скачать книгу бесплатно
1968 год. «Пражская весна»: 50 лет спустя. Очерки истории
Коллектив авторов
Очерки посвящены событию-символу, определившему жизнь и ценности нескольких последующих поколений. Полвека назад военными методами в Чехословакии была пресечена попытка придать коммунистическому движению новый импульс, соединив социалистические ценности с рациональной рыночной экономикой и механизмами развитой демократии. Книга является результатом коллективного труда российских, чешских и румынских историков, архивистов, культурологов и литературоведов, попытавшихся на новых документах и материалах переосмыслить с позиций сегодняшнего дня события полувековой давности и их уроки. Объективно «Пражская весна» – уже прошлая эпоха, но она остается знаковым событием, а многие поднятые ею проблемы актуальны и в наши дни. Авторы надеются, что смогут способствовать приращению знаний о теперь уже не близком 1968-м, помочь проанализировать опыт прошлого во имя будущего. Для специалистов по истории и культуре Центрально-Восточной Европы, студентов высших учебных заведений и всех интересующихся историей XX столетия.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Коллектив авторов
1968 год
«Пражская весна»:
50 лет спустя
Очерки истории
Сборник статей
* * *
© Коллектив авторов, 2021
© Институт славяноведения РАН, 2021
© П. К. Донской, дизайн обложки, 2021
© Анна Ширльбауэр, Ян Гроссманн, фото на обложке, 2021
© Издательство «Нестор-История», 2021
К читателю
1968 год – одна из знаковых вех XX столетия. В истории случались и другие духоподъемные годы, но именно 1968-й, венчая бурные шестидесятые, определил жизнь и ценности нескольких последующих поколений. «Самовозгоранием мятежного духа по всему миру» назвал это время американский писатель-публицист Марк Курлански[1 - Курлански М. 1968. Год, который потряс мир / пер. с англ. А. В. Короленкова, Е. А. Семеновой. М.; Владимир, 2008. С. 8.]. Отмеченное глобальным протестом против войны во Вьетнаме и возникшими на антивоенной основе диссидентскими движениями, оно явилось пиком принявшей международный размах борьбы народов за национальный суверенитет, за демократизацию и гуманизацию в политике и социальных отношениях, за расовое и тендерное равноправие.
Повсеместно проявилось увлечение различными левыми, в том числе социалистическими, и левацкими идеями. Стремительно росли ряды сторонников установления насильственным путем «власти черных» в Соединенных Штатах Америки, что обозначило национальную специфику социального протеста, «породнив» его с Африкой, поднявшейся на борьбу за национальную независимость. В ряде крупных западноевропейских стран возникло массовое молодежное движение против капиталистической эксплуатации. Особым накалом протеста было отмечено «новое молодежное движение» во Франции, Италии, Германии. Сегодня многие сравнивают его с революцией, кульминацией которой считают Парижскую весну. Это движение охватило не только Западный мир, но и ряд стран, руководимых коммунистами (Польшу, Югославию). Дети послевоенного «бэби-бума», чувствуя себя отчужденными от участия в важнейших экономических и политических процессах, и здесь требовали перемен, реальной демократии, внимания властных структур к жизни и чаяниям людей. Небывалую популярность завоевал новый социально-политический лозунг общественного самоуправления, противостоявшего бюрократическому всевластию государства[2 - Дамье В. В. «Долгий 1968-й»: глобальный бунт за самоуправление // Историческая экспертиза. 2018. № 4 (17). С. 117–118.]. Стремление к преобразованию «старого мира» усилило позиции интеллектуалов, осознавших свою особую новую социальную функцию в эпоху научно-технической революции. Появление новых технических средств коммуникаций, в том числе колоссальный скачок в развитии телевидения, разрушало информационные преграды, превращало земной шар во «всемирную глобальную деревню», любая новость в которой немедленно становилась известной далеко за пределами национальных «околиц», рождало тягу к диалогу, обмену мнениями, прямой дискуссии. Все это волновало и будоражило умы, создавало незнакомое прежде чувство сопричастности происходившим в мире событиям, разрывало замкнутый круг обособленности, но вместе с тем формировало и понимание хрупкости биполярной конструкции послевоенного мира.
Подобные ощущения и настроения получили распространение по обеим сторонам железного занавеса. Этому не мешали различия в идеологии, социально-политическом устройстве и экономических моделях. Но если в США или во Франции реакцию государства на общественные протесты хотя бы условно можно было назвать «разворотом к обществу», то ответом на самое известное движение за обновление социализма в Центральной и Юго-Восточной Европе – «Пражскую весну» в Чехословакии – стала интервенция армий пяти стран Организации Варшавского договора (ОВД). 21 августа в Советском Союзе, отмечали известные авторы культурологических эссе Петр Вайль и Александр Генис, «досрочно закончились шестидесятые и начались – никакие». Была прочерчена «судьбоносная календарная граница», за которой 60-е еще продолжались, но уже по инерции «разогнавшейся истории»[3 - Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М., 2013. С. 362.].
«Пражская весна» как событие-символ, отразившее попытку придать коммунистическому движению новый импульс, соединив социалистические ценности с рациональной рыночной экономикой и механизмами развитой демократии, не раз становилось предметом внимания как отдельных авторов, так и научных коллективов. Библиография Пражской весны насчитывает многие десятки исследований разного формата – монографий, статей, историографических обзоров, рецензий, журналистских эссе. Изданы важные документы, раскрывающие механизм принятия решений советским руководством, позиции лидеров стран «социалистического лагеря», отклики на чехословацкие события в широком диапазоне – от международного коммунистического движения до рядовых граждан. Опубликованы многочисленные воспоминания. Интерес к данной проблематике особенно возрастал в канун «круглых» дат – 40-летия и 50-летия «Пражской весны»[4 - 1968 год. «Пражская весна». (Историческая ретроспектива). Сб. статей / отв. ред. Г. П. Мурашко. М., 2010; Шинкарёв Л. Я это все почти забыл. Опыт психологических очерков событий в Чехословакии в 1968 г. М., 2008; Платошкин Н. Н. Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг.: в 2 частях. М., 2016; Стыкалин А. С. «Мы поставили крест на советской системе. 1968 год изменил нас». Размышления о книге об отклике в СССР на подавление Пражской весны // Историческая экспертиза. 2018. № 4 (17). С. 135–152; «Применение военной силы это, как правило, признак слабости». Беседа Тимура Джалилова и Александра Стыкалина о проблемах изучения Пражской весны и августовской интервенции 1968 г. в Чехословакию // Историческая экспертиза. 2018. № 4 (17). С. 71–95; Нутрихин А. Чехословакия-68. Пльзеньская осень. Воспоминания советского военного переводчика. М., 2018; и др.]. Задача авторов настоящего коллективного труда, в написании которого приняли участие историки, архивисты, культурологи и литературоведы России, Чехии и Румынии, заключалась в том, чтобы познакомить читателя с новыми материалами и документами, переосмыслить на их основе события полувековой давности, попытаться найти оригинальный исследовательский ракурс. Различия в документальной оснастке представленных в книге сюжетов, что связано с объективным состоянием источниковой базы, и дробность рассматриваемых авторами проблем обусловили очерковый характер исследования.
Впервые в российском издании тщательно проанализировано «закулисье» «Пражской весны», представленное читателю через призму дискуссий о реформах и детальное рассмотрение позиции чешских интеллектуалов Зд. Млынаржа, Р. Рихты, И. Пеликана, О. Шика и некоторых других. Отражена история проекта федерализации и его реализации. Новая государственная модель – федерации чехов и словаков включала как позитивы, так и изначально заложенные слабости, проявившиеся уже в 1990-е гг.
Одна из центральных проблем, на которой сосредоточили внимание авторы, – выявление причин, по которым был принят силовой вариант разрешения чехословацкого кризиса. Главной, безусловно, явились опасения, что сфера социализма и советского контроля в Европе и в мире начнет сужаться и что из нее по принципу цепной реакции будут выпадать слабые звенья. В условиях, когда вопрос о западных границах ГДР, Чехословакии и Польши оставался открытым, определяющее значение приобретала геополитика, а именно вопрос о прочности Ялтинско-Потсдамской системы, сохранении стратегического баланса двух систем безопасности в Европе и мире и конфигурации оборонительных рубежей системы социализма. Такое развитие событий ни в Москве, ни в Берлине, ни в Варшаве тогда не могли допустить даже теоретически. Кроме того, внутриполитическая ситуация в Чехословакии расценивалась крайне негативно и лишь убеждала в отсутствии альтернативы военному вмешательству. Предпринятые попытки задействовать экономический фактор в советской политике на чехословацком направлении не дали желаемого эффекта.
Тем не менее решение о военном вмешательстве далось советскому руководству и лично Л. И. Брежневу непросто, и причиной тому было не только отсутствие реальных вариантов действия, которые можно было бы предложить чехам в условиях, когда социалистическая модель все более зримо теряла свою экономическую целесообразность, а потому и привлекательность для населения, но и мучительные поиски надежной опоры в чехословацком обществе. «Здоровые силы» в национальном руководстве, как быстро выяснилось, в основном рассчитывали на советские штыки.
Несмотря на успешно проведенную военную операцию по вводу войск ОВД на территорию Чехословакии, политический сценарий смены власти в ЧССР реализовать не удалось. Попытка действовать по венгерскому образцу осени 1956 г. – создать альтернативное «революционное рабоче-крестьянское правительство», призвавшее в страну оккупационные войска, провалилась. В итоге организаторы интервенции были вынуждены ссылаться на позицию лишь небольшой группы из числа высших партийно-государственных функционеров, получивших в Чехословакии прозвище «приглашателей»[5 - Гаек М. Воспоминания о чешских левых / отв. ред. Г. П. Мурашко. М., 2019. С. 298.], а арестованных руководителей чехословацких партии и правительства пришлось спешно переправлять в Москву и сажать за стол переговоров для выработки компромиссного решения.
Подробно освещены в книге протестные настроения чехословацкой общественности, которые явно были недооценены в Москве во время подготовки вооруженной акции. Реформаторская деятельность идеологов «Пражской весны» получила большую народную поддержку. Это понимали, например, в Югославии, и в Румынии, но не хотели понимать в СССР, хотя негативы силового варианта наверняка осознавались в Москве. Ответом на введение в страну войск ОВД стало массовое гражданское неповиновение. Призыв XIV (Высочанского) съезда КПЧ к коммунистическим и рабочим партиям всего мира осудить интервенцию был услышан: военную акцию не поддержали некоторые социалистические страны, многие влиятельные коммунистические партии Западной Европы, часть государств третьего мира, близких к международному коммунистическому движению. Иными словами, попытка разрешить кризис путем реализации «классового подхода», воплощенного в доктрине «ограниченного суверенитета», серьезно скомпрометировала идею социализма, стимулировав в дальнейшем формирование доктрины еврокоммунизма. Действия советского политического руководства, взявшего на себя определение степени «опасности» чехословацкого эксперимента для геополитической стабильности в регионе и дела социализма (хотя решения принимались коллективно руководителями «социалистического лагеря»), также стали объектом серьезной и справедливой критики.
