Европа XXI века. Новые вызовы и риски

скачать книгу бесплатно

На Инициативные программы выделяется 9 % финансовых ресурсов Европейского союза. Они разрабатываются Комиссией в партнерстве с государствами-членами или профессиональными и общественными объединениями. Акцент при этом делается на решение конкретных задач в той или иной сфере деятельности ЕС и на возможность внесения инноваций в избранную область. Хотя реализация Инициативных программ осуществляется под непосредственным руководством Комиссии, они не всегда носят общезначимый характер и нередко отражают индивидуальные интересы отдельных государств-членов. Особенно если у их представителей есть возможность лоббировать свои интересы в руководящих органах Евросоюза. При использовании Структурных фондов и Инициативных программ институты Сообщества сталкиваются с трудностями, обусловленными несовершенством рабочего механизма. Практическое выделение средств из-за бюрократических процедур регулярно отстает от плана ассигнований. Нецелевые затраты и нарушения стали, по заключению контрольных органов, хроническими. Иногда очевидным становится вмешательство политических интересов и предвзятое отношение к подателям предложений. Особенно это заметно, когда речь идет о представителях гражданского общества, в частности профсоюзах. Инициативная программа Европейской конфедерации профсоюзов (ЕКП), содержащая предложения относительно права пользования питьевой водой населения, открытого доступа к водным ресурсам и службам здравоохранения, работающим в этой сфере, была одобрена КЕС в марте 2015 г.[42 - См.: [Электронный ресурс]. URL: https://www.co.nsilium.europa.ea/uedocs/ cms_data/docs/pressdata/en/ec/ 141749 (Дата обращения: 11.03.2016).] Затем профсоюзы представили в Комиссию Европейскую гражданскую инициативу, которая затрагивала внешнюю политику Евросоюза[43 - Social policy in the European Union: state of play. Brussels: ETUC, 2015. Р. 287.]. Речь шла о намерении ЕС заключить Трансатлантическое соглашение о торговле и партнерстве с США (TTIP), переговоры о котором шли с 2013 г. Бизнес-сообщество и руководство Евросоюза поддержали этот план и заявили о намерении подписать его к концу 2015 г. Однако гражданское общество выступило против, полагая, что США пытаются реализовать свой проект трансатлантического рынка, вынуждая ЕС играть по своим правилам, а европейская политика, как и указанный проект, представляет реальную угрозу будущему ЕС, поскольку направлены на то, чтобы «не просто контролировать ЕС, но полностью привязать его к своим торгово-экономическим интересам»[44 - Запесоцкий А. С. Роль ЕС в XXI в. – ловушка геополитики // Современная Европа. 2016. № 2. С. 137.]. Несмотря на массовые негативные настроения, Еврокомиссия отказалась даже регистрировать представленный документ, что вызвало широкую волну протестов. Более миллиона подписей в поддержку требований ЕКП отозвать мандаты переговорщиков было собрано по всей стране. По призыву исполкома ЕКП в Брюсселе 19 декабря 2015 г. состоялась сорокатысячная демонстрация протеста под лозунгом «STOP TTIP». В результате вышеупомянутое соглашение до сих пор не подписано. Этот факт доказывает намерение гражданского общества активно участвовать в жизни ЕС и влиять на его политику. Однако одновременно это свидетельствует о нежелании официального Брюсселя и европейского бизнеса делиться властью и административными возможностями с широкими слоями населения. Неудивительно, что взаимное недоверие увеличивается, перерастая в кризис.

Каждый из институтов и структур, имеющих отношение к социальному измерению, независим от остальных и обладает особыми компетенциями. Таким образом, социальная политика не сконцентрирована в одном институте и даже не координируется никем единолично, несмотря на наличие в КЕС комиссара по занятости, социальным вопросам и равным возможностям. С одной стороны, это позволяет учитывать различные аспекты и последствия социальных проблем, а с другой – ведет к распылению усилий по их решению.

Сообщество располагает и вспомогательными институтами в области социальной политики. Они заняты узкоспециальными ее аспектами и созданы, в отличие от вышеупомянутых, на основе производного, а не первичного права. Это многочисленные агентства, комитеты, центры, комиссии, имеющие узкоспециализированную направленность.

