banner banner banner
Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972
Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Венеция в русской поэзии. Опыт антологии. 1888–1972

скачать книгу бесплатно


Сейчас, проклиная существующий порядок вещей и ругаясь почти по-испански – укладывал обратно в ящик машину; всаживал в живот ей гвозди и ввинчивал в самую задницу винты. Тут мало того, что с истечением всех сил работаешь на машине, а потом еще самую должен прятать и отправлять по жел. дороге, как убийца труп своей жертвы.

И вообще сейчас идет укладка. Подгоняемая шпорами моего благоразумия, Анна скачет с легкостью трехгодовалого слоненка и в то же время предается изнеженности: ловит блох, гоняясь за ними по всей комнате. Из соседней комнаты впечатление такое, будто она танцует танго; вблизи впечатление меняется.

Через час. – Сейчас из самой пасти Анны вырвал мои единственные брюки, которые она хотела отправить малой скоростью. На вопрос: а как же я буду без них – Анна с видом долголетней чахоточной смутно пояснила, что скорость очень малая и если я буду идти быстро, то попаду в них или даже они сами наскочут на меня, так как скорость очень малая. А впрочем, она не возражает, так как и сама все понимает, и все это от того, что она не понимает, почему, собственно, я так вцепился в какие-то брюки[75 - Письмо Л. Н. Андреева к матери от 20 апреля 1914 г. – «Верная, неизменная, единственная…» Письма Леонида Андреева к матери Анастасии Николаевне из Италии (январь – май 1914 г.). Вступ. ст., публ. и коммент. Л. Н. Кен и А. С. Вагина // Леонид Андреев. Материалы и исследования. М., 2000. С. 123.].

Этот же автор через четыре дня сборов – и уже накануне собственно отъезда в Венецию резюмировал:

Господи, но сколько укладки. Наши вещи оказались способными к деторождению и столько развели за это время других вещей, что некуда класть. У моей коричневой пары оказалось пятеро детей, а бархатная куртка вчера ночью неожиданно родила бархатную жилетку, такую маленькую, что приходится кормить ее соской. Аничкины шляпы так расшляпились, что приходится подкидывать, а мои рубашки разрубашкились до неприличия, и сапоги разбашмачились[76 - Письмо Л. Н. Андреева к матери от 23–24 апреля 1914 г. // Там же. С. 125.].

4

Отдельное место в багаже занимали путеводители и разговорники. Бедность русской литературы практических путешествий до определенного момента смягчалась тем обстоятельством, что значительная часть экскурсантов, принадлежа к обеспеченным слоям общества, имела классическое образование. Это делало излишним перевод и адаптацию распространившихся на Западе классиков жанра – прежде всего путеводителей, изданных под маркою Бедекера и, в меньшей степени, его не столь удачливых конкурентов. Собственно, бедекер (сделавшийся именем нарицательным) был почти непременным спутником русского экскурсанта, принимавшим на свои страницы его недоуменные и восторженные пометы[77 - Ср., кстати, классический пример обстоятельной подготовки к поездке: «<…> задолго до отъезда мы стали читать книги по истории Италии и ее искусству, а я – заносить в особую тетрадь разные заметки и выдержки из читаемого, составлять нужный нам своего рода путеводитель Бедекера: в городах, где мы наметили останавливаться, я отмечал то, на что надо обратить особое внимание, на какие мозаики и статуи, кто автор того или иного памятника, время создания его, и пр. и пр.». (Остроухов И. Посещение Вены и путешествие по Италии в 1887 году // Валентин Серов в воспоминаниях, дневниках и переписке современников. Т. 1. Л., 1971. С. 244).], а между ними – образцы местной флоры, служившие одновременно и закладками, и напоминаниями. В библиотеке Блока, например, сохранилось 11 бедекеровских путеводителей на французском – по Германии, Испании и Португалии, Центральной Италии (квалифицированное описание маргиналий в котором занимает 16 страниц убористого шрифта), Южной Италии (с Сардинией, Тунисом и Корфу), Северной Италии, Лондону, северу Франции (со вложенными в него засушенным листком и открыткой), Парижу, югу Франции, Швеции с Норвегией и Швейцарии (вряд ли стоит напоминать, что в значительной части этих мест поэт не побывал ни разу)[78 - Библиотека А. А. Блока: Описание. Кн. 3. Сост. О. В. Миллер, Н. А. Колобова, С. Я. Вовина. Под редакцией К. П. Лукирской. Л., 1986. С. 10–31.].