События в Чехословакии подвели итог демократизации отношений между СССР и его европейскими союзниками, начавшейся после того, как на XX съезде КПСС был провозглашен тезис о возможности строить социализм в разных странах по-своему, в зависимости от специфических условий, и началась критика культа личности Сталина. Как следствие, в странах «социалистического лагеря» были заложены две тенденции, определившие основные отклонения от задаваемой Москвой «нормы» политического развития: реформирование социализма, придание ему «человеческого лица», и национальное понимание марксизма-ленинизма, постулировавшее приоритет национально-государственных интересов над абстрактными классовыми, за которыми легко угадывались интересы Советского Союза. Периодически эти тенденции проявлялись в виде кризисов в «социалистическом лагере»: острых, как, например, «прерванная революция» 1956 г. в Венгрии, польский Октябрь 1956 г., поставивший страну на грань вооруженной интервенции со стороны СССР, и «Пражская весна», или вялотекущих, таких как регулярно возобновлявшаяся полемика со сторонниками «особого курса» в Румынии в 1960-1970-е гг. В Москве обе тенденции воспринимались как недопустимые, противоречившие интересам рабочего класса и шедшие вразрез с коммунистической идеологией.
Особенно отчетливо такой подход проявился в отношениях между СССР и Югославией. Белград, еще в конце 1940-х гг. заявивший о собственном, национальном понимании марксизма, рассматривался как закоренелый «еретик» в международном коммунистическом движении. После нормализации советско-югославских отношений в середине 1950-х гг. Югославия не вошла в ОВД и не считалась частью советского блока, хотя и признавалась социалистическим государством. Ее руководство пыталось лавировать между СССР и США, не только стремясь получать выгоды от сотрудничества, в частности кредиты от обеих сторон, но и периодически претендуя на роль посредника между Москвой и Вашингтоном. Подобные амбиции Югославии и те успехи, которых она добилась благодаря своей политике «равноудаленности» от сверхдержав, стали возможны отчасти потому, что в начале 1960-х гг. Йосип Броз Тито стал одним из основателей Движения неприсоединившихся государств – организации, в которой в Белграде видели третью точку опоры югославской внешней политики. Положение в треугольнике Москва – Белград – Прага, восприятие чехословацких реформ, дававшиеся советскими и югославскими руководителями оценки ситуации и их динамика в контексте событий 1968 г. в Чехословакии обстоятельно проанализированы в книге.
Авторы всесторонне осветили позицию Румынии, ее отличные от других стран Восточной Европы оценки многих вопросов развития «социалистического лагеря». «Особая» позиция Бухареста, яростно отстаивавшего свой суверенитет и требовавшего невмешательства во внутренние дела через ОВД и Совет экономической взаимопомощи (СЭВ), порождала даже больший негатив в Кремле, нежели заявления югославского руководства. Проигнорировав мнение Москвы, румынские руководители пошли на установление дипломатических отношений с ФРГ в 1967 г.; в том же году после начала Шестидневной войны на Ближнем Востоке Румыния стала единственной социалистической страной, сохранившей дипломатические отношения с Израилем; кроме того, в условиях нарастающего кризиса в советско-китайских отношениях она избегала публичного осуждения позиции компартии Китая, чем вызывала острое недовольство Москвы.
Значительное внимание в коллективном труде уделено неоднозначной позиции Запада. Если ведущие европейские державы активно поддерживали реформаторские процессы и демонстрировали готовность к развитию отношений с новым руководством в Праге, то вашингтонская администрация реагировала достаточно сдержанно. Американцы дали понять чешским дипломатическим представителям в США, что не будут пересматривать свою позицию признания интересов Советского Союза в Восточной Европе и тем более не намерены ссориться с Москвой из-за ЧССР. Во исполнение этой установки Госдепартамент оказывал прямое давление на американскую прессу, не только блокируя появление в ней материалов с выражением симпатий чехам, но и потребовав вообще сократить публикации о событиях в Чехословакии. Думается, что советское руководство усмотрело в позиции Вашингтона своего рода карт-бланш и учло его при принятии рокового решения в августе 1968 г.
Жесткие заявления Белграда и Бухареста, осудившие интервенцию и политику Москвы как «акт агрессии» и «оккупацию», отчасти были ориентированы на США, Англию и западное общественное мнение, чтобы подстраховаться в случае повторения подобной практики и получить некоторые гарантии Запада. В Белграде и Бухаресте особо подчеркивали, что опасности контрреволюции в Чехословакии не существовало, и, следовательно, для военного вторжения не было никаких оснований. Несомненно, действуя таким образом, Тито и Чаушеску пытались поддержать лестный для них имидж независимых политиков, сопротивлявшихся давлению советского руководства, и укрепить свои позиции в собственных странах.
Осторожно-уклончивая манера поведения дипломатов двух социалистических государств при контактах с американскими дипломатами непосредственно после военного вторжения свидетельствовала, что и румыны, и югославы не были готовы к разрыву отношений с СССР, с большим сомнением относились к возможности вынести вопрос об интервенции в ЧССР на обсуждение в ООН и не поддерживали идею создания чехословацкого правительства в эмиграции. Что касается эскалации военного вмешательства, то руководители Югославии и Румынии, несмотря на объявленную «военную тревогу», по всей вероятности, не особенно верили в возможность нападения на свои страны.
Важной составляющей коллективного труда является освещение кризиса 1968 г. в международном контексте, в частности в сравнении с феноменом европейского «шестидесятничества», и в «национальном» преломлении. Сравнение современного уровня общественного сознания чехов и россиян и художественное осмысление полувекового развития Чехословакии, предпринятые авторами, позволяют определить место «Пражской весны» в коллективной памяти современного общества обеих стран, выявить ее основные характеристики, особенности и тенденции развития. Очевидно, что полученные в результате анализа оценки отражают сложные процессы, развивающиеся в общественно-политической и культурной сферах, испытывают на себе определенный идеологический груз и конъюнктурные влияния.
В структуре коллективного труда нашлось место также разделу «Воспоминания. Документы», материалы которого призваны обогатить наши представления о чехословацких событиях и их отражении в памяти современников.
Объективно «Пражская весна» – уже прошлая эпоха. Однако ее уроки как знакового события полувековой давности не исчерпали себя, а многие поднятые ею проблемы сохраняют актуальность и сегодня. Авторы надеются, что смогут способствовать приращению знаний о теперь уже не близком 1968-м, помочь осмыслить опыт прошлого во имя будущего.
Редколлегия
I. Размышляя о «Пражской весне»…
Прошлое в оценках сегодняшнего дня
Эмил Ворачек
У истоков «Пражской весны» 1968 г.
Чешские интеллектуалы в дискуссии о реформах: Зденек Млынарж, Радован Рихта, Иржи Пеликан, Ота Шик и другие
Наэлектризованная атмосфера «Пражской весны», вызванная, помимо прочего, динамичными переменами в высшем руководстве КПЧ, стала импульсом для начала одного из самых революционных этапов новейшей чешской истории, да и всего социалистического и коммунистического движения. Один из ведущих чешских интеллектуалов «Пражской весны», литературовед-германист Эдуард Гольдштюкер так охарактеризовал тот период: «В историческом ракурсе он представляет собой положение, когда развитие общества подошло ближе всего к осуществлению демократического социализма». Масштабная попытка демократизации диктаторского режима «госпартии» нашла широкий отклик во всем обществе, что привело к росту потенциала демократизации, однако еще не демократии. Ее выражением стал сформулированный философом Радованом Рихтой лозунг «Социализм с человеческим лицом», который вошел не только в лексикон первого секретаря ЦК КПЧ Александра Дубчека, но и в Программу действий КПЧ от 5 апреля 1968 г.[6 - Mlynar Zd. Mraz prichazi z Kremlu. Praha, 1990. S. 151.]
Рано было говорить о всеобщем согласии населения на основе критического осмысления предшествующего этапа исторического развития. Гражданское общество еще только пробуждалось. Соответствующие настроения наиболее активно аккумулировались вне коммунистической партии, в кругах интеллигенции, чье лицо безжалостно обезобразили репрессии начала 1950-х гг. Интеллигенция все более активно выступала не только за демократизацию действующей системы, но и за устранение от рычагов власти скомпрометировавших себя функционеров КПЧ и за реабилитацию жертв репрессий. Руководство партии, однако, отвергало попытки восстановить социал-демократическую партию и создать «Клуб ангажированных беспартийных» и «K-231» – объединение бывших политических заключенных. На переговорах представителей КПЧ с руководством КПСС в Москве 4 мая 1968 г. Дубчек был категоричен. «Мы никому не разрешим создавать в стране реальный противовес коммунистической партии, мы не допустим возвращения в период ни до 1945, ни до 1948 года», – заявил он[7 - Подробнее см.: Vondrova J., Navratil J. (eds) Mezinarodni souvislosti ceskoslovenske krize 1967–1970 (prosinec 1967 – cervenec 1968). USD AV CR / Doplnek, Praha / Brno 1995. S. 165–189.].
В реформаторских усилиях в Чехословакии второй половины 1960-х гг. принимали участие яркие, неординарные личности. На их жизнь радикальным образом повлияли события Второй мировой войны, освобождение страны в мае 1945 г. и февральский переворот 1948 г. Среди активных участников «Пражской весны», прежде всего коммунистов, имелись и такие, которых тяготила их прошлая деятельность в первой половине 1950-х гг., в кульминационный период первого фазиса холодной войны. Некоторые из них уже в 1950-е гг. пересмотрели свои прежние взгляды и под влиянием постепенного ослабления напряженности в обществе определили для себя причины пороков и преступлений системы, в создании которой принимали непосредственное участие. Таким образом, они не только помогали формировать среду для будущих перемен в обществе, но и переосмысливали свое собственное поведение в недавнем прошлом.
Одной из таких личностей был Иржи Пеликан. После февраля 1948 г., возглавляя так называемый Комитет действия, он участвовал в развернувшейся в вузах чистке, приложил руку к исключению многих сотен студентов. Антонин Я. Лим, впоследствии активный сотрудник выходившего в Риме под редакцией Пеликана журнала «Listy», отмечал: «В течение всех трех десятилетий, когда я знал его близко, он вел напряженную борьбу сам с собой и с тем периодом своей жизни, который ему не простили дома и который он сам себе не мог простить. Он постоянно ощущал собственное чувство вины за те годы, когда во имя идеологии и дисциплины подавил в себе критическое мышление». В 1963 г. Пеликана назначили главным директором Чехословацкого телевидения и кооптировали в идеологическую комиссию ЦК КПЧ. Как директор национального телевидения и депутат Национального собрания он в значительной степени способствовал процессу демократизации, который достиг апогея в период «Пражской весны». В ночь с 20 на 21 августа 1968 г. Пеликан оказался в эпицентре событий. В момент, когда руководители государства были насильственно увезены в Москву, он сумел возглавить политическое сопротивление. Будучи председателем парламентского комитета по внешней политике, Пеликан активно призывал международную общественность оказать поддержку Чехословакии. В критической ситуации он добился передачи по Чехословацкому телевидению воззвания с резким осуждением советской оккупации. Пеликан активно участвовал в подпольном заседании чрезвычайного XIV съезда КПЧ в Высочанах. Ему удалось организовать магнитофонную запись докладов и выступлений на съезде, которую он позже, в 1970 г., уже находясь в эмиграции, опубликовал[8 - Congresso alla macchia и Il rapporto proibito. Roma, 1970. На чешском языке впервые опубликовано под названием: Tanky proti sjezdu. Roma, 1970. Это издание практически недоступно. В Чешской Республике материалы увидели свет только через 28 лет (Tanky proti sjezdu. Protokol a dokumenty XIV (vysocanskeho) sjezdu KSC / Uvod a zaver Jiri Pelikan. Praha, 2018).].