Новые подходы в реализации общеевропейской социальной политики

Сегодня усилия всех структур Евросоюза нацелены на решение общезначимых социальных проблем. Совместная работа партнеров возможна на основании социального контракта, и на каждого ложится доля ответственности за будущее. Пример корпоративной социальной политики, поставившей вопрос о взаимной социальной ответственности, показывает, что интересы оппонентов: труда и капитала – могут совпадать. Положительным моментом стало усиление внимания к проблеме социальной ответственности бизнес-сообщества. Многие предприниматели начали рассматривать ее не только как возможность регулирования отношений с социальными оппонентами, но и как способ повышения своей деловой репутации. Не случайно в текст заключаемых контрактов все чаще вносится специальная статья, определяющая степень социальной ответственности партнеров. Это касается мелкого и среднего бизнеса и компаний, имеющих статус «европейских».

Некоторые положительные результаты принесла реализация проекта Еврокомиссии от 2006 г. «Европейский альянс в области социальной ответственности бизнеса»[45 - Каргалова М. В. Путь Европы к социальной интеграции и новации в социальной сфере ЕС // Большая Европа: идеи, реальность, перспективы / Под ред. А. А. Громыко, В. П. Федорова. М.: ИЕ РАН, Весь Мир, 2014. С. 340–341.]. Проект меры, направленные на производственную и коммерческую деятельность, дополнил мерами в сфере экологии и социальной политики, выработанными совместно с организациями гражданского общества. К работе были привлечены предприниматели, неправительственные организации (НПО), профсоюзы, потребители, инвесторы, представители научного сообщества, властей разного уровня.

Позиционируя себя как сетевое объединение, Европейский союз по этому принципу стремится строить систему управления, вплоть до международного уровня, как в случае в «Альянсом». Но для этого нужны взаимосвязь между производственной деятельностью, вопросами морально-психологической и экономической мотивации персонала, достижение взаимного доверия и четко организованный социальный диалог. Каждый из партнеров, приняв на себя новые социальные обязательства, должен осознавать ложащуюся на него социальную ответственность, проявить готовность к разумным компромиссам. Задача это сложная и вряд ли выполнимая при нынешней ситуации в ЕС.

Попытки руководящих институтов Евросоюза максимально использовать потенциал социальных партнеров для решения стратегических задач в русле новых тенденций развития далеко не всегда оказывались успешными. Так, с помощью научного сообщества попытались разработать и внедрить так называемый Метод открытой координации (МОК). Оформленный в первое десятилетие XXI в., он позиционировался разработчиками как «самый важный из новых механизмов, способных объединить усилия социальных партнеров, представителей органов власти Евросоюза и национальных государств-членов»[46 - Herrmann P. Social policy in context. Amsterdam: Rosenberg Publisher, 2009. Р. 37.].

Создатели МОК заявили, что его целью является постановка стратегических задач на политическом, экономическом и социальном полях, определение роли и доли ответственности всех активных сил общества при выполнении этих задач. Однако расплывчатость форм и отсутствие официальных полномочий нового образования не позволили ему соответствовать замыслам создателей. Следует учесть, что попытки внедрения Метода открытой координации происходили на фоне сложной социально-политической ситуации в Евросоюзе. Отчетливо проявились всплески протестных выступлений в разных его частях, неустойчивость межгосударственных отношений и другие дестабилизирующие факторы. Оказалось, что предлагаемое новшество может нанести реальный ущерб сложившейся социальной структуре. Более того, выяснилось, что МОК может привести к возрастанию роли определенных социальных групп, которые способны присвоить себе излишние компетенции. В частности, речь шла о формировании «нового класса» высших чиновников и функционеров ЕС. Их претензии на передел сфер влияния опираются на близость к законотворческой кухне и возможность иметь «особые» отношения с бизнесом. Бюрократия, процветающая в управленческом аппарате ЕС, и коррупция создали предпосылки для этого. В результате даже инициаторам МОК пришлось признать неудачной попытку использования этой инновации.

Интересной новеллой в области исследований процессов социально-экономического развития и выработки рекомендаций для всех заинтересованных структур является создание Международной ассоциации социального качества (МАСК)[47 - В настоящее время МАСК объединяет 43 страны, в том числе КНР и Австралию.].