Однако по мере удешевления заграничных поездок существенную долю среди экскурсантов заняли лица, не знавшие языков и не обладавшие достаточными средствами, чтобы пользоваться услугами постоянного русскоговорящего проводника. Один из самостоятельных путешественников, артиллерийский штабс-капитан из Карсской крепости, сетовал:

При современном общении народов как должно быть тяжело, досадно и обидно, когда люди, имея между собой много общего, не понимают друг друга по незнанию языка! Теперь даже стремятся разгадать язык животных и птиц, чтобы понимать их. И как, в сущности, мало еще осуществлена идея всеобщего, международного языка! Между тем, она так же полезна человечеству, как, напр., идея всеобщего мира, единения и братства между людьми. Разница лишь та, что идея международного языка скорее и легче осуществима, чем остальные. Стоит лишь придти к международному соглашению и поработать искренно на благо человечества, создав новый и легкий язык и сделав его повсюду «общеобязательным» со школьной скамьи. Если бы конференция признала языки эсперанто или французский пригодными для этой цели, то можно было бы остановиться на них. Нельзя, впрочем, не заметить, что хотя французский язык и красив, но в произношении и письме он очень труден.

Теперь же невольно приходится изучать многие языки, что, конечно, и очень трудно и на это идет масса времени. Очевидная польза «общего языка» – вне всякого сомнения. Поэтому, я думаю, людям прежде всего надо об этом сговориться. Ведь многое и не клеится потому, что люди часто говорят на разных языках, не понимая друг друга, подобно людям при «вавилонском столпотворении»… Итак, к сожалению, за неимением пока одного общепринятого, общеобязательного и общераспространенного языка, русскому путешественнику, едущему за границу, необходимо помнить следующее: I. Знание по крайней мере одного европейского языка: французского, немецкого или английского – обязательно, особенно первого, иначе без проводника не обойтись. II. В случае незнания языка данной страны необходимо иметь при себе карманные, дорожные справочники-словари, при том, чтобы слова и фразы были бы написаны русскими буквами. Наприм., руководства «русские за границей», издания С.-Петерб. Учебного магазина, стоящие по 30 коп. каждое. Жаль только, что они несколько велики и не во всякий влезают карман. III. Крайне необходимы всем справочники-путеводители последних изданий, наприм.: Спутник туриста Филиппова или Бедекера – на русском языке. IV. В больших городах, чтобы лучше ориентироваться, хорошо покупать планы городов, которые продаются в книжных магазинах или у разносчиков. V. При кратковременном посещении города также хорошо в самом начале купить альбом города, чтобы рассматривая его, не пропустить какой-нибудь достопримечательности[79 - Нацвалов Л. Г. Рассказ о путешествии по Западной Европе, Египту и Палестине в конце 1912 года. Тифлис, 1913. С. 100–102.].

Упомянутые тридцатикопеечные руководства выпускались под типовыми названиями («Русский в Италии», «Русский в Германии», «Русский во Франции» и т. п.) несколькими конкурирующими книгоиздательствами. Часть из них ограничивалась исключительно в меру подробным разговорником, содержащим тематически распределенные фразы, записанные трижды – на русском, избранном иностранном и в транскрипции. Такова, например, брошюра «Русский в Италии», выпущенная московским издательством «Союз» за именем «Дж. Иованни» (за которым вполне мог скрываться, скажем, Евгений Иванов) с подзаголовком «Руководство для быстрого ознакомления с итальянским языком, дающее возможности лицам, не знающим итальянского языка, ориентироваться в Италии»[80 - Иованни Дж. Русский в Италии. М., 1913. Надо напомнить, что любые издания остропрактической направленности (от учебников до сонников) плохо сохраняются и еще хуже учитываются библиографией, особенно ретроспективной, так что следующий очерк ни в коем случае не претендует на полноту.].

