скачать книгу бесплатно
Выжить. И даже жить.
Помолись, чтоб надолго.
Чтоб хватило.
* * *
Мальчик глотает косточки, слопал их полгорсти:
«Яблоньки, сливы, вишенки будут во мне расти».
Щедро запил водицею – будет фруктовый сад,
Коник – сухая палочка скачет за палисад.
Мальчик в рубашке новенькой чинно заходит в класс,
Учит уроки затемно. Холодно. Свет погас.
Сад прорастает медленно. Только бы не простыл —
Чаще молчащий, Ванечка кажется всем простым.
Спят по тетрадям веточки будущих птичьих гнёзд.
Маме тревожно: «Сынушка, это же не всерьёз?»
Ваня смущённо супится, прячет в карман эскиз.
Папа всё шутит: «Полноте! Было б… Чего закис?»
Мальчик глотает озеро – хочет вместить весь мир.
Время шуршит колёсами. Сел как влитой мундир.
Плачут в дому родители, ждут за письмом письма.
Пенною брагой вишенья льётся в окно весна.
Где-то в степной окраине вырос фруктовый сад.
Дома молчат – мальчишечка тот не пришёл назад.
Сад по весне невестится, осенью жжёт костры —
Мальчик, глотавший косточки, не был таким простым.
* * *
Маленьким думал:
«Вырасту – спать не буду».
Очень хотел сидеть за столом со всеми.
Юным – уже сонливей,
но всё про удаль:
песни, костры, гитары, велосипеды.
Несколько лет. Ну, вырос.
Большой, как надо.
Хочется спать сильнее, до всех дисфункций.
…Только теперь, мне кажется,
я отгадан:
вырасти – это значит хотеть проснуться.
* * *
По-апостольски просто,
По-мальчишьи боясь,
Шла за мной по погосту
Граченогая грязь.
И, крещато касаясь,
Красноталых ветвей
Я подслушивал завязь,
Воскресал и мертвел.
Прорастало пространство
В изболевшийся снег —
Предвесенствуй и странствуй,
Скрип шагов и телег.
…Март шумит на задворках,
Раскустившийся вволь.
Распускается колко
Предпасхальная боль…
* * *
Кате читали Пушкина. Сказки смеялись папиным.
Катя просила заново. Катя просила все.
В эту весну, как водится, Катины щёчки в крапинку.
Папу куда-то вызвали. Носит дрова сосед.
Катя читает Пушкина. Строчки смеются папиным.
Буквы трясутся папиным, прыгают в жёлтый лист.
Папа играет с пушками. Катя скребёт царапины.
Катя рисует длинное: «Папа – артиллерист».
Папу рисует с пушками. Думает, что для Пушкина.
Мама молчит стеклянная, смотрит сквозь дочкин лоб.
Катю кладут у бабушки. В доме огни притушены.
Мама качает шарфики, хочет идти в окоп.
Катя читает Пушкина. Сказки молчат и хмурятся.
Кто-то походкой папиной Катю ведёт гулять.
Кате качели хочется. Зубится ствольным улица.
Катя летит над пушками. Кате сегодня пять.
* * *
Деревья, красуясь, смотрели в озёрную воду —
В зеркальную гладь, отражавшую каждый листок.
Природа бежала навстречу не новому году,
Как реки смыкают извечные устье – исток.
А небо светилось. Смотрело на серые ливни,
На буйство цветенья, осенне-дорожную грязь.
Хотелось и мне стать немного, хоть малость, наивней —
Чтоб часть его света и в душу мою пролилась.
И я примерял – все пространства, эпохи и лица,
Но всё мне не впору, как будто с чужого плеча.
А время бежало, стремясь в направлении «тридцать»;
И каждый февраль на столе загоралась свеча.
Дороги, скрестившись, давили на острые плечи,
Ладони ловили рассветы грядущего дня,
Но каждой весной небо делало шаг мне навстречу
И, падая в озеро, краем задело меня.
Николай Коляда
Николай Коляда родился в 1957 году в селе Пресногорьковка Ленинского района Кустанайской области Казахской ССР. Учился в Свердловском театральном училище, Литературном институте. Служил в армии. Преподаёт в Екатеринбургском государственном театральном институте. Больше десяти лет возглавлял журнал «Урал». Создатель «Коляда-театра».
Драматург, режиссёр, актёр. Живёт в Екатеринбурге.
Масакра
Пьеса в одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
ДАРЬЯ – 40 лет
АНДРЕЙ -30 лет
В свадебном салоне на улице Луначарского, поздно вечером.
Свадебный салон на улице Луначарского. Просторный. Светлый.
Света много ещё и оттого, наверное, что весь салон заставлен манекенами с белоснежными свадебными платьями. Всё блестит фальшивыми китайскими бриллиантами.
В центре магазина стоит несколько «челночных» мешков, клетчатых.
Мешки под завязку забиты платьями, костюмами.
Среди мешков – стул, на стуле сидит ДАША.
Она в свадебном платье, на голове у неё корона с дешёвыми камешками. Даша сидит нога на ногу. Курит, пепел на пол стряхивает.
Напротив Даши стоит АНДРЕЙ.
Он в какой-то мешковатой грязной куртке из кожзаменителя, в стоптанных башмаках, в мятой кепке на голове.
Поздний вечер.
На улице время от времени, грохоча и позвякивая, пробегают запоздалые трамваи, блестят в свете уличных фонарей. Там тополя на улице – они качаются от ветра и роняют на асфальт большие жёлтые листья.
Даша и Андрей долго молчат.
ДАРЬЯ (вдруг). А вы говорите: «Мелкая речка Урал!», Василий Иванович…
АНДРЕЙ. Что?
ДАРЬЯ. Ничего.
АНДРЕЙ. Целовать курящую женщину – всё равно что лизать пепельницу.
ДАРЬЯ. Ну?
АНДРЕЙ. Сказал Горький.
ДАРЬЯ. Ну не ты же, ясен перец.
АНДРЕЙ. Признаюсь, не я. Горький сказал: «Целовать курящую женщину – всё равно что лизать пепельницу!» Понимаешь?
ДАРЬЯ. Ну целовал же. Лизал же.
АНДРЕЙ. Повторяю: «Целовать курящую женщину – всё равно что лизать пепельницу!» А ты, Дашенька, куришь!
ДАРЬЯ. И что мне теперь: обосраться и не жить?
АНДРЕЙ. Фу!
ДАРЬЯ. Фу-фу.
АНДРЕЙ. Так вот, что касаемо этого дела… Я не виноват ни в чём. Ты сама всё сделала, Дашенька.
ДАРЬЯ. Конечно.
АНДРЕЙ. А кто ещё?
ДАРЬЯ. Никто.
АНДРЕЙ. Сама. Сама!
ДАРЬЯ. Папин бродяга. Мамин миляга.
АНДРЕЙ. Прекращай уже!
ДАРЬЯ. Я давно прекратила. А ты что так одет? Ты что как на Северный полюс собрался?
АНДРЕЙ. Я всегда так ходил, в такой одежде, Дашенька.
ДАРЬЯ. Что, правда? Какой-то бурдюк, зимогор просто, бомжара. А почему я не замечала? Это же ужас.
АНДРЕЙ. Ты давай только без фанатизма. Не знаю, куда ты смотрела. Не на меня, наверное.