В начале 1960-х гг. руководство коммунистической партии оказалось перед трудной задачей: нужно было искать выход из кризиса, который переживало общество. Уповая на объективность научного познания, чешские партийные структуры большое внимание уделяли созданию специализированных междисциплинарных коллективов. Постепенно в середине 1960-х гг. в рамках Чехословацкой академии наук (ЧСАН) сформировались исследовательские группы, объединившие, прежде всего, сотрудников Академии и Карлова университета. Это были независимо мыслящие лица, в общей сложности несколько десятков ученых, которые стали интеллектуальной опорой для подготовки реформ. Задача исследовательских коллективов заключалась в выработке теоретического обоснования назревших перемен и конкретных шагов в политике и экономике, разумеется, в рамках действующей системы. Их влияние на общественно-политическую атмосферу и, в свою очередь, на государственную и политическую власть уже с момента создания было сильным. На работе новых структур отражалась атмосфера 1960-х гг., в частности, вера в быстрый и коренной поворот дел к лучшему. Удивительно, что до последнего времени работа указанных групп не привлекала внимания ученых: лишь совсем недавно к ней обратились сотрудники Института современной истории, которые почти одновременно с научным исследованием опубликовали также сборник документов[9 - Подробнее см.: Hoppe J., Skodova M., Suk J., Caccamo F. O novy ceskoslovensky model socialismu. Ctyri interdisciplinarni vedecke tymy pri CSAV a UK V 60. letech // Sesity Ustavu pro soudobe dejiny AV CR, 49, 2015; Hoppe J., Skodova M., Suk J., Caccamo F. (eds.) O novy ceskoslovensky model socialismu. Edice dokumentu ke ctyrem interdisciplinarnim vedeckym tymum pri CSAV a UK v 60. letech // Sesity Ustavu pro soudobe dejiny AV CR. 2016. 50.].
Для исследования социальных последствий научно-технической революции и ее влияния на развитие личности была создана междисциплинарная группа, которую возглавил Радован Рихта (Философский институт ЧСАН)[10 - Рихта Радован (1924–1983) – философ, социолог; автор терминов «технологическая эволюция» и «социализм с человеческим лицом»; активно исследовал проблемы научно-технической революции и связанной с ней теории о вытеснении физического труда умственной деятельностью.]. Главным итогом работы авторского коллектива – философов, экономистов, социологов, – насчитывавшего в общей сложности более 60 человек, стал фундаментальный труд «Цивилизация на перепутье» (Civilizace na rozcesti), в котором рассматривались «общественные и человеческие взаимосвязи научно-технической революции»[11 - Radovan Richta a kolektiv. Civilizace na rozcesti. Spolеcenske a lidske souvislosti vedeckotechnicke revoluce. Praha: Svoboda, 1966. Работа трижды переиздавалась, позднее была переведена на 11 языков и быстро получила международную известность, в том числе и в демократическом мире. Выдержала несколько изданий в странах советского блока.]. Важным вкладом в изучение проблемы стали работы самого руководителя группы Рихты, издавшего к тому времени ряд статей. В 1964 г. он вернулся к активной научной работе после длительного лечения в санатории Добржиш[12 - В годы Второй мировой войны Рихта, входивший в антифашистскую группу «Авангард», был арестован гестапо и после пребывания в тюрьме Панкрац переведен в концлагерь в Терезине, где заболел тяжелой формой туберкулеза легких. После недолгой ремиссии болезнь вернулась, и с 1958 г. Рихта систематически проходил курс лечения (AAV CR, f. Vedecke kolegium filosofie a sociologie 1962–1970, k.3, sign. 022. Zivotopis Radovana Richty (1968. S. 1)).].
На основе предложенной Рихтой методологии авторы труда подвергли критическому анализу взгляды Маркса на капитализм и индустриальную цивилизацию, изложенные им в 1858 г. в работе «Основные черты критики политической экономии» (Grundrisse der Kritik der politischen Oekonomie)[13 - Marx K. Rukopisy «Grundrisse». Ekonomicke rukopisy z let 1857–1859, I–III. Praha: Svoboda 1971–1977. На русском яз. известна как «Экономические рукописи 1857–1859 годов». (Прим. редколлегии).]. Но ознакомление с работой показывает, что ее авторы опирались и на новейшие достижения мировой науки. Рихта был убежден, что современная индустриальная цивилизация находится в поворотной точке, для которой характерно не только изменение в производственных отношениях, но и структурные изменения в человеке как производительной силе, включая и негативы, которые эти изменения приносят. Собственно, авторы представили экономический, технологический и социологический прогноз дальнейшего развития мира, отразивший переход тогдашнего индустриального общества к новому типу общества, которое мы сейчас называем «информационным». Гуманистические идеалы, которые должны были стать основой означенного перехода, становились фундаментом идеи «социализма с человеческим лицом».
Рихта и его единомышленники полагали, что следовало воспользоваться тем позитивом, что несла в себе научно-техническая революция, и помочь Чехословакии, а может быть и всему миру социализма, перейти из «развитого» социализма в коммунизм. Идеализм? Трудно сейчас ответить определенно, но монография Рихты и его команды, безусловно, заслуживает внимательного изучения с позиций сегодняшнего дня. Тогда можно будет ответить на вопрос, выдержала ли она, и в какой мере, испытание временем.
Коллектив, изучавший проблемы демократии и политической системы нашего общества, возглавил Зденек Млынарж (Институт государства и права ЧСАН)[14 - Млынарж Зденек (1930–1997) – юрист по образованию; в 1950–1955 гг. – студент юридического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, затем сотрудник Института государства и права ЧСАН. Член КПЧ с 1946 г. Один из подписантов так называемых Московских протоколов. В ноябре 1968 г. добровольно ушел со всех постов, в 1970 г. исключен из КПЧ. Соавтор текста Хартии-77; в 1977 г. эмигрировал в Австрию; за рубежом занимался политологическими исследованиями, участвовал в издательской деятельности (журнал «Listy»). После ноября 1989 г. вернулся на родину, сотрудничал с левыми силами, как почетный председатель возглавил партию Левый блок. Из-за невостребованности идей демократического социализма в Чехословакии вновь выехал в Австрию.]. В начале «Пражской весны» он был избран секретарем ЦК КПЧ и стал одним из лидеров реформаторов. В работе его исследовательского коллектива принимали участие, помимо прочих, юрист Петр Питгарт и социолог Любомир Брокл.
Коллектив по исследованию вертикальной социальной дифференциации возглавлял социолог Павел Махонин (Институт социально-политических наук Карлова университета в Праге)[15 - Махонин Павел (1927–2008) – социолог; автор концепции социальной стратификации чешского общества. Самое известное произведение Махонина-социолога – монография «Чехословацкое общество. Социологический анализ социальной стратификации» (Ceskoslovenska spolecnost. Sociologicka analyza socialni stratifikace. Praha, 1969).]. Он внес заметный вклад в возрождение в стране социологии спустя двадцать лет после ее «отмены» в феврале 1948 г. как «буржуазной лженауки».
Ота Шик, занимавший с 1961 г. пост директора Экономического института ЧСАН[16 - Шик Ота (1919–2004) – экономист, политик, вице-премьер ЧССР в 1968 г. Автор экономической программы чехословацких реформ в духе рыночного социализма, идеолог социалистического «третьего пути» и модели гуманной «экономической демократии».], был по предложению Дубчека в апреле 1968 г. назначен вице-премьером и координатором экономических реформ. Сосредоточил вокруг себя коллектив экономистов – сторонников преобразований, который готовил экономическую реформу. Научная дискуссия о реформах, естественно, замыкалась определенными идеологическими границами. В рамках этого дискурса была создана исследовательская группа по теоретическим проблемам планового управления народным хозяйством, которую возглавил Карел Коуба (Экономический институт ЧСАН).
Межотраслевому коллективу во главе с Млынаржом, занимавшемуся проблемами развития политической системы, хотя и созданному в последнюю очередь, тем не менее предстояла первостепенной важности, весьма трудная и требовавшая большой осмотрительности задача – подготовить теоретические основы для комплексной реформы существующей модели социализма. Наибольшее внимание уделялось вопросу о взаимоотношениях власти и общества, применению постулата о ведущей роли компартии, т. е. модернизации системы социалистической диктатуры, основанной на монополии власти КПЧ. Размышления на этот счет представляли собой нечто абсолютно новое, что раздражало тогдашнее закоснелое руководство КПСС и «своих», национальных консерваторов. Исследователям предстояло смоделировать альтернативную модель будущего чехословацкого общества.
Работа коллектива явилась масштабной попыткой обосновать изменения системы и стимулировать решительные реформы, готовившие «Пражскую весну». Итоги труда, однако, не были подведены в обобщающем труде или материалах, как это произошло в команде Рихты.
Зримым стимулом для развития процесса демократизации стала Программа действий КПЧ, принятая на заседании ЦК КПЧ 5 апреля 1968 г.[17 - Akcni program Komunisticke strany Ceskoslovenska priaty na plenarnim zasedani UV KSC dne 5. dubna 1968. Praha, 1968 // Rok sedesaty osmy v usnesenich a dokumentech UV KSC. Praha, 1969. S. 103–146.] Отправной точкой для нее стал текст, над которым с 1967 г. работала партийная комиссия под руководством Млынаржа. Первоочередным в документе стало требование свободы печати. Ведущую роль партии программа трактовала как служение обществу, а не как власть над ним. Но при этом оговаривалось, что указанные перемены будут осуществляться под руководством КПЧ. Программу действий предполагалось включить в партийный устав. В то же время, однако, радикализировавшееся быстрыми темпами общество требовало ускоренного проведения реформ. Важным начинанием на пути к демократизации явились приостановка цензуры в феврале 1968 г. и ее полная отмена 4 марта, первая подобная мера в чешской и чехословацкой истории. 27 июня 1968 г., на следующий день после вступления в силу закона об отмене цензуры, в общенациональных еже дневных газетах был опубликован манифест «Две тысячи слов» (Dva tisice slov), автором которого являлся Людвик Вацулик[18 - Vaculik L. Dva tisice slov, ktere patri delnikum, zemedelcum, urednikum, umelcum a vsem // Mlada frоnta. 27. VII. 1968. S. 1.]. Документ возник по инициативе сотрудников ЧСАН. Он представлял собой призыв к активизации чехословацкой общественности против нарастающего давления советского руководства, настроенного резко негативно по отношению к любым изменениям советской модели социализма.