Первая ее страница занята итальянской азбукой и лапидарным очерком итальянской фонетики, после чего следует перечень числительных от нуля до миллиона (il milionesimo) – с пропусками, конечно. Далее идет набор фраз, теоретически охватывающий все возможные потребности вояжера, распределенных по следующим темам: «Деньги», «Разговор общего характера», «Время», «Погода», «Здоровье», «Путешествие», «В гостинице», «В ресторане», «Осмотр города», «Прачка», «Парикмахер», «В галантерейном магазине», «В книжном и писчебумажном магазине», «В бакалейной лавке», «У портного», «У портнихи» – и на этом область интересов потенциального пользователя вокабуляра оказывается охваченной полностью. В пунктирном виде путь его по Италии может быть представлен чередой следующих реплик: «Я вижу, что вы мне больше не верите», «Плохо, я болен, у меня болит голова», «У меня болит голова, глаз, нос, уши, зубы, горло, сердце, желудок, легкие, рука, нога», «Сколько стоит билет первого класса до Венеции?», «Принесите мне лампу, спички, графин холодной воды, чистый стакан, щетку для платья», «Дайте мне стакан красного вина», «Принесите бутылку пива», «Дайте мне две дюжины устриц», «Вам не больно», «Это платье больше не в моде»[81 - Несмотря на неискоренимую водевильность подобного рода разговорников, составители их действительно умели собрать наиболее важные в обиходе фразы; ср. изумление И. Грабаря: «Первый итальянский диалог я имел с facchino <носильщик>. Оказалось, что весь запас взятых мной у моего словаря фраз гениальным образом подошел под все нужные мне случаи, и мне никто ни разу не ответил по-немецки, хотя они, по-видимому, понимают язык» (письмо к В. Э. Грабарю от 29 августа 1895 г. // Грабарь И. Письма 1891–1917. М., 1974. С. 49–50).].

Гораздо более жовиальным представлялся автору будущий покупатель одноименной брошюры, напечатанной столичным издательством «Сотрудник» с подзаголовком «Самая простая и легкая метода для скорого изучения итальянского языка с помощью хорошего произношения. Содержит все необходимое для обыденной жизни и в путешествии»[82 - Русский в Италии. СПб. Б. г.]. Начавшись той же азбукой и перенеся в конец книги памятку по числительным, разговорник предлагает иной набор тематических гнезд: «Железная дорога», «Таможня», «Извозчик», «Ресторан», «Отель», «Меблированная комната», «Кофейня», «Винная торговля», «Цирюльник», «Табачный магазин», «Почта», «Прачка», «Врач», «Аптека», «Колониальные товары», «Меняльная контора», «Город», «Время, погода», «Театр», «Музыка, пение», «Музыкальные фразы», «Мужские и дамские платья», «Магазины», «Итальянский язык». Иным, соответственно, будет и составленный из выбранных наугад фраз монолог: «Извините, за эти мелочи я должен платить пошлину?», «Ну так я другого извозчика возьму», «Дайте мне бутылку вина», «Я хочу говорить с хозяином отеля», «Моя жена должна иметь горничную около себя», «Как вас зовут?» «Меня зовут Юлией» (Giulietta, естественно). «Кто-то стучит в двери», «Где клозет?», «Дайте мне рюмку туринского вермута», «Рюмку водки», «Рюмку ликера», «Выпьем еще по стакану?», «Устрицы свежие?», «Мои нервы очень возбуждены», «Выдайте мне ссуду», «Поезжайте на кладбище», «Хотите меня проводить?», «Целую ночь падал снег», «Во время антракта мы пойдем выпить стакан пива или бутылку вина», «Поете ли, мадемуазель?», «У вас прелестный голос».

