banner banner banner
Традиции & Авангард. №3 (10) 2021 г.
Традиции & Авангард. №3 (10) 2021 г.
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Традиции & Авангард. №3 (10) 2021 г.

скачать книгу бесплатно

– Желательно прямо сейчас прокрасться на улицу и достать из сугроба деньги! – миролюбиво попросил он, балансируя на лестнице у шкафа.

– Какие деньги?!

– Те самые денежки, которые папа вчера выбросил из окна! Сорок рублей плюс монетки… Я не просто так предлагаю вам спуститься со мной во двор… – неожиданно Христофор перешел на «вы». – Деньги мы разделим! Вам – пятьдесят процентов и мне – пятьдесят!

– То есть ты после всего случившегося хочешь взять меня в компаньоны? И все ради денег? – спросила я.

– Чего ради них не сделаешь! Это же денежки! Если их много, то можно купить шхуну с парусами и уплыть в морские просторы… – рассудительно заметил Христофор.

– За деньги ни дружбы, ни любви не купить. А загубить душу можно одним некрасивым поступком. – Я решила, что момент для нотации выбран удачно.

– Но ведь мы…

– Пираты? – догадалась я.

– Именно! – возликовал Христофор. – Пираты! Только тсс! Это страшная тайна. Никто не знает, что я настоящий морской разбойник. По кодексу пиратов я должен всегда оставаться безжалостным и беспощадным. Приходится брать людей в рабство и распоряжаться их судьбами. Мне и самому тяжело, но ничего не поделаешь.

– Ну-ну! Так уж и быть, я открою тебе великую тайну, морской брат, – прошептала я, свесившись со шкафа.

– Тайну?! – Христофор навострил уши.

– Только никому не говори!

– Ясное дело.

– Поклянись!

– Даю слово пирата, безжалостного завоевателя Христофора. Под страхом пыток и смерти я не выдам доверенный мне секрет. Если я нарушу слово, то по кодексу пиратов мне крышка! – торжественно пообещал Христофор.

– Я – абрек.

– Э-э-э… абрек?!

– Абрек – это как пират, только он живет среди гор. Абрек рождается в краю высоких башен, там, где бурлят чистые реки. Первые звуки, которые слышит новорожденный абрек, – выстрелы: это отец стреляет из ружья в воздух, чтобы отпугнуть злых духов. Горные духи схожи с мелкими бесами, они любят наводить мороку на людей и боятся хлопков. Первой игрушкой абрека становится булатный кинжал. – Я нашарила под матрацем свой кинжал и показала Христофору.

– Пиратский нож! – восхищенно выдохнул Христофор и, подпрыгнув, едва не свалился с лестницы.

– Оружие из рук не выпускай и другим его никогда не доверяй. От детей и слабых – прячь. Твой удел – их защищать. Никогда не нападай первым, а станешь бороться с несправедливостью – борись до смерти. Если найдешь верного храброго друга – подари ему свой кинжал.

– Я запомню! – прошептал Христофор и дважды повторил мою последнюю фразу вслух.

– Жизнь тех, кто рожден в краю вершин, опасна, но знай, мы не отступаем даже перед сотней врагов. Город Грозный, где я родилась, раньше был боевой крепостью. В наших краях случались такие сражения, о которых можно рассказывать целую вечность. Поэтому в схватке со мной ты все равно проиграешь!

– Ух ты! Класс! – продолжал восхищаться Христофор. – В нашем доме всего два пирата: я и папа. Но, конечно, я главней и круче. А про абреков у нас никто даже не слышал!

– То-то же!

– Так вот почему из моего жульничества ничего не вышло… – Он задумался.

– И не выйдет, только беду на себя накличешь. Понятно?

– Понятно, – вздохнул Христофор. – Деньги-то мы пойдем на улицу собирать?

– Нет! И топай отсюда. Не мешай спать! – ответила я, спрятав кинжал и переворачиваясь на другой бок, чтобы дубленка расправилась, как одеяло, и добавила: – Раньше надо было думать!

– Слушаюсь, абрек Полина.

Христофор слез с лестницы и неслышно ушел в комнату отца.

Приготовив на обед макароны с сыром, чему Лев Арнольдович долго умилялся, я и дети отправились на прогулку. Денег в сугробе к тому времени не оказалось.

– Дворники-таджики их нашли и наверняка купили себе чебуреки! – Христофор загрустил.

Рабочие-мигранты сновали по двору с лопатами и разгребали снежные завалы.

– Я не знал, что макароны можно есть с сыром! – без конца восклицал Лев Арнольдович.

– Мы в Грозном ели, когда нам везло. Под бомбежками трудно было найти даже прогорклую, заплесневелую муку для лепешек, и мы топили снег, чтобы пить, – ответила я.

– Быстро и вкусно! Просто в приготовлении! Недорого! – продолжал ахать от восхищения Лев Арнольдович. – Отварил пачку макарон, положил кусочек сливочного масла, натер сверху твердого сыра, и все! Горячая еда! Марфа Кондратьевна нас так не кормит, пирожки жареные приносит из ларька, а от них изжога и живот болит.