Новый вектор более радикальных перемен, затрагивавших, в частности, и политическую власть, был отражен в манифесте «Накануне принятия решения. О новой чехословацкой модели социализма» (Pred rozhodnutim. O novy ceskoslovensky model socialismu), разработанном коллективом Радована Рихты (опубликован в «Rude pravo» 10–12 июля 1968 г.). Открыто и ясно в нем прозвучало требование, чтобы «каждый гражданин социалистической страны действительно обладал не меньшей и не одинаковой, а именно большей мерой свободы слова и выражения общественного мнения, собраний, союзов, передвижения и перемещения, нежели та, что предоставляло буржуазное общество»[19 - Pred rozhodnutim. O novy ceskoslovensky model socialismu // Hoppe J., Skodova M., Suk J., Caccamo F. (eds.). O novy ceskoslovensky model socialismu. Edice dokumentu. S. 107.]. На этой основе должна была формироваться новая модель социализма, отражавшая рефлексию и эволюционные перемены с целью преодоления очевидных недостатков и ошибок прошлого, прежде всего преступных 1950-х гг., и переход от действующей модели социализма советского типа к новому, динамичному, демократическому социализму. Помимо демократизации он должен был еще выдержать конкуренцию с рыночной экономикой развитых промышленных стран Запада. Что касается вопросов осуществления власти, то в манифесте было много общего с «Двумя тысячами слов» Людвика Вацулика. Для советского лидера Л. И. Брежнева оба эти документа были, без преувеличения, бельмом на глазу. Не все активные участники «Пражской весны», включая даже радикальных реформаторов, группировавшихся вокруг пражского горкома КПЧ, оказались способными перешагнуть, хотя бы частично, через свои старые представления о монополии власти КПЧ. Они, однако, оказались в меньшинстве и поэтому возлагали свои надежды на форсированное проведение чрезвычайного XIV съезда партии.
Его подготовка проходила в атмосфере эйфории, вызванной «Пражской весной». Требование созыва партийного форума впервые, еще в начале процесса обновления, сформулировали радикальные реформаторы, которых объединил вокруг себя столичный городской комитет КПЧ. Секретари областных и районных комитетов партии сначала были по преимуществу против. Выборы делегатов чрезвычайного XIV съезда КПЧ проходили на партийных конференциях в течение весны 1968 г. Съезд был назначен на 9 сентября. 21 августа 1968 г., в день, когда Чехословакия была оккупирована армиями стран Варшавского договора, в Праге, в партийной гостинице собрались 50 делегатов съезда и приняли решение созвать 22 августа совещание всех делегатов. Съезд проходил нелегально, втайне от войск оккупантов, в столовой завода ЧКД в пражском районе Высочаны (на востоке столицы). Совещание было открыто в 11 часов 18 минут в присутствии примерно тысячи делегатов, что составляло? их общего числа. К началу работы смогли приехать только 5 делегатов от Словакии. Впоследствии совещание было превращено в чрезвычайный съезд КПЧ. Поскольку первый секретарь партии Александр Дубчек вместе с другими своими соратниками был вывезен в Советский Союз, руководил работой чрезвычайного съезда профессор-экономист Венек Шилган, на которого возложили обязанности первого секретаря ЦК КПЧ. Резолюция съезда категорически опровергла утверждение о существовании контрреволюции и угрозы социализму в Чехословакии. Основным требованием стал немедленный вывод иностранных войск. Съезд призвал коммунистические партии всего мира поддержать три требования – немедленное освобождение всех арестованных чехословацких представителей и обеспечение их беспрепятственной деятельности; немедленное восстановление всех гражданских прав и свобод; вывод с территории Чехословакии всех оккупационных армий. Был избран Центральный комитет (144 члена), причем предусматривалось его дополнение словацкими товарищами. В заключительной резолюции съезда его работа была провозглашена непрерывной. Первое заседание съезда было закончено в 21 час 15 минут, но политическая обстановка в стране не позволила съезду продолжить свою работу. В заседании и выборах не участвовали 1219 из 1543 избранных делегатов, притом из Словакии добраться в Прагу смогли в общей сложности 50 делегатов, т. е. меньше одной пятой части.
* * *
Надеждам интеллектуалов «Пражской весны» не суждено было сбыться.
«Весну» сменила долгая «зима», которая закончилась лишь через два десятка лет полным крахом реального социализма, но не крахом идей, протагонистами которых они являлись. Эхо «Пражской весны» звучит и в наши дни, и ныне, когда мы снова испытываем трудности, оказавшись перед глобальными проблемами цивилизации, думается, есть резон оглянуться назад, переосмыслить идейный и теоретический багаж «Пражской весны», чтобы двигаться вперед.
Тимур Агабаевич Джалилов
Бремя сверхдержавы, или фактор экономической помощи в советской политике на чехословацком направлении
1962–1969 гг.[20 - Статья подготовлена при финансовой поддержке РНФ. Грант № 17-18-01728 «„Мировая система социализма“ и глобальная экономика в середине 1950-х – середине 1970-х годов: эволюция теории и практики экономического и технологического лидерства СССР».]
Изучение различных аспектов советской экономической помощи ЧССР в 1960-е – первой половине 1970-х гг. в последние десятилетия практически выпало из поля зрения историков-богемистов. Тема казалась излишне политизированной и вызывала настороженность в профессиональном сообществе (подобная точка зрения до недавнего времени разделялась и автором данной статьи). Показательно, что, когда в 2010 г. вышел в свет подготовленный коллективом Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ) сборник документов «Чехословацкий кризис 1967–1969 гг. в документах ЦК КПСС», который в целом был оценен весьма положительно, некоторые чешские коллеги не преминули заметить «излишнее количество опубликованных материалов об экономической помощи СССР Чехословакии»[21 - Vondrova J. Mezinarodni souvislosti ceskoslovenske krize 1967–1970. Dokumenty UV KSSS 1966–1969. Praha; Brno, 2011. S. 10.]. Казалось, определение объема (сразу скажем, весьма значительного) советской экономической помощи, оказанной ЧССР в период нормализации, до некоторой степени служит оправданием акции августа 1968 г. (что, конечно, не так). Однако колоссальный пласт документов «о советской помощи» в рассматриваемый период (одних только постановлений Политбюро ЦК КПСС «за» насчитывается 180) говорит о том, что эта тема нуждается в научном осмыслении.
Как справедливо заметил активный участник событий 1968 г. З. Млынарж: «Политический успех „Пражской весны“ был обусловлен именно тем, что движение общества „снизу“ и движение в партии „сверху“ встретились и в значительной степени объединились. А это было бы невозможно без многолетнего воздействия реформаторского коммунизма внутри правящих диктаторских структур… Когда о временах Новотного говорят, как о сплошном царстве мрачного сталинизма, в которое в январе 1968 года ворвался светлый луч дубчековской реформаторской политики, то истинная картина 60-х годов в Чехословакии значительно искажается»[22 - Млынарж З. Мороз ударил из Кремля. М., 1992. С. 68–69.]. Изменения в восприятии чехословацким обществом коммунистического режима начали происходить задолго до событий «Пражской весны». Для «Старой площади» процессы, происходившие в ЧССР, вовсе не были секретом, так же как не могла стать неожиданностью и сама «Пражская весна»[23 - Подробнее см.: Джалилов Т. А. Канун «Пражской весны» глазами советских дипломатов // Москва и Восточная Европа. Непростые 60-е… Экономика, политика, культура / отв. ред. Т. В. Волокитина. М., 2013. С. 331–355.]. Начиная с 1965 г. словосочетание «кризисные явления» все чаще и чаще используется в материалах ЦК КПСС для характеристики ситуации в Чехословакии. К середине 1967 г. в ЦК КПСС складывается абсолютно четкое понимание того, что ЧССР стоит на пороге серьезного кризиса. В качестве подтверждения данного тезиса можно сослаться на важный, но далеко не единственный в этом роде документ – политическое письмо советского посольства в Праге за II квартал 1967 г. от 20 июля 1967 г. под названием «О некоторых проблемах проведения культурной политики Коммунистической партии Чехословакии». О позиции чехословацких интеллектуалов авторы политписьма говорят следующим образом: «Если прежде элементы, враждебные партии и социалистическому строю, позволяли себе выступать по отдельным вопросам… то теперь мы имеем дело с острым проявлением классовой борьбы против правящей Коммунистической партии. Есть основания полагать, что это не случайный выход отдельной группы… а продукт с большим расчетом подготовленной атаки»[24 - РГАНИ. Ф. 5. Оп. 59. Д. 295. Л. 134.]. «В сложной политической обстановке устранения последствий культа личности и преодоления экономических трудностей, – информировало посольство ЦК КПСС, – …партии не удалось успешно претворить в жизнь свои решения по идеологическим вопросам. У части партийных и государственных кадров стали наблюдаться проявления растерянности и либерализма… Руководство ЦК КПЧ видело, что аппарат Центрального Комитета не обеспечивает организационного проведения идеологической линии… процессы, вызывающие беспокойство партии, развивались в идеологической жизни страны уже многие годы, а нездоровые явления приобретали хронический характер…»[25 - Там же. Оп. 49. Д. 673. Л. 138.] Виновный в сложившейся ситуации в ЧССР авторами документа прямо не назывался, однако вывод напрашивался сам собой: речь шла о первом лице в КПЧ – Антонине Новотном.
Посольство было отнюдь не единственным источником информации для советского партийного руководства. В аппарат ЦК КПСС (бывший на тот момент средоточием властных функций в СССР) стекались сведения, собираемые советскими людьми, занимавшими разные посты при представительствах советских учреждений, центральных газет и журналов, международных организаций и учреждений. Отчеты о пребывании за границей, о встречах с чехословацкими гражданами регулярно писали советские деятели науки и культуры; круг источников пополняла информация чехословацких общественных и политических деятелей, напрямую обращавшихся в ЦК КПСС, и дипломатов соцстран, информировавших сотрудников Отдела ЦК по тем или иным вопросам, и т. д. При этом речь идет не только о документах, направлявшихся в ЦК в силу служебных обязанностей (политических отчетах посольства, служебных записок дипломатов и чиновников различных ведомств, записей протокольных бесед и т. п.). Многие, как советские, так и чехословацкие, граждане считали своим долгом «в неофициальном порядке» проинформировать «Старую площадь» по тем или иным вопросам, поделиться своими соображениями. Важно отметить, что «визави ЦК КПСС» были люди, придерживавшиеся различных политических взглядов: от будущих реформаторов А. Дубчека, Ч. Цисаржа, О. Шика до их непримиримых противников – В. Биляка и Й. Ленарта. Точка зрения, согласно которой Москва слышала исключительно голос «консерваторов-сталинистов» и формировала свою позицию под воздействием их взглядов применительно к периоду, предшествующему «Пражской весне», в корне неверна. К тому же ставшие в будущем ключевыми фигурами «нормализации» В. Биляк, Г. Гусак до «Пражской весны» по многим вопросам выступали с позиций, близких к реформаторам[26 - Подробный анализ этих материалов см.: Джалилов Т. А. К вопросу о влиянии советского фактора на чехословацкие события 1964–1967 годов // Новая и новейшая история. 2012. № 6. С. 52–64.].
