banner banner banner
В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова
В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова

скачать книгу бесплатно

1907–2002

Взываю

Взываю к потрясённому народу,
Затравленному сворой ГПУ:
Зову избрать незримую дорогу,
Где злым ветрам не оборвать листву.

Зову литовца вместо звучных гимнов
Расслышать сердце в родственной груди,
Чтобы в ночи кромешной не погибнув,
Однажды на рассвете расцвести.

Из тьмы, из мрака разглядите волю,
При свете сердца различите храм,
Рабам оставьте горестную долю! —
Дух пращуров, я вновь взываю к вам.

Зову народ, живой в любом смятенье,
Хранящий свет в растерзанных сердцах,
Прекрасный, как цветение сирени
В бушующих принеманских садах,

Зову крестьян, что даром слов не тратят,
Чья песня тает в тундре и в степи, —
Пускай тайга и мерзлота подхватят:
«Утихни, злоба! гибель, отступи!..»

Набатный гром разбудит миллионы;
Не на столетья воцарилась тьма.
Не на погост зову, не в тюрьмы и загоны, —
Пускай грядущий свет заполнит закрома.

Взываю к вам над чернотой провала
Я, голос деревень и древних крепостей:
Не мстите, чтобы злая кровь не пала
Проклятием на ваших внуков и детей!..

Кричу: «Грядущей жизни недостоин,
Кто устрашится нынешнего дня,
Кто ненависти служит-тот не воин,
Он рыцарь вероломного огня.

Я сонм богов, я покаянный трепет
И свет крещенья, озаривший храм.
Пребудьте вечны и сильны, как солнце в небе!
Дух пращуров, я вновь взываю к вам.»

    1941

Моленья наши

Все надежды наши, все терзанья:
Мы когда-нибудь в родимый дом
От бескрайней стужи мирозданья
К очагу знакомому придём.

Лишь о родине моленья наши:
Господи, иных не надо нег,
Только отхлебнув из этой чаши,
Сможем успокоиться навек.

Костас Корсакас

1909–1986

Сибирская берёзка

Сирая берёзка,
тонкая как свечка.
Пустота морозна.
Мерзлота извечна.
Задувает ветер
лиственное пламя.
Поле, поле, поле
без конца и края.
И куда ни глянешь —
вправо или влево:
голое пространство,
серое как небо.
И в окне вагона
вид один и тот же —
поле да берёзка,
тонкой свечки тоньше.

    1942

Генрикас Радаускас

1910–1970

Собачьи пересуды

Меж телеграфных меркнущих опор
С дороги, как с распахнутой ладони,
Я вижу хуторов бесхитростный набор
На дымчатом осеннем фоне.

За пестротой берёз, за лавой льна
Пастушьи переклики в зарослях пугливых.
Ленивый ливень, как луна,
На конских гривах.

Забыл про дробь рассыпчатую дятел.
Ночная туча как веретено.
Мир очертания утратил.
Темно.

Куда иду – лишь немота и сон там.
Плесканье черных луж. Запретный зов.
И далеко, за горизонтом,
Ночные пересуды псов.

Барышне, которой нет

Она: святой небесный пух
И акварельное дрожанье,
А у меня – спиртовый дух,
И черти (или каторжане).

Она… Она совсем не та —
Не Маргарита, но блондинка.
Невинность, нежность, чистота.
Несовременность поединка.

Живу с газетой. Например:
С Богемией, учётной ставкой,
Трухой сценических премьер,
Самоубийственной удавкой.

Её глаза глядят с полос,
Из нонпарели и петита.
И смех её – белей волос…
Блондинка – но не Маргарита[1 - Героиня Гётевского «Фауста».].

Начальник станции

Ни валко, ни шатко
Служа колесу и прогрессу,
Пунцовая шапка
Выходит навстречу экспрессу.

Весь в месиве снега и дыма,
Немыслимый скорый
Проносится мимо
Хрипящей искрящейся сворой.

Начальник, бедней погорельца,
Взирает, нахохливши плечи, —
На два эти рельса,
На злые железные плети.

Не надо провидца, —
Вся жизнь улетает в безвестье.
И в небе кривится
Луна и ветвится созвездье.

С пустого перрона
Посмотришь: ни жарко, ни зябко.
Фонарный желток. И ворона.
Пунцовая шапка.

Рождение песни

Не строю, не вершу великие дела, —
Сижу, а надо мной акация бела,

И ветер облачный в её ветвях ютится,
И вьёт своё гнездо щебечущая птица,

И есть мелодия древесной той тиши:
Прислушивайся к ней и на песке пиши.

Я дудочку беру и песню подбираю,
Играю ветру в тон, и дереву, и краю,

И облако звучит – окраски неземной —
Над песенным холмом, акацией и мной.

Дождь

Дождь на стеклянных тонких ножках
Бежит по саду, тяжелея.
Вся влага – в лепестковых плошках.
Восторженно хрустит аллея.

Над рощей старая берёза
Развесила дырявый купол,
И над водой пучки рогоза
Торчат безрадостнее пугал.

Гром с каждым разом говорливей,
И молнии уже не в ножнах.
По всей вселенной скачет ливень
На тоненьких стеклянных ножках.

Утерянный рай

Мы слышим в ночи беспредельной,