скачать книгу бесплатно
Вопрос о КПЧЗ обсуждался на заседании ЦК КПЧ 29 мая – 1 июня 1968 г. В принятом постановлении говорилось об учреждении чешских национальных органов (Чешского национального совета) и одобрялось «создание комиссии партийных органов в чешских землях для разработки принципов партийного строительства в условиях федеративного государства». Комиссия должна была включать представителей всех чешских краевых организаций, по три коммуниста от каждой. Председателем комиссии был назначен секретарь ЦК КПЧ, бескомпромиссный консерватор Алоис Индра[76 - Rude pravo. 31.05.1968.]. Практическими вопросами партийного строительства занимались коммунисты – реформаторы Йозеф Шпачек и Мартин Вацулик и политики, объединившиеся вокруг горкома КПЧ в Праге (Богумил Шимон и др.). План федерализации партии был опубликован 10 августа 1968 г. как часть предсъездовской дискуссии о новом уставе партии. Устав, действительно, в определенной мере устранял недемократическую систему так называемого демократического централизма, поскольку позволял меньшинству выносить на обозрение свои убеждения и в будущем допускал сосуществование разных платформ и политических фракций. Это позволяло относительно демократично решать проблему федерализации партии. КПС и КПЧЗ должны были стать автономными территориальными организациями КПЧ с собственными верховными органами. ЦК КПЧ (словацкая версия: ЦК КПЧС) наделялся полномочиями решать определенные вопросы, причем при обсуждении национально-политических вопросов обязательным объявлялся принцип запрета майоризации. Решения, касавшиеся положения дел в республиках, принимали ЦК КПС и ЦК КПЧЗ и их президиумы. Планировалось проведение совместных заседаний обоих президиумов или обоих (чешского и словацкого) ЦК[77 - Jicinsky Zd. Vznik Ceske narodni rady v dobe Prazskeho jara. S. 52.].
Вопрос создания федерации приобрел совсем другое звучание во время оккупации Чехословакии 21 августа 1968 г. Часть чехословацкого руководства, включая Дубчека и Черника, противоправно вывезенная в СССР и находившаяся там на положении заключенных, была вынуждена фактически капитулировать перед советскими требованиями и подписать так называемый Московский протокол[78 - Текст протоколов см.: Bencik A. Operace Dunaj. Vojaci a Prazske jaro 1968. Studie a dokumenty. Praha, 1994. Dok. 20. S. 242–247.]. Документ обязывал чехословацкую сторону аннулировать факт проведения XIV съезда КПЧ и его решения[79 - 22 августа созванный по инициативе Пражского горкома КПЧ на территории завода в Высочанах съезд КПЧ обратился ко всем коммунистическим и рабочим партиям мира с просьбой осудить советское вторжение.], узаконить советскую оккупацию и осуществить меры, направленные на постепенное ограничение или же ликвидацию процесса демократизации. Первым этот шаг сделал ранее занимавший реформаторские позиции «отец» федерации Густав Гусак: после возвращения из Москвы он выступил на внеочередном съезде КПС в Братиславе и добился того, что пражский XIV съезд был признан противозаконным[80 - Выступление Гусака см.: SNA. F. UV KSS. K. 2072. Fasc. 219.]. В этой обстановке подготовка федерации имела, помимо прочего, и замещающее значение. У словаков она должна была создать иллюзию, что хотя бы некоторые из реформаторских требований будут осуществлены, и отвлечь их внимание от политических проблем. После августовской оккупации первым шагом по подготовке федерации явилось прибытие 4 сентября в Братиславу делегации ЧНС во главе с его председателем Честмиром Цисаржем. Гостей встречал председатель Словацкого национального фронта Само Фалтян. Целью поездки было обсуждение состава общих комиссий для тщательного редактирования закона о федерации[81 - Pravda. 06.09.1968.]. ЦК КПС одобрил проект принципов Конституционного закона о федерации от 5 сентября 1968 г. и потребовал, чтобы Специальная комиссия как можно быстрее подготовила вариант с параграфами и чтобы закон был принят до 28 октября[82 - Zatkuliak J. Federalizacia ceskoslovenskeho statu. Dok. 37. S. 251–252.]. Днем позже проект принципов обсуждал и Национальный фронт Словакии, который внес определенные дополнения[83 - Ibid. Dok. 38. S. 252–256.]