Если информированность ЦК КПСС о событиях в Чехословакии на сегодняшний день не вызывает сомнений, то определить реакцию «инстанции» (как называли ЦК) на поступавшую информацию весьма непросто. На большинстве документов мы видим характерную резолюцию: «Материал информационный. Использован в работе отдела…» Никаких постановлений Политбюро или секретариата ЦК КПСС, принятых на основании материалов о кризисной ситуации в ЧССР, обнаружить не удалось. Словно некая непроницаемая стена отделяла различные «этажи» ЦК КПСС – аппарат от высшего политического руководства.
И все же, как нам представляется, считать, что Политбюро никак не реагировало на поступающую информацию о нарастающем кризисе в ЧССР, неверно. Однако, судя по всему, реакцию высшего советского политического органа на происходившее в Праге надо искать в иной плоскости. Прибегнув к количественному анализу, мы увидим, что из общего числа постановлений Политбюро за 1964–1967 гг., в той или иной степени касающихся Чехословакии, более двух третей посвящено оказанию экономической помощи (причем из года в год число подобных решений возрастало). В некоторых случаях взаимосвязь политики и экономики поражает. Так было, например, в 1964 г., когда Новотный проявил колебания в оценке итогов октябрьского пленума ЦК КПСС. 16 октября 1964 г. советский посол в Праге проинформировал первого секретаря ЦК КПЧ об отставке Н. С. Хрущёва, а спустя несколько дней, 21 октября, Новотный получил письмо от Л. И. Брежнева и А. Н. Косыгина: Президиум ЦК КПСС и правительство СССР удовлетворяли просьбу чехословацких друзей, согласившись увеличить поставку зерна в ЧССР в 1965 г. на 350 тыс. тонн[27 - РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 876. Л. 1.]. Очевидно, щедрость новых советских лидеров должна была помочь чехословацким товарищам «правильно» воспринять произошедшие перемены в руководстве СССР. По нашему мнению, практически за каждым постановлением Политбюро об оказании экономической помощи Чехословакии, принятом в рассматриваемый период, можно увидеть «политическую мотивацию», что не удивительно: вопросы дальнейшего экономического развития становились важнейшим фактором, определявшим динамику политического процесса в ЧССР.
В сравнении с соседними странами Чехословакия в результате Второй мировой войны понесла значительно меньший урон, а ее ориентированная на экспорт экономика компенсировала потерю западноевропейских рынков сбыта открывшимися рынками Советского Союза и стран «социалистического лагеря», нуждавшихся в поставках промышленных товаров из ЧССР в ходе послевоенного восстановления экономики. В результате 1950-е гг. стали «золотым веком» чехословацкого социализма. Неуклонный рост экономических показателей обеспечивал подъем жизненного уровня населения[28 - PruchaV. Hospodarske a socialni dejiny Ceskoslovenska v letech 1918–1992 (2. dil). Praha, 2009.]. По данным советского посольства в Праге (а эти данные подтверждаются и выводами современных чешских ученых), личное потребление населения увеличилось в 1953–1957 гг. на 40 %, а фонд заработной платы в 1956–1957 гг. – на 12 млрд крон. Экономические успехи дали возможность чехословацкому партийному руководству купировать воздействие на общество разоблачения культа личности Сталина на XX съезде КПСС и фактически снять с повестки дня процесс реабилитации. В беседах с советскими ответственными работниками чехословацкие товарищи кичились своими успехами и посмеивались над польскими и венгерскими коммунистами, испытывавшими серьезные проблемы.
Однако с началом 1960-х гг. ситуация резко изменилась. На внешних рынках чехословацкая промышленность столкнулась с нарастающей конкуренцией со стороны преодолевших трудный послевоенный период стран. Опережающий рост жизненного уровня населения создал дисбаланс в финансовом секторе, а экстенсивные методы плановой экономики больше не давали результата: все новые и новые вложения в основные фонды не приносили должной отдачи[29 - Suk J. Verejne zachodky ze zlata: konfikt mezi komunistickymu topismem a ekonomickou racionalitouv pred srpnovem Ceskoslovensku. Praha, 2016.]. Третья чехословацкая пятилетка (1961–1965 гг.) оказалась, по сути, провальной – ЦК КПЧ пришлось пойти на пересмотр принятого плана развития экономики.
Советское руководство все чаще и чаще получало сигналы из Праги о нарастающих трудностях в народном хозяйстве ЧССР, преодолеть которые, по словам «чехословацких друзей», без помощи Советского Союза было невозможно. 13 января 1964 г. первый секретарь посольства СССР в ЧССР Ф. М. Метельский сообщал о состоявшейся у него беседе с заместителем председателя Госплана ЧССР В. Винклареком. «В ходе беседы, – докладывал Метельский, – тов. Винкларек заявил, что положение в экономике ЧССР остается очень сложным. Поверьте мне, – заявил он, – я уже около 15 лет работаю в Гос плане и хорошо разбираюсь в этих вопросах, и я пока не вижу возможности оздоровления экономики… Единственная возможность нормализации в развитии чехословацкой экономики – это помощь СССР… В период заключительных бесед по плану и содержанию памятной записки по результатам переговоров Госпланов ЧССР и СССР 15 января советский представитель тов. Бачурин попросил, чтобы работники Госплана ЧССР более реально проанализировали свои потребности и, может быть, снизили некоторые свои просьбы к СССР, так как в ходе переговоров выяснилось, что их удовлетворение в первоначальном объеме или очень трудно или невозможно для советской стороны. Иными словами, нужно сузить концы ножниц между вашими просьбами и нашими предложениями, – сказал он. На это Винкларек в шутку заметил: где сузить? Здесь? И показал на свое горло»[30 - РГАНИ. Ф. 5. Оп. 49. Д. 674. Л. 7, 9.].
Значительные надежды чехословацкие политики возлагали не только на поставки из СССР, но и на объявленную январским пленумом ЦК КПЧ (27–29 января 1965 г.) экономическую реформу. Суть ее состояла в предоставлении большей самостоятельности предприятиям, стимулировании экономической заинтересованности хозяйствующих субъектов, создании реалистичной системы ценообразования и т. п. Трудно не заметить определенного сходства чехословацкой экономической реформы со стартовавшими в сентябре – октябре 1965 г. в СССР «косыгинскими» реформами[31 - Старт реформам был дан на сентябрьском (1965 г.) пленуме ЦК КПСС, принявшем постановление «Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства» (Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. Т. 5. М., 1968. С. 640–645).]. Возможно, именно в силу этого обстоятельства советское руководство на первом этапе встретило начинания чехословацких товарищей вполне благосклонно. Посольство СССР в Праге, хорошо умевшее улавливать настроение Москвы, в «Информации об итогах январского пленума ЦК КПЧ» от 16 февраля 1965 г. сообщало: «Решения январского пленума ЦК КПЧ кладут начало важным, принципиальным изменениям в системе руководства экономикой страны. Чехословацкие друзья рассматривают осуществление намеченных мероприятий как введение, в сущности, по определению тов. Новотного, новой системы управления экономикой. В решениях январского пленума ЦК КПЧ определены лишь главные направления этой перестройки. Она представляет значительный интерес. В связи с этим посольство полагает целесообразным… внимательно изучать его»[32 - РГАНИ. Ф. 5. Оп. 49. Д. 917. Л. 168.]. Посольство предлагало направить в ЧССР специалистов, как по партийной, так и по хозяйственной линии, для изучения чехословацкого опыта.
Проблема заключалась в том, что в самом руководстве ЧССР вовсе не было единства в отношении дальнейших перспектив начатой реформы. Реформаторское крыло теоретиков-экономистов (его олицетворял в первую очередь О. Шик – на тот момент директор Института экономики ЧАН, член ЦК КПЧ с 1962 г.) в решениях январского пленума видело лишь первый шаг, за которым в ближайшее время должны были последовать новые меры, усиливающие рыночные механизмы, и в конечном счете всесторонняя либерализация не только народного хозяйства, но всей социально-политической системы. Политикам этого толка ЧССР виделась частью мировой глобальной экономики, СССР же отводилась «всего лишь» роль хотя и важного, но далеко не единственного партнера.
Иной точки зрения придерживались не только консерваторы (будущие «столпы нормализации», такие как В. Биляк, Й. Ленарт), но и центристы, а именно экономисты-практики, группировавшиеся в значительной мере вокруг Госплана ЧССР (председатель – О. Черник) и экономического отдела ЦК КПЧ[33 - Подлинная палитра мнений чехословацких экономистов и политиков была намного более разнообразной, однако мы рисуем картину, каковой она представлялась советскому руководству, на основании материалов, поступавших из ЧССР в ЦК КПСС.]. Позицию этой части политической элиты изложил 7 февраля 1966 г. в беседе с Метельским заведующий экономическим отделом ЦК КПЧ Б. Шимон: «При определении мер преодоления имеющихся трудностей ряд экономистов, – сообщал чехословацкий функционер, – предлагали более широкий выход на капиталистический рынок с целью включения в международное капиталистическое разделение труда и преодоление на этой основе автакратичности[34 - Так в тексте. Следует читать: автаркичности. (Прим. редколлегии).] производства и нехватки многих видов сырья и продовольствия. ЦК КПЧ не может согласиться с этими предложениями, прежде всего, по политическим соображениям… С другой стороны, мы имеем неограниченный мировой социалистический рынок. Здесь у нас общие цели и идеология и неисчерпаемые источники развития. Правда, в СЭВе не все идет гладко. Многие вопросы экономического сотрудничества не решаются. Мы еще далеки от свободного движения товаров и рабочей силы на социалистическом рынке, чего уже добились в европейском экономическом сообществе»[35 - РГАНИ. Ф. 5. Оп. 49. Д. 860. Л. 102–103.]. «Нас пугает и не удовлетворяет тот факт, – говорил Метельскому 27 апреля 1965 г. начальник отдела перспективной координации планов со странами СЭВ А. Сук, – что советские друзья не дают нам ответа о перспективах развития, и ваши пожелания мы улавливаем в общих чертах. Требования вашей стороны очень расплывчаты, непонятны, что затрудняет нашу работу»[36 - Там же. Д. 917. Л. 227.]. Характерно, что запись беседы с Суком Метельский дополнил следующей справкой: «На основании беседы можно полагать, что т. Сук выражал в некоторых случаях свое личное мнение, а в других случаях – точку зрения определенной группы работников Госплана ЧССР. Однако неоднократное упоминание о том, что эти вопросы обсуждались на коллегии Госплана и изложены в записке ЦК КПЧ, свидетельствуют о том, что друзья придают большое значение поднятым в беседе вопросам»[37 - РГАНИ. Ф. 5. Оп. 49. Д. 917. Л. 227.].