Под тем же названием было выпущено и гораздо более внушительное пособие для путешественников – на этот раз оно имеет подзаголовок «Легчайший и скорейший способ научиться правильно говорить по-итальянски и знакомиться со страной. Руководитель в пути и в обществе» и вполне опознаваемого автора – исторического романиста Л. Г. Жданова[83 - Жданов Л. Г. Русский в Италии. М., 1900 (брошюра входит в серию «Космополит»).]. Книга открывалась предисловием, в первых строках которого фиксировалась отмена имущественного и социального ценза для выезжающих:

Быстрота и дешевизна сообщений за последнее время сделали поездку за границу настолько же легкоосуществимою и удобною, насколько раньше это было сопряжено с расходами и неудобствами. Самое главное затруднение: как устроиться в чужой стране, не зная ее языка? На помощь подобному затруднению явилось множество путеводителей, самоучителей и др. пособий на всевозможных языках. Отличаясь, каждое в отдельности, известными достоинствами, они не лишены и многих пробелов, недочетов, вдаваться в разбор которых здесь не место. При составлении настоящего руководства приложено старание избежать крупнейших промахов и недостатков существующих уже руководителей и самоучителей и дать возможно полное и целесообразное пособие как для путешественника, так и просто для человека, желающего изучить обиходную речь и главные достопримечательности любой страны. Таково намерение. Насколько удалось его осуществить – решит публика. Не давая, конечно, глубоких познаний данного языка, каждая, выпускаемая нами, книжка представляет возможность в 3–4 недели узнать его настолько, чтобы не быть беспомощным, являясь в чужую страну, и обходиться без содействия дорогостоящих проводников, гидов, или без счастливых встреч с любезным соотечественником, который путешествует случайно по одному направлению с вами и обладает знанием языков[84 - Там же. С. III–V.].

Это издание представляло собой промежуточную форму между разговорником и полноценным путеводителем: в нем приводятся краткие сведения, касающиеся практических вопросов путешествия: специальные главы посвящены железнодорожным билетам, таможенным правилам, технологиям пересечения границ; отдельно в кратких справках перечислены важнейшие достопримечательности итальянских городов.

Каждый из этих пунктов делался предметом обстоятельного рассмотрения в подробных путеводителях, построенных по образцу родоначальников жанра (примерно эту же структуру они сохранили и до сегодняшнего дня)[85 - Надо отметить, что чрезмерное увлечение мудростью путеводителей обычно порицалось в отечественных травелогах, ср.: «Группами, парами и в одиночку прохаживались богатые американские старухи – уже не первую сотню лет гуляют они по этой площади, держа в руках путеводители…» (Ильина Н. Дороги и судьбы. Автобиографическая проза. М., 1985. С. 413); «Я вообразила себе дам, щебечущих об Италии за чайным столом в своем дамском клубе, причем одна, наиболее бойкая и памятливая, начитавшись путеводителей, всех заткнула за пояс, рассуждая об оттенках розового цвета у Тициана и голубого у Тинторетто, нахально выдавая эти сведения за собственные наблюдения…» (Там же. С. 414); «И тогда раздаются над вами слова гида, ужаснее и жесточе ударов палачей. <…> И мы прислушиваемся к его словам и с жадным любопытством смотрим на все это, равнодушно глядя в красный Бедекер, торопясь еще куда-то отсюда» (Дейч А. Сны наяву (Открытки с пути) // Музы. 1913. № 1. С. 5).]. Популярнейшим из них было карманное (в 16-ю долю листа) руководство С. Н. Филиппова «Западная Европа» (с подзаголовком «Спутник туриста»), выдержавшее между 1900 и 1912 годами шесть изданий и вышедшее общим тиражом более 30 тысяч экземпляров[86 - Его колоритный автор, театральный критик Сергей Никитич Филиппов (1863–1910), заслуживал бы отдельного рассказа, зачином для которого подошел бы эпизод из дневника Ф. Фидлера: «Он (Филиппов), казалось, только и ждал, что я начну у него допытываться – почему он постоянно путешествует, почему так мало пишет и т. д.; но я чувствовал, что, сделав это, допущу бестактность. Он обнял меня и поцеловал: „Я чувствую, как Вы деликатны, но перед Вами однажды я изолью душу!“… Должен подчеркнуть, что мы не выпили ни капли; он и вообще пьет чрезвычайно мало» (Фидлер Ф. Ф. Из мира литераторов: характеры и суждения / Издание подготовил К. Азадовский. М., 2008. С. 378).]. Эта книга, даже внешностью своей (красный почти квадратный томик в 600 страниц) напоминавшая о бедекере, в точности копировала его структуру: сначала, на 40 примерно страницах, содержались общие указания (перечни маршрутов, краткие сведения о паспортах, свидетельства о европейских валютах, подробности железнодорожного сообщения и пр.); далее шли очерки отдельных стран, построенные по одной и той же схеме: общие сведения, полезные советы и главные достопримечательности. В большом количестве прилагались к книге карты и схемы городов, а разговорник, напротив, был уменьшен в объеме до полутора десятков страниц.