Международная экспертная группа МАСК начала работу на базе Международного института социальных исследований (резиденция в Гааге). Опираясь на широкое значение термина «социальный», она предложила новый подход к исследованиям и оценке происходящих в мире изменений социального качества жизни. В 2013 г. имело место официальное оформление новой структуры, была принята Декларация социального качества. В октябре 2014 г. в здании парламента в Риме состоялась конференция с участием политиков, парламентариев, ученых, представителей СМИ и организаций гражданского общества. Название ее было весьма затейливо: «Укрепление Европейской социальной модели. Вклад Метода социального качества в обеспечение социальной справедливости, человеческого достоинства и солидарности Европейского союза в меняющемся мире»[48 - Strengthening the European Social Model. The contribution on the Social Quality Approach to strengthen social justice, human dignity and solidarity of the EU in changing World. Rafferare il Modello Sociale Europeo. II contributo della Qualita Siciale alia coesione du Sistema communitario Documentazione. Roma, 2014. Р. 20–21.]. На конференции было объявлено об учреждении Европейской обсерватории (Отделения Международной ассоциации социального качества) с резиденцией в Риме. Новая Декларация, обнародованная в 2017 г., выдвинула тезис: «Социальное качество – основополагающий фактор для построения Европы всех граждан» и выступила с призывом не рассматривать людей с политической точки зрения или как «homo economicus», с точки зрения материальных интересов[49 - Post Brexit Declaration on Social Quality. IASQ. 08.03.2017.].

Представители Европарламента и КЕС одобрили создание Европейской обсерватории и призвали в сотрудничестве с ведущими университетами Европы «модернизировать оригинальную идею Европейской социальной модели, используя для этого новые подходы и стратегии, научные разработки всех государств-членов». Новое объединение активно взялось за организацию научных исследований, приступило к созданию специализированного журнала.

Перспективы Европейской социальной модели

Пока Европейская социальная модель (ЕСМ), которую называют «социальным стержнем» Европы и образцом для остального мира, сохраняет свою значимость. Принципы, на которых она построена, и цели, которые поставила перед собой, оказались способны послужить отправными точками для инноваций, которых требует XXI в. Окажется ли она достаточно жизнеспособной и деятельной в новых условиях?

На сегодняшний день у государств сузились возможности для проведения по своим схемам социальной политики, а следовательно, сохранения социальной стабильности в обществе. Сказываются и последствия системных кризисов, охвативших Европу в конце первого десятилетия. Груз социальных расходов становится непосильным. Все труднее удержать на прежнем уровне качество жизни широких слоев населения. Теперь без помощи бизнеса социальная сфера, не говоря уже об экономической, не может функционировать. Обладающее властными и законодательными полномочиями государство в определенной степени регулирует деятельность бизнеса, обеспечивая его права и интересы общества в целом. Однако и это является новацией: гражданское общество, участвуя в социально-экономическом развитии, через свои организации претендует на право осуществлять контроль над деятельностью как бизнеса, так и государства.

В настоящее время ЕС еще не может похвастаться отлаженной системой отношений гражданского общества с государством и бизнесом. Не случайно над этой проблемой не первое десятилетие работают руководящие институты Сообщества, создаются блоки политических партий, солидаризируются неправительственные организации, прокладывая путь к новым формам партнерства. Дискуссии по поводу будущего ЕС ведутся в разных странах и на международном уровне. Появляются многочисленные публикации, отражая интерес и разницу подходов к теме.

Совершенствование структуры общества предполагает появление нового типа управления им, которое базируется не на диктате и давлении, а на диалоге и взаимодействии. Необходимым условием является наличие толерантности и готовности к разумным компромиссам у всех участников. Сумеет ли ЕСМ дать ответ на возникающие проблемы? Приходится признать, что до сих пор как в научных, так и в политических кругах разброс мнений относительно ценности Европейской социальной модели и ее перспективности довольно широк. В официальных документах ЕС и в правительственных актах государств-членов зафиксировано признание за ЕСМ решающего стратегического значения для будущего интеграционного процесса. Но все также понимают неизбежность ее реформирования с учетом новых факторов влияния на ситуацию в Евросоюзе и мире. Наличие «евроскептицизма» и национального изоляционизма даже среди экспертов также является фактом.

Для определения «ценности» ЕСМ и ее перспектив на будущее в 2005 г. была создана и активно работает международная экспертная группа (ESM-Project). Плодом ее работы стал развернутый документ, получивший название «Платформа предложений по реформированию Европейской социальной модели»[50 - European group of research. European Social Model ESM-Project for areform of the ESM. Proposals Platform. Rome, 2007.].

Платформа предлагает определение ЕСМ как «комплексной системы ценностей, опыта, проектов, политики, институтов, которые сложились в прошлом и дополняются сегодня».