. В тот же день, 6 сентября 1968 г., глава правительства Олдржих Черник сообщил в Президиум ЦК КПЧ, что в интересах внутренней консолидации государства «правительство приняло меры для обновления работы по урегулированию вопросов государства и права и устранения противоречий между чехами и словаками»[84 - NACR. F. UV KSC, 02/1, sv. 80, a. j. 125, dodatek III vyhlasky, c. j. P4751/31, bod II/9.]. Президиум не возражал в принципе, но настаивал на решении определенных процессуальных вопросов. Чешские реформаторы-коммунисты хотели воспользоваться подготовкой федерации для созыва учредительного съезда КПЧЗ и нового XIV съезда КПЧ с обоснованием, что эти легитимные форумы правомочны одобрить федерацию. Однако посетившая 3–4 октября 1968 г. Москву чехословацкая делегация в составе Дубчека, Черника и Гусака выслушала от недовольного Л. И. Брежнева упреки относительно процесса «нормализации» и категорическое заявление, что о созыве XIV съезда не может быть и речи. Что касается КПЧЗ, то советская сторона также категорически высказалась против и согласилась лишь с созданием Бюро по руководству партийной работой в чешских землях[85 - Mencl V. a kol. Ceskoslovensko v roce 1968. Pocatky normalizace. Praha, 1993. S. 14.]. Чешский национальный совет выразил свое мнение 18 сентября. Согласившись с оформлением федерации и назначив специальную комиссию, которая должна была обсудить рабочие моменты с соответствующей Комиссией СНС, члены Совета, однако, к недовольству словацкой стороны, выступили за «функциональную» (закрытую или узкую) федерацию. Такой подход отражал настроения чешской общественности и предполагал широкие компетенции Палаты народа (ПНр) и Палаты национальностей (ПНц). В случае несогласия словацкой стороны должен был действовать однопалатный парламент, который при необходимости мог разделиться на чешскую и словацкую части.
Стороны договорились, что спорные пункты в проекте федерации должны быть рассмотрены на совместных заседаниях президиумов СНС и ЧНС в Праге 1 октября и в Брно 2 и 3 октября. Однако договориться по всем вопросам не удалось. Оба национальных совета 4 октября продолжили обсуждение проекта по отдельности. Словацкая сторона скрупулезно размышляла над гарантиями против майоризации (запрет майоризации, требование обсуждения всех законов обеими палатами, т. е. и Палатой национальностей с паритетным представительством). ЧНС, наконец, с этим в принципе согласился. Пойдя на создание двухпалатного парламента, чешская сторона рекомендовала куриальную систему выборов в ПНц (от национальных советов), тогда как словацкая сторона выступала с требованием прямых выборов. Кроме этого, ЧНС настаивал, чтобы будущий конституционный закон не включал перечень компетенций федеральных органов: таковые следовало прописать в дополнительно принятом соответствующем законе. СНС, напротив, считал необходимым представить исчерпывающий список непосредственно в конституционном законе. Поскольку обсуждения не дали результатов, оба национальных совета приняли решение отложить спорные вопросы, считать их возможными вариантами решения. «Наладка» должна была осуществиться по ходу конкретной работы парламентских комитетов. 7 октября 1968 г. Клокоч и Цисарж передали проекты председателю Национального собрания Смрковскому. Разумный компромисс оправдал себя: впоследствии комитеты смогли найти приемлемые варианты, и к инициативному проекту обоих национальных советов присоединилось и правительство[86 - Zatkuliak J. Federalizacia ceskoslovenskeho statu. Dok. 42–47. S. 276–329.].
Заседавшее в Испанском зале Пражского Града Национальное собрание 27 октября 1968 г. одобрило Закон о Чехословацкой Федерации, а 30 октября в Братиславском Граде Конституционный закон № 143/1968 СЗ подписали Свобода, Черник и Смрковский. 1 января 1969 г. на территории ЧССР возникли два государства – Чешская Социалистическая Республика (ЧСР) и Словацкая Социалистическая Республика (ССР), каждая со своими парламентом (Национальным советом) и правительством.
Обе республики делегировали часть свои полномочий общим федеральным органам – Правительству ЧССР и Федеральному собранию, состоящему из двух палат: Палаты народа из 200 депутатов и Палаты национальностей, в которую каждая республика избирала по 75 депутатов. Особенностью Чехословацкой Федерации был так называемый запрет майоризации, т. е. отдельного голосования в чешской и словацкой части Палаты национальностей при принятии всех конституционных законов и решении ограниченного круга других вопросов.