Естественно, по мере развития индустрии путешествий печаталось все больше путеводителей по отдельным странам – и тут немногочисленным русским переводам Бедекера[87 - Под собственным именем Карл Бедекер были изданы по-русски всего две книги: «Путеводитель по Ривьере от Марселя до Генуи» (СПб., 1899) и «Царство Польское» (СПб., 1913–1914). Еще две книги («О Палестине и Святой земле». Уфа, 1916) и «Путеводитель по Парижу» (М., 1902) издавались с обтекаемыми подзаголовками «Сост. по Бедекеру» и «По Бедекеру». Отдельно стоит серия «Русский Бедекер», в которой нам известно шесть книг – путеводители по Волге, Санкт-Петербургу, Вене, Парижу, Берлину и Швейцарии, но связь их с материнской торговой маркой кажется нам скорее номинальной.] (вопрос о легальности которых мы оставим на совести покойных издателей) составляли конкуренцию изделия местных мастеров, среди которых (применительно к Италии) выделялось названное выше сочинение Н. М. Лагова, к которому нам не раз еще предстоит вернуться.

В списке русской практической литературы путешествий по Италии особняком стоят два сочинения, почти лишенные прикладных советов, но вместе с тем регулярно занимавшие свое место в багаже экскурсантов. Первая из них – «Венеция» П. П. Перцова, начатая автором во время продолжительной итальянской поездки лета 1897 года[88 - Подробнее см. с. 850–852 настоящего издания.]. Жанр ее явно восходит к популярным в Европе и России культурологическим путевым очеркам Ипполита Тэна (Перцов, в частности, переводил его «Путешествие по Италии»), в которых на естественный сюжет травелога нанизываются обширные экскурсы автора, касающиеся замеченных им предметов.

Книгу сходного типа задумывал один из крупнейших русских знатоков Италии, многократно в ней бывавший (в том числе в качестве руководителя студенческих экскурсий) И. М. Гревс. Начиная свой цикл «Научные прогулки по историческим центрам Италии», он писал:

Литература путешествий – огромная; но мало можно назвать среди книг, статей и брошюр, из которых она составляется, таких сочинений, которые могли бы служить надежными идейными путеводителями для странника, ищущего серьезного образования. Надобно выработать такие руководства и в них попутно указывать то, что находится подходящего и ценного в числе имеющихся описаний. «Очерки», из которых здесь дается ряд отрывков, должны служить опытом подобного рода научных руководящих пособий при изучении памятников исторической и художественной старины[89 - Гревс И. М. Научные прогулки по историческим центрам Италии // Научное слово. 1903. № 3. С. 53. В результате «очерки», периодически печатавшиеся в журнале, так и не вышли отдельным изданием (за исключением малого числа специально изготовленных оттисков) и своего назначения не оправдали.].