Действительно, ЕСМ никогда не рассматривалась как застывшая схема. Она постоянно совершенствуется и дополняется, отражая изменения, происходящие в обществе[51 - См. подробнее: Социальная Европа в XX веке. М.: ИЕ РАН, Весь Мир, 2011. С. 173–238.]. Речь в ней идет не только о комплексе прав, социальной защите и обеспечении трудящихся, но и о положении всех граждан Европы и их семей. Она нацелена на то, чтобы оказывать реальное влияние на социально-экономическое развитие. Более того, последнее десятилетие показало, что ЕСМ таит в себе возможности оказывать влияние на политический сектор: отношение к программам политических партий, к деятельности исполнительной власти, сохранение стабильности в обществе, развитие демократии. Она как бы корректирует дальнейшее течение интеграционного процесса.

В то же время очевидно, что предстоит еще очень серьезная работа по уточнению, дополнению, а также конкретизации путей реформирования Европейской социальной модели и ее претворения в жизнь. Это требует совместных усилий политических, экономических и социальных сил общества. Представляется, что усовершенствованная и получившая поддержку граждан Европы Европейская социальная модель сможет оправдать возлагаемые на нее надежды. Нельзя не согласиться с мнением «The Economist», который, отмечая, что европейская интеграция проходит серьезные испытания, считает: «Только если европейцы будут разделять чувство общей цели, то интеграция имеет шансы на будущее»[52 - The Economist. 12.06.2015.].

Выступая на очередном заседании Комиссии 19.07.2016 Ж.-К. Юнкер назвал европейскую социальную систему «возможно, самым важным признаком особого качества европейских сообществ» и отметил, что ЕСМ «стала фундаментальной составной частью того, что сегодня отстаивает Европа»[53 - [Электронный ресурс]. URL: www.freepayinfo.ru/socium/budushee-evropej skoy-socialnoy-modeli.html (Дата обращения12.08.2017).].

Наиболее вероятным сценарием будущего ЕС на ближайшие 10–15 лет станет медленный прогресс по пути интеграции. Поступательное движение сдерживается конфликтными отношениями между разнообразными культурами, неоднозначными характеристиками уровня экономического развития регионов, отсутствием сильной системы управления и дальновидных лидеров. Тем не менее интеграционный процесс продолжается, и нет оснований говорить о кризисе европейской идеи. Однако не менее очевидно и то, что для успешного социального развития ЕС необходимо изменить его курс, выработать новый способ взаимодействия внутри европейского сообщества.

Глава 3. Общественное сознание и идеологические сдвиги

Немного теории

Под массовым общественным сознанием обычно понимают совокупность ценностных реакций и подходов, сложившуюся под воздействием исторического опыта и определяющую бытовое и общественное поведение людей.

Особенностью массового общественного сознания является его глубокая структурированность. Составляющие его элементы отличаются друг от друга, в частности, по давности и продолжительности сроков происхождения и утверждения. Самые древние, будучи наиболее устойчивыми, становятся элементами того, что принято определять как национальный характер.

Вместе с тем массовое общественное сознание в полной мере отражает структуру самого общества. Каждая из составляющих его единиц располагает, наряду с общими характеристиками, свойственными данному социуму, своими групповыми интересами и ценностными особенностями. Иногда эти особенности столь велики, что ставят под вопрос само наличие общественного сознания как цельного феномена. Однако в конечном итоге эта цельность демонстрирует свой доминирующий характер.

Принято считать, что массовое общественное сознание обладает высоким уровнем инерционности. Для этого есть достаточно оснований. Происходящие в нем сдвиги идут с задержкой во времени. Затем, утвердившись, они обретают, как правило, высокую степень сопротивляемости внешним воздействиям. Это, разумеется, не означает, что общественное сознание является своего рода инвариантом. Как продукт исторического опыта оно, пусть и с замедлением, но впитывает новую информацию, перерабатывая ее в соответствии со сложившимися канонами. При определенных обстоятельствах, прежде всего глубоких общественно-политических потрясениях, оно может подвергнуться существенной трансформации. Вместе с тем в обычных условиях это сознание активно сопротивляется любым попыткам внешнего вмешательства. Сломать его «через колено» невозможно. Чем сильнее давление, тем мощнее отдача. Игнорировать это – значит обречь на неудачу любые, в том числе разумные планы.

Бытует точка зрения, согласно которой общественное сознание складывается лишь на национальном (страновом) уровне. Однако анализ эмпирического материала побуждает усомниться в абсолютной истинности этого утверждения. При определенных ситуациях, на переломных этапах развития, в отдельных регионах то и дело возникают потрясения, вносящие существенные коррективы в структуры этого сознания, в результате чего у населения обширных территорий, нередко целых континентов, возникают его специфические варианты.

Наш мир со всей очевидностью вступил в новую эпоху потрясений. Отсюда современная динамика общественного сознания.