– До меня вы ни супы, ни каши, ни рыбу с гарниром не ели? – уточнила я.

– Едал я такое в молодости, четверть века назад, у другой жены. У Марфы Кондратьевны не забалуешь, радует иногда пиццей с грибами. Другие няньки тоже ограничивались жареной картошкой и сосисками… Ты, Поля, и суп, и кашу, и макароны умеешь готовить! Ты ценный кадр! Ценный! – убежденно произнес Лев Арнольдович.

Христофор на меня хитровато посматривал и заискивающе улыбался: он-то знал, кто я на самом деле.

После прогулки мы с детьми смотрели «Пиратов Карибского моря». Когда капитан Джек Воробей угнал военный корабль, Христофор от радости захлопал в ладоши и закричал: «Ура-а-а!».

– Умеешь фехтовать? – спросила я.

– Нет, – признался Завоеватель.

– Как же так? Все пираты умеют!

– Он только нас колотит палкой и бьет хворостиной! – пожаловалась на брата Ульяна.

– А кто меня научит фехтовать? – тоскливо протянул Христофор.

– Мы сами научимся.

От такого предложения глаза Христофора засверкали.

– Но шпаг-то нет! – напомнила Ульяна.

Ульяна и Любомир строили крепость из пластмассовых кубиков, которые я заранее отмыла от паутины и высыпала на чистый паркет.

– Для начала мы научимся сражаться плюшевыми игрушками! – нашлась я.

Дети захохотали.

– Игрушками можно сражаться? Как в компьютере? – догадался Любомир.

– Тащите крокодилов, мишек и удава! – распорядилась я. – Диван будет нашей «Черной жемчужиной», а сражаться мы будем в центре зала.

– Да-а-а! – Дети бросились искать разбросанных по всему дому плюшевых зверей.

Завязалась нешуточная битва между пиратами и военно-морскими силами королевского флота. Христофор преобразился. Скакали и веселились мы часа четыре, пока не свалились от усталости. Христофор, засыпая на диване рядом с Ульяной и Любомиром, благодарно произнес:

– Никто с нами не играл так! Никогда! Вы мне очень-очень нравитесь, абрек Полина!

Ключи к сердцу сорванца были найдены.

Мне шел двадцать второй год, и такими могли быть мои собственные дети. В военное время в Чечне старейшины разрешили ранние браки, и если бы меня выдали замуж, как планировали, в тринадцать-четырнадцать лет, то сейчас мои сын и дочь могли быть ровесниками Ульяны и Любомира.

Лежа на шкафу, я читала им свои стихи:

Я большой серый волк,
Я зубами щелк да щелк.
Поворую всех ягнят,
Доберусь до поросят…

А от Красной Шапочки
Оставлю только тапочки!
Ведь давно известно всем,
Что я тапочки не ем.

– Еще! Еще! – просили дети.

Во дворе у псины рыжей
Родились щенки.
Никогда их не обижу,
Покормлю с руки…

Этот, самый белолобый,
Пусть он будет мой!
Если мама мне позволит,
Заберу домой!

Научу командам разным:
Сесть! Идти! Лежать!
Будет рядом он со мною
Весело бежать.

– Мы нарисуем вам щенка, тетя Полина, – пообещал Любомир, проваливаясь в мир сновидений.

Лампадка, зажженная Львом Арнольдовичем у икон, мерцала, озаряя нашу комнату. Разглядывая заснувших детей, я чувствовала, будто вместе с суматохой, огорчениями, тяжелым, почти непосильным трудом из ломбарда войны ко мне возвращается утраченная юность. Кровавая бойня под свинцовым небом, которая прокручивалась, словно вал пианолы, внутри моего сознания, безропотно замирала от детских взглядов и голосов. Стихала музыка грозовых раскатов, и кошмары, извлекаемые из глубин памяти, бессильно меркли. Мародеры, преступники, доносчики и убийцы бледнели на палитре нового дня, рядом с детьми.

Я разучилась верить людям, забыла, что такое настоящая дружба. Бескорыстную любовь дарят только дети. Детство – время правды. В детстве ненавидят – искренне, любя – жертвуют собой. Окунуться в мир детства стало для меня бесценным подарком, целительным эликсиром. «В войну несколько месяцев пришлось спать на снегу, я промерзала до костей, и кто знает, дано ли мне после этого стать матерью, а им я сейчас нужна», – думалось мне.

Ежедневно мы с Христофором фехтовали, пересматривали приключенческие фильмы, говорили о волшебных картах и несметных сокровищах. Христофор смастерил шпагу из длинной ручки от железного совка и прыгал с трехногой табуретки на ветхое кресло. Он бойко горланил песни и сражался, как настоящий пират. Несмотря на то что мальчик был в перчатках, он иногда пропускал удар, и моя шпага попадала ему по рукам, но он не жаловался.

– Я морской разбойник! – важничал он.

Соорудив ракетки из твердых резиновых тапочек желтого цвета, которые привезла с собой, я придумала игру в настольный теннис. Мячик летал пулей между игроками. Играли по очереди: я и Христофор, Ульяна и Любомир. Христофор несказанно гордился победами.