Конституционный закон о Чехословацкой Федерации был компромиссом, который хотя и не был в состоянии полностью и окончательно урегулировать чешско-словацкие противоречия, но мог стать хотя бы временным решением. Эффективность его реализации целиком зависела от возможности хотя бы частично отстоять демократические достижения «Пражской весны» 1968 г. Этого, однако, не случилось, поскольку с приходом Густава Гусака на пост первого секретаря ЦК КПЧ 17 апреля 1969 г. был взят жесткий курс против реформаторского движения. Кульминацией явились массовые чистки, развернувшиеся осенью 1969 и весной 1970 г. Были восстановлены система так называемого демократического централизма в партийно-государственной жизни и обязательный государственный план в экономике, что означало безусловное подчинение низших органов государственного аппарата высшим органам и неограниченную власть партийного аппарата над государственным. В декабре 1970 г. внесенным в законодательство дополнением была значительно усилена роль федеральных органов[87 - Конституционный закон № 143/1968 СЗ.]. Чехословацкая Федерация стала так называемой социалистической федерацией, т. е. федерацией советского типа. Влияние ее на чешско-словацкие отношения было скорее негативным, поскольку чешская сторона считала, что государством управляют словаки Гусак и Биляк (последний родился в бедной русинской семье). Они, однако, не проводили какую-то особую «словацкую» политику и в Словакии были не намного популярнее, чем в Чехии и Моравии. В глазах большинства словаков их деятельность, наоборот, дискредитировала федерацию, поскольку не принесла ожидавшейся децентрализации, и надежды на самостоятельную жизнь в своих национальных границах не сбылись.
Анатолий Семенович Аникеев
Советское восприятие и оценка югославской модели социализма в контексте событий 1968 г. в Чехословакии[88 - Статья подготовлена в рамках проекта РФФИ. Грант № 18-09-00573 «Москва и Восточная Европа. Югославская модель социализма и страны советского блока. 1950-1960-е гг.».]
Конфликт СССР с Югославией, возникший весной 1948 г. и вызванный отказом Москвы признать некоторую самостоятельность югославского руководства во внешнеполитической области, повлек за собой формирование в Кремле развернутой антиюгославской позиции с идеологическим уклоном. Она включала в себя обвинения КПЮ в ревизии теории и практики марксизма-ленинизма, национализме и троцкизме. Критика вскоре становится персонифицированной, адресованной руководителям КПЮ – самому Тито и его соратникам Александру Ранковичу, Миловану Джиласу и Эдварду Карделю. В Кремле считали их ответственными за негативные изменения в политике Югославии, приведшие к ухудшению отношений с СССР, отказу от следования общей внешнеполитической линии, в то время как основная часть партии продолжала считать ВКП(б) ведущей силой формирующегося «социалистического лагеря». Обострение отношений с СССР, отход от согласованной с ним политики были вызваны, как полагали в Москве, постепенной ревизией верхушкой КПЮ «истинного» марксизма, а также игнорированием принятой в коммунистическом сообществе иерархии отношений между компартиями по принципу «младшего» и «старшего». На июньском (1948 г.) заседании Информбюро все выдвинутые против югославского руководства обвинения были поддержаны другими компартиями-участницами. «Здоровым силам» внутри КПЮ было предложено сменить «ревизионистское руководство», которое, в свою очередь, на прошедшем спустя две недели V съезде КПЮ отвергло все предъявленные обвинения и призвало всех членов партии еще теснее сплотиться вокруг ее ядра.
