либо к восстановлению прежней системы, либо к появлению мутантного вида нового общества, приспособленного (именно в силу этих мутаций) к неадекватным объективным и субъективным (таким, в частности, как перерождение революционных сил, «термидор») условиям.
Примеры таких мутаций – не только сталинский СССР, но и многие другие социумы, в том числе – мутантно-капиталистические монстры конца XIX – начала XX века, соединявшие в себе военно-феодальные и империалистические черты. И если в случае с СССР мы можем говорить об «опережающей» мутации, возникшей вследствие объективной тенденции Великой Октябрьской социалистической революции создать новое общество «слишком рано», то в случае с буржуазными преобразованиями в Российской Империи правильнее было бы говорить об «отстающей» мутации капитализма[11 - К диалектике «опережающих» и «отстающих» мутаций мы вернемся во второй части текста.]. Последняя возникла в силу того, что движение к буржуазному обществу началось слишком поздно и проходило слишком медленно, искусственно тормозилось правящими классами, осуществлялось недостаточно радикальными, половинчато-реформистскими методами, что и привело к рождению «военно-феодального империализма» с массовой нищетой, неграмотностью и политической диктатурой распутиных и романовых.
Но! Еще и еще раз подчеркнем: было бы большой ошибкой считать эти мутации следствием того, что в первом случае революционеры слишком поспешили и были слишком радикальны, а во втором – были слишком слабы и нерешительны. Диалектика объективного и субъективного в революции гораздо сложнее, и отчасти мы постарались выше показать некоторые азы этой «алгебры», дополняя в меру сил опыт и теорию великих революционеров прошлых веков.
Как мы уже отметили выше, сложнейшей проблемой социального освобождения была и будет диалектика созидания новых, более прогрессивных общественных форм и разрушения старых, диалектика прогресса и той цены, которую за него объективно приходится платить. В общем виде эта проблема решается на пути отрицания, разрушения антагонистических социальных форм при сохранении и развитии материальной и духовной культуры, предметного тела и деятельностного мира, самих субъектов креатосферы (то есть попросту сохранении и развитии, видоизменении, но не уничтожении «как класса» объектов материального производства, науки и искусства, достижений и традиций прошлого, самих людей как их носителей).
Но это решение хорошо только «в общем виде». На практике «активизм» освободителей зачастую оборачивался разрушением не только отчужденных социальных форм (на смену которым приходили новые), но и культуры (вплоть до физического уничтожения памятников культуры и творчески самостоятельных личностей – об этом подробнее в следующем разделе). Следовательно, проблема требует более конкретного решения, в поисках которого нам придется обратиться к закону взаимообогащения прогресса культуры и социального освобождения, в соответствии с которым мера развития креатосферы прямо пропорциональна мере социального освобождения (и/или борьбы за социальное освобождение) и обратно пропорциональна мере отчуждения в единстве ее количественных (например, норма эксплуатации) и качественных (эволюция видов отчуждения от личной зависимости к глобальной гегемонии капитала) параметров. Мы накопили достаточный материал для того, чтобы сделать новый шаг в раскрытии спрессованного в нем содержания.
Следствием названного закона (мы намеренно опускаем ряд промежуточных пунктов выведения этой связи) является императив освобождения культуры: для сохранения в полном масштабе и дальнейшего развития креатосферы (включая сюда не только предметный мир культуры в привычном смысле слова – библиотеки, музеи… – но и творческий потенциал граждан Земли, природу как самоценность, производственный аппарат как бытие культуры и т. п.) необходимо снятие отношений отчуждения и развитие таких социальных отношений, которые обеспечат адекватные условия для прогресса культуры.
Возвращаясь к гипотезе взаимообогащения прогресса культуры и социального освобождения, подчеркнем: в первом случае речь идет не столько о материальном благосостоянии и развитии негативной свободы (хотя и то, и другое, повторим, есть важные предпосылки социального освобождения), сколько об интенсивности (потенциальной и реализуемой в действиях) энергии социального творчества, в том числе – энергии борьбы с отчуждением. Потенциал же последней может быть очень высок в обществах с жесточайшим угнетением, но находящихся на пороге своего краха, где и социальное творчество, и культура развиваются не «благодаря», а «вопреки», как борьба с отчуждением и в этом смысле – социальное творчество. Во втором случае, говоря о мере отчуждения, мы делаем акцент на глубине подчинения трудящихся господствующей системе и их смирения с этим подчинением (что может быть наиболее типично для относительно «сытых» застойных социумов).
