От биполярного к многополярному миру: латиноамериканский вектор международных отношений в XXI веке

скачать книгу бесплатно

От биполярного к многополярному миру: латиноамериканский вектор международных отношений в XXI веке
Коллектив авторов

В монографии анализируются роль и место стран Латинской и Карибской Америки (ЛКА) в многополярном мире. Исследованы особенности современного латиноамериканского мультилатерализма в контексте полицентричного мира. Авторы анализируют процесс роста влияния региона в мире и его включенность в решение мировых проблем. Особое внимание уделено исследованию эволюции внешней политики ряда стран ЛКА.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

От биполярного к многополярному миру: латиноамериканский вектор международных отношений в XXI веке

Ответственный редактор Виктор Хейфец

Ответственный редактор д-р ист. наук проф. РАН В. Л. Хейфец

Авторский коллектив:

д-р ист. наук, проф. РАН В. Л. Хейфец (введение, глава 1, § 1.1, глава 2, § 2.1, глава 3, § 3.1, 3.2, 3.4, глава 4, § 4.1, 4.4, глава 5, § 5.2, 5.4, 5.5, заключение);

д-р полит. наук Я. В. Лексютина (глава 3, § 3.1, 3.2),

д-р филол. наук Н. А. Добронравин (глава 4, § 4.1),

канд. ист. наук Л. В. Хадорич (глава 1, § 1.4, 1.5, глава 2, § 2.1, глава 3, § 3.1, 3.3, глава 4, § 4.2, 4.3),

канд. ист. наук О. В. Андрианова (глава 1, § 1.4., 1.5, глава 3, § 3.3),

канд. ист. наук Д. М. Розенталь (глава 5, § 5.5),

канд. ист. наук A. С. Андреев (глава 1, § 1.1, глава 2, § 2.2, глава 4, § 4.3, глава 5, § 5.1, 5.3),

магистр С. Н. Добронравина (глава 1, § 1.3, глава 2, § 2.2),

магистр М. М. Борисов (глава 1, § 1.2, глава 2, § 2.2),

магистр Д. А. Правдюк (глава 1, § 1,2, 1.3, глава 2, § 2.2, глава 4, § 4.3)

© Коллектив авторов, 2019

© Политическая энциклопедия, 2019

Введение

Стремительное распространение информационно-коммуникационных технологий, транснационализация и гибридизация международных акторов на рубеже нового тысячелетия привнесли кардинальные изменения в жизнь миллионов людей, оказали влияние на внутреннюю политику современных государств, а также на всю систему международных отношений[1 - См.: Zakaria F.: The Post-American World, W. W. Norton & Company, Nueva York, 2008.]. Сегодня она представляет собой сложный, многофакторный механизм, в рамках которого происходит постепенное перераспределение влияния между основными действующими игроками, чьи ряды пополнили не только межправительственные и неправительственные организации и транснациональные корпорации, но и глобальное гражданское общество [2 - Friedman E. J., Hochstetler K., Clark A. M. Sovereign Limits and Regional Opportunities for Global Civil Society in Latin America. – Latin American Research Review. 2001. Vol. 36. No. 3. Р. 7–35.].

Последствия глобализации, серьезно интернационализировавшей экономику и расширившей включенность регионов мира в общемировые производственные и торговые цепочки, ныне приобретают все более негативный характер, особенно для стран с развитой экономикой: наблюдается замедление темпов торговли, снижается поток инвестиций и иных финансовых потоков, растет безработица. В данном глобальном контексте позиции латиноамериканского региона демонстрируют нестабильность. Доля региона в мировом экспорте товаров остается на прежнем уровне, тогда как низкотехнологичная специализация стран Латинской и Карибской Америки[3 - В литературе принято использовать различные названия региона: Латинская Америка, страны Латинской Америки и Карибского бассейна, Латинская и Карибская Америка. В данной коллективной монографии используется именно последний вариант.] углубляется, усугубляется зависимость экономик региона от экспорта природных ресурсов[4 - Mulder N. Latin American and Caribbean trade in 2016 and 2017 amid the tensions of globalization, 8.3.2017. URL: https://www.wto.org/english/res_e/reser_e/ersd_seminar_ 8032017_e.htm (accessed: 12.01.2018)].

Скачкообразность и неуправляемость глобализационных процессов предопределили увеличение раскола по линии богатый «Север» – бедный «Юг», в основе которого лежит неравномерное глобальное распределение доходов. Результатом подобного увеличения разрыва становятся нарастание конфликтного потенциала и деградация глобальной архитектуры международных отношений. Непродолжительный период глобального доминирования США, сложившийся после геополитических изменений 1990-х гг. и в результате краха биполярного мира, уступает место полицентричному миропорядку, где особая роль отводится странам и регионам, прежде считавшимся периферией мировой политики и экономики[5 - Acharya A. The End of American World Order. Polity, 2014, 96 p.; S. Moag?r Poladian, I. M. Oehler-§incai. Emerging of New Poles of Economic Power in the World. -Procedia Economics and Finance, 2014. Vol. 8. Р. 474–483.].

На земном шаре сформировалось несколько центров силы, причем этот процесс далеко не закончен. Фактором роста таких стран, как Индия, КНР, Бразилия, Турция, Индонезия, Саудовская Аравия, Мексика, Республика Корея, стало увеличение их экономического потенциала. Но еще важнее то, что возросший экономический статус большинство из них старается трансформировать в политическое влияние в международных отношениях, нередко блокируясь для этого между собой. Новые центры силы воспользовались мировым финансовым кризисом 2008–2009 гг., ослабившим Евросоюз и США, и попытались влиять на изменение расклада сил в мировой экономике. Созданный в 2014 г. Банк БРИКС – наглядный пример попытки заложить фундамент будущей возможной альтернативы МВФ, и это не единственный пример. В то же время экономические позиции новых центров силы не безупречны. Они нередко отстают в научно-технической сфере, им не хватает иностранных инвестиций, некоторые из них сталкиваются с девальвацией, многие участвуют в региональных военно-политических конфликтах. Временами они теряют накопленный потенциал влияния ввиду масштабных экономических кризисов (Бразилия последних лет – наглядный пример этой тенденции). При этом даже экономически недостаточно развитые страны вносят существенный вклад в дело формирования многополярности, активно действуя против гегемонии одной или нескольких стран и считая подобное неприемлемым в рамках демократического миропорядка.

Особое значение приобретает понятие «многополярность», которое, однако, имеет много определений как в российской, так и зарубежной науке. Одним из ключевых событий для формирования концепции многополярного мира стала речь президента России В. В. Путина на мюнхенской конференции по безопасности 2007 г., в которой российский лидер назвал однополярную модель мироустройства «неприемлемой и невозможной», жестко критиковал политику Запада и предупредил о рисках невнимания к базовым принципам международного права и чрезмерной опоры на силовые методы[6 - Выступление и дискуссия на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности, 10.2.2017 // URL: http://kremlin.ru/events/president/transcripts/24034]. По сути, Москва, потребовав создания нового механизма глобальной безопасности, оставила за собой свободу рук в случае отказа западных партнеров от согласования интересов. Под этими словами могли бы подписаться многие мировые лидеры, прежде всего из стран прежней «периферии». Десять лет спустя в Мюнхене был представлен доклад «Пост-правда, пост-Запад, пост-порядок?», где констатирован глубокий кризис международного порядка и либеральной демократии, подробно изложены негативные тенденции, наблюдаемые в современном мире, и подчеркнута тенденция к формированию многополярного мира как объективная политическая реальность [7 - Post-Truth, Post-West, Post-Order? // Munchen Security Conference, 2017. URL: https://www.securityconference.de/en/discussion/munich-security-report/munich-security-report-2017/]. Эта идея не раз находила отражение в выступлениях латиноамериканских официальных лиц (хотя восприятие многополярного мира, его сути и задач, существенно различается от страны к стране). Так, в 2017–2018 гг. эквадорский министр иностранных дел Мария Фернанда Эспиноса заявляла, что «думать о многополярном мире – означает думать о настоящем и будущем жизни человечества»[8 - Intervenciоn de la canciller de la Rep?blica en la mesa de dialogo para la construcciоn de la agenda de pol?tica exterior 2017–2201: Ecuador en un mundo multipolar. Ciudad Alfaro, Montecristi, 30 de agosto de 2017.-30_ago_2017.pdf], а создание многополярного мира «укрепляет не только региональные блоки, но всю многостороннюю систему в целом, в которой уважается суверенный голос каждой страны»[9 - La canciller de Ecuador fija la paz como el primer objetivo de la pol?tica exterior. URL: http:// www.eleconomistaamerica.cl/politica-eAm/noticias/8877849/01/18/La-canciller-de-Ecuador-fija-la-paz-como-el-primer-objetivo-de-la-politica-exterior.html]. Ее мексиканская коллега Клаудиа Руис Массиеу высказалась в схожем ключе: «Военная мощь отражает мир, остающийся однополярным, а США в нем – единственная сверхдержава. На среднем уровне экономическая мощь отражает мир, становящийся каждый раз все более многополярным, в котором возникли различные полюса влияния; здесь необратимой тенденцией стала региональная интеграция <…> Наконец, на самом нижнем уровне существуют транснациональные вызовы, такие, как пандемии и климатические перемены, с которыми ни одна страна не может справиться одна, что обусловливает больший уровень международной кооперации»[10 - Discurso de la Canciller Claudia Ruiz Massieu en el 15 Encuentro Regional Anual para Amеrica del Norte. 11 de septiembre de 2016. URL: http:// www.gob.mx/sre/prensa/discurso-de-la-canciller-claudia-ruiz-massieu-en-el-15-encuentro-regional-anual-para?america-del-norte].

Глобализационные процессы являются причиной размывания границ между внутренним и внешним в политической жизни государств. Значение понятий «центр» и «периферия» в контексте формирования многополюсной архитектуры теряет свое привычное наполнение, обусловливая отход от «европоцентризма» и «западоцентризма», усиливается роль этнического и религиозного фактора в международных отношениях. Осознавая новые тенденции в развитии миропорядка, страны Запада были вынуждены пойти на сближение с развивающимися странами, сформировав для повышения управляемости мировой экономики т. н. большую двадцатку.

Дебаты по поводу мультилатерализма и многополярного мира обретают силу по мере возникновения новых акторов и появления дополнительных пунктов повестки дня, что влечет за собой заметную реконфигурацию как региональной, так и общемировой архитектуры. Изменения в системе международных отношений не обходят стороной и страны Латинской и Карибской Америки. Сегодня миропорядок в огромной степени организуется в регионах, создающих и отстаивающих свои собственные институты и международные режимы.

Латиноамериканский регион, расположившийся на 1/7 суши и объединяющий 33 независимых государства, согласно оценкам Комиссии ООН для Латинской Америки и Карибского бассейна (ЭКЛАК), – это 625 млн чел., или около 8,6 % населения планеты (2016),

/

мировых запасов пресной воды, 68 % запасов лития, 43 % меди, 20 % нефти. В регионе сосредоточены 35 % мировых запасов гидроэнергетики, 27 % угля, 8 % газа и 5 % урана. К этому нужно добавить 40 % мирового биоразнообразия и 25 % лесного покрова Земли. Тот факт, что XXI век станет «битвой за ресурсы», еще больше повышает стратегическую ценность латиноамериканского региона. На фоне перемен, происходящих внутри самой ЛКА, мы можем наблюдать возрастающий интерес всех ведущих акторов международных отношений к региону.

Однако нельзя не отметить, что данная перспектива в определенной степени ограничивает исследовательский потенциал, рисуя регион в качестве объекта политики глобальных игроков. Важно дополнить картину регионального развития несколькими принципиально важными элементами, дающими основания для превращения латиноамериканского региона в активный субъект формирующейся многополярной системы мира.

Во-первых, несмотря на ряд кризисных явлений в экономике латиноамериканских государств, обозначившихся в последние годы, суммарный региональный ВВП в 2016 г. составил 5,3 трлн долл., что превышает ВВП Японии – 3-й экономики мира – и эквивалентен 7 % мирового ВВП. И хотя средний рост регионального ВВП в 2016 г. показал отрицательные значения и составил -0,7 %, отдельные государства (Доминика. Гватемала, Гондурас, Перу, Парагвай, Боливия, Никарагуа, Панама, Доминиканская Республика) продемонстрировали хорошие темпы роста, сравнимые или превышающие среднемировой показатель (2,5 %). И даже Бразилия с ее отрицательным показателем по-прежнему входит в десятку крупнейших экономик мира по объему ВВП, по данным Всемирного банка[11 - World Bank Databank. URL: http://databank.worldbank.org/data/home.aspx (accessed: 06.01.2018). Статистика за 2017 год на момент сдачи рукописи в печать была недоступна.]. Заметен рост потенциала Мексики, Колумбии, Аргентины, которые постепенно избавляются от груза прошлых экономических проблем. Несмотря на неизбежное временное снижение потенциала Бразилии, страну важно оценивать не только как естественного внутрирегионального лидера, но и как потенциального проводника общелатиноамериканской или, по меньшей мере, южноамериканской позиции.

Вторым важным элементом является высокий уровень культурной и лингвистической общности стран ЛКА.

В-третьих, 33 независимых государства ЛКА составляют 17 % стран – членов ООН, что наряду с последовательным вкладом стран региона в усилия по реформированию Организации Объединенных Наций и глобальных институтов означает ощутимый потенциал для работы в многосторонних форматах, тем более что опыт межгосударственного взаимодействия в рамках международных объединений у латиноамериканских стран весьма богат. Кроме участия в ведущих глобальных институтах они активно вовлечены в интеграционные процессы на просторах собственного континента, а также вносят существенный вклад в развитие неформального диалога по линии «Юг – Юг» (G77, БРИКС, ИБСА, МИКТА).

Логика коллективного действия представляется универсальным средством усиления переговорной мощи и более эффективного включения латиноамериканского региона в систему глобального регулирования с целью обеспечения своего стабильного развития, а также функционирования механизмов взаимодействия для совместного поиска ответов на вызовы современного мира.

На протяжении десятилетий сохраняют силу парадигмы реализма и неореализма, предполагающие низкую степень доверия многосторонним механизмам и, напротив, отдающие приоритет двусторонним отношениям. В первую очередь данные парадигмы предполагали изучение тех аспектов международных отношений, которые были связаны с суверенитетом, гегемонией (или анархией), тогда как многосторонние организмы воспринимались преимущественно как инструмент влияния самых сильных стран, великих держав и сверхдержав, использующих их в собственных интересах. Усиление институционального неолиберализма придало большее значение анализу институтов, хотя в их структуре по-прежнему сохранялась вертикальная иерархия сверху вниз, а тема гегемонии также оказывалась приоритетной. Тем не менее данный теоретический подход дал возможность выстраивать долговременную политику вокруг интеграции, согласованных действий и кооперации. Гораздо позже, в рамках изучения мультилатерализма, действиям индивидуальных акторов и гражданского общества в целом стало уделяться больше внимания. Новые неправительственные акторы обладали собственными идеями, ценностями, что изменило процесс институционализации, теперь число структур и акторов, влияющих на принятие решений, увеличилось, и иерархия стала терять вертикальность.

В рамках складывающейся научной парадигмы многополярного мира ключевыми вопросами теории международных отношений в динамично меняющейся реальности становятся развитие связей и распределение политических ролей между ведущими и развивающимися государствами, решение проблемы распределения природных ресурсов и энергетической безопасности, а также тенденция к регионализму, когда на место двусторонних отношений между странами приходят региональные отношения, в том числе новые формы межрегионального диалога и кооперации (БРИКС, «Юг – Юг» и проч.)[12 - Lesage D., Van de Graaf T., Westphal K. Global energy governance in a multipolar world. Ashgate Publishing Ltd, 2010.].

В современном меняющемся миропорядке мультилатерализм представлен на двух уровнях: международный [Организация Объединенных Наций (ООН), Международный валютный фонд (МВФ), Всемирная торговая организация (ВТО)] и региональный [Организация американских государств (ОАГ), Европейский союз (ЕС), Форум Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС) и пр.]. Латинская Америка также переживает период становления новой региональной конфигурации, предполагающей сосуществование различных моделей развития и неодинаковых типов международной включенности. Этот транзит происходит посредством развития сложных отношений по линиям «Север – Юг» и «Юг – Юг», в рамках которых заметны создание субрегиональных групп и изменение роли США, которые после нескольких лет дистанцирования от латиноамериканской тематики пытаются «вернуться» в регион, но уже в новой роли. При этом им приходится конкурировать с укрепившимися новыми региональными акторами, средними и региональными державами (Китаем, Индией, Россией, а в самой Латинской Америке – Бразилией, Мексикой, Аргентиной, Венесуэлой), которые если и не всегда готовы бороться за доминирование в мире в целом, успешно делают это в целях нового позиционирования в системе иерархии власти региональной.

Новое территориальное переустройство способствовало появлению различных региональных групп (АЛБА, СЕЛАК, Тихоокеанский альянс, проект «Мезоамерика» и УНАСУР)[13 - Отметим, однако, что некоторые из этих проектов оказались недолговечными.]. Не в последнюю очередь это связано с усложнением проблематики международных отношений в целом, транснационализации многих вопросов, увеличением числа акторов, прямо или косвенно влияющих на принятие решений в области внешней политики. Ряд «традиционных» тем приобретает новое звучание, но возникают и новые – роль негосударственных акторов, опасность международного терроризма и необходимость обеспечения общемировой безопасности и др. Если старый регионализм был обусловлен логикой «холодной войны» и формировался «сверху», то новый появился в эпоху глобализации и носит добровольный характер. В XXI в. регионализм в Латинской Америке отказался от экономической интеграции как единственной цели и занялся поиском новых моделей кооперации, которые помогают реализовать социальную политику и развивать регион. Взаимодействие между экономикой и политикой с каждым разом становится все теснее и глубже. Такие страны, как Бразилия и Венесуэла, нередко используют политическую интеграцию не только в качестве инструмента собственной внешней политики, но и как условие для экономической интеграции.

Происходит столкновение двух типов мультилатерализма – либерального (предполагающего континуитет прежних традиций) и постлиберального (добивающегося появления альтернатив американской гегемонии). Внешние факторы, такие, как глобализация, усложнение моделей развития, роль США, являются приоритетными для формирования и функционирования Тихоокеанского альянса и проекта «Мезоамерика», делающих акцент на экономических аспектах кооперации. За исключением Чили, страны Тихоокеанского альянса демонстрируют сильную зависимость от США или, по крайней мере, неизменную ориентацию на Вашингтон. Эта реинкарнация «открытого регионализма» не исключает участия гражданского общества, но делает ставку только на одного неправительственного актора – предпринимательский сектор. Напротив, бурное зарождение и развитие постлиберальных региональных групп было вызвано ростом влияния «новых левых» (при всех различиях этих групп и партий по странам), стремлением к обеспечению политической и экономической самостоятельности латиноамериканских стран при важной роли государства, готового активизировать социальную политику. Для подобных блоков существенными целями являются диверсификация внешнеполитических и внешнеэкономических связей государства для обеспечения альтернативы в международных отношениях.

В последние годы, с постепенной сменой политической парадигмы развития стран ЛКА, кризисом «левого поворота» и усилением правоцентристских и правых сил, модель регионализации, основанная на идеологической и политической близости, испытывает сложности. Это прежде всего коснулось Боливарианского альянса для народов нашей Америки (АЛБА), Союза южноамериканских наций (УНАСУР) и в меньшей степени Южноамериканского общего рынка (Общего рынка стран Южноамериканского конуса) (МЕРКОСУР). Сообщество государств Латинской Америки и Карибского бассейна (СЕЛАК), созданное как площадка для сотрудничества и консультаций под лозунгом «единство в разнообразии», также столкнулось с очевидными трудностями в условиях растущей политической гетерогенности региона. Тем не менее политические циклы не означают отказа от ставки на самостоятельность и автономию, достигнутых странами ЛКА в мировой политике, в том числе и благодаря региональным группировкам. Речь, скорее, идет о переформатировании интеграционного процесса и комплиментарном процессе, взаимодополнении действующими блоками друг друга.

Россия и страны Латинской Америки, многие из которых имеют не только хорошие темпы экономического развития, но и обладают определенными политическими амбициями, могут стать новыми политическими и экономическими центрами глобального мира, а их политический диалог и экономическая кооперация могут превратиться в пример развития межрегиональных связей и углубления глобализационных процессов. Этот сложный процесс требует от Москвы умелого маневрирования, конкуренции с влиятельными соперниками в лице США, Китая и Европейского союза[14 - Lo B. Russia and the new world disorder. Brookings Institution Press, 2015.].

По оценке министра иностранных дел РФ С. В. Лаврова, Россия и Латинская Америка выступают естественными союзниками по таким вопросам, как необходимость обеспечения верховенства международного права, укрепление многосторонних механизмов решения международных проблем и центральной роли ООН, поиск коллективных ответов на вызовы современности. Прослеживается сходство взглядов по реформированию мировой финансовой архитектуры, важности уважения культурно-цивилизационного многообразия мира и недопущения расколов по цивилизационному признаку[15 - Интервью министра иностранных дел России С. В. Лаврова // Латинская Америка. 2009. № 2. URL: http://www.mid.rU/ru/maps/uy/-/asset_publisher/q1czluJpnSwa/ content/id/305082 (дата обращения: 12.10.2018).]. Близость позиций по ключевым вопросам глобальной повестки дня создает благоприятные основания для увеличения числа дружественных государств, способных оказать России поддержку на международной арене. От умения находить точки соприкосновения с рядом конкурентов, особенно в условиях продолжающегося конфликта России с «условным Западом», начавшейся, по сути, новой «холодной войны», будут зависеть не только сиюминутные успехи на ниве отношений со странами ЛКА, но и прогресс в деле построения многополярного мира в целом. Схожую точку зрения высказал президент Боливии Э. Моралес: «Мы сотрудничаем по многим вопросам и у нас есть общие точки зрения по поводу универсальных ценностей <…> независимость южноамериканских стран для нас крайне важна. Наше сотрудничество с Россией в этом плане весьма продуктивно» [16 - Evo Morales visita a Putin y avanza con Rusia en la cooperaciоn tecnol-gica y military // Nodal. Am, 14 de junio de 2018. URL: http://www.nodal.am/2018/06/evo-y-putin-hablaron-sobre-cooperacion-bilateral-y-rusia-pidio-informacion-sobre-el-tren-bioceanico/].

Начало XXI столетия открыло новый этап в развитии сотрудничества между нашей страной и государствами ЛКА, позволив Москве выстраивать двустороннее и многостороннее взаимодействие со странами региона, используя весь спектр площадок Р от Организации американских государств до БРИКС. Приоритетом российской дипломатии выступает развитие взаимодействия с СЕЛАК, с которым у России существует механизм постоянного политического диалога[17 - Интервью директора Латиноамериканского департамента МИД РФ А. В. Щетинина информагентству ТАСС, 9 февраля 2017 г. URL: http://www.mid.ru/about/ professional_holiday/news/-/asset_publisher/I5UF6lkPfgKO/content/id/2637694 (дата обращения: 13.01.2018).]. Важным направлением сотрудничества стало развитие отношений в формате «регион – регион» и «страна – регион» по линии Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Существует определенный потенциал в развитии межрегионального экономического взаимодействия между ЕАЭС и латиноамериканским регионом. Ключевым моментом здесь является взаимодополняемость стран ЕАЭС и ЛКА, особенно в сфере поставок продовольствия.

Несмотря на то что традиционно правые латиноамериканские правительства тяготеют к Вашингтону, новая политическая реальность, важным элементом которой является эпатажная фигура Д. Трампа, открывает перед Москвой благоприятные перспективы и для новых геополитических сценариев на латиноамериканском пространстве, в которых Россия обладает шансами на реализацию ключевых ролей. Желание новой администрации Белого дома сократить бюджет США, выделяемый на международные дела (включая финансирование ООН и ОАГ), враждебные декларации по поводу Кубы и Венесуэлы свидетельствуют о невостребованности у американской стороны потенциала многосторонней дипломатии. Это объективно влечет за собой переориентирование стран ЛКА на других партнеров – за пределами региона: на азиатско-тихоокеанском направлении и в Европе. Отметим, однако, что это процесс сложный и медленный. Так, глобальное присутствие ЕС и его влияние фрагментированы, поэтому ЛКА никогда не занимала центрального места в региональной повестке дня объединенной Европы. Отчасти ситуацию поправило включение в состав европейского объединения Испании и Португалии, но в 1990-е гг. эти страны, особенно Испания, попытались установить собственный канал взаимодействия с латиноамериканским миром – ибероамериканские саммиты. У стран АТР в этом плане возможностей сегодня куда больше.

Ориентация России на выстраивание деидеологизированных и прагматичных отношений с государствами Латинской Америки может способствовать углублению сотрудничества по самому широкому спектру вопросов – от сферы энергетики и ВТС до кооперации в вопросах международной безопасности.

Целью настоящей работы является анализ роли и места стран ЛКА в многополярном мире. Авторы, вслед за рядом отечественных и зарубежных коллег, выступают против доминировавшего долгие годы подхода к государствам региона как к несамостоятельным, «вторичным» акторам мировой политики, неспособным самостоятельно формулировать собственные внешнеполитические цели и добиваться их на мировой арене. На страницах книги анализируются особенности современного латиноамериканского мультилатерализма в контексте формирования многополярного мира и роль региона в развитии этой новой мировой архитектуры. Авторы исследуют процесс обретения влияния ЛКА в мире, включенность государств ЛКА в мировые организации и степень участия в решении вопросов международной повестки дня, как происходит эволюция внешней политики отдельных стран региона. В отличие от существующих комплексных работ, рассматривающих Латинскую и Карибскую Америку в переплетении глобальных трендов[18 - См., например: Латинская Америка. Испытания демократии. Вопросы политической модернизации: В 2 ч. М.: ИЛА РАН, 2009; Энциклопедия. Латинская Америка / гл. ред. В. М. Давыдов. М.: Экономика, 2013; Латинская Америка на мировом рынке продовольствия / отв. ред. П. П. Яковлев. М.: ИЛА РАН, 2015; Ивановский З. В., Сударев В. П. и др. Латинская Америка на переломе глобальных и региональных трендов / отв. ред. В. П. Сударев, Л. Н. Симонова. Ин-т Латинской Америки РАН. М., 2017; Современная организованная преступность в Латинской Америке и странах Карибского бассейна / отв. ред. Б. Ф. Мартынов. М.: Весь мир, 2017.], в настоящем издании акцент делается на внешнеполитические процессы и современные вызовы глобального мира, а не на внутренние процессы в отдельных странах.

Авторы исходят из представления об общелатиноамериканском характере процессов изменений в области внешней политики. Они рассматривают страны ЛКА как самостоятельный цивилизационный ареал, объединенный общими экономическими, политическими и культурно-духовными проблемами, а также исторически стремящийся к наиболее полному раскрытию своего внешнеполитического потенциала. Именно это и делает государства региона важным компонентом в становлении нового миропорядка.

Безусловно, Мексика и Венесуэла активно конкурируют с Бразилией (тогда как Колумбия и Чили в большей степени настроены на сотрудничество), а Венесуэла и ряд т. н. боливарианских стран находятся в состоянии конфронтации с США. Но взаимодействие в экономической и политической сферах намного глубже существующих противоречий и разногласий, что должно, на наш взгляд, позволить региону преодолеть очередной кризис мультилатерализма и успешно осуществить реконфигурацию региональных объединений, начавшуюся несколько лет назад. При всех различиях во внутренней линии в политике и экономике страны ЛКА обладают схожестью видения мировых проблем, способов их решения и настроены в целом на расширение числа участников международных отношений.

Авторы настоящего издания хотели бы высказать свою искреннюю и глубокую благодарность всем тем, кто на различных этапах работы над рукописью помог советами, дружеской критикой или оказал организационную помощь: д-ру ист. наук Л. С. Хейфецу (СПбГУ), чл. – корр. РАН В. М. Давыдову (ИЛА РАН), д-ру А. Сербину (CRIES), д-ру Владимиру Рувинскому (Ун-т ICESI), д-ру ист. наук Л. С. Окуневой (МГИМО), д-ру ист. наук Е. А. Ларину (ИВИ РАН), д-ру Г. Пасу (Джоржтаунский ун-т), д-ру Ю. Паккасвирте (Ун-т Хельсинки).

Глава 1

Латинская Америка в начале XXI в.: социально-экономическая динамика и политическая панорама

1.1. Социально-политические изменения в Латинской Америке в начале XXI в.

Первые два десятилетия нового столетия стали для стран Латинской Америки временем поиска магистральных путей политического и социально-экономического развития. Перестройка биполярного мира, начавшаяся с распада Советского Союза и «социалистического лагеря» серьезно повлияла на самоосознание левыми силами и партиями региона своего нового места в политическом пространстве собственных стран. Потеряв организационную и финансовую помощь Москвы, традиционные левые Латинской Америки оказались в идейном и функциональном кризисе, который они смогли преодолеть лишь к началу столетия. Более того, частичный пересмотр идеологических постулатов и актуализация социально-экономических и внешнеполитических программ стали одним из факторов их превращения в одну из ведущих политических сил континента.

Начало XXI столетия характеризуется для стран Латинской Америки постоянным лавированием между т. н. левым и правым поворотами, которые являются важнейшими процессами в регионе, определяющими не только внутриполитическое развитие, но и внешнеполитическую линию целого ряда государств. Во внутренней политике осью, вокруг которой происходит общественное и государственное развитие, является социально-экономическая повестка и социальные обязательства, возрастающие при левых правительствах и сокращающиеся при правых. Во внешней же политике происходит борьба между тенденцией к усилению регионализма и развитию региональных интеграционных проектов и тенденцией выхода за рамки региона для привлечения внерегиональных партнеров[19 - Стоит заметить, что не левые правительства были инициаторами региональной интеграции, но именно они в текущем столетии сумели придать этой интеграции мощный импульс, сделав из интеграционных процессов и объединений фундамент для развития новой, более самостоятельной внешней политики.]. Так или иначе, правительства региона блуждают между этими трендами, пытаясь найти собственную политическую нишу, понятную избирателям[20 - См.: Moreira C. The long cycle of latinamerican progressivism and its interruption: The political changes in last decade’s Latin America (2003–2015) // Revista Brasileira de Ciencias Sociais, 2017. Vol. 32. Issue 93. P. 27–28.], которая бы позволила реализовывать национальные политические и экономические интересы.

Однако важно учитывать, что традиционное деление «левые – правые», известное со времен Великой французской буржуазной революции, далеко не всегда было в полной мере применимо к Латинской Америке, а сейчас и вовсе стремительно теряет свою релевантность. В связи с этим некоторые исследователи (например, аргентинский политолог и философ Клаудио Кац) полагают, что модель «левого и правого поворота» является отражением лишь части политических процессов в регионе, а сама политическая модель Латинской Америки является более сложной, нежели простая дихотомия [21 - Katz C. Dualities of Latin America // Latin American Perspectives. 2015. Vol. 42. Issue 4. P. 31.]. Авторы российской коллективной монографии «Латинская Америка на переломе глобальных и региональных трендов» предлагают анализировать политические процессы в регионе не только по оси «левый – правый», но и по оси «тоталитаризм – авторитаризм – либеральная демократия», что – согласимся с ними – позволяет четче описывать политический ландшафт континента[22 - Латинская Америка на переломе глобальных и региональных трендов / отв. ред. В. П. Сударев, Л. Н. Симонова. М.: ИЛА РАН, 2017. С. 90.].

В региональном измерении во втором десятилетии XXI столетия Латинская Америка оказалась разделена на левоцентристские и правоцентристские интеграционные проекты[23 - Отметим опять же, что данное деление оказывается достаточно условным. Так, в рядах «левых» Южноамериканского общего рынка (МЕРКОСУР) и АЛБА можно встретить страны, не руководимые левыми политическими силами, а в Чили, являющейся одной из основательниц Тихоокеанского альянса, у власти долго находилась левоцентристская коалиция.], за которыми стояли крупнейшие государства региона. Однако изменение политического ландшафта, безусловно, скажется на формировании новых векторов региональной интеграции и преодолении существующих барьеров регионального развития[24 - Яковлев П. П. Что тормозит развитие Латинской Америки? // Латинская Америка. 2017. № 5. С. 98; Мартынов Б. Ф. Латинская Америка: новое время, новые перспективы // Латинская Америка. 2017. № 4. С. 30.].

В середине первой декады XXI века к власти в ведущих государствах Латинской Америки пришли левые силы, что обозначило тенденцию «левого поворота»[25 - См.: Жирнов О. А., Шереметьев И. К. «Левый поворот» в Латинской Америке. Аналитический обзор. Центр научн. – информ. исслед. глобал. и регион. проблем. Отд. Зап. Европы и Америки / отв. ред. П. П. Яковлев. М., 2008.], начавшегося в 1998 г. с приходом к власти в Венесуэле Уго Чавеса Фриаса[26 - «Левый поворот» в Латинской Америке / под ред. В. П. Сударева. М.: ИЛА РАН, 2007. С. 155–157.]. Выражением этого процесса стали итоги выборов в Аргентине (2003), Уругвае (2004), Боливии (2005), Чили (2006), Бразилии (2006), процесс формирования и консолидации боливарианского режима Чавеса, возвращение сандинистов к власти в Никарагуа, триумф Р. Корреа на выборах в Эквадоре. По подсчетам известного российского специалиста по региону Л. С. Окуневой, с 1998 по 2009 г. в 14 странах Латинской Америки к власти демократическим конституционным путем приходили левые силы, которые успешно формировали правительства и осуществляли эффективную внутреннюю и внешнюю политику[27 - Окунева Л. C. «Левый поворот» и демократия в Латинской Америке // Международные процессы. 2009. Т. 7. № 1 (10). С. 50.]. Эта тенденция сохраняла свою силу до середины 2010-х гг. Во многих странах (например, Аргентине, Уругвае, Бразилии, Чили) левые силы (либо коалиции, куда в качестве одного из ведущих участников входили левые партии, левоцентристы, левые националисты) неоднократно выигрывали выборы, что позволяло говорить о региональной политической тенденции, справедливо получившей название «левый поворот».

С другой стороны, многообразие левых сил, их разные политические и социально-экономические программы показывают, что очень сложно говорить об универсальном понимании «левого движения» в регионе и восприятии левых правительств как общего политического феномена. В связи с этим исследователи не были едины ни в определении феномена «левого поворота», ни в его оценках. Так, например, Э. С. Дабагян утверждал, что никакого «левого поворота» в региональном измерении не существует, т. к. пришедшие к власти в странах Латинской Америки левые силы не обладали и не обладают общей программой действий, не исповедуют общих идей, а значит, нельзя ставить их на одну сторону шахматной доски региональной политики. Именно поэтому Дабагян высказал сомнения о возможности найти закономерности и единство в политических успехах Р. Корреа в Эквадоре, У. Чавеса в Венесуэле, Э. Моралеса в Боливии и Д. Ортеги в Никарагуа, поскольку между этими левыми лидерами мало общего[28 - Дабагян Э. С. «Левый поворот» в Латинской Америке // Свободная мысль. 2008. № 2.С. 72.]. Если же сравнивать У. Чавеса (и тем более его преемника Н. Мадуро), Л. И. да Силву и М. Бачелет (являвшихся президентами Венесуэлы, Бразилии и Чили соответственно), то разница в управленческих стилях, внутриполитической программе и концепциях внешней политики еще больше бросается в глаза.

Большинство исследователей, впрочем, согласны с оценкой «левого поворота» как реально существующего феномена. Причинами этого поворота стали неудачи и тяжелые социальные последствия неолиберальных реформ, проводившихся в 1990-е гг. во многих странах Латинской Америки, экономические кризисы, приведшие к снижению уровня жизни, росту социального неравенства и повышению уровня бедности[29 - См.: Lazo Cividanes J., Rojas M. After radicalism, sensibleness? The turn to the left and economic policy in Latin America // Revista de Ciencias Sociales. 2008. Vol. 14. Issue 3. Р. 496–512.]. Так, например, в конце XX – начале XXI в. доля бедного населения в регионе составляла 40,6 %, а число бедняков с 1990 по 2005 г. выросло примерно на 15 млн человек[30 - Белоглазов А. В., Масленников А. В. Феномен «левого поворота» в странах Латинской Америки в 1998–2013 гг. // Вестник Чувашского университета. 2013. № 1. С. 10.]. Серьезные экономические потрясения происходили в Мексике (1994–1995), Бразилии (1998) и других странах. К моменту начала «левого поворота» три четверти экономически активного населения приходилось на долю бедных и очень бедных людей, в сельских районах латиноамериканских стран обычным делом являлись проблемы с доступом к образованию и медицине. На решение этих проблем и были направлены действия левых правительств, взявших курс на социальную модернизацию, преодоление социальных проблем, устранение разрыва в доходах населения[31 - Шереметьев И. К. Латинская Америка: регион социальных контрастов // Латинская Америка. 2011. № 1. C. 10.].

Существует целая система классификации режимов и лидеров, причисляемых к «левому повороту». Большинство лидеров Латинской Америки, пришедших к власти при отклонении от традиционного политического тренда, определяются исследователями как «националистический популизм левого толка, проводящий политику экономического национализма». По мнению Л. С. Окуневой, это определение вполне может разделяться отечественной наукой[32 - Окунева Л. C. «Левый поворот» и демократия в Латинской Америке // Международные процессы. 2009. Т. 7. № 1(10). С. 51.]. Одновременно с существованием «левых реформистов» в Латинской Америке возник и иной полюс левого движения, условно причисляемый к идеологии «социализм XXI века», пришедшей на смену традиционному марксизму (но при этом сторонники этой идеологии далеко не всегда организационно связаны с «историческими левыми» в лице компартий) – режимы Чавеса в Венесуэле[33 - Дабагян Э. С. Уго Чавес: штрихи к политическому портрету (1954–2013) // Новая и новейшая история. 2013. № 6. С. 150–151.] и Моралеса в Боливии[34 - Воротникова Т. А. Десять лет спустя: как изменилась Боливия при Эво Моралесе // Свободная мысль. 2016. № 6. C. 127.], взявшие курс на радикальные преобразования и реализацию ультралевых идей.

Одновременно с этим нужно сказать, что некоторые иностранные исследователи отказываются от анализа политического развития Латинской Америки в рамках парадигмы «левого – правого поворота». Так, например, профессор Университета Мейнута (Ирландия) Барри Кэннот в своей работе «Правые в Латинской Америке: элиты, гегемония и борьба за государство» показывает, что, с одной стороны, политический процесс в регионе выглядит как бесконечный маятник, в котором левые и правые попеременно меняются местами, исправляя экономические ошибки друг друга и стимулируя друг друга в поиске новых политических идей и форм обращения к избирателю, а с другой, происходит размывание границ между левыми и правыми, так как они зачастую провозглашают и проводят схожую экономическую политику, действуя для реализации объективных интересов государства[35 - См.: Cannon B. The Right in Latin America: Elite Power, Hegemony and the struggle for the state. Maynooth University, 2016. 182 p.].

При этом существует и иная точка зрения на оценки политического и социально-экономического развития региона в 1990–2010 гг., согласно которой неолиберальная политика конца XX столетия, наоборот, привела к поляризации латиноамериканского общества и провела четкую линию между правыми и левыми политическими силами, вписав это противостояние в парадигму «народной – антинародной» власти[36 - Подробнее см.: Handlin S. The politics of polarization: Governance and party system change in Latin America, 1990–2010 // Working Paper of the Helen Kellogg Institute for International Studies. 2014. Issue 401.].

Во внешней политике «левый поворот» характеризовался осознанием региональной идентичности, поиском совместного решения региональных проблем. Особое развитие получили интеграционные объединения, многие из которых формировались на основе консолидации левых сил, внешнеполитической солидарности левых правительств.

Не будем, однако, забывать, что в Латинской Америке за «левой» идеей часто стоит идея национальная, и действующие правительства так или иначе вынуждены обращаться к формулированию национальных интересов, обозначать себя как выразителей национальных приоритетов во внешней и внутренней политике[37 - Chilcote R. H. The left in Latin America: Theory and practice // Latin American Perspectives. 2003. Vol. 30. Issue 4. P. 11.]. В связи с этим весьма характерно высказывание президента Перу Ольянта Умалы (2011–2016): «Я не левый и не правый. Я – снизу»[38 - Ollanta Humala: No soy ni de izquierda ni de derecha, soy de abajo y mi tarea es unir el pa’s, La Republica, 31.12.2011. URL: http://larepublica.pe/politica/601151-ollanta-humala-no-soy-ni-de-izquierda-ni-de-derecha-soy-de?abajo-y-mi-tarea-es-unir-el-pais (accessed: 14.11.2017).], а также его реплика в ежедневном издании «Ла Република де Лима», что «взгляды о разделении политики на правую и левую нужно отбросить. Сегодняшняя политика делится на политику в интересах верхов и политику в интересах низов»[39 - Nosotros apuntamos hacia la presidencia. Entrevista con Ollanta Humala, La Republica, 13.05.2010. URL: http://larepublica.pe/politica/463201-nosotros-apuntamos-hacia-la-presidencia (accessed: 15.11.2017).]. Схожую позицию озвучивал и президент Уругвая Хосе Мухика (2009–2014), говоря о том, что он предпочитает общаться с людьми, заинтересованными в политике вообще, нежели с теми, кто относит себя к левым или правым[40 - 10 reflexiones de Josе Mujica sobre izquierda y corrupciоn en Latinoamеrica, La prensa, 05.05.2015. URL: https://laprensa.peru.com/actualidad/noticia-jose-mujica-corrupcion-frases-43682 (accessed: 14.11.2017).].

Важным феноменом политической жизни Латинской Америки остается «популизм», в котором зачастую обвиняют политических лидеров стран «левого поворота». Они, однако, не обладают «монополией» на популизм. В Западном полушарии хватает популистов самых разных идеологических оттенков. В связи с этим стоит вспомнить дискуссию президента США Б. Обамы с президентом Мексики Э. Пеньей Ньето (2012–2018), когда в ответ на тираду мексиканского лидера о засилье многочисленных популистов в политике лидер Соединенных Штатов произнес: «Я – популист!»[41 - Pe?a Nieto critic – al populismo y Obama respondi—“yo soy populista”, Merca, 06.01.2017. URL: https://www.merca20.com/8-frases-han-impactado-la-marca-personal-enrique-pena-nieto/ (accessed: 14.11.2017).]. К популистам зачастую относят У. Чавеса, Н. Мадуро и прочих лидеров, обращающихся к народным массам и обещающим быстро и радикально решить социальные проблемы.

Поэтому интересно мнение уругвайского политолога Камило Лопеса Буриана, который полагает, что в Латинской Америке, в частности, в Уругвае нужно разделять «внешнюю политику партий» и «внешнюю политику государства», поскольку зачастую это разные вещи, лишь условно связанные между собой[42 - Lopez Buian C. La pol?tica exterior uruguaya: ?pol?tica de partidos o pol?tica de Estado? Nota de prensa sobre Tesis Doctoral, Semanario B?squeda. № 1944. 22.11.2017.]. По мнению эксперта, часто действия левых или правых правительств отражают их актуальную идеологию и актуальные представления, но не являются в полной мере защитой интересов государства. Для Уругвая это означает, например, что внешняя политика правящего Широкого фронта[43 - См.: Bases programаticas del Tercer gobierno nacional del FA, 2015–2020. URL: http://www.corteelectoral.gub.uy/ProgGob_2015_2020/Programa_nacional_ FA_2015_2020.pdf (accessed: 10.12.2017).] отражает представления левых о месте Уругвая в мире и регионе, но реализация этих представлений не позволяет стране добиться осуществления своих подлинных интересов и задач. В частности, правительство Т. Васкеса было единственным в МЕРКОСУР, вступившимся за правительство Н. Мадуро во время масштабного внутриполитического кризиса в Венесуэле и призвавшим Организацию американских государств и других региональных игроков к сохранению хладнокровия, уважению обеих сторон венесуэльского конфликта и к действиям в рамках международного права[44 - Partidos del Frente Amplio de Uruguay rechazan suspensiоn de Venezuela del MERCOSUR, Ministerio de Poder Popular para Relaciones Exteriores Gobierno de Venezuela, 05.08.2017. URL: http://mppre.gob.ve/?p=10674 (accessed: 05.12.2017).]. При этом Л. Альмагро – генеральный секретарь ОАГ, бывший министром иностранных дел Уругвая в левом правительстве Х. Мухики – выступил в качестве одного из ярых критиков Н. Мадуро, что стало неожиданностью и в определенной мере политическим парадоксом.

Во время очередного кризиса, связанного с ракетно-ядерной программой КНДР, правительство Уругвая заявило, что в случае военного вторжения США на территорию Северной Кореи оно готово оказать Пхеньяну военную и финансовую помощь[45 - Uruguay se aliaria a Corea del Norte en posible Guerra, 14.11.2017. URL: http:// www.12minutos.com/599b-5892ca249/uruguay-se?aliaria?a-corea-del-norte-enposible-guerra.html (accessed: 06.12.2017).]. Эти действия Монтевидео противоречили позиции большинства стран региона, что играло не в пользу уругвайской дипломатии. Одновременно с этим Широкий фронт, защищая интересы МЕРКОСУР, блокирует ратификацию соглашений о зонах свободной торговли Уругвая с Чили и США, которые могли бы принести экономическую пользу стране.

Переход левой идеи в национальную характерен для внешней политики Нестора Киршнера и Кристины Фернандес де Киршнер (выходцев из рядов перонистов) в Аргентине, Уго Чавеса и Николаса Мадуро в Венесуэле, Эво Моралеса в Боливии, Рафаэля Корреа в Эквадоре[46 - Об Эквадоре см.: Martin D. P. El giro a la izquierda y la confianza en el estado. El proceso ecuatoriano // Perfiles Latinoamericanos. 2016. Vol. 24. Issue 48. P. 7–32; Эквадор на пути «гражданской революции». М: ИЛА РАН, 2009 (серия: Саммит). 107 c.]. Так, например, одной из целей развития МЕРКОСУР нынешнее аргентинское правительство заявляло развитие механизмов реализации национальных экономических интересов, решение задач национальных экономик и национальных инвестиционных институтов[47 - Pol?tico, Social y Ciudadano / Objetivos Espec’ficos en Mercosur – Ministerio de Relaciones Exteriores y Culto de la Rep?blica Argentina. URL: http://www.mrecic.gov.ar/ es/content/mercosur-pol%C3%ADtico (accessed: 05.09.2017).]. Неудивительно, что этот подход вполне разделяется и противниками киршнеризма из числа правоцентристов.

С приходом к власти в Аргентине, Бразилии и Уругвае левых сил новую жизнь обрел проект МЕРКОСУР, который стал обрастать не только коммерческими связями и интересами, но и политическими идеями. В 2010 г. лидерами стран-участниц были подписаны документы об утверждении Таможенного кодекса, что сделало объединение полноценным таможенным союзом. Однако главным проявлением «левого поворота» в деятельности МЕРКОСУР стало принятие в 2012 г. в состав объединения Венесуэлы, что воспринимается исследователями прежде всего как политический жест, а не шаг на пути экономического развития союза. Одновременно с этим главным препятствием на пути развития объединения является, по мнению зарубежных ученых, отсутствие подлинной институционализации союза и отсутствие развития этих институтов[48 - Gardini G. L. MERCOSUR: What You See Is Not (Always) What You Get // European Law Journal. 2011. Vol. 17. Issue 5. P. 693.]. Последующий кризис в Венесуэле, завершившийся исключением ее из рядов организации в 2016 г., показал, что страна не в полной мере готова была разделять ценности, исповедуемые странами блока, что моментально превратилось в препятствие для сотрудничества при изменении направления политического вектора в Южной Америке.

В декабре 2004 г. Венесуэлой и Кубой было провозглашено создание нового интеграционного объединения, первоначально получившего название «Боливарианская альтернатива для Америки»[49 - Acuerdo Entre Venezuela Y Cuba Para La Aplicaciоn Del Alba, 2004.12.14. URL: http://www.portalalba.org/index.php/alba/documentos/1220-2004-12-14-i-cumbre-la-habana-cuba?acuerdo-entre-venezuela-y-cuba-para-la?aplicacion-del-alba (accessed: 15.11.2017). Об АЛБА подробнее см. § 2.2 настоящей монографии.](с 2009 г. – «Боливарианская альтернатива для народов нашей Америки – Торговый договор народов», ALBA)[50 - Николаева Л. Б., Шереметьев И. К. Страны Латинской Америки в движении за новый экономический миропорядок // Латинская Америка. 2010. № 1. C. 20.], что также можно считать выражением «левого поворота» в регионе. К созданному союзу постепенно присоединялись новые страны, возглавлявшиеся левоориентированными силами, в том числе Никарагуа, Боливия, Эквадор. В то же время уже через несколько лет низкая экономическая мощь союза, перманентный экономический и политический кризис в Венесуэле, являвшейся идеологическим лидером объединения, активность иных интеграционных механизмов привели к потере динамики ALBA и снижению его значимости для региональных процессов.

По мнению американских ученых Л. Бэкера и А. Молины, попытки Кубы и Венесуэлы сформировать собственный единый рынок и интеграционное объединение были изначально обречены: две страны обладали лишь политическими целями – противостоять неолиберальной экономической парадигме и влиянию США на регион, но не располагали реальными экономическими целями и задачами. За спиной АЛБА не было стран-локомотивов, способных стать привлекательными для инвесторов и быть фундаментом для всего объединения. Отсутствие реальной экономической программы АЛБА привело к тому, что объединение замерло на месте, периодически отвечая на отдельные политические события в регионе (например, АЛБА заняла проправительственную позицию в венесуэльском кризисе). В условиях «правого поворота» деятельность АЛБА, по мнению экспертов, практически обречена на неудачи и жалкое существование при отсутствии полноценной экономической программы[51 - Backer L. C., Molina A. Cuba and the construction of alternative global trade systems: Alba and free trade in the Americas // University of Pennsylvania Journal of International Economic Law. 2010. Vol. 31. Issue 3. P. 732.].

В связи с левыми национальными режимами необходимо отметить и режим, сложившийся в Боливии при правлении Эво Моралеса. Годы его нахождения у власти можно оценивать как достаточно успешные как во внешней, так и во внутренней политике. Моралес смог соединить левые идеи с уважением к традициям индейского народа, что позволяет поставить Боливию его эпохи в один ряд с левыми национальными режимами, о которых шла речь выше. Моралес действует прагматично, вне жестких рамок политической идеологии, стараясь эффективно реагировать на вызовы и проблемы страны. Однако необходимо отметить, что рейтинг Моралеса постепенно снижается, и оппозиция уже одерживает победы на отдельных региональных выборах. Символичным стало поражение Моралеса на референдуме о возможности его участия в выборах 2019 г., т. е. о возможном третьем сроке президентских полномочий. Во внешней политике Моралесу удается формировать собственную линию, являясь одним из символов антиамериканской политики, он в то же время успешно находит общий язык с Тихоокеанским альянсом и Андским сообществом, активно участвуя в таких региональных инициативах, как Латиноамериканская ассоциация интеграции и УНАСУР[52 - Integraciоn regional – Ministerio de Relaciones Exteriores. URL: http://www. cancilleria.gob.bo/webmre/node/1193 (accessed: 11.12.2017).].

Нужно отметить, что именно Боливия на сегодняшний день может считаться страной, где левые сохраняют прочные политические позиции. 30 ноября 2017 г. Конституционный суд страны разрешил действующему президенту Эво Моралесу избираться на четвертый президентский срок[53 - Президент Боливии заявил о намерении избраться на четвертый срок, РБК, 30.11.2017. URL: https://www.rbc.ru/rbcfreenews/5a2017819a79476a147f0ce9 (дата обращения: 25.06.2018).], хотя на референдуме, состоявшемся весной 2016 г., сторонники снятия ограничений на количество президентских сроков потерпели поражение[54 - Эво Моралес проиграл референдум о четвертом сроке, Бизнес ФМ, 24.02.2016. URL: https://www.bfm.ru/news/316297 (дата обращения: 25.06.2018).]. На апрель 2018 г. рейтинг поддержки правительства Моралеса составлял 44 %, в то время как поддержка оппозиционных сил измерялась 29 %[55 - Ipsos: la popularidad del Gobierno de Bolivia sube en 2018 – HispanTV, abril 2018. URL: https://www.hispantv.com/noticias/bolivia/375119/morales-aprobacion-gestion-gobierno-oposicion-ipsos (accessed: 25.06.2018).], что говорит о достаточно прочных позициях Моралеса. Несмотря на отличия данных официальных опросов, проводимых органами власти Боливии, от данных независимых социологических компаний, можно говорить о том, что на сегодняшний день режим Моралеса не имеет серьезных конкурентов в стране.

Как уже отмечалось, «левый поворот» привел не только к изменениям во внутренней политике государств, но и к формированию новой внешнеполитической реальности, которая изменила место Латинской Америки в системе международных отношений XXI в. Безусловно, главным процессом стал отказ стран «левого поворота» от некритической ориентированности на США и проамериканские региональные механизмы. Ускорился процесс изменения роли ОАГ как механизма регионального диалога[56 - Хадорич Л. В. ОАГ в начале XXI в.: демократическое развитие и демократическая стабильность // Клио. 2014. № 12 (96). С. 65. О современной роли ОАГ см. подробнее § 2.1 настоящей монографии.]. На первые роли стали выходить региональные площадки, созданные в том числе для координации региональной политики в противовес США и защиты Латинской Америки от воздействия североамериканских соседей. С периодом «левого поворота» связано появление и развитие СЕЛАК и УНАСУР[57 - Хейфец В. Л., Хадорич Л. В. Латинская Америка между ОАГ и СЕЛАК // Мировая экономика и международные отношения. 2015. № 4. С. 98.].

Еще в начале 2010-х гг. ряд исследователей предвидел окончание «левого поворота» и начало в обозримом будущем усиления правых[58 - Хейфец В. Л., Хейфец Л. С. «Правый поворот» в Латинской Америке: случайность или тенденция? // Латинская Америка. 2010. № 6. С. 18.]. В середине второго десятилетия XXI в. стало очевидным, что эпоха «левого поворота» заканчивается, уступая место уже не «левому дрейфу», но вполне реальному «правому повороту», проявившемуся в приходе к власти в Аргентине М. Макри (2015), политическом кризисе в Бразилии и импичменте Д. Руссефф (2016), усилении правых в Уругвае, Парагвае, Мексике, Колумбии и Чили (после инаугурации С. Пиньеры, вернувшегося к власти после нескольких лет правления левоцентристской коалиции).

Уже электоральные кампании 2009–2010 гг. показали, что позиции левых не являются незыблемыми. В Колумбии и Панаме левые силы, которые де-факто уже не являются претендентами на победу, предсказуемо проиграли выборы, отдав первенство правоцентристским силам. По итогам электорального цикла 2013–2015 гг. выборы состоялись в 15 из 20 стран Латинской Америки, на которых практически везде правые и правоцентристские силы подтвердили или укрепили свои позиции[59 - Латинская Америка: избирательные процессы и политическая панорама / отв. ред. З. В. Ивановский. М.: ИЛА РАН, 2015. С. 245–246.].

В целом и в годы «левого поворота» Центральная и Карибская Америка сохраняла свою правоориентированность. Правоцентристские правительства действуют в Коста-Рике, Панаме, Доминиканской Республике, Гватемале. С февраля 2017 г. вступил в должность президента Гаити представитель правоцентристской партии «Тет Кале» Жовенель Моиз. Однако нельзя говорить о том, что в этих странах проводится присущая правым силам неолиберальная экономическая политика и реализуются проамериканские внешнеполитические идеи. Правые и правоцентристские режимы Латинской Америки, как и левые, стремятся к формированию собственной политической линии, учету национальных интересов, хотят показать себя выразителями национальной идеи, национальных целей и задач. Из-за этого зачастую левые политики вынуждены проводить в жизнь правые взгляды, а упомянутый президент Бразилии в 20022010 гг. Лула Инасиу да Силва шутил, что строит «либерализм с человеческим лицом»[60 - Lula genera malestar tras afirmar que a cierta edad ya no se es de izquierda, La Jornada, 13.12.2006. URL: http://www.jornada.unam.mx/2006/12/14/index.php?section=mundo &article=037n1mun (accessed: 14.10.2017).]. В Сальвадоре на выборах 2014 г.[61 - Фрейденберг Ф. Что такое справедливые выборы? Анализ избирательных процессов в странах Латинской Америки // Русская политология. 2017. № 1 (2). C. 109.] левые в лице

С. Санчеса Серена смогли удержать власть, победив с перевесом в 6 тыс. голосов. Несмотря на достаточно «условное» преимущество одной из сторон, выборы обозначили потерю левыми силами своих позиций в политическом пространстве страны. Однако во внешней политике подобный результат выборов привел к пересмотру приоритетов страны: фактически Сальвадор отказался от вступления в ALBA и нацелился на развитие отношений с США[62 - Rеserve R. El Salvador: A year of social and political convulsion // Revista de Ciencia Politica. 2016. Vol. 36. Issue 1. P. 180.]. Неуверенная победа на выборах вынудила лидера левого движения прислушиваться к голосам правой стороны политического спектра для того, чтобы выглядеть национальным лидером, действующим в интересах всего народа.

Интересным и показательным примером в этом процессе является Уругвай, который отечественными исследователями считается примером реализации левоцентристского политического проекта. Уже на выборах 2010 г. позиции правящей коалиции Широкий фронт (Frente Amplio, FA) не были столь уверенными, как раньше: кандидат фронта Х. Мухика набрал 52,59 % голосов во втором туре голосования, что являлось лучшим результатом на президентских выборах в стране, однако в то же время произошло усиление позиции правых, которые набрали больше голосов, чем на предыдущих выборах. Эта же тенденция проявилась на выборах 2014 г.: при фактической победе Широкого фронта отмечается увеличение голосов, поданных в поддержку правых сил, в частности, в поддержку кандидата от Национальной партии Луиса Лакалье Поу. Некоторые уругвайские эксперты (например, профессор Университета Республики Диего Эрнандес Нильсон) считают[63 - Интервью с Диего Эрнандесом Нильсоном, 02.10.2017. – Личный архив автора.], что грядущие выборы 2019 г. могут привести к власти правые силы, которые постепенно обретают новых сторонников в условиях незначительного роста поддержки Широкого фронта и отсутствия на сегодняшний день авторитетного и популярного кандидата от левых сил на грядущих выборах. В целом на сегодняшний день Широкий фронт имеет большую поддержку, чем правые силы, однако, по данным опросов, ни одна политическая сила не смогла бы набрать более 50 % голосов, если бы выборы состоялись в ближайшее время. Так, весной 2018 г. Широкий фронт имел 36 % потенциальных голосов избирателей при 30 % у Национальной партии[64 - ?Quе votar’an los uruguayos si hubiera elecciones el pr-ximo domingo? – Factum, Revista de Anаlisis Pol?tico, Opin-н P?blica y Estudios Sociales. URL: http://factum.uy/ analisis/2018/ ana180406.php (accessed: 01.06.2018).]. Итоги выборов будут во многом зависеть от кандидатов, которых ведущие партии выставят на выборы, а также от хода самой избирательной кампании.

Схожая ситуация произошла и в Чили на выборах в декабре 2009 – январе 2010 г., где победу во втором туре одержал представитель правых сил Себастьян Пиньера, повторно пришедший к власти в результате выборов 2017 г. При этом между двумя сроками «правого» Пиньеры вполне успешно прошел президентский срок представителя «Нового большинства Чили» социалистки Мишель Бачелет, что показывает отсутствие в стране какой-либо тенденции к «левому» или «правому» поворотам[65 - См.: Дьякова Л. В. Деятельность правительства М. Бачелет в 2006–2008 гг. // Латинская Америка. 2009. № 3. C. 27–37.], однако в стране наблюдается резкое увеличение голосов в поддержку отдельных политических сил, например, кандидатуры Беатрис Санчес, представлявшей левую коалицию «Широкий фронт Чили» и занявшей третье место на выборах 2017 г.

Однако, по мнению российских исследователей Л.С и В. Л. Хейфец, что подтверждается публикациями в СМИ и экспертными мнениями латиноамериканских специалистов, удачи и неудачи левых и правых партий зачастую связаны с конкретными личностями, выдвигаемыми от партий, с усталостью населения от одних и тех же политиков и непрозрачной системой выдвижения кандидатов [66 - Хейфец В. Л., Хейфец Л. С. «Правый поворот» в Латинской Америке: случайность или тенденция? // Латинская Америка. 2010. № 6. C. 17–18.]. С ними согласен профессор Университета республики Уругвая Хайме Яффе, полагающий, что проблема Широкого фронта заключается не в отказе страны от левых идей, а в отсутствии кандидата, который бы мог привлечь к себе голоса избирателей и смотрелся бы как политик будущего, способный дать стране новые идеи и привести ее к новым достижениям[67 - Интервью с Хайме Яффе. 01.11.2017. – Личный архив автора.]. Вряд ли 80-летний Хосе Мухика может рассматриваться как кандидат будущего, а кроме него и Констанцы Морейры (имеющей во многом отличные от позиции Широкого фронта идеи) коалиции пока что выдвигать некого. Ситуацию усугубил кризис, вызванный скандалом, который привел к отставке вице-президента Р. Сендика. По мнению иностранных исследователей, возвращение правых к власти позволит во многом активизировать и поиск левыми, которые зачастую выглядят разобщенными, собственного места в политическом пространстве своих стран[68 - См., например: Niedzwiecki S., Pribble J. B. Social Policies and Center-Right Governments in Argentina and Chile // Latin American Politics and Society. 2017. Vol. 59. Issue 3. P. 72–97.].

Схожие оценки высказывают и бразильские исследователи Р. Мадалоццо и А. Чебиба (Сан-Пауло), отмечающие, что в Латинской Америке огромную роль играют личностные предпочтения избирателей и репутация кандидатов, а не принадлежность участников электорального процесса к тем или иным политическим силам. Ученые указывают, что в ряде случаев правоориентированные избиратели могут сознательно поддержать на выборах представителей левых сил, в то время как убежденные левые могут при определенных условиях обеспечить победу на выборах ставленникам правых партий. По мнению бразильских политологов, в связи с отмеченным выше нельзя однозначно говорить о «правом повороте» в Латинской Америке как долговременной тенденции, но скорее можно отметить популярность определенного типа политиков, желание поддержать представителей нового поколения политиков, уже достигших успеха в своей профессии и не связанных с коррумпированной политической системой[69 - Madalozzo R. C., Chebib A. M. Political preferences and individual choice: A Latin American’s countries perspective // Revista de Sociologia e Politica. 2017. Vol. 25. Issue 63. P. 19–20.].

Движение «вправо» характерно в последние годы и для Аргентины. Победа на выборах 2015 г. кандидата от правых сил Маурисио Макри, представляющего аргентинские бизнес-круги, позволило сформировать в Буэнос-Айресе правоцентристское правительство и начать проведение непопулярных реформ. Итоги выборов показали недовольство общества политикой «киршнеризма», скомпрометированного коррупционными скандалами, и наличие запроса на перемены. Одновременно с президентским креслом представители правых сил заняли важные посты в стране – мэра Буэнос-Айреса (да и сам Макри шагнул в президентское кресло с поста мэра столицы) и губернатора столичного региона[70 - Гриценко И. А. Куда повернет новый президент? // Латинская Америка. 2016. № 4. C. 65.]. Эти итоги выборов многие эксперты связали не только с дискредитацией «киршнеризма», но и с усталостью общества от политики перонизма в целом[71 - Lupu N. The end of the Kirchner era // Journal of Democracy. 2016. Vol. 27. Issue 2. P. 40.]. Зарубежные эксперты достаточно высоко оценили первые шаги Макри и, несмотря на проведение им непопулярных реформ, видят в его работе серьезный потенциал[72 - Vommaro G., Genе M. B. Argentina: The year of cambiemos // Revista de Ciencia Politica. 2017. Vol. 37. Issue 2. P. 242.].

При этом и в «левом» Уругвае, и в «правой» Аргентине отмечается снижение доверия к действующей власти и снижение уровня одобрения действий правительств. Рейтинги Васкеса в Уругвае и Макри в Буэнос-Айресе держатся на уровне примерно 40 %, при том что реформы президента Аргентины вызывают социальные протесты и выступления, что потенциально может сказаться на отношении к нему избирателей[73 - Argentina’s Macri almost certain to run for re-election, CNBC, 21.09.2017. URL: https://www.cnbc.com/2017/09/21/reuters-america-interview-argentinas-macri-almostоcertain-to-run-for-re-election-adviser.html (accessed: 23.10.2017).]. Пока, впрочем, Макри успешно консолидирует свои позиции в парламенте, в том числе ввиду отсутствия у киршне-ристской оппозиции внятных конструктивных идей.

Социальные обязательства, взятые на себя левыми правительствами, привели к дополнительной нагрузке на подверженные кризисным явлениям латиноамериканские экономики. Финансовая политика Нестора и Кристины Фернандес де Киршнер привела к угрозе дефолта в 2014 г., необходимости жесткого валютного регулирования, галопирующей инфляции и безработице, которые преодолевались через увеличение бюджетов на социальные программы, т. е. за счет дополнительной нагрузки на национальную экономику. Экономические потрясения в Венесуэле и Аргентине, в свою очередь, сказались на торгово-инвестиционном климате МЕРКОСУР, а значит, на экономическом благополучии Уругвая, Парагвая и Бразилии, которые одновременно с этим решали внутриполитические и внутри-экономические проблемы.

Кризисные явления в МЕРКОСУР и политические кризисы в Бразилии и Венесуэле вынудили правительство Уругвая искать новые рынки сбыта и источники внешних инвестиций. Левые правительства стран – членов МЕРКОСУР реализовывали жесткие протекционистские меры, которые, в свою очередь, обесценивали многие механизмы и договоренности, достигнутые в объединении.

Процесс «правого дрейфа» и сменившего его «правого поворота», которые фиксируются во многих странах региона, меняет внешнеполитические ориентиры[74 - Окунева Л. С. Латиноамериканский «левый дрейф» разворачивается вправо (некоторые штрихи к «портрету» «правого поворота» // Ибероамериканские тетради. 2016. № 4 (14). С. 36.]. Анализ внешнеполитических программ правительства Широкого фронта в Уругвае, Киршнеров в Аргентине, Руссефф в Бразилии показывает, что ведущее место в них отводилось процессам региональной интеграции и развитию региональных механизмов решения глобальных проблем. Одновременно с этим правые партии этих же стран провозглашают иной курс – становление внерегиональных связей (в частности, с Азией, и особенно с КНР), Европейским союзом и США.

При этом необходимо отметить, что левые правительства иногда предпринимают «правые» экономические шаги. Примером подобного процесса может быть ситуация с подписанием и ратификацией Соглашения о свободной торговле между Чили и Уругваем. Данное Соглашение было подписано осенью 2016 г. представителями левых партий: президентом Уругвая Табаре Васкесом (Широкий фронт) и президентом Чили Мишель Бачелет («Новое большинство»). При этом на июнь 2018 г. парламент Уругвая, который контролируется левыми силами, не ратифицировал текст Соглашения, вызвавшего серьезные дискуссии в чилийском и уругвайском обществе. Парламент Чили после долгих дискуссий принял решение о ратификации лишь в мае 2018 г., т. е. после президентских выборов 2017 г. и победы на них представителя правоцентристских сил. Руководство Широкого фронта неоднократно отмечало, что Соглашение направлено на реализацию интересов США в уругвайской экономике, что противоречит как экономической программе коалиции, так и соглашениям МЕРКОСУР. Одновременно с этим лидер Национальной партии Уругвая Л. Лакалье Поу неоднократно подчеркивал, что его партия будет всячески поддерживать Соглашение, последовательно выступать за его ратификацию и в случае победы на выборах 2019 г. обязательно внесет вопрос о нем в повестку дня парламента и всей фракцией проголосует «за».

Схожая ситуация складывается в отношении проекта Соглашения о зоне свободной торговли с США, который является одним из внешнеполитических проектов Т. Васкеса. Принятие подобного документа, безусловно, ухудшило бы отношения Монтевидео с Бразилией, Венесуэлой и Боливией и стало бы ударом по МЕРКОСУР, но явилось бы неожиданным и новым шагом во внешней политике страны, вполне реальным после 2019 г.

Повсеместное усиление правых сил в Латинской Америке в то же время совершенно невозможно расценивать как простой возврат в неолиберальное (в экономическом плане) и авторитарное (в политическом плане) прошлое. Новые правые силы по своей политической сути являются в большинстве своем достаточно умеренными и всячески дистанцируются как от связи с правыми политическими силами времен военных диктатур, так и от классического неолиберализма, господствовавшего в странах региона в 1990-е гг.[75 - Jeifets L., Jeifets V. Particularidades y perspectivas del resurgimiento del “fеnix de la derecha” en Amеrica Latina // Iberoamerica. 2016. № 3 (82). С. 53; Rovira Kaltwasser C. La derecha en Amеrica Latina y su lucha contra la adversidad // Nueva Sociedad. 2014. № 254. P. 40; Rodr’guez G. P. з lvaro Uribe y Juan Manuel Santos: ?unamisma derecha? // Nueva Sociedad. 2014. № 254. P. 90–91.]

Партийно-политическая жизнь Латинской Америки постоянно усложняется, и ее все тяжелее вписывать в парадигму «левые и правые». Одновременно с ростом правых сил происходит переформирование ультралевых объединений, которые также ведут активную общественную и политическую деятельность, в том числе участвуя в выборах и набирая в ходе голосования стабильные 2–5 % голосов (в Аргентине в 2017 г. на региональных выборах они получили в некоторых провинциях до 20 % голосов). Говоря о «левом и правом поворотах», нельзя не обратить внимания на то, что харизматичные лидеры левых режимов Латинской Америки (Венесуэла и Боливия) еще в начале 2010-х гг. де-факто отказались от сменяемости власти, внося правки в конституции своих стран, т. е. проводя в жизнь идеи, которые тяжело ассоциировать с левым движением.

В этом отношении нужно вспомнить слова уругвайского сенатора А. Коуриэля (A. Couriel), который в своей книге «Левое движение и будущее Уругвая» отмечает, что в начале XXI в. левые становятся правыми, а правые – левыми[76 - Couriel A. La izquierda y el futuro del Uruguay. Montevideo: Fin del Siglo, 2010. P. 16.]. Эта идея вполне соответствует политологической гипотезе либертарианца Дэвида Нолана о структуре актуального политического спектра, где, по мнению исследователя, либералы и социал-демократы находятся на одном поле[77 - Bryson M. C., McDill W. R. The Political Spectrum: A Bi-Dimensional Approach // Rampart Journal of Individualist Thought. Larkspur, CO: Rampart College, 1968. P. 24.].

Помимо особенностей и результатов электоральных процессов нужно отметить международные последствия «правого поворота», который может изменить векторы развития международных отношений в регионе. Пришедшие к власти в Уругвае и Аргентине Т. Васкес и М. Макри соответственно обладают скептическими взглядами в отношении развития МЕРКОСУР и задумываются об участии своих стран в становлении тихоокеанского вектора интеграции[78 - Борисов М. М., Андреев А. С. Новый вектор внешней политики Аргентины // Клио. 2017. № 6 (126). C. 82–91.]. Еще в 2006 г. Васкес, впервые заняв пост президента страны, заявил о кризисе объединения и необходимости немедленной перестройки блока. Эти же идеи Васкес неоднократно высказывал уже после своего переизбрания.

В 2015 г. Васкес и Макри заявили о необходимости вступления Уругвая и Аргентины в Тихоокеанский альянс и о создании зоны свободной торговли между Альянсом и МЕРКОСУР[79 - Аниськевич Н. С. Латинская Америка между МЕРКОСУР и Тихоокеанским альянсом: политические риски и региональная стабильность // Клио. 2017. № 9 (129). C. 140–141.]. Активизация внешнеполитической работы правительства Уругвая на тихоокеанском направлении вызывает противоречивые реакции внутри Широкого фронта, однако представляется очевидным, что в случае победы правых сил на выборах 2019 г. курс страны на поиск новых партнеров, в том числе в тихоокеанском регионе, станет приоритетным для нового правительства. То же самое можно сказать об Аргентине, которая также ищет новые возможности экономического развития, в том числе выстраивая отношения с внерегиональными партнерами. Таким образом, «правый поворот» может стать причиной углубления кризиса МЕРКОСУР и окончательного смещения центра интеграционных процессов региона в тихоокеанский субрегион.

Аналогичный процесс отмечается и в Бразилии, где приход к власти Мишела Темера также может отрицательно сказаться на участии страны в проекте МЕРКОСУР[80 - Подробнее о внешней политике Бразилии см.: Дабагян Э. С. Примеряя одежды великой державы: основные направления внешней политики Бразилии в начале XXI в. // Вестник Московского университета. Серия 25. Международные отношения и мировая политика. 2014. № 2. С. 80–81; Борзова А. Ю. Формирование внешнеполитической стратегии современной Бразилии // Латинская Америка. 2011. № 11. С. 27.], что заставило экспертов говорить о снижении заинтересованности Бразилии в участии в БРИКС. При этом политический кризис в Бразилии в достаточной степени повлиял на рейтинги левых в Аргентине и Уругвае. И в Бразилии, и в Аргентине приход к власти правых сил связан с коррупционными скандалами в отношении бывших президентов, представлявших левые силы. При этом коррупционные скандалы затрагивают не только левых, но и правых политиков и становятся значимым фактором политической динамики. Эти скандалы создают дополнительные вызовы для левоориентированных сил региона, а их падение в крупнейших странах региона по принципу «домино» привело к снижению их рейтинга во всем регионе.

Сформировав новое правительство, М. Темер поставил перед ним задачу – преодолеть бюджетный дефицит, возникший в период доминирования в исполнительной власти Партии трудящихся. Новое правительство приняло закон об ограничении бюджетных трат на ближайшие 25 лет, а также сократило социальные обязательства, расширив при этом возможности по привлечению иностранных инвестиций. Происходит активная приватизация государственных активов, что также говорит о процессе «правого поворота» в стране. Однако, несмотря на сформулированную программу, действия М. Темера на сегодняшний день не поддерживаются большинством населения страны, а одним из фаворитов следующих президентских выборов мог бы стать Лула да Силва, уже занимавший этот пост в 2003–2011 гг. и представляющий левые политические силы, если бы не вступление в силу обвинительного приговора суда 12 января 2018 г. и арест политика 7 апреля 2018 г. На сегодняшний день тяжело говорить о сформулированной внешней политике М. Темера и ее перспективах[81 - Brazil’s political and economic crisis // Strategic Comments. 2016. Vol. 22. Issue 3. Р. ix-xi.], хотя интересным представляется тот факт, что на сайте Министерства иностранных дел Бразилии в разделе о региональной интеграции на первом месте находятся материалы о деятельности МЕРКОСУР [82 - Integracion Regional – Ministerio de Relaciones Exteriores. URL: http://www. itamaraty. gov.br/es/integracion-regional (accessed: 17.11.2017).]. Как говорит сам Темер, «задача нашего правительства – работать не на завтрашний день, а на будущее процветание страны и улучшение условий жизни всех бразильцев»[83 - Brazil ratifies Paris agreement with pledge to sharply reduce emissions, The Guardian, 13.09.2016. URL: https://www.theguardian.com/environment/2016/sep/ 13/brazil-ratifies-paris-agreement-with-pledge-to-sharply-reduce-emissions (accessed: 07.10.2017).].

Тихоокеанский альянс остается в целом правым и либеральным политическим проектом, связанным с более глобальным интеграционным проектом, предложенным США, – Транстихоокеанским партнерством. На начало 2017 г. все страны Альянса (Перу, Чили, Мексика, Колумбия, Коста-Рика) управляются правоцентристскими правительствами, осуществляющими умеренно либеральную экономическую политику.

В Колумбии при президенте Х. М. Сантосе проводится умеренный правоцентристский курс на экономические реформы, социальное развитие и превращение страны в одно из передовых государств региона XXI в. Сантос, чьи полномочия заканчиваются в 2018 г., придерживается правых взглядов и последовательно реализует их уже на протяжении двух президентских сроков. До него президентское кресло занимал правый политик Альваро Урибе Велес (2002–2010), являвшийся членом Либеральной партии Колумбии и проводивший в жизнь умеренную правую политику, борясь как с левыми радикалами, так и с ультраправыми вооруженными формированиями. Завершение переговорного процесса и процесса умиротворения поставило точку в решении самой острой проблемы Колумбии – гражданской войны, длившейся на протяжении десятилетий. С обретением внутриполитической стабильности Колумбия укрепила свой авторитет на международной арене и будет играть значительную роль в региональных процессах, так как обладает высоким экономическим потенциалом[84 - De la Roche F. L. The Juan Manuel Santos administration 2010–2015: Changes in the communications system, social protest, and the peace process with the FARC // Analysis Politico. 2015. Vol. 28. Issue 85. P. 25.]. Представляется, что с приходом по итогам выборов 2018 г. на президентскую должность Ивана Дуке Маркеса, представляющего правые силы, внешнеполитический курс Колумбии не претерпит серьезных изменений, но может еще сильнее сдвинуться вправо. Нужно отметить, что Колумбия при президентстве Сантоса стала первой страной региона, подписавшей договор о партнерстве с НАТО[85 - Colombia to be NATO’s first Latin American global partner. Reuters. 26.05.2018. URL: https://www.reuters.com/article/us-colombia-nato/colombia-to-be-natos-first-latin-american-global-partner-idUSKCN1IR0E8 (accessed: 01.06.2018).].

После выборов 2016 г. вектор политического развития Перу также сместился вправо. Уже президентство Ольянты Умалы (2011–2016)[86 - Хейфец В. Л., Хейфец Л. С. Умалы не мало… Перу между рынком и этатизмом // Латинская Америка. 2011. № 9. C. 51.] можно считать частью левого поворота лишь условно. Несмотря на первоначальную поддержку со стороны Чавеса, президент Перу уже накануне 2011 г. дистанцировался от ультралевых политических сил и называл себя проводником национальной политики и национальных сил[87 - Дабагян Э. С. Перуанский президент Ольянта Умала: эволюция левого радикала // Новая и новейшая история. 2015. № 3. C. 189.]. Заявляя о своей близости к низам и простому народу, Умала реализовывал сдержанную внутреннюю и внешнюю политику, поддержав «правый» проект Тихоокеанского альянса[88 - Дабагян Э. С. Перу: восходящий региональный гигант // Мировая экономика и международные отношения. 2013. № 12. C. 61.]. Президент настаивал на использовании рыночных механизмов экономического развития, расширении участия Перу в региональных интеграционных проектах[89 - Garc’a Y. C. Political image Ollanta H?mala in election campaigns 2006–2011 // Opcion. 2016. Vol. 32. Issue Special Issue 11. P. 185.]. Борьба на выборах 2016 г. между двумя правыми политиками Кейко Фухимори и Педро Пабло Кучински (ни один из левых кандидатов не добрался до второго тура голосования) показала, что избиратели страны поддерживают правую политическую и социально-экономическую повестку, которую озвучивали оба кандидата. Внешняя политика триумфатора выборов Кучински являлась многовекторной и была выстроена с учетом региональных и внерегиональных интересов страны и необходимости развития интеграционных проектов. Несмотря на то что 21 марта 2018 г. Кучински ушел в отставку в связи с обвинениями в коррупции и под угрозой импичмента, занявший пост президента Перу Мартин Вискарра, скорее всего, продолжит политический курс своего предшественника.