Осмысливая роль общественного сознания как предпосылки идеологического и политического развития конкретной совокупности граждан, следует иметь в виду и еще одно немаловажное обстоятельство. Будучи структурно крайне сложным феноменом, оно воздействует на совокупность отдельных индивидов и групп опосредованно, своей тончайшей внешней оболочкой, которую обычно именуют общественными настроениями.

Настроения отражают структуру общественного сознания, но не абсолютно и не полностью, поскольку в высшей степени подвержены конъюнктурным воздействиям и быстро меняются, следуя переменам в объективной обстановке. Именно они, прежде всего, и определяют идеологические предпочтения, а также массовое политическое поведение – стержень любого политического процесса, предполагающий совокупность всех форм участия или неучастия граждан либо в осуществлении власти, либо в противодействии ей, предусматривающий в одних случаях включенность в различные структуры политической системы, а в других – осознанную отстраненность от них, в том числе деятельность в неформальных организациях и в массовых движениях – публичную манифестацию своих взглядов и требований с целью воздействия на общественное мнение и позиции руководящих политических сил. Соответственно, одной из доступных и распространенных форм выявления настроений являются опросы общественного мнения – его вербального проявления.

Сказанное дает представление, почему названная сфера исследований не только теоретически значима, но и служит практическим инструментом оценки и прогнозирования политического развития.

Сдвиги в нынешнем общественном сознании: их причины и динамика

В числе причин неполной адекватности общественных настроений структурам общественного сознания, а следовательно, и обусловленной ею дробности подхода граждан к власти, ее институтам и к действующим в них политическим силам, чаще всего называют усложнившийся характер современного общества, несовершенство сложившихся в нем механизмов власти и возрастающий разрыв между более-менее утвердившимися настроениями и быстрыми (а во многом даже бурными) переменами в условиях существования. Все это, действительно, существенно повышает свойственные общественным настроениям уровень многообразия ориентаций, склонность к отторжению новаций, нервозность, идеологическую ностальгию.

Однако неверно сводить фиксируемые сейчас повсеместные ценностные, общественно-политические и поведенческие перемены к названным, хотя и существенным, причинам. Истоки этих перемен лежат гораздо глубже. Их определяют серьезные сдвиги, происходящие в обществе и непосредственно сказывающиеся на несущих структурах самого общественного сознания.

Наиболее заметный из этих сдвигов можно определить как качественно возросшую мобильность массовых категорий населения и обусловленное ею резкое возрастание значимости национальной проблемы.

Первичная роль в резком повышении уровня массовой мобильности населения со всей очевидностью принадлежит уже реализовавшейся (жесткой) форме глобализации. В ходе ее осуществления были безжалостно разрушены традиционные производственные, поведенческие и культурные основы многих государств, именовавшихся в прошлом странами «третьего мира». При этом не были созданы минимально необходимые щадящие экономические и социальные амортизаторы. И более того: во многих случаях оказались подорванными сложившиеся (или складывающиеся) там государственные институты.

В значительной части этого мира в результате инициированного извне распада традиционных структур, вооруженных конфликтов и активности террористических объединений возникло своего рода «броуновское движение», выбросившее за пределы постоянных мест проживания десятки миллионов обнищавших и отчаявшихся людей. Одни из них хлынули в большие города, осев там, как правило, в трущобах, в условиях, мало пригодных для жизни. Другие примкнули к радикальным террористическим бандформированиям, ухитрившимся, не без помощи извне, подчинить себе немалые территории. Третьи направились в огромных количествах в развитые страны, образуя в них многочисленное инородное, плохо ассимилирующееся и порой откровенно дискриминируемое меньшинство.

У всех трех групп неизбежной реакцией на трагические перемены в жизненном укладе стала возросшая ориентация на национальное или квазинациональное (конфессиональное) самосознание.

В свою очередь, чем многочисленнее становились потоки иммигрантов в слывшие сравнительно благополучными страны, тем сильнее становилась негативная реакция на них коренного населения. И ее непосредственным следствием выступало обращение к ставке на национальное самосознание.

Усилению значимости растущего национального самосознания существенно способствуют и другие масштабные общественные сдвиги. Глобализация, как известно, не только разрушает, но и создает. Происходивший на протяжении последних десятилетий сброс экологически неблагоприятной тяжелой промышленности и массового конвейерного производства в бывшие страны «третьего мира» косвенно, но вполне эффективно способствовал их экономическому развитию. Некоторые из них стали (разумеется, не только поэтому) крупными промышленными державами. Это существенно повысило уровень национального самосознания их населения. Страны, слывшие прежде отстающими, покинув историческое «гетто», претендуют ныне на новый, более солидный политический статус. Игнорирование этих обстоятельств наиболее развитыми державами, посягающими на доминирование в мире, придает происходящим сдвигам все более активные и устойчивые формы.