Развитием этой манеры были обретшие исключительную (и не исчерпанную до наших дней) популярность «Образы Италии» П. П. Муратова. В одной из первых посвященных муратовскому opus magnum рецензий была особенно отмечена двойственность его жанровой природы:

Среди множества книг об Италии, часто повторяющих друг друга с утомительным однообразием, среди этих поверхностных впечатлений, точно записанных со слов гида, «Образы Италии» – это ценный труд, соединяющий в себе все достоинства беллетристической вещи и интерес художественно-исторического исследования. Перед читателем, лишенным возможности быть в Италии и отдаться ее непосредственному очарованию, перед читателем, создающим ее образ лишь по образцам описательной литературы, в книге П. Муратова предстанет живой и одухотворенный облик страны, начертанный кистью художника, обладающего тонким и воспитанным вкусом. Форма описания – легкость скользящих образов и впечатлений, быстрая смена самых разнообразных восприятий – совершенно освобождена от томительной тяжеловесности всяких «путевых заметок» и «воспоминаний», написанных большею частью неопытной рукой туриста-дилетанта. Но под нежностью акварельных рисунков, под воздушными красками описаний природы, жизни и искусства чувствуется настоящий твердый фундамент систематического и всестороннего изучения страны и ее сокровищ[90 - Петровская Н. Разбитое зеркало. М., 2014. С. 605–606.].

В практическом смысле этот путеводитель делался уже отчасти эрзацем самого путешествия, избавляя читателя от связанных с перемещением в пространстве невзгод и расходов, но преподнося ему все могущие быть полученными впечатления уже в удобоваримом виде.

Впрочем, по мнению другого современника, напротив, «Образы Италии» служили скорее побудительным мотивом к поездке:

Этот двухтомник был не только увлекательным чтением и свидетельством глубокой эрудиции их автора, но в придачу он сыграл немалую роль в деле русско-итальянского культурного сближения. Под его влиянием тысячи русских экскурсантов – студентов, учителей, людей самого скромного достатка – по смехотворно удешевленным тарифам ездили обозревать памятники итальянского Возрождения, бродили не только по Риму или Флоренции, но и бороздили городки Умбрии и Тосканы, о которых услышали впервые от Муратова[91 - Бахрах А. По памяти, по записям. Париж, 1980. С. 38.].

5

Если положение с путеводителями сто лет назад было отчасти сопоставимо с нынешним (тот же выбор оптимального соотношения веса, подробности, практической пользы и цены), то три других компонента, весьма чувствительные для сегодняшнего путешественника, были почти незнакомы его духовному прапрадедушке. Речь идет о визах, страховке и конвертации денежных средств.

Для классического венецианского маршрута в довоенное время могла понадобиться одна-единственная виза – австрийская, причем вводили ее и отменяли исходя, вероятно, из каких-то внутриполитических соображений: так, в памятке 1900 года значится:

Визировка (отметка) паспортов в России, до отъезда, нужна только в Австрийском консульстве. В противном случае могут через границу не пропустить: при дальнейших же переездах из Австрии предъявление паспортов нигде не требуется, и они нужны лишь для удостоверения личности и для получения всякого рода корреспонденции, а также денег по переводам[92 - Жданов Л. Г. Русский в Италии. М., 1900. С. 14.].