Осень 1948 г., по мере нарастания советского пропагандистского давления, становится временем постепенной переоценки в Белграде сталинской внутренней и внешней политики. Процесс этот проходил в несколько этапов и был тесно связан с попытками Кремля подорвать единство правящей группы в КПЮ, изолировать Тито и найти альтернативную фигуру на роль лидера партии. На темпы переосмысления югославами сталинской теории и практики сильное влияние оказывало внутреннее состояние партии, а именно неподготовленность основной партийной массы к резкой смене курса в отношении ВКП(б) и отказу от привычных идеологических установок. Испытывая на этот счет серьезные опасения, югославские лидеры остерегались до поры до времени открыто критиковать советскую систему, считали необходимым разъяснять суть конфликта, блокируя, таким образом, настроения в пользу примирения с Москвой любыми средствами. По этой причине дискуссия о том, с чего, в какой форме и в каких масштабах следует начинать разработку собственного варианта социализма, отличного от сталинского, проходила поначалу в узком кругу югославского руководства. В то же время развертывание кампании против КПЮ в других странах «народной демократии», начало там разоблачительных акций, а затем и судебные приговоры против «титоистов», наряду с ужесточением политики Кремля, подстегивали процесс поиска югославским руководством альтернативы сталинизму. Во второй половине 1949 г. начинается теоретическая подготовка к введению новой системы управления госпредприятиями, а в конце года эта идея получает законодательное оформление. Главные теоретики реформы Борис Кидрич, Кардель, Джилас, Моше Пьяде, приступая к ее разработке, исходили из установок Маркса о передаче капиталистических фабрик и заводов в руки производителей при переходе к новой общественной формации. Прерогативой рабочих коллективов стало создание советов, которым государство предоставляло право самостоятельно управлять предприятиями[89 - AJ. KMJ. II-3-a-2/34; Radnicki saveti I upravni odbori privrednih preduzeca. Beograd, 1957.]. Это были первые шаги на пути формирования югославской модели само управления, превратившиеся в отличительную черту общественного устройства Югославии. Постепенно меняется и внешнеполитическая ориентация страны: начинается нормализация отношений с соседними Грецией и Италией и появляются первые признаки активизации связей с США и их союзниками, которые начинают осознавать политическую и стратегическую важность советско-югославского конфликта[90 - Аникеев А. С. Как Тито от Сталина ушел. Югославия, СССР и США в начальный период «холодной войны» (1945–1957). М., 2002. С. 207–232.]. Все эти моменты внимательно отслеживались советской стороной и интерпретировались как подтверждение ранее выдвинутых обвинений югославов в ревизионизме и предательстве социализма, готовности идти на союз с «империалистами». Аналитики в ЦК ВКП(б), используя подобные клише, постепенно формируют крайне негативный образ югославского руководства и проводимой им внутренней и внешней политики. Напомню, что еще до конфликта отдельные отрицательные характеристики содержались в записках по Югославии, подготовленных аппаратом ЦК. Так, в частности в записке Отдела внешней политики ЦК (август 1947 г.) политика Белграда в отношении Триеста[91 - Подробнее см.: Сальков А. П. СССР в дипломатической борьбе за урегулирование югославско-итальянского конфликта вокруг Юлийской Крайны и Триеста (июль 1945 – июль 1946) // Российские и славянские исследования. Сборник научных статей. Вып. 5 / отв. ред. О. А. Яновский. Минск, 2010. С. 18–39; Он же. СССР и урегулирование национально-территориальной проблемы Юлийской Крайны и Триеста (июль 1946 – октябрь 1954 г.) // Российские и славянские исследования. Вып. 6 / отв. ред. А. П. Сальков, О. А. Яновский. Минск, 2011. С. 66–83.] оценивалась как игнорирующая «общие интересы демократических сил в борьбе с англо-американцами в этом вопросе». Критику ЦК вызывали и отношения с Албанией, попытки югославов заставить албанцев поддерживать контакты с СССР исключительно через Белград[92 - Восточная Европа в документах российских архивов. 1944–1953 гг. В 2 томах / отв. ред. Г. П. Мурашко. Т. I. 1944–1948 гг. М.; Новосибирск, 1997. С. 708.]. Естественно, что часть этих претензий, но уже в более резкой формулировке и с идеологическими ярлыками вошла в перечень развернутых антиюгославских обвинений, начиная с бухарестской резолюции Информбюро 1948 г. Интересно, что уже в этом документе советское руководство злорадно предрекало югославам скорую перспективу подчинения страны «англо-американским империалистам»[93 - Совещания Коминформа.1947, 1948, 1949. Документы и материалы / ред. Г. М. Адибеков и др. М., 1998. С. 460.].