В этом же направлении действует стимулируемая глобализацией межгосударственная интеграция, естественно, если с ней обращаются недостаточно аккуратно. Поскольку она предполагает передачу на наднациональный уровень значительной части государственных функций, это вступает в противоречие с национально-государственной ориентацией, все еще свойственной большинству граждан. Чтобы снять это противоречие, необходимы убедительные свидетельства того, что такое действие приносит очевидную пользу. Пока речь идет о компетенциях экономического порядка, искомый результат достигается сравнительно быстро. Иное дело компетенции социального и политического свойства. Их передача воспринимается населением болезненней, поскольку выглядит как существенное ущемление национального суверенитета. Причем польза от такой передачи далеко не всегда очевидна. Неспособность учитывать это обстоятельство может спровоцировать (и уже провоцирует) мощный всплеск национального самосознания.

Интеграция может воздействовать на национальное самосознание и в другом плане. Недостаточно взвешенное делегирование социальных и политических функций государства на наднациональный уровень при определенных условиях способно постепенно размывать национальногосударственную ориентацию граждан. В многонациональных государствах при не полностью отрегулированных отношениях между этническими общинами такое размывание нередко стимулирует региональное этнонациональное самосознание и облегчает постановку вопроса о создании собственной государственности, а следовательно, и всплеск этнонационализма.

Исторические корни национального самосознания

Есть все основания утверждать, что в современном общественном сознании в результате структурных сдвигов вновь стала выходить на передний план такая ценность, как национальное самосознание и, соответственно, национальная ориентация.

У этой ценности есть свои исторические корни. Некоторые из них вполне очевидны.

Во-первых, за столетия существования исторически сложившихся наций в процессе их укоренения сформировались национальные экономические пространства, обеспечивавшие условия, необходимые для развития производства и становления приемлемого уровня жизни. Правда сейчас, под влиянием глобализации, герметичность этих пространств начала размываться. Тем не менее их роль все еще значительна – даже там, где национальные государства вошли в состав более широких объединений.

Во-вторых, в пределах национальных государств исторически сложилось правовое и общественное устройство, значение которого не только сохранилось, но в ряде случаев даже возросло. В качестве примера можно сослаться на роль этого устройства в удовлетворении социальных потребностей граждан. Глобализация торговли, финансов, производства, информатики и т. д., как известно, не сопровождалась глобализацией институтов, способных обеспечить развитие действенных наднациональных социальных инфраструктур и, соответственно, защиту социальных интересов тех, кто в ней нуждается. Эти функции выполняют – и будут выполнять в обозримое время – национально-государственные структуры. Поэтому их сохранение отвечает коренным интересам подавляющего большинства людей.

На базе национальных сообществ возникли и укрепились современные политические режимы. Их основу образуют институты и процедуры. Создание таких институтов и процедур на глобальном уровне даже не просматривается, во всяком случае в обозримое время. Следовательно, заинтересованность в таких институтах и процедурах (а она имеет массовый характер) неразрывно связана с привязанностью к национальным общностям, объединенным на государственной основе.

В-третьих, существование национально-государственного организма длительное время рассматривалось (и рассматривается) как гарантия безопасности от внешних посягательств. Относительность подобной гарантии очевидна. История возникновения и существования нынешних государств была в то же время историей войн – и за сохранение, и за расширение своих территорий. Но, как известно, все познается в сравнении. Чувство безопасности в рамках сильного национального государства было всегда большим, чем в регионах племенной, феодальной и иной раздробленности. И это обстоятельство прочно зафиксировано в исторической памяти народов.

В-четвертых, за многие десятилетия, а то и столетия существования национальных общностей в каждой из них сложилось устойчивое единство ценностных установок, образа жизни, языка и культуры. Разумеется, такое единство не абсолютно. В отдельных национальных общностях сохранились элементы исходной этнической основы, в том числе отчетливое влияние издавна сложившихся поведенческих традиций. Это же можно сказать и о культуре. В многоэтничных государствах, наряду с общенациональным языком, укоренились региональные языки и диалекты. Образ жизни населения во многих уже сложившихся государствах в значительной мере зависит от особенностей сферы проживания, социального статуса и экономического положения в том или ином регионе. И тем не менее, как правило, общие характеристики доминируют над частными.