Путеводитель 1907 года напоминает, что «требовавшееся от едущих через Австрию визирование заграничн<ых> паспортов в австро-венгерск<ом> консульстве отменено в феврале 1903 г.»[93 - Западная Европа. Спутник туриста под редакцией С. Н. Филиппова. Четвертое издание. М., 1907. С. XXV.], но изданная двумя годами позже книга, напротив, сообщает: «Австро-венгерское генеральное консульство в С.-Петербурге циркулярно сообщило о восстановлении австро-венгерским правительством с 21 апреля / 4 мая 1905 г. обязательной визировки паспортов русских подданных, переезжающих через австрийскую границу»[94 - О паспортах заграничных, пропуске через границу и пограничных сообщениях. Раздел второй устава о паспортах. Составил Л. М. Роговин. СПб., 1909. С. 24.]. Обстоятельный Лагов повторяет тезис о необходимости визы и называет ее цену: «Ввиду поездки через Австрию необходимо с заграничным паспортом явиться в Австрийское консульство для визированья, за что взимается определенная плата в 2 р. 25 к.»[95 - Лагов Н. М. Рим, Венеция, Неаполь и пр. СПб., 1911. С. 5.]

Еще меньше было развито страхование путешествующих: из всех крупных фирм готовое предложение для туристов имелось только у компании «Россия». Суть его подробно была разъяснена в путеводителе Филиппова:

Несмотря на принимаемые меры предосторожности на железных дорогах, невозможно избегнуть несчастий с поездами железных дорог, которые влекут часто за собою также более или менее серьезные повреждения, делающие потерпевшего неспособным к труду, и причиняют даже смерть пассажирам. Чтобы оградить путешествующих хотя бы от материальных потерь, могущих явиться как последствие железнодорожных несчастий с пассажирами, явилась мысль застраховывать туриста от случайностей, могущих приключиться с ним на железных дорогах, паровых, электрических и конных трамваях всего мира. Такое страхование, широко распространенное на Западе, практикуется у нас страховым обществом «Россия», которое, за небольшой единовременный взнос, принимает на себя пожизненное страхование туриста, гарантируя ему: капитал – на случай смерти, пенсию – на случай инвалидности и суточное вознаграждение – на случай временной неспособности к труду. Подробности по этого рода страхованию сообщаются в правлении общества «Россия» (С.-Петербург, Морская, д. № 37), во всех его отделениях, а также у агентов в городах империи и в особых киосках на всех главных станциях русских ж. д. и в книжно-газетных шкапах[96 - Западная Европа. Спутник туриста под редакцией С. Н. Филиппова. С. XLI–XLII.].

Здесь же приводилась краткая таблица страховых расценок – так, при единоразовом взносе в 10 рублей турист мог утешать себя мыслью о возможном (в самом крайнем случае) пополнении капитала наследников на 3 тысячи, трехсотрублевой пенсии на случай инвалидности (вероятно, вручаемой единожды) и компенсации временной нетрудоспособности из расчета рубль в сутки.

Денежная система (а особенно практика) Италии начала века была довольно запутанной, так что разумное устройство финансового быта путешественника требовало некоторой предприимчивости и значительных познаний. Юридически Италия входила в латинский монетный союз, так что ее денежная система была унифицирована с принятыми во Франции, Бельгии, Швейцарии и Греции, отличаясь лишь в номинативной части. Основной денежной единицей была лира (lira), ее сотая часть – чентезимо (centesimo), для мелких сумм и в некоторых обстоятельствах счет обычно шел на сольди (soldi) – 5 чентезимо; так, цена вина в дешевых остериях номинировалась по умолчанию в сольди за половину литра. В ходу были золотые монеты в 10 и 20 лир и серебряные в 5 лир, при этом в обороте свободно находились монеты крупных номиналов всех стран латинского союза – с одинаковым успехом можно было расплачиваться монетой и в 10 франков, и в 10 лир. Дотошный путешественник отмечал по этому поводу: «Французское золото в 10 и 20 франков везде принимают охотно, особенно т<ак> называемые „наполеондоры“ с изображением императора Наполеона. Новые золотые монеты – с изображением петуха. Английское и русское золото – также принимается, но оно не так распространено, и в некоторых случаях при размене или уплате могут быть заминки»[97 - Нацвалов Л. Г. Рассказ о путешествии по Западной Европе, Египту и Палестине в конце 1912 года. С. 111–112.].

