banner banner banner
Прижизненные записки Пенсил-клуба (сборник)
Прижизненные записки Пенсил-клуба (сборник)
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Прижизненные записки Пенсил-клуба (сборник)

скачать книгу бесплатно


В. Лейкин

Монолог Гамлета

Быть иль не быть – вот в чем вопрос. Найти
Единственно возможный вариант
И подчинить ему судьбу, и время,
И вдохновенье. Не искать причин
И следствий, как не раз уже бывало.
Иль не бывало?..
Взять хотя бы папу,
Которого презренный дядя Клава
Сквозь ухо обезвредил. Нынче ночью
Он вроде бы явился, но не весь,
А призраком отдельным. Оттого
И непонятно, был он или не был, —
Вот в чём вопрос. И как бы всё не так,
Неладно в нашем гадском королевстве:
Полоний вдруг решил, что он металл,
И тут же всех своим полураспадом
Заколебал. Бедняге Гильденстерну
Едва не вышел полный Розенкранц,
Лаэрт слинял, мамаша стала тётей,
Офелия грозится помянуть
Мои грехи в своих молитвах, нимфа.
Спросил намедни: «Будешь или нет?» —
«Вот в чём вопрос!» – несчастная вскричала
И тут же поплыла среди венков
Изящным фортинбрасом мимо дяди,
Гертруженика, мастера инцеста.
Довольно, хватит! Мщенья, только мщенья!
Клянусь, не будь я Гамлет! Или будь? —
Вот в чём вопрос. Дальнейшее – молчанье…
При тусклом свете бледного ума
Пути случайны, цели не весьма…
Есть многое на свете, друг Горацио,
Чего не принимает наше ratio.

Б. Чечельницкий

Акт 3

(Третий акт бессмертной трагедии Шекспира написан мной во время планового отключения горячей воды со всеми вытекающими, то есть не вытекающими, последствиями).

Привет вам, Гильденстерн и Розенкранц,
Сантехника не вы мне вызывали?
Как ненавистный отчим, грозен кран,
Цунами мне устроивший в подвале.
Там всплески брызг, там капель перестук,
Там водопад грохочет, как тачанка.
Сантехник просит шведок пару штук,
А у меня одна, и та – датчанка.
Он взмок, продрог и выбился из сил,
Вбивая в течь засаленную ватку.
Болгарку для чего-то попросил.
А почему не сербку, не хорватку?
Как жить мне без воды и без тепла?
Быть иль не быть холодной, грязной свинкой?
Сантехник, сволочь, требует бабла,
Грозит прийти ко мне с какой-то финкой.
Я превращаюсь в знатного гребца,
По коридорам ковшиком табаню.
А ночью мне явилась тень отца,
И тень сказал: «Иди ты, Гамлет, в баню».
Мыть иль не мыть мне ноги перед сном?
Сходить на речку вечером с кастрюлей,
Как будто бы за пивом в гастроном,
Или прослыть отъявленным грязнулей?
Дошкандыбаю к речке как-нибудь,
Но вдруг там барракуды и миноги?
А может, умереть, потом уснуть
И захрапеть, а после вымыть ноги.
Мыть иль не мыть… Вот в чём? В какой бадье?
В кастрюле из-под первого? Второго?
Офелия сидит в одном бюстье.
Зачем ей два – она же не корова.
Она отрада дней, ночей и утр,
Кондишн в зной, камин во время стужи.
Я ей пишу, пока она без пудр,
Румян, белил, теней, помад и туши,
Талантливей, чем Пушкин Анне Керн,
Таинственней, чем аббривеатура:
«Привет вам, Розенкранц и Гильденстерн».
Она поймёт: она почти не дура.

М. Ордынская

– Послушай, Клав, есть срочный разговор:
Ребенок без каникул тут звереет.
Гоняется за крысами, потеет,
И как не простудился до сих пор!

Я беспокоюсь за здоровье сына!
Пусть он поездит, повидает мир —
Европа там, Канада, Аргентина,
Потом Тибет, а может быть, Памир…

– Зачем, скажите, нам чужая Аргентина?
Британия и ближе, и деше…
– Ты, Клава, просто жадная скотина
И стопроцентный эгоист в душе.

Из Эльсинорской гавани всегда
По четвергам суда уходят в плава…
– Ах, Трудхен, но казна почти пуста!
На что прикажешь содержать державу?

Пусть в Англию прокатится малец…
Но принцу же нельзя без приближенных? —
Вот заодно прихватит двух пижонов.
Я эгоист? Я любящий отец!

Британия, Британия, прекрасная Британия,
Кому там репы посекут, мы знаем всё заранее!
Так весело, отчаянно взошел по трапу он —
Он настоящий датский принц, он лезет на рожон!

Он белобрыс, высок и хyд, yгpюмый принц-бандит.
Глаза ввалились y него, но в оба он глядит.
Ему в лицо прохладный бриз и ветер перемен,
А рядом милый Розенкранц и верный Гильденстерн.

Британия, Британия, прекрасная Британия,
Кому там репы посекут, мы знаем всё заранее!
Так весело, отчаянно взошел по трапу он —
Уж лучше качка, буря, шторм, чем сумрачный донжон.

По виду он приличный принц до самых бакенбард,
Но что в кармане у него, не знает Скотланд-Ярд,
А потому хорош терзать терпение камен —
Прощайте, Розенкранц и Гильденстерн!

Т. Алферова

Акт IV, сцена 4 и 5

Привет вам, Розенкранц и Гильденстерн,
Ну как там принц, наш мальчик, наш интерн?
Всё болен селезёнкой, то есть сплином,
Укореняясь в неверии ослином?
В Британии, поди, все обалдели…
Но сцена номер пять. Теперь пора
За дело приниматься, в самом деле,
А Гамлет рефлексирует с утра.
Тут было ткнул рапирой внутрь ковра
Под настроенье, импульсивно, резко
И бродит, весь как выцветшая фреска,
Считай, со сцены три, с позавчера.
А в Эльсиноре королева-мать
Офелию не хочет принимать,
Король привычно умывает руки,
У власти руки чистые всегда,
Поскольку под рукой всегда еда
И всякие приличные кунштюки.
Душа Офелии больна без лицедейства.
Я повторяю: гений и злодейство
Отлично совмещаются порой,
Когда заходит речь о героине.
Мужчина же всегда у вас герой,
И присно, и – в особенности – ныне.
Офелия, зачем ты принесла
Тем болтунам тимьян и маргаритки?
Девичьего нет хуже ремесла —
Спросите у набоковской Лолитки.
Вот тут бы нам уместно заменить
Наш пояс верности шахидским…
Злая шутка.
Волнуюсь и опять теряю нить,
Покамест не утратила рассудка.
Но тут является Полония сынок,
И действо встало на голову с ног.
Да только зря дрожала королева —
Хоть заговор возник не без причин,
Лаэрт шагнул вперед и сразу влево,
Как это принято у большинства мужчин.
И появился некоторый шанс,
Как рядом с Гильденстерном Розенкранц.

В. Хованов

Акт IV, сцена 6

Эльсинор. Комната в замке. Горацио читает письмо.

Горацио

«Горацио! Нарушу твой покой!
Сначала я скучал, как шпрота в банке —
В натуре, сплин. Вот, думаю, на кой
Сдалась мне эта дырка от баранки?
Туманный Альбион, туда-сюда…
И выпить нет. И не с кем. Словно в будни.
Кругом – одна невкусная вода,
И ни одной Офелии на судне.
Я даже от безделья загорел.
Смешались в трюме в кучу люди, кони.
Но, слава Посейдону, нас узрел
Один корсар – и началась погоня!
Покуда завывали “Отче наш”,