Судя по всему, члены этой политической группы опасались, что слишком быстрое продвижение по пути экономических реформ приведет к нежелательным политическим изменениям, с одной стороны, и лишь усилит диспропорции в народном хозяйстве ЧССР – с другой. Улучшение ситуации они видели в дальнейшем развитии кооперации и разделении труда в рамках СЭВ и, конечно, в поставках из СССР. При этом не стеснялись прибегать к завуалированной форме шантажа: ЦК КПСС оказывался перед дилеммой – либо советское руководство усилит помощь ЧССР, создаст в формате СЭВ полноценно функционирующую экономическую систему, либо Прага будет вынуждена искать способы решения своих проблем, «интегрируясь в международное капиталистическое разделение труда», тем самым выходя из сферы влияния Москвы…
Пожелания чехословацкой стороны о необходимости более тесной интеграции социалистических стран через СЭВ в значительной мере совпадали с планами советского политического руководства. 6 июня 1962 г., выступая на заседании первых секретарей ЦК коммунистических и рабочих партий и глав правительств стран-участниц СЭВ, Хрущёв говорил: «…Жизнь настоятельно требует от нас действенных и безотлагательных решений. Дело обстоит теперь так: либо мы смело пойдем по пути дальнейшего сотрудничества и тем самым сделаем новый важный шаг в объединении своих хозяйственных усилий, либо столкнемся с серьезными трудностями, которые могут отрицательно сказаться на развитии мирового социализма»[38 - Там же. Ф. 52. Оп. 1. Д. 454. Л. 33.]. На указанном заседании и на состоявшейся год спустя, 25 июля 1963 г., аналогичной встрече Хрущёв предложил обширный комплекс мер по интеграции экономик социалистических стран. Основой хрущёвского замысла было создание единого наднационального планирующего органа (некоего Госплана СЭВ) и выработка общего плана экономического развития стран соцлагеря на длительный период.
Незадолго до своей отставки Хрущёв посетил с официальным визитом ЧССР. Возвращаясь из Праги, он 5 сентября 1964 г., на борту самолета Ил-18, обсудил (точнее, «поделился» своими мыслями) итоги визита с А. А. Громыко, Г. Т. Шуйским, Л. М. Замятиным, Ф. М. Бурлацким. В переработанном виде его рассуждения легли в основу записки в Политбюро ЦК КПСС «О некоторых вопросах экономического сотрудничества с Чехословакией». Документ свидетельствует, что, помимо множества частных вопросов (привлечение капиталовложений ЧССР в разработку советских месторождений цветных металлов, необходимых для чехословацкой промышленности; кооперация в развитии производства полуфабрикатов из химического сырья; привлечение капиталов ЧССР и ГДР для строительства в Советском Союзе электростанций с целью обеспечения энергией производства хлора как сырья для полихлорвинила и т. д.), поездка в ЧССР заставила Хрущёва снова обратиться к принципиально важной для него проблеме – интеграции экономик социалистических стран в рамках СЭВ. «Будучи в Чехословакии, – отмечал советский лидер, – мы имели ряд бесед с тов. Новотным и другими чехословацкими руководителями… Эти беседы укрепили меня во мнении, что в нашем сотрудничестве с Чехословакией и другими социалистическими странами нет достаточно четкой и целеустремленной политики. Вопросы экономических связей Советского Союза со странами народной демократии выступают сейчас как важный фактор в деле укрепления единства и сплоченности мировой системы социализма. Между тем в практике экономического сотрудничества сложилось такое положение, когда наши плановые и хозяйственные органы в этом вопросе поддаются самотеку. Они не проявляют собственной инициативы, не всегда критически относятся к предложениям тех или иных социалистических стран… Надо как следует заняться изучением этих вопросов с тем, чтобы разработать практические меры по осуществлению последовательного экономического сотрудничества с социалистическими странами»[39 - Там же. Д. 363. Л. 190.].
Насколько известно автору статьи, данная записка Хрущёва, вынесенная на заседание Президиума ЦК КПСС 10 сентября 1964 г., – хронологически первый документ, в котором, пусть и в несколько завуалированной форме, на столь высоком уровне говорится о том, что кооперацию стран «социалистического лагеря» в рамках СЭВ тормозят советские плановые и хозяйственные органы, а перед высшим политическим руководством СССР ставится задача преодолеть это сопротивление.
Октябрьский пленум ЦК КПСС 1964 г., определивший политическую судьбу Хрущёва, на некоторое время отложил принятие решений по дальнейшему развитию системы экономических отношений социалистических стран: новое советское руководство было вынуждено сосредоточить свое внимание на внутриполитической повестке. Однако, как показывают материалы состоявшейся 20 января 1966 г. в ЦК КПСС встречи нового первого секретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева с А. Новотным по вопросу об интеграции экономик стран «социалистического лагеря», позиция советской стороны не претерпела изменений. Брежнев сразу дал понять своему собеседнику, что если за последнее время (т. е. после октябрьского пленума 1964 г. – Т.Д.) «мы стали меньше шуметь по вопросам внешней политики, то это отнюдь не означает какого-либо ослабления нашей активности в этом плане». По словам советского лидера, методы наши изменились, но существо политики сохранилось. Сославшись на когда-то слышанную им шутку Брежнева о том, что сейчас СЭВ является не столько организацией взаимной помощи, сколько организацией помощи (т. е. помощи со стороны СССР), Новотный вновь поставил перед советскими партнерами вопрос о необходимости активизации деятельности Совета. В ответ Брежнев заметил, что тоже видит недостатки в работе СЭВ и далек от того, чтобы испытывать полное удовлетворение его деятельностью. В критическом ключе советский лидер изложил обычную практику обращения представителей стран-членов с просьбой оказать помощь поставками тех или иных товаров, сырья или оборудования, чтобы ликвидировать прорыв на каком-то остром участке. «Одним мы успеваем дать, другим даже ничего не остается. Одни уезжают довольные, другие – обижаются. Это может быть и можно считать естественным ходом событий, но не по такой линии должна развиваться работа СЭВа», – заключил Брежнев. Он подчеркнул, что еще не успел по-настоящему разобраться в основных причинах существующих недостатков и в том, каковы должны быть пути их устранения. Первый секретарь Президиума ЦК КПСС признавался Новотному в том, что еще точно не знает, как поставить эту работу на правильные рельсы, однако, по его глубокому убеждению, для этого есть немалые возможности. Брежнев заверил своего чехословацкого коллегу, что в скором времени вынесет вопросы, связанные с работой СЭВ, на рассмотрение Президиума ЦК КПСС и предстоящего XXIII съезда КПСС[40 - На XXIII съезде КПСС (29 марта – 8 апреля 1966 г.) вопросы экономической интеграции социалистических стран не оказались в центре внимания делегатов.].
Автор не располагает документальными подтверждениями, что именно в результате беседы Брежнева с Новотным в январе 1966 г. аппарату ЦК КПСС были даны поручения изучить существующие проблемы в работе СЭВ и представить свои предложения. Однако характерно, что уже 5 февраля 1966 г. на стол секретаря ЦК КПСС, курировавшего «социалистический лагерь», Ю. В. Андропова легла записка партийного комитета советской части секретариата СЭВ «О некоторых вопросах деятельности Совета Экономической Взаимопомощи». Авторы документа констатировали, что «в процессе сотрудничества выявились трудности, недостатки и нерешенные вопросы. В связи с этим представителями стран в СЭВ выражается неудовлетворенность результатами коллективного сотрудничества…»[41 - РГАНИ. Ф. 5. Оп. 49. Д. 887. Л. 10.]. Изложив недостатки в работе СЭВ, авторы записки просили «рассмотреть в Центральном Комитете… меры по дальнейшему улучшению экономического и научно-технического сотрудничества наших дружественных стран…»[42 - Там же. Л. 26.]. На полях напротив этой фразы имеется помета Андропова: «И где эти меры? Кто нас представляет? Разве это не задача парткомитета?» Документ явно привел в негодование секретаря ЦК КПСС. Поля испещрены пометами: «Конкретно что нужно делать?! Эти общие посылки всем известны», «Липа!» и т. п. Однако, несмотря на то, что авторы записки, по распоряжению Андропова, были вызваны на беседу в ЦК, по результатом которой составили новую записку в ЦК КПСС, конкретных предложений Андропов так и не получил, и уж тем более не удалось ему вывести работу СЭВ на новый уровень. Ответ на вопрос, почему практически всесильный Андропов оказался в данном случае бессилен, коренится в разногласиях, возникших еще в хрущёвский период.
Одним из основных препятствий на пути интеграции стран – членов СЭВ Хрущёв считал сложность сглаживания противоречий между национальными интересами каждой из стран и особенно расхождение в понимании задач экономической кооперации. В июле 1963 г., в период сильного обострения отношений с румынами, он писал: «Несогласия по отдельным вопросам или расхождения могут быть, потому что внутри совнархоза одной страны такие расхождения бывают, а между нами в этой важнейшей части нашей политической деятельности – экономической – (а это основа нашей социалистической идеологии), тут много форм, много возможностей, и много может быть разного понимания, разного подхода, не всегда другой раз мы можем учесть национальные особенности той или иной страны, и поэтому нельзя проявлять сразу нетерпение и форсировать эти разногласия и вводить их в политическую степень»[43 - Там же. Ф. 52. Оп. 1. Д. 457. Л. 40.]. Однако больше, чем «национальные особенности» социалистических стран, препятствующие экономической интеграции, Хрущёва беспокоила скрытая оппозиция советских отраслевых хозяйственных деятелей. Об этом он говорил в «узком кругу», пригласив 24 июля 1963 г., накануне совещания лидеров компартий, Л. И. Брежнева, Ю. В. Андропова, Г. Т. Шуйского, А. С. Шевченко и О. А. Трояновского. Хрущёв делился своими опасениями: «В другой раз до нашего слуха доходит, что выражается даже недовольство такими отношениями. Если говорить о нашей стране, то чаще всего нам предлагают такие товары… которым мы сами ищем сбыт или в социалистических странах, или на капиталистическом рынке. Поэтому это тоже создает для нас трудности… Нам другой раз предлагают товары одноименные, в которых мы не нуждаемся, или от нас просят те товары, которые мы сами покупаем за границей. Это, конечно, создает нам трудности… Я это говорю, товарищи, не потому, что не сказать этого – значит, нет этого вопроса. Он есть… Я думаю, что со мной согласятся товарищи, что в кооперировании, в какой бы степени оно ни было, больше всего заинтересованы другие социалистические страны между собой и с Советским Союзом, чем Советский Союз с другой страной. Я думаю, что это всем понятно, потому что у нас необъятные просторы, возможности сырья, емкость нашего рынка, и уровень науки и техники»[44 - Там же. Л. 45–46.]. Для Хрущёва, увлеченного в начале 1960-х гг. идеей кооперации в рамках СЭВ, задачи, стоявшие перед всем «социалистическим лагерем», во многом превалировали над внутриполитическими вопросами, он считал, «что только глубокое кооперирование может помочь другим социалистическим странам выровнять развитие своей экономики и идти в ногу к новым высотам в развитии экономики, техники и науки, как в целом всех социалистических стран, так и каждой отдельной страны, чтобы она была не ниже уровня других стран»[45 - Там же. Л. 46.].
Судя по всему, Хрущёв считал, что даже если на определенном временном отрезке СССР придется пожертвовать своими интересами, в дальнейшем кооперация в рамках СЭВ придаст столь мощный импульс развитию экономик всех соцстран, что это положительным образом скажется и на Советском Союзе. Однако не все члены советского политического руководства разделяли эту точку зрения. Голос противников хрущёвского подхода стал звучать в аппарате ЦК КПСС более громко после его отставки. Подтверждение этому можно найти в докладе Института экономики мировой социалистической системы АН СССР под названием «О развитии и укреплении экономического сотрудничества социалистических стран и совершенствовании форм этого сотрудничества». Как указывалось в сопроводительной записке, «при подготовке доклада были использованы материалы и консультации работников отдела ЦК КПСС»[46 - РГАНИ. Ф. 5. Оп. 49. Д. 850. Л. 69.]. Судя по многим косвенным признакам, документ отражал позицию советского «экономического блока». Пересказывать изложенный на 92 страницах материал нет возможности, однако применительно к нашей теме важно отметить: авторы документа достаточно откровенно дают понять – дальнейшая интеграция в рамках СЭВ может негативно сказаться на советской экономике. По мнению составителей доклада, открытие внутреннего рынка СССР для стран народной демократии может подорвать целый ряд секторов советского народного хозяйства и снизить темпы его развития. С этой точки зрения оказывалось «выгоднее» оказывать экономическую помощь нуждающимся в ней партнерам, нежели углублять разделение труда в рамках СЭВ.
Очевидно, руководствуясь именно этими соображениями, советское руководство не торопилось пойти навстречу чехословацким товарищам, призывавшим наладить работу СЭВ. Вплоть до августа 1968 г. вопрос оставался в подвешенном состоянии. Ввод войск в ЧССР и последовавшая за этим «нормализация», с одной стороны, сняли с повестки дня тему чехословацкой экономической реформы в трактовке Шика, а с другой – потребовали от Москвы решительных действий по оздоровлению экономики ЧССР. В мае 1969 г. в Праге побывал председатель Госплана СССР Н. К. Байбаков. 15 октября 1969 г. он внес в ЦК КПСС предложения по вопросам двустороннего экономического сотрудничества, которые были утверждены постановлением Политбюро ЦК КПСС. С подачи Байбакова советское руководство одобрило оказание помощи Чехословакии «в развертывании прогрессивных видов производства», развитии атомной энергетики и производства вычислительной техники, налаживании передач цветного телевидения; был положительно решен вопрос о поставках некоторых валютных товаров, зерновых, энергетического угля, чугуна, картофеля, мяса, о предоставлении ссуды в свободно конвертируемой валюте или золоте и т. д.[47 - Чехословацкий кризис 1967–1969 гг. в документах ЦК КПСС. М., 2010. С. 601–611.] СССР вкладывал в чехословацкую экономику миллионы инвалютных рублей, однако ни единого слова о развитии интеграционных процессов в рамках СЭВ в записке Байбакова не содержится. Байбаков полностью игнорировал системные подходы в рамках концепции плановой социалистической экономики. Вместо этого предлагался набор командно-административных мер и «тушение пожара» в наиболее проблемных точках мощным потоком советских вложений. Имея в распоряжении колоссальные ресурсы советской экономики, «главный советский плановик», столкнувшись с кризисом, делает ставку не на настройку «планового инструментария» (в который, видимо, он уже не особенно верит), а на разовые вливания, на базе которых должно было начаться восстановление экономики.
Жизнь показала эффективность предложенных мер в краткосрочной перспективе: по данным чешских историков, пятилетка 1971–1975 гг. была одной из самых удачных за весь период строительства социализма в ЧССР, реальные доходы населения возросли на 28 %. Однако эти успехи достигались в значительной мере за счет потока советских инвестиций. Как только Советский Союз был вынужден сократить вложения в чехословацкую экономику, она начала испытывать серьезные затруднения.
Порочность подобного подхода была очевидна для советского политического руководства. Хрущёв высказался о таком методе «планирования» развития экономики социалистических стран в свойственной ему эмоциональной манере: «Другой раз то или иное социалистическое государство составляет план, а потом обращается к другому государству и просит: нельзя ли проконсультироваться у вас: мы план составили на 5-10 лет. И когда начинают консультироваться, то оказывается, что план составлен очень умный, хороший план и там большие возможности заложены, но для этого нужно процентов 20–40 добавить извне для реализации этого плана. Спрашивается, какой же это хороший план и что было заложено при составлении этого плана?..Все посмотрели бы и увидели, что тут не консультация нужна, а материальные средства? Куда это годится? Никуда не годится. Это такая игра, которая всем видна»[48 - РГАНИ. Ф. 52. Оп. 1. Д. 454. Л. 21.]. Судя по стенограммам переговоров с руководителями соцстран, Брежнев по данному вопросу был полностью солидарен с Хрущёвым. Парадокс заключался в том, что, несмотря на недвусмысленные высказывания первых лиц государства, советская бюрократическая машина, столкнувшись с необходимостью преодолеть последствия «Пражской весны», пошла проторенным путем «оказания братской помощи». Инерция советской бюрократии и многочисленные интересы советских хозяйственников оказывались весомее «благих пожеланий» политического руководства.
Ян Рыхлик
На пути к чехословацкой федерации
В конце 1967 г. чехословацкое общество ясно осознавало, что диктатура партийного лидера Антонина Новотного оказалась в глубоком кризисе. Однако если чешская сторона в первую очередь ощущала недемократический характер режима, то в Словакии болевой точкой являлся нерешенный словацкий вопрос. Осознание полной подчиненности Праге и, следовательно, неравноправного положения в государстве у большинства словаков было очень сильно. Не случайно именно словацкие члены ЦК КПЧ и его Президиума начали осенью 1967 г. под руководством первого секретаря ЦК КПС Александра Дубчека кампанию острой критики Новотного и, действуя вместе с чешскими коммунистами-реформаторами, в январе 1968 г. заставили его уйти с поста руководителя КПЧ. Новым партийным лидером стал Дубчек.
В проекте Программы действий КПЧ, датированном 26 февраля 1968 г., говорилось о двух этапах развития государства, причем на втором, в отдаленной перспективе, допускалось (как один из вариантов) создание чешско-словацкой федерации[49 - Vondrova, J., Navratil, J., Moravec J.: Komunisticka strana Ceskoslovenska. Pokus o reformu (rijen 1967 – kveten 1968). Prameny k dejinam ceskoslovenske krize 1967–1970, dil 9, sv. 1 (далее – PDCSK, 9/1). Praha; Brno, 1999. Dok. 14. S. 79–98; Dok. 15. S. 100; Jicinsky Zd. Vznik Ceske narodni rady v dobe Prazskeho jara a jeji pusobeni do podzimu 1969. Praha, 1990. S. 13.]. До тех пор пока ЦК КПС оставался в почти неизменном составе, как в период правления Новотного и позднее, когда руководство перешло в руки консерватора Василя Биляка, основным борцом за федерацию стал поначалу Словацкий национальный совет (СНС) или же его Президиум (ПСНС). Именно на заседании ПСНС 29 февраля была отклонена концепция унитарного государства. Вопрос о федерации Президиум рассматривал также 6 и 11 марта. Согласно предложениям специальных комиссий, решение государственно-правовых вопросов предполагалось осуществить в два этапа. Первый этап начинался 1 января 1969 г. Помимо СНС как законодательного органа, в Словакии учреждался и коллективный исполнительный орган – Совет уполномоченных (министров). Разделение компетенций между центральными и словацкими органами должен был закрепить особый Конституционный закон о положении Словакии, причем компетенции общегосударственных органов предстояло сформулировать исчерпывающим образом. Второй этап начинался только после XIV съезда КПЧ, с образованием федерации. Материал после обсуждения на Президиуме был утвержден постановлением № 38/1968, с которым заместитель председателя СНС Франтишек Барбирек должен был ознакомить пленум СНС и партийные органы[50 - SNA, f. PSNR, k. 160, c. F-416/68, zasedani PSNR 11.03.1968.]. Пленум Совета проходил в Братиславе 14–15 марта 1968 г. На нем был снят с должности председателя сторонник Новотного Милан Худик. Руководить Советом было поручено заместителю председателя Барбиреку. В результате обсуждения постановления ПСНС от 11 марта 1968 г. пленум признал единственной приемлемой для Словакии государственной формой федерацию, работать над подготовкой которой следовало начать безотлагательно. С этой целью были созданы соответствующие специальные комиссии[51 - Ibid. f. SNR, IV. volebni obdobi, 16 zasedani, 14–15.03.1968.].
Форму новой государственной модели обсуждали на заседании Президиума СНС и Президиума ЦК КПЧ 19 марта. Участники решили, что следует использовать все возможности несимметричной модели и что переход к федерации будет постепенным. Особенно важно было правильно сориентировать чешское общество[52 - Plevza V. Ceskoslovenska statnost'a slovenska otazka v politike KSC. Bratislava, 1971. S. 244.]. Требование федерации было включено в Программу действий КПЧ, одобренную Пленумом ЦК 5 апреля 1968 г.[53 - Zatkuliak J. Federalizacia ceskoslovenskeho statu 1968–1970. Vznik cesko-slovenskej federacie roku 1968. Praha; Brno, 1996. Dok. 4. S. 38.] Таким образом, определились ориентиры, необходимые для подготовки изменений в области государства и права. Одновременно начали подтверждаться опасения Праги, что в Словакии требование федерализации попадет «не в те руки» и будет использовано против демократизации. И действительно, докладывая 9 апреля в ЦК КПС об апрельском пленуме, Биляк полностью сосредоточился на проблеме федерализации и пренебрег вопросами демократизации. Проект Программы действий КПС должен был быть разработан самостоятельно. Во время обсуждения поэт Войтех Мигалик в числе первых поднял вопрос о конфедерации, потребовав ее одобрения к 50-летию образования Чехословакии (28 октября 1968 г.). Экономист Виктор Павленда настаивал на последовательной экономико-политической федерации. Он критиковал профессора Оту Шика за то, что тот настаивал на общегосударственной экономической интеграции. Против Павленды выступили другие члены ЦК КПС, знакомые с проблемами экономики: по их убеждению, предложение Павленды являлось нереальным с экономической точки зрения. В конце концов, ЦК КПС принял документ под названием «О взаимоотношениях чешского и словацкого народов в области организации государства и права», который требовал безотлагательно (до конца июня) разработать и принять Конституционный закон о симметричной организации государства, т. е. о федерации[54 - Kural V. Ceskoslovensko roku 1968. Obrodny proces. Praha, 1993. S. 76–77.]. Фактически в результате потеряли свое значение в этой части как постановление СНС, так и Программа действий КПЧ.
Конец марта 1968 г. ознаменовался мобилизацией гражданских сил в стране. Давление общественности и средств массовой информации постепенно принуждало к отстранению от власти скомпрометированных функционеров режима Новотного. Последнего 30 марта на посту президента сменил генерал Людвик Свобода. 8 апреля 1968 г. подало в отставку правительство Йозефа Ленарта, и в тот же день был сформирован кабинет Олдржиха Черника. В число вице-премьер-министров вошли Петер Цолотка и Густав Гусак – главные в Словакии протагонисты федерации. Новое правительство поддержало идею федерации в опубликованной 24 апреля программе. 3 мая 1968 г. Национальное собрание, руководимое реформатором Йозефом Смрковским, одобрило программное заявление, хотя незадолго до этого, 11 апреля, приняло решение отложить запланированные выборы и продолжало функционировать в старом составе.
Собственный проект федерации был разработан в Братиславе. Президиум СНС на своем заседании 10 апреля подготовил график работ «для обеспечения законодательных работ, вытекающих из Программы действий партии и постановления ПСНС № 38/1968». Окончательный проект должен был быть разработан до 5 мая[55 - SNA. F. PSNR. K. 162. Zasedani PSNR 10.04.1968.]. 16 апреля формально была создана новая специальная комиссия под руководством профессора Карола Лаца. Ее учредительное заседание прошло на следующий день, 17 апреля[56 - Plevza V. Ceskoslovenska statnost'. S. 251.]. Комиссия отказалась от двухэтапного плана и к концу апреля разработала единый план, который, независимо от позиции чешской стороны, предусматривал создание национальных органов – правительства и парламента – и в чешских землях. Над обоими правительствами и парламентами должны были стоять общие федеральные органы с ограниченными делегированными компетенциями.
6 мая состоялось заседание Комиссии ЦК КПС по подготовке федерации. Было предложено оперативно, до 20 июня, создать центральную комиссию на правительственном уровне для разработки проекта Конституционного закона о федерации. ЦК КПС исходил из того, что конкретный проект организации уже был подготовлен словацкой стороной в результате деятельности рабочей комиссии Президиума КПС, и поэтому целесообразно будет поставить чешских партнеров перед фактом[57 - Zatkuliak J. Federalizacia ceskoslovenskeho statu. Dok. 8. S. 57–72.]. 15 мая Густав Гусак в качестве вице-премьер-министра представил правительству проект создания Комитета по подготовке федерации. Комитет насчитывал 78 человек[58 - Pravda, 29.05.1968. Cр.: Plevza V. Ceskoslovenska statnost'. S. 259–261.]. Документ был подготовлен им еще в апреле и теперь получил одобрение. Комитет состоял из Конституционно-юридической комиссии для разработки Конституционного закона по подготовке федерации и Экономической комиссии. Председателем комитета 21 мая формально был назначен глава кабинета Олдржих Черник. Однако решающее значение имела Конституционно-юридическая комиссия. В ее состав входили председатель и 32 члена, из которых 15 представляли чешские земли, 15 – Словакию и 2 – Моравский край. Председательствовал Густав Гусак. Эта Комиссия и стала ареной главных столкновений по вопросу о федерации.
27 июня 1968 г. на 17-м заседании Словацкого национального совета Комиссия СНС под председательством Ондрея Клокоча приступила к обсуждению отчета Франтишека Барбирека о подготовке федерации. Над соответствующим проектом работали три специальные комиссии СНС (по вопросам государства и права, экономическая и отраслевая) при сотрудничестве с Комиссией по вопросам подготовки федерации при ЦК КПС под руководством Виктора Павленды[59 - SNA. F. SNR. IV. Volebni obdobi, 17 zasedani, 27.06.1968.].
Чешская сторона предлагала два противоречивших друг другу проекта федерации. Первый, разработанный Зденеком Йичинским и Иржи Гроспичем, предполагал так называемую закрытую, или узкую, федерацию с относительно широкими компетенциями федеральных органов и весьма ограниченным запретом майоризации[60 - Использование большинства голосов для отклонения предложений меньшинства. (Прим. редколлегии).]. Второй, автором которого был Иржи Богушак, – так называемую федерацию свободную[61 - Резюме всех предложений для председателя правительства Олдржиха Черник см.: АКV CSFR. Ustav soudobych dejin AV CR Praha. Sig. C I/54.].
Словацкая сторона отклонила оба предложения. Первое посчитала недостаточным, поскольку оно давало возможность чешскому большинству «задавить» словацких депутатов. Второе – не подходило по экономическим причинам, т. к. не позволяло осуществить планировавшееся выравнивание уровней экономического развития Словакии и чешских земель.
Президиум ЦК КПЧ обсуждал проекты от 10 июля на своем 87-м заседании 16 июля 1968 г.[62 - Не установлено, присутствовали ли на заседании члены Президиума ЦК КПС, как было запланировано.] Была учреждена дополнительно специальная комиссия (А. Дубчек, О. Черник, В. Биляк, Й. Смрковски, Ч. Цисарж, Г. Гусак, О. Клокоч), которая должна была обсудить проблемы с политической точки зрения и предложить Президиуму варианты решений. Экономическая и Конституционно-юридическая комиссии провели совместные заседания 16–19 июля[63 - Zatkuliak J. Federalizacia ceskoslovenskeho statu. Dok. 29. S. 218.]. Новый документ, который 22 июля отправили правительству для информации, констатировал, что, по сравнению с предыдущими обсуждениями, было достигнуто согласие в вопросах об ограничении запрета майоризации, учреждении должностей государственных советников в федеральных отраслях с исключительной компетенцией и принципом национальной пропорциональности в отношении количества сотрудников. Другие вопросы (например, способ выборов президента) остались в нескольких вариантах[64 - Zatkuliak J. Federalizacia ceskoslovenskeho statu. Dok. 30. S. 219–226.].
В свою очередь, 26 июля Президиум правительства обсудил вариант, разработанный на основе материалов от 10 июля. Предполагалось создание двухпалатного Федерального собрания – Палаты народа (примерно из 200 депутатов, избираемых пропорционально по всей стране) и Палаты национальностей (около 100 делегатов, избираемых прямыми выборами поровну от каждой из республик, или делегируемых в таком же количестве обоими национальными советами). Обе палаты имели статус равноправных с прерогативой обсуждать все федеральные законы. Президиум правительства отказался от механического применения принципа количественного равенства министров, однако согласился задействовать его в отношении поста государственного секретаря. Количество федеральных министерств предстояло определить дополнительно. Правительственной комиссии поручалось разработать окончательный проект в соответствии с этими принципами[65 - Ibid. Dok. 32. S. 228–229.].
Итоговый документ был готов 7 августа 1968 г. Он включал 22 параграфа. В большинстве случаев спорные пункты были вычеркнуты, причем, как следует из письма Йичинского и Богушака председателю правительства Чернику от 15 августа, такая участь постигла именно альтернативные предложения чешских юристов, в большинстве своем направленные на усиление правомочий федеральных органов[66 - Ibid. Dok. 34. S. 246–247.]. В части «С» чешской стороне была сделана значительная уступка в том, что в федеральном правительстве не должен был действовать принцип запрета майоризации (в предыдущем материале от 10 июля о нем также не упоминалось, но словаки первоначально требовали паритета министров, который впоследствии был заменен на «соразмерное представительство»). Основной принцип федерации формулировался в параграфе 5: «Чехословакия состоит из двух равноправных национальных государств – Чешской Социалистической Республики (ЧСР) и Словацкой Социалистической Республики (ССР). В общих интересах они доверяют часть своего суверенитета и вытекающие из него компетенции общему федеральному государству. Суверенитет национальных государств не прекращается и не погашается суверенитетом федерального государства. Суверенитет национальных государств и суверенитет федерального государства существуют и действуют параллельно друг другу»[67 - NACR. F. UV KSC. 02/1. Sv. 81, a. j. 126, c. j. P 4675. Cр.: Zatkuliak J. Federalizacia ceskoslovenskeho statu. Dok. 33. S. 231–232.]. Приведенный материал рассмотрел сначала Президиум ЦК КПС[68 - Plevza V. Ceskoslovenska statnost'. S. 326.], а затем Президиум ЦК КПЧ. Это произошло на 92-м заседании 13 августа 1968 г. В постановлении говорилось: «Президиум ЦК КПЧ поручает доработать внесенный проект согласно замечаниям Комитета по подготовке федерации и вынести на обсуждение Правительству и Чешскому Национальному Совету. Одновременно оформить принципы как политическую директиву для заседания внеочередного XIV съезда, еще перед публикацией обсудить директиву в Президиуме ЦК КПЧ – ответственный товарищ Гусак»[69 - NACR. F. UV KSC, 02/1, 92 zasedani prezidia Ustredniho vyboru (PUV) 13.08.1968.]. 14 августа проектом занимались правительство, Президиум ЦК Национального фронта, Комиссия по вопросам государства и права Чешского национального совета и Комитет по подготовке федерации[70 - Plevza V. Ceskoslovenska statnost'. S. 326; Pravda, 16.08.1968.]. За два дня до этого, 12 августа, материал обсуждал Президиум СНС[71 - SNA. F. PSNR. K. 171 – zasadanie predsednictva Slovenskej Narodnej rady 12.08.1968.]. Он одобрил его и для обсуждения всех вопросов созвал заседание Словацкого национального совета на 21 августа 1968 г.[72 - Ibid. K. 171 – priprava na 18. plenarne zasadanie Slovenskej Narodnej rady 21.08.1968.]
Существование «симметричной модели», как первоначально называлась федерация, обязательно требовало создания аналогичного СНС органа – Чешского национального совета. 24 августа 1968 г. проект Конституционного закона о подготовке федерализации ЧССР был включен в программу 23-го заседания парламента и после кратких обсуждений, касающихся положения Моравии, был одобрен без изменений[73 - AP CR. F. AFS, IV Volebni obdobi, vydani 185, AFS, TSNS, IV. vol. obd., 14 zasedani, 23 setkani, 24.06.1968.]. Конституционный закон № 77/1968 СЗ о подготовке федерации в первую очередь обновлял запрет майоризации, отмененный 20 лет тому назад – 16 апреля 1948 г.[74 - Конституционный закон № 74/1948 СЗ.] Это означало, что в будущем при принятии конституционных законов государственного и правового характера в сфере отношений между чехами и словаками делегаты от чешских земель должны были голосовать отдельно от посланцев Словакии и что для принятия закона требовалось квалифицированное большинство обеих частей палаты (§ 1). Выполнение задач, связанных с подготовкой федерации, возлагалось на национальные советы (§ 2). Количество членов ЧНС определялось Национальным собранием, которое избирало ЧНС из числа своих депутатов от чешских земель и выдающихся представителей чешского общества (§ 4). СНС также получил право пополнять свой состав выдающимися фигурами словацкой общественной жизни, которые не являлись депутатами СНС (§ 6). Выборы в ЧНС прошли 10 июля. Было избрано 150 депутатов, председателем ЧНС был на его первом заседании избран Честмир Цисарж[75 - Ibid, IV. vol. obd., 14 zasedani, 25 setkani, 10.7.1968. О выборах подробнее см.: Jicinsky Zd. Vznik Ceske narodni rady v dobe Prazskeho jara. S. 27–29.].
Успех федерации был немыслим без федерализации КПЧ. Это означало, что, с одной стороны, было необходимо преобразовать КПС в относительно самостоятельную партию, а с другой – создать партнера – Коммунистическую партию чешских земель (КПЧЗ).