Ульяна и Любомир были послушными детьми, они по первому зову шли есть, спать и гулять. Проблемы возникали только с дерзким Христофором, желавшим подчинить себе мир. Аксинья училась дружить по-своему. Она брала меня за руку, мотала головой из стороны в сторону и тоненько, протяжно мычала. Так она просила добавку к завтраку: блин с вареньем или немного зубной пасты – полакомиться. Мой шампунь она выпила залпом, сбив ногой навесной замок со шкафчика в прихожей, но ничего плохого с ней не произошло. Аксинья выглядела довольной, гладила себя по животу, урчала и закатывала глаза, показывая, как было вкусно.

– Она с младых лет жует порошок, ест зубные пасты! – рассказал Лев Арнольдович. – Мы ей не даем специально, но если случайно отведает, беды нет. Это для нее как десерт!

Лев Арнольдович верил, что Аксинью может излечить магия, и специально возил ее к шаману по имени Потап.

– Потап сказал, что ему нужно время. Обычная медицина тут бессильна.

– Вы верите в магию? – поразилась я.

– Полина, а что будет, когда я помру? – скорбно вздыхал Лев Арнольдович. – Марфа Кондратьевна моментально сдаст Аксинью в психбольницу! Это ведь я в свое время не разрешил ей. Скандалы у нас были страшные, до драки доходило… Марфа с дочерью не справляется, не смотрит за ней. А в сумасшедшем доме больных зверски избивают! Насилуют! Нет! Нельзя ее туда отдавать!

– Нельзя! – согласно кивали я, Ульяна, Любомир и Христофор.

Лев Арнольдович, излив нам душу, брал бутылку крепкого алкоголя и шел на десятый этаж к поэту Вахтангу Давидовичу.

Уложив детей спать, я читала книгу Ирис Юханссон «Особое детство» о восприятии ребенком-аутистом нашей реальности. Лев Арнольдович объяснял поведение больной дочери тем, что Аксинья ментально находится в параллельной вселенной и видит человеческие слова и звуки в виде клякс-чудовищ.

На основе этой теории я придумала показывать Аксинье за обедом и ужином разноцветные карточки. Если она хотела добавки, то чаще всего выбирала зеленую карточку, если отказывалась от прогулки, то красную. Желтая карточка означала, что она хочет послушать классическую музыку, чаще всего Шопена, а голубая – прогулку к роднику. Коричневая карточка означала гнев. Показав на нее, Аксинья немедля могла плюнуть или ударить того, кто находился рядом. Заметив, что она тянется к коричневой карточке, дети прятались, а мы со Львом Арнольдовичем держали оборону.

За первые десять дней мне удалось приучить Ульяну и Любомира обходиться без памперсов. Я вставала посреди ночи и водила их в уборную. При первых позывах дети пачкали штаны, потому что не знали жизни без памперса. Но затем начали проситься в туалет и бегать туда самостоятельно. Еще причиной для гордости было их старательное и быстрое обучение пользоваться ложкой, а не хватать руками картофель из супа.

В двадцатых числах декабря прибыли гости из Израиля: двоюродный брат Льва Арнольдовича, Абрам Моисеевич, и его миниатюрная большеглазая супруга Рахиль. Абрам Моисеевич был старше Льва Арнольдовича на три года, а Рахиль, разменявшая четвертый десяток, выглядела юной женщиной благодаря изящности и очаровательной улыбке.

– Мы вместе двадцать лет. У нас трое детей! Счастливый брак, благословенный Богом! – хвалился Абрам Моисеевич.

– Израиль – наша обитель! Израиль – наша опора! – с энтузиазмом восклицала Рахиль.

Передо мной оказались самые настоящие евреи, в первые же минуты знакомства сообщившие, что Марфу Кондратьевну родные и друзья называют исключительно Тюка – производное от фамилии – и что в ее доме всегда было голодно и грязно.

– Детей Тюка воспитывать не умеет, она их не кормит и не лечит. Мы привезли с собой лекарство от вшей. Обработай их, пожалуйста. И напиши список, что нужно из продуктов. С детьми у нас вся надежда на нянь и гостей, – сказала мне Рахиль.

– На Тюку, Полина, внимания не обращай, какую бы пургу она ни гнала. Ей на других наплевать, она любит использовать людей и кидать их, – поделился со мной Абрам Моисеевич.

– Она же правозащитница, в Европе про Чечню рассказывает… – растерялась я.

– Она по-английски ни бельмеса, с переводчиком еле-еле мямлит, пересказывает с умным видом то, что от таких бедолаг, как ты, наслушается, – пояснил Абрам Моисеевич.

Из Израиля гости привезли сладости и древние талисманы – хамсу – оберегающие от сглаза ладони.

– Это Божья ладонь! Приложись к ней! – Абрам Моисеевич засунул один из амулетов в нагрудный карман на рубашке брата.

Абрам Моисеевич и Рахиль держались от семейства Тюки на расстоянии, предпочитая только ночевать в их доме. Постельное белье они предусмотрительно прятали у Ларисы.