скачать книгу бесплатно
Тут мы с приятелем слегка остолбенели,
и, полагаю, нас легко понять.
Так вот, выходит, каковы невесты,
вот каковы их верность и любовь!
И это – чистота и постоянство?!
Сначала глазки прячет, нежно шепчет:
«ни шагу без тебя, с тобой – на край земли!»
А после, Боже правый, с пылу, с лёту
постройки продаёт, и скот, и утварь – всё бросает
и отправляется (по слухам) в Катовицы!
Ну хоть бы позвонила, написала,
предупредила… Что там говорить!
И ты, спустя всего полсотни лет,
идёшь сквозь ночь, и дождь, и ветер! Зябнешь
на берегу реки! Предвидишь встречу!
А ей – ни холодно, ни жарко: упорхнула!
Сбежала! Укатила! Всё забыла!
Ох, женщины! И мы после всего
Должны в любовь и постоянство верить?
Ну нет, теперь понятна ваша суть!
И лучше так – спустя полсотни лет
промокнуть и продрогнуть, среди ночи
стремнину одолеть, – и поразиться:
чего вы стоите, красавицы-невесты,
вы, скромницы… И какова цена
всей вашей преданности.
Страшные дела!..
Казис Брадунас
1917
Усадьбы
Гляжу с холма вдоль межи —
Темна грозовая вода.
Среди взволнованной ржи
Усадьбы, как в море суда.
С небес прольются моря —
Нестрашно: прочны корабли.
Опущены их якоря
В глубины земли.
По пути
Мы трава под косой судьбины,
Нас умчало вдаль от корней,
От земли, где дремлют руины,
Где она, а не память о ней.
И ослепнув, отыщем путь,
Чтоб у ног её прикорнуть.
На праздник
В час, когда история вслепую
Землю красит кровью пролитой
И сквозь тьму бездонно-вековую
Пробивается росток святой,
Опускаюсь молча на колени
И, с моленьем о благих вестях,
Убиенных горестные тени
Прячу за собой, как чёрный стяг.
И душа Литвы, крыла раскинув,
Дальней песней осенив меня, —
Обретает силу исполинов,
Восстаёт из пепла и огня.
Был нетерпеливым Одиссей
Был нетерпеливым Одиссей
И домой, наперекор Гомеру,
Он, не завершив дороги всей
Возвратился —
мстительный не в меру.
Одиссею
Двадцать лет окольных
Были как проклятие в пути.
Ну а мне, как будто я невольник,
Выпало их больше тридцати.
Одиссей родимую Итаку
Различил сквозь утренний туман,
А мои глаза привычны к мраку —
Свет мне только в сновиденьях дан.
Одиссей, ты шёл домой для мщенья
Два десятка лет, побед, обид.
Я не жду, не жажду утешенья —
Ведь хребет всей жизни перебит.
Наклонись
Мой Господь, возлюбленный от века,
Ты с меня – на жалящем ветру —
Благодать живую с человека
Не срывай, как с дерева кору.
Как я – на виду вселенной этой —
Вынесу беду и наготу?
Наклонись за ягодой нагретой —
Я растаю у Тебя во рту.
Эдуардас Межелайтис
1919–1997
Человещность
Вещь, Вещам, Вещами, Вещью,
Для Вещей и о Вещах.
Речь забыли человечью!
Вещь – и только – на плечах!
Даже вящий вещий разум —
Тоже вещь и стоит свеч!
А преграда всем заразам
Гроб – удобнейшая вещь!
Кротость вечная овечья
Нам не слишком помогла.
Вещь – подобие увечья:
В гроб её – и все дела!
Подснежник
подснежник – чернильная синяя точка,
последняя в этом прощальном письме,
а ласточка в форме резного листочка
раскрылась – весна изнутри и извне
во всё проникает, как властная плазма,
и ветка черёмухи никнет, смирясь,
щекочут и ластятся крылья соблазна:
втоптать эту точку в весеннюю грязь
и фразу продолжить – всё тает во мне,
меняется, точно смола на огне
Осколки сердец
Пусть лагуна милей, голубей и белей
оптимизма – тут кладбище кораблей,
их останки – подобны осколкам сердец:
так инфарктом разорван храбрец и гордец;
словно в крепком спирту или в глыбине льда
динозавров-суда сохранила вода
навсегда, – а отважные корабли
так свободно к невидимой гибели шли:
белый парус верлибра трепали ветра,
а земля отступала – ясна и тверда,
и аорты рвались, – но радист и матрос
отвергали диагноз под именем SOS;
вольным воля, а страх – как докучливый страж.
Это блажь, если жизнь превращается в пляж;
в море нежится некто, изыскан как торт, —
глубь укрыла обрывки снастей и аорт…
Пусть лагуна смелей парадокса, светлей
ренессанса, – тут кладбище кораблей.
Бактерии осени
Назначив Музе randez-vouz,
я лёг под клёнами в траву.
А той порой – там целый рой
бактерий осени сырой.
Я Музу жду – уже готов
букет бесхитростных цветов.
О, Муза, в час, когда придёшь —
меня уже прохватит дрожь.
Как сизый ворон, как изгой
я буду заражён тоской.
Везде – под кожей, под корой —
бациллы осени сырой…
Паулюс Ширвис
1920–1979
«Не смотри…»
Не смотри,