Напротив, мелкая монета в ходу была только национальная: серебряные 2, 1 и ? лиры, никелевые 20 и 25 чентезимо и медные 10, 5, 2 и 1 чентезимо. Монеты, отчеканенные до 1863 года (которыми регулярно пытались дать сдачу простоватому туристу), были выведены из обращения; кроме того, в обиходе было довольно много фальшивых монет, которые предлагалось отличить по их «тусклому (свинцовому) виду и мыльности на ощупь»[98 - Лагов Н. М. Рим, Венеция, Неаполь и пр. С. 4.]. В ходу были также государственные кредитные билеты в 5, 10 и 25 лир, печатавшиеся в Италии тремя банками – Banca d’Italia, неаполитанским и сицилийским; продукция двух последних была в основном распространена на юге страны и широкого хождения не имела. При размене золотых монет (вне зависимости от страны их происхождения) на местные купюры к номиналу полагалась премия в 6 %.

Курс российского рубля между 1890 и 1914 годами был исключительно стабилен и незначительно колебался вокруг значения 35–37 копеек за лиру[99 - Первое значение называет, в частности, Гершензон в письме из Рима: «Раз навсегда знайте, что лира теперь равна 35 ? рус. коп.» (письмо родным от 6 мая (24 апреля) 1896 г. // РГБ. Ф. 746. Карт. 18. Ед. хр. 1. Л. 22–22 об.); второе зафиксировано во множестве источников.] (впрочем, в справочнике 1898 года приведена таблица, учитывающая волатильность от 30 до 50 копеек[100 - Беккер А. В. Пассажирские пограничные таможенные правила России, Германии и Франции. СПб., 1898. С. 24–25.], что, возможно, отражает отложенную дальновидность составителя). Варианты транспортировки денежных средств, встававшие перед пассажиром, выглядели так:

Конечно, можно брать с собою русские деньги, меняя их за границей, или покупать иностранные в России, или, наконец, запастись чеком на данный город. Однако, первое небезопасно, принимая во внимание дорожные случайности, возможность потери и пр. А главное – это не всегда выгодно при разменах. Покупка же иностранных денег в России прямо убыточна, в виду неизбежных, иногда значительных, потерь против курсовой стоимости. Третий способ – чеки – вообще довольно стеснителен, напр. хотя бы при изменении маршрута[101 - Западная Европа. Спутник туриста под редакцией С. Н. Филиппова. С. XXVI.].

Далее автор предлагает в качестве идеального варианта банковский аккредитив, номинированный во франках, марках, гульденах и фунтах стерлингов, выданный на срок от месяца до года. Иной точки зрения придерживался путешественник-практик:

Если приходится проезжать и останавливаться в нескольких государствах – лучше иметь у себя русские кредитные билеты – 25-ти, 50-ти и 100 рублевого достоинства, и менять их по мере надобности на иностранные деньги. 100 рублевые билеты охотнее меняют и дают за них больше по курсу, чем на меньшие деньги[102 - Нацвалов Л. Г. Рассказ о путешествии по Западной Европе, Египту и Палестине в конце 1912 года. С. 112.].

Впрочем, по скромности своих расходов он не знал (или не счел нужным упомянуть), что вывоз из России наличных на сумму более 3 тысяч рублей облагался налогом – небольшим (одна копейка со 100 рублей), но скрупулезно взимаемым; при утаивании крупных средств налагался штраф в четверть скрытой суммы[103 - Жданов Л. Г. Русский в Италии. С. 15.]. Насколько мы можем судить (денежная тема традиционно не пользуется вниманием мемуаристов), большинство туристов везли с собой наличные рубли, меняя их в итальянских банках по мере надобности.

6

Следующей заботой путешественников было приобретение билетов, но описание этой нехитрой процедуры потребует обширного экскурса в мир российских и европейских железных дорог. Первый этап маршрута для путешествующих из России в Венецию был Москва – Варшава или Санкт-Петербург – Варшава; следующие в Италию жители Южной России направлялись в ту же Варшаву отдельным путем через ст. Казатин или даже, минуя Варшаву, двигались сