banner banner banner
Литературоведческий журнал №40 / 2017
Литературоведческий журнал №40 / 2017
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Литературоведческий журнал №40 / 2017

скачать книгу бесплатно


В объятиях земли покойся, милый прах!
Небесная душа, ликуй на небесах!

4

Едва блеснула в ней небесная душа,
И к солнцу всех миров поспешно возвратилась.

5

Покойся, милый прах, до радостного утра!

    1792.
Затем Карамзин пишет просто эпитафию, безотносительно к какому-то реально жившему и почившему человеку:

Он жил в сем мире для того,
Чтоб жить – не зная для чего.

    1797.
А также как «Надгробие шарлатану» (1799):

Я пыль в глаза пускал;
Теперь – я пылью стал.

К эпитафиям можно отнести и пространную «Надгробную надпись Боннету» (1793) – Шарлю Бонне (1720–1793), – «незабвенного, – как считал Карамзин, – друга человечества… великого Философа, истинного мудреца, любезного моему сердцу»[6 - Карамзин Н.М. Полн. собр. стихотворений. – М.; Л., 1966. – С. 116.], а также две надгробные надписи в «Письмах русского путешественника»:

Вселенная любовь иль страх,
Цари! что вы по смерти?.. прах

Великий человек достоин монумента,
Великий государь достоин алтарей.

К жанру стихотворных надписей Карамзин обращается во время своего европейского путешествия в 1789–1790 гг. Там он делает более десяти надписей, семь из них в парке Эрменонвиля. Сначала общую:

Ищи в других местах искусства красоты:
Здесь вид богатыря Природы
Есть образ счастливой свободы
И милой сердцу простоты.

Затем на дверях хижины:

Здесь поклоняются творцу
Природы дивныя и нашему отцу, –

на вязе:

Под сению его я с милой изъяснялся,
Под сению его узнал, что я любим, –

на дверях башни:

Здесь было царство Габриели;
Ей подлежало дань платить.
Французы исстари умели
Сердцами красоту дарить, –

в гроте:

Являйте зеркальные воды
Всегда любимый вид Природы
И образ милой красоты!

С зефирами играйте
И мне воспоминайте
Петрарковы мечты! –

на скамье:

Жан-Жак любил здесь отдыхать,
Смотреть на зелень дерна,
Бросать для птичек зерна
И с нашими детьми играть.

И отдельно к «снежному памятнику»:

Мы сделаем царю и другу своему
Лишь снежный монумент; милее он ему,
Чем мрамор драгоценный,
Из дальних стран за счет убогих привезенный.

В 1798 г. Карамзин «увидел, – как он объясняет появление целого цикла надписей, – в одном доме мраморного Амура и с позволения хозяйки исписал его карандашом с головы до ног»:

1

на голову
Где трудится голова,
Там труда для сердца мало;
Там любви и не бывало;
Там любовь – одни слова.

2

на глазную повязку
Любовь слепа для света
И, кроме своего
Бесценного предмета,
Не видит ничего.

3

на сердце
Любовь – анатомист: где сердце у тебя,
Узнаешь, полюбя.

4

на палец, которым Купидон грозит
Награда скромности готова:
Будь счастлив – но ни слова!

5

на руку
Не верь любовнику, когда его рука
Дерзка.

6

на крыло
Амур летает для того,
Чтоб милую найти для сердца своего.
Нашедши, крылья оставляет –
Уже ему в них нужды нет, –
Летать позабывает
И с милою живет.

7

на стрелу, которую Амур берет в руку
Страшитесь: прострелю!
Но вы от раны не умрете;
Лишь томно взгляните, вздохнете
И скажете: люблю!

8

на ногу
Когда любовь без ног? Как надобно идти
От друга милого, сказав ему: прости!

9

на спину
Стою всегда лицом к красавцам молодым,
Спиною к старикам седым.

Одним словом – целая маленькая поэма о любви…

Карамзин также пишет надписи – «К портрету Ломоносова» (1797):

«В отечестве Зимы, среди ее снегов, –
Сказал парнасский бог, – к бессмертной славе россов
Родись вновь Пиндар, царь певцов!»
         Родился… Ломоносов.

и «К портрету И.И. Дмитриева» (1810):

Министр, поэт и друг: я всё тремя словами
Об нем для похвалы и зависти сказал.
Прибавлю, что чинов и рифм он не искал,
Но рифмы и чины к нему летели сами!

Не оставил он без надписи и «портрет Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Елисаветы Алексеевны»:

Корона на главе, а в сердце добродетель;
Душой пленяет ум, умом душе мила;
В благотворениях ей только Бог свидетель;
Хвалима… но пред ней безмолвствует хвала.

    1819.

5

Будучи активным участником процесса освоения популярных у нас в то время литературно-художественных форм, Карамзин принимает не менее активное участие и в литературно-общественных процессах, связанных как с нравственным, так и политическим просвещением соотечественников. Политическому просвещению он отдает дань в «Песне мира» (1791), торжественных одах и других стихотворениях[7 - См.: Лотман Ю. Поэзия Карамзина. – Там же. – С. 5–52.]. Нравственному – в посланиях, баснях, эпиграммах, эпитафиях, надписях и других произведениях, имевших, как мы видели, преимущественно морально-философско-назидательный характер. В них Карамзин обращался к внутреннему миру человека, его духовной, рациональной и эмоциональной составляющим, которые, в свою очередь, являлись и составляющими процесса нравственного просвещения.

Духовная его составляющая получала отражение в стихотворениях, навеянных сюжетами Ветхого Завета и Евангелия. Рациональная имела место в поучениях, наставлениях, размышлениях и т.п. – в подавляющей части произведений Карамзина. Эмоциональная составляющая, отражающая и выражающая настроения, переживания, состояние, чувства людей – любовь, радости, печали, грусть, отчаяние, страхи и т.п., хотя не так велика по объему, однако присутствует в его творчестве уже с самого начала.

Первым здесь было чувство обреченности человека на страдания, бренности его жизни и ничем не оправданной скоротечности, что уже отмечалось при разговоре о ранних дружеских посланиях Карамзина.

В отличие от Державина, которого, по наблюдению В.Г. Белинского, охватывал «ужас при мысли о смерти», а его послание «К Степану Васильевичу Перфильеву на смерть князя Александра Ивановича Мещерского» (1779) представляло «вопль подавленной ужасом души»[8 - Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. VI. – М., 1955. – С. 622, 629.]:

Глагол времен! металла звон!
Твой страшный глас меня смущает,
Зовет меня, зовет твой стон,
Зовет, – к гробу приближает.
Едва увидел я сей свет,
Уже зубами смерть скрежещет,
Как молнией, косою блещет,
И дни мои, как злак, сечет.
……………………
О горе нам, рожденным в свет! –

скоротечность жизни и неминуемость смерти Карамзин воспринимает философски, без страха и ужаса, умиротворенно, как неизбежность, с которой надо смириться:

Ты здесь странник, не хозяин:
Всё оставить должен ты.
………………………
Всё исчезнет, что ни видишь,
Всё погибнет на земле;