В-пятых, особенностью устоявшихся наций, прежде всего европейских (не в территориальном, а в культурно-цивилизационном смысле), можно считать то, что, несмотря на этническую специфику, они уже первоначально обладали определенной степенью сходства: в конечном итоге речь шла о том или ином сочетании романских, германских, кельтских или славянских начал и влияний. Важную роль в становлении современных наций (в первую очередь европейских) сыграли духовно-религиозные установки утвердившихся на континенте христианских конфессий. Их влияние на этот процесс было различно. В целом, однако, принадлежность к одной церкви минимизировала препятствия, стоявшие на пути слияния этнических и племенных единиц. Во многих случаях эта принадлежность служит скрепой национально-государственной идентичности поныне.

Немалую роль в сохранении уже существующих наций играет и то, что противоречивость и болезненность глобализации, характерные для ее нынешнего этапа, способствуют не только размыванию границ, маркирующих сферы функционирования национальных конгломератов, но и косвенное их упрочение.

Возросшая взаимозависимость национальных экономик привела, наряду с очевидными плюсами, к усилению нестабильности финансовых систем и промышленного производства. Особенно остро это сказалось на странах, отставание которых от наиболее развитых в промышленном отношении государств, несмотря на все усилия, осталось прежним, а в отдельных случаях даже возросло. В большинстве из них эти последствия проявились в примитивной и поэтому особо очевидной форме.

Все это в свою очередь породило глубокое недовольство самой глобализацией. Во многих, особенно в пострадавших, странах она стала не без оснований восприниматься не столько как объективно обусловленный процесс, но и как форма внешнего эгоистического насилия. Одной из ведущих форм проявления такого недовольства стала интенсивная ориентация на сложившуюся или даже мнимую нацию как на оплот сопротивления негативным глобализационным процессам.

Национальное самосознание и национализм

Поскольку длительное существование наций, их роль в историческом процессе, возникновение и утверждение национально-государственной ориентации оказали глубокое влияние на общественное сознание народов, формируя всю его толщу, оно не могло не приобрести и своей идеологической ипостаси. Ее формой стало то, что принято именовать национальным самосознанием.

В различных странах, в зависимости от обстоятельств, роль национального самосознания была и остается различной. Иногда оно доминирует, иногда отходит на второй план. При этом, однако, оно повсеместно сохраняет свое значение осознанной позитивной оценки характерных черт и особенностей общности, воспринимаемой как нация – ее прошлого, настоящего и будущего, ее места в сообществе народов. Отсюда и заметная роль национального самосознания в системе многих более частных ценностей, определяющих предпочтения и поведение граждан.

Известно, что национальным самосознанием нередко злоупотребляют. Его то и дело используют как эффективное средство мобилизации масс на те или иные действия, угодные властным структурам. Для этого его обычно подгоняют под пригодную для этого схему.

Приемы, которые используются в данных целях, не очень сложны. Как свидетельствует опыт истории, любая общественная идея отражает не только реальный опыт и интересы общности, которая ее формулирует и выдвигает, но и иллюзии, свойственные массовому сознанию. Уязвимым местом национального самосознания всегда был изначально заложенный в него соблазн, отстаивая интересы, подчеркивая потенции и заслуги своего народа, абсолютизировать эти качества и, соответственно, приписывать ему особую роль, возвышающую его над другими народами. А это, в свою очередь, создает благоприятную почву для злоупотреблений.

Все это, однако, не дает оснований рассматривать национальное самосознание пристрастно, а тем более негативно. Как и любые другие элементы общественного сознания, оно – объективно обусловленная реальность, которая выполняла и выполняет важные позитивные функции, способствуя экономическому и социально-политическому развитию общественных организмов, их ценностной и культурной сплоченности и в конечном итоге выживанию в сложном и противоречивом окружающем мире. Вместе с тем оно гарантирует сохранение многообразия и разноцветья мира, которым все очевиднее угрожают гипертрофированно унификационные процессы.

Эти объективные функции придают национальному самосознанию дополнительную прочность. На протяжении истекших столетий оно не раз терпело поражения в столкновениях с другими глобальными ценностными установками, владевшими умами миллионов людей. Однако, как свидетельствовал последующий ход событий, во всех этих случаях национальное самосознание проиграло лишь отдельные битвы, но не решающие сражения. Менялись обстоятельства, возникали новые реалии, и оно вновь демонстрировало свою значимость, становясь не менее влиятельным, чем прежде.

Но это только одна сторона дела. Есть и другая.

Нередко национальное самосознание отождествляют с национализмом. Такое отождествление представляется неправомерным. Понятие национального самосознания – это, вопреки всем манипуляциям, которые с ним совершают, прежде всего, объективное отражение – на уровне осмысления – существования исторически сложившихся общественных организмов, обладающих устойчивой спецификой и интересами. Национализм же – это паразитирующая на национальном самосознании политическая идеология, отличительной чертой которой является безоговорочная ориентация на заимствованные из прошлого агрессивные формы мышления и поведения.

На политическом уровне национальное самосознание может сочетаться с различными идеологическими системами. При определенных обстоятельствах оно в состоянии адаптировать всю основную совокупность либеральных ценностей. Вполне возможно, вопреки бытующим представлениям, сочетание национального самосознания с системой левых взглядов. Но на практике приходится чаще всего иметь дело со слиянием национальной идеи с крайними формами традиционного правого консерватизма. На этой основе обычно и формируется тот идеологический гибрид, который принято именовать национализмом. Не случайно в политическом лексиконе понятие «национализм» не просто соседствует с понятием «правый радикализм». Чаще всего они вообще воспринимаются как синонимы.

Чтобы убедиться в этом, достаточно освежить в памяти структурные ценности идеологии правого консерватизма.

Главная из них – ориентация на давнее прошлое как на утерянный «золотой век». К этому непосредственно подверстывается подход к человеческой личности как к несовершенному продукту творения, «сосуду греха», нуждающемуся, во имя собственного блага, в твердой, руководящей руке. На это, как на стержень, нанизываются все остальные установки, свойственные консерватизму. Так, из отношения к человеческой личности вытекает преимущественно негативная оценка разума, неприятие абсолютизации его возможностей, его гордыни, «заводящей в тупик человеческое сообщество».

Идеологии правого консерватизма свойственно также решительное отрицание принципа равенства в любых его формах. Эта позиция обосновывается не только тем, что люди различны по своим биологическим и психологическим характеристикам. Она исходит и из того, что несовершенство и греховность человеческой натуры делает необходимым вычленение (или целенаправленное формирование) группы людей, способной подняться над обыденностью, приблизиться если не к совершенству, то к более высокому состоянию, а следовательно, призванной взять на себя бремя руководства обычными людьми.

Несовершенство человеческой натуры обусловливает, согласно правоконсервативным взглядам, необходимость строго пирамидального построения общественных структур. Оно, в свою очередь, предполагает потребность в лидерах, наделенных особыми полномочиями (в одних случаях идущими от потусторонней силы, в других – от способности выразить потребности общества), а также в системе управленческих, идеологических, религиозных и иных институтов, жестко контролирующих рядовых граждан. Отсюда и такие производные установки, как ориентация на беспрекословное следование утвердившимся в прошлом нормам, правилам поведения и запретам, особое значение, придаваемое исполнительности, дисциплине, порядку.

С этим связана и своеобразная трактовка правыми консерваторами понятия свободы. В отличие от тех, кто рассматривает ее как естественное право любого индивида, они считают свободу достоянием немногих избранных, «аристократии духа». Иным она не только не нужна, но и попросту вредна. Адаптируя изложенные выше подходы, достаточно адресовать их другим народам, выделив свою нацию как избранную, свободную от всевозможных пороков. И тут же формируются главные основы идеологии национализма.

О близости, если не идентичности идеологий национализма и традиционного правого консерватизма свидетельствует и то, что их сближение издавна во многом двустороннее.

Первоначально консерватизм в его определяющей, европейской ипостаси был враждебен национальной идее. Консерваторам было свойственно негативное отношение к формированию национальных государств. Они ориентировались на сохранение или возрождение наднациональных империй, именуя свою позицию универсализмом. Нации рассматривались ими как детище Просвещения, а следовательно, как смертельный враг консерватизма. В XVIII в. борьба между консерватизмом и либерализмом проходила как раз на площадке универсум – нация.

Однако начиная с XIX в. подход к этой проблеме правых консерваторов, выделившихся в особое направление, стал меняться. Некогда поносимое ими национальное самосознание (тогда оно именовалось «национальной идеей») было спешно инкорпорировано в систему ценностей правого консерватизма. В нее было дополнительно внедрено неумеренное восхваление всесильного национального государства. Тем самым главное различие между национализмом и традиционным консерватизмом оказалось снятым. XX в. полностью подтвердил прочность их союза. Поэтому в XXI в. национализм вошел как неотъемлемая составная часть идеологии правого консерватизма.