Начало 1950-х гг. было отмечено дальнейшим ухудшением отношений между Югославией и СССР. Югославское руководство продолжило реорганизацию экономики и под давлением США приступило к частичной либерализации общественной жизни, но под строгим партийным контролем. Сталинская модель социализма, ее теоретические основы подвергались переосмыслению, переоценке и системной критике на всех уровнях[94 - Развернутую критику советской системы содержала, в частности, предвыборная речь Джиласа (предстояли выборы в Народную скупщину) перед белградскими студентами 18 марта 1950 г. (Предизборни говори другова Тита, Кардела, Ранковиhа, Dиласа, Кидрича, Пиjаде и Нешковиhа. Београд, 1950. С. 110–126); а также подготовительные материалы к VI съезду КПЮ (СКЮ) (AJ. KPR. II-3-a-1/3, 1/8. Письма Э. Карделя Й. Броз-Тито).]. Советская система при этом именовалась бюрократической, что напоминало о ее критике в работах Троцкого, в частности в «Преданной революции», опубликованной во Франции еще в 1936 г. и переведенной на многие иностранные языки. Советское посольство в Белграде отмечало весной 1951 г. факт «массированных атак» на «Краткий курс истории ВКП(б)» и лично на Сталина. Атташе посольства А. А. Ханов, сообщая в своих донесениях о ситуации в Югославии, указывал на «наглое и циничное умаление заслуг товарища И. В. Сталина в области теории марксизма»[95 - АВП РФ. Ф. 0144. Оп. 35. П. 144. Д. 12. Л. 43.]. Комментируя решение правительства об отмене продовольственных карточек на некоторые виды товаров, называемой югославами «деэтатизацией» экономики, советский дипломат отмечал, что «титовцы не скрывают лозунги и принципы, характерные для буржуазных теоретиков (свободу частной собственности и т. д.)». Справку посольства о торговых отношениях Югославии с западными странами в 1950 г. ее автор начинал с того, что будапештская резолюция Информбюро 1949 г. правильно определяла положение Югославии: страна, «превращенная кликой Тито в фашистское полицейское государство, потеряла свою государственную независимость и стала добычей англо-американского империализма». Подобный клишированный образ Югославии, которая по воле «титоистов» якобы оказалась после разрыва с Москвой марионеткой в руках Запада, сохранялся долгие годы и стал пересматриваться частично только после смерти Сталина, когда в Кремле было принято решение о нормализации отношений с Белградом[96 - Советские оценки югославских реалий и их динамика тщательно проанализированы в: Едемский А. Б. Эволюция подходов советского руководства к югославской модели самоуправления. 1950-е – начало 1960-х гг. // Москва и Восточная Европа. Национальные модели социализма в странах региона (1950-1970-е гг.). Формирование, особенности, современные оценки / отв. ред. А. С. Аникеев. М., 2020. С. 141–160.]. Анализируя югославские реалии, советская сторона долго не признавала действовавшую в стране модель социалистической, считала, что Югославия за годы отчуждения от «социалистического лагеря» превратилась в капиталистическое государство. Так, в начале нормализации двусторонних отношений в адресованной В. М. Молотову записке заведующего IV Европейским отделом МИД М. В. Зимянина от 27 мая 1953 г. «О положении дел в Югославии и о ее внешней политике» внутренняя политика «клики Тито» после разрыва с СССР характеризовалась по-старому, как «реставрация капиталистических порядков в стране», «ликвидация всех демократических завоеваний югославского народа», «фашизация государственного аппарата и армии». Расширение экономических и политических связей с США и Англией, подчеркивал автор, привело страну «к прямой зависимости от них, к вовлечению ее в агрессивные блоки, сколачиваемые англо-американскими империалистами». Переименование КПЮ в СКЮ, исключение из нового устава основных положений, связывавших прежний устав с Уставом ВКП(б), и изменение ее роли в обществе автор записки рассматривал как утрату югославской компартией классового характера (КПЮ «ликвидирована как партия рабочего класса»), о чем в последующие годы Кремль постоянно пытался дискутировать с югославами. Вместе с тем традиционная советская антиюгославская риторика постепенно уступала место новому лексикону, хотя в нем еще отражалось сомнение в социалистическом характере югославского общества. В указанной записке Зимянина отмечалось, что югославское руководство в своих выступлениях, сохраняя антисоветский курс, в последнее время становится сдержаннее, «несколько умерило свой пыл». Перечисляя важные задачи советской политики, дипломат подчеркнул необходимость тщательного изучения изменений, происходящих в Югославии и в ее внешней политике, содействия ослаблению западного влияния в стране и предотвращению создания стратегического плацдарма антисоветской направленности на Балканах[97 - Восточная Европа в документах российских архивов. Т. II. 1949–1953 гг. М., 1998. С. 906, 908, 913.]. О стойком предубеждении к действиям югославских руководителей и подозрительности к ним как к реальным носителям власти свидетельствовала еще одна справка, составленная в МИД в конце 1953 г. Касаясь вопроса нормализации югославских отношений со своими восточными соседями, ее автор – Б. Яковлев считал, что югославское руководство, прикидываясь другом и защитником этих стран, преследует цель подорвать доверие их народов к СССР и, действуя выборочно, «пытается внести раскол в ряды демократического лагеря»[98 - АВП РФ. Ф. 0144. Оп. 39. П. 162. Д. 45. Л. 57.]. С момента появления этой записки тема опасного для социалистического блока югославского вмешательства в отношения стран «народной демократии» с СССР становится обязательной составляющей всех последующих советских политических документов. Югославия рассматривается как своего рода «троянский конь» западного империализма, разоблачение политики которого становится основной задачей ВКП(б) и других «братских» компартий.
Общий тон изложения югославской политики и ее характеристики почти не меняются и год спустя. Весной 1954 г. в очередной записке, подготовленной в МИД, говорится о том, что Белград при помощи американцев готовит агрессию против СССР и стран «народной демократии». Возможно, что, помимо прочих факторов, авторы учитывали и личное неприятие Молотовым произошедших в Югославии перемен. Отсюда и жесткость формулировок. Советской дипломатии предлагалось занять активную позицию в вопросе нормализации, постараться, как и в начальной фазе конфликта, изолировать «титовцев» в югославском руководстве и оказать «известную морально-политическую поддержку подлинно революционным и демократическим элементам, борющимся против режима Тито в Югославии»[99 - Там же. П. 157. Д. 6. Л. 39.]. Отвечая на подобные установки, Тито заявил на 4-м пленуме ЦК СКЮ, что «восток» напрасно ожидает раскаяния и «возвращения» югославов: «Могу заявить во весь голос, что он ошибается и что мы этого никогда не сделаем»[100 - Там же. П. 159. Д. 23. Л. 89.]. Следует отметить, что такой модус взаимоотношений – надежда Москвы на возвращение Югославии в «дружную семью» «народных демократий» и ответ Белграда, что этого никогда не будет, – сохранялся с того времени на протяжении всего периода существования ВКП(б)/КПСС и СКЮ, Югославии и Советского Союза.
Состоявшийся в июне 1955 г. визит Н. С. Хрущёва в Югославию и восстановление межгосударственных отношений не стали завершением дискуссии в Кремле о том, какой же общественный строй установлен в этой стране. В июле того же года на пленуме ЦК, где подводились итоги визита, Молотов отрицал наличие серьезной базы для нормализации межпартийных связей и утверждал, что с Югославией надо налаживать отношения как с обычным буржуазным государством, а «беспринципное примирение приведет к размыванию социалистического лагеря». По его мнению, уступки Белграду в идеологической сфере означали бы отход от ленинских принципов и подвергли бы сомнению необходимость иметь единый для всего коммунистического движения центр[101 - Волков В. К. Узловые проблемы новейшей истории стран Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 2000. С. 161.]. Однако в докладе Хрущёва содержались иные оценки ситуации в Югославии. Сообщая о впечатлении, которое произвело на советскую делегацию знакомство с социально-экономической жизнью Югославии, Хрущёв отметил, что в стране сохранилась общественная собственность во всех сферах экономики и финансов, не была осуществлена денационализация промышленности, ранее национализированная собственность не возвращена иностранным владельцам. Удельный вес частного сектора, представленного кустарным производством и мелкими торговцами, не превышает 10 %. Вместе с тем вопрос «кто кого» в югославской деревне, где доминирует мелкотоварный сектор, как отмечалось в докладе, «далеко не решен». Что касается реформ югославской экономики и методов управления ею, то, по сообщению Хрущёва, делегаты решили не высказывать во время визита никаких критических замечаний. Не получили развернутых комментариев эти вопросы и в докладе советского руководителя на пленуме. В целом, констатировав, что «основные средства производства являются общественными, а государственная власть находится в руках рабочего класса и трудящегося крестьянства», Хрущёв озвучил главный вывод: «По экономической структуре и по классовой природе государственной власти Югославию нельзя отнести к государству буржуазного типа»[102 - Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Т. 2. Постановления. 1954–1958. М., 2006. С. 64; Jугославиjа – СССР. Сусрети и разговори на наjвишем нивоу руководилаца Jугославиjе и СССР. 1946–1980 // АJ, Милошевиh Миладин. Т. 1. 1946–1964. Београд, 2014. С. 182–183.]
