скачать книгу бесплатно
– Чего вы застыли?
– Очень… необычная лаборатория.
– Ага. Мама проводила тут большую часть своего времени и не хотела, чтобы было занудно. Любимый цвет, любимый запах. Ненавижу ментол.
При слове «ненавижу» Ким вздрогнул.
– Рина, почему твои родители не приедут?
– Полагаю, они упали с обрыва. Там, на дальнем краю плато, – она методично перебирала пробирки в шкафу с препаратами.
– И ты так спокойно об этом говоришь?!
– А у меня уже нет сил говорить неспокойно. Я устала, Ким. Я так устала, что если бы была солнышком, как папа раньше меня называл, то просто потухла бы.
– Откуда ты знаешь, что они упали с обрыва?
– Ну, во-первых, у нашего вездехода удивительным образом отказали тормоза и датчик перепада высот. А во-вторых, папа вызывал станцию по рации, кричал что-то про падение, переломы и все такое, было плохо слышно.
– А ты?! – прохрипел Ким, леденея от того, что приблизительно знал ответ.
– А я маленькая калека в старом экзоскелете, которая не умеет водить спецтехнику и пользоваться системами дальней связи.
– Когда это случилось?! – Ким схватил коммуникатор, нажал кнопку экстренного вызова диспетчера.
– Здесь не работает связь, нужно выйти в холл, а еще лучше наружу. Но вы зря потратите время. Ночи на высокогорье холодные. Одну пережить можно, но не пять. К тому же, с повреждениями тела. А еще хищники.
Ким смотрел на бледного худого ребенка и перебирал в уме инструкции и предписания курьерам «Орбитал Экспресс», попавшим во внештатную ситуацию. Аналога не было. Действовать нужно согласно политике компании, преумножая одобрения клиентов, но не забывая о приоритете общепланетарных законов.
– Рина, я сделаю облет плато по мере возможности и в любом случае вызову спасателей. Но ты должна рассказать мне, что за чертовщина здесь творится.
– Да, самое время. Вы знаете, что такое остеомаляция?
– Болезнь костей?
– Ага. Когда они и не кости вовсе, а так, губка.
– Ты этим заболела?
– Скажем, меня этим заболели.
– Не понял.
Рина села перед ним прямо на голубой мягкий пол, скрестив ноги по-турецки. В руках у нее был непонятно откуда взявшийся синий карандаш. Она посмотрела на Кима, будто собираясь с духом, а потом быстро заговорила:
– Это нечестно – размягчать кости и разрушать сухожилия собственному ребенку, чтобы он через страдания стал сверхчеловеком! Это больно, это ужасно неудобно, вам в кошмарах такое не приснится! Сын Калиновой был умственно-отсталым, он не понимал, что с ним происходит, но я ведь понимаю! Если бы она мне сказала, хотя бы попыталась объяснить! Но нет. Она с добрым и любящим лицом колола меня препаратами, которые только калечили! Организм-то пытался справиться, я же родилась здоровой! Она брала для меня экзоскелеты старых моделей, плохо управляемые силой мысли, специально, чтобы я напрягалась, как голодающая обезьяна, которая лезет за едой на неприступную стену. Вы ведь уже поняли, что это, – Рина протянула к нему руки, запакованные в оранжевый микролаттис, – не ее заказ?
– Рина, милая, погоди. Откуда тебе все это известно? – Ким забыл, что собирался вызвать диспетчера.
– Дневник. Я выкрала его. Как она когда-то у Калиновой. Наследственность, – девочка криво улыбнулась.
– Может, ты не так поняла?
– Надо быть полной дурой, чтобы этого не понять.
– А твой папа? Ты вообще ничего не говоришь про него.
– А что папа? Он мамин бывший студент, младше почти на пятнадцать лет. Ему не очень нравилась мамина идея, но он никогда бы не пошел против нее. Тем более, она его заразила этой службой науке.
– Ты можешь показать мне мамин дневник?
– Нет, она его перепрятала. Я так и не смогла найти его за эти дни. Может, он у нее с собой. Не знаю.
Ким широко и сильно потер свое лицо, как человек, которому трудно проснуться.
– Рина, давай так. Мы оставим поиски родителей спасателям, а с тобой полетим в наш офис, оттуда вызовем каких-нибудь твоих родных. Эта болезнь лечится, я уверен. Без маминых экспериментов ты быстро придешь в норму.
– Нет. Не хочу я к вам. Я хочу стать Вселичностью. Зря, что ли, вот это все? – Она обвела рукой лабораторию. – Я ненавижу то, что мама со мной творила, но верю в успех. В последний раз я сдвинула карандаш без рук. Вот этот.
– Так зачем же ты тогда их… – Ким не смог продолжить фразу.
– А это не я. Несчастный случай. Сами подумайте, как инвалид может все это провернуть?
– Ты намного умнее, чем хочешь показаться. Говори, иначе я сейчас просто вызову инспекторов опеки.
Рина несколько раз сжала и разжала кулаки, будто считала про себя.
– Мама сообщила, что мне нужно еще два года. Два года, Ким! Семьсот тридцать дней. Семнадцать тысяч пятьсот двадцать часов. У меня чуть голова не взорвалась! А когда я закричала, что все знаю и отказываюсь терпеть всю эту дрянь еще два года, она сказала, что я воровка и ничтожество, и не ценю нашего общего с ней вклада в науку. Потом, правда, она извинилась и обещала, что я стану Вселичностью и смогу управлять миром, но я должна беспрекословно подчиняться и даже папе ничего не говорить.
Она перевела дух и добавила на тон ниже:
– К слову о цене, которую нужно платить за все. Вы, модлы, получили готовенькое счастье, ничего для этого не совершив.
Ким был слишком впечатлен рассказом Рины, чтобы обратить внимание на фразу о готовом счастье.
– А ты сказала папе?
– Ага. И он ответил, что надо терпеть, что мама лучше знает и что большая наука всегда требует больших жертв. И маме доложил о нашем разговоре. И с меня на три дня сняли экзоскелет, так что я даже сходить в туалет сама не могла. Вот такие у меня родители.
Жесткая спина апельсинового экзоскелета не помешала Рине тоскливо ссутулиться. Девочка бросила карандаш на пол и держала над ним ладонь, будто укрывая от чего-то. Ким опустошенно следил за ней и вдруг вздрогнул. Карандаш вибрировал. Почти незаметно, но он дрожал и по миллиметру двигался против часовой стрелки. Ким подобрался и шепотом, будто не хотел напугать карандаш, позвал:
– Рина!
– Видите? – Девочка подняла на Кима загоревшиеся глаза, и карандаш тут же замер.
– Вижу. Как ты это делаешь?
– Сама не знаю толком. Мама говорила, это связано с биоэлектричеством и ритмами мозга. Альфа, тэта, мю, еще какими-то. В отличие от вашего эмрапида мамин препарат их усиливает по возрастающей. Теперь-то вы мне верите?
– Я не говорил, что не верю.
– Вы поможете мне? Пожалуйста!
– Что нужно сделать?
Рина вскочила, и карандаш отлетел под стол.
– Смотрите, вот четыре пробирки. Это последовательные инъекции. Внутривенно. Я сама заряжу инжекторы, вы просто приставите их к нужному месту. Надо будет подготовить аппарат искусственной вентиляции легких, ну, на всякий случай.
Она заметалась по лаборатории, хлопая дверцами шкафов. Потом вручила ему электронный ридер.
– Это инструкции к оборудованию, вы быстро разберетесь, вы же модл. Вникайте, я сейчас.
Пока Ким читал, Рина куда-то сбегала и вернулась, хихикнув:
– На всякий случай. А то я много сока выпила. Вникли?
– Да.
– Супер.
Она забралась на кушетку и стала ослаблять крепления экзоскелета на ступнях.
– Рина, что ты делаешь?
– Вены от постоянных уколов совсем спрятались. Только периферийные доступны.
Ким вздохнул, пытаясь притушить негодование. Он не мог понять мотивацию матери Рины. Как, а главное, ради чего можно было так довести ребенка, чтоб тот радостно ждал инъекций и рассуждал о непригодности крупных вен?
– Это больно?
– Не знаю, – Рина снова хихикнула, – первый так себе, а следующие я не помню.
– Как – не помнишь?
– Я после первого теряю сознание примерно на пять минут. Это нормально, не переживайте. Если бы не первый укол, я сама давно бы уже все сделала. Но сложно колоть себя, если ты в отключке. Готовы?
– Ну… наверное. А ты?
– Давно. Давайте.
Ким разложил четыре инжектора на столике рядом с кушеткой и взял Рину за руку. Она крепко сжала его пальцы.
– Ты уверена?
– Еще как!
– Ну, надеюсь, я правильно прочитал все инструкции.
– Ким? – Рина повернула к нему лицо.
– Да?
– У вас есть дети?
– Нет.
– Зря. Вы были бы классным папой.
– Спасибо.
– Это вам спасибо, – прошептала она и закрыла глаза.
Ким аккуратно высвободил свою руку и, согласно инструкции, сделал все четыре укола через обозначенные интервалы времени. Рина, как и предупреждала, после первой инъекции потеряла сознание. Ким засек пять минут и сел рядом с кушеткой, без помех разглядывая каждую черточку бледного лица. Рина вырастет красавицей, подумалось ему. И это была последняя его спокойная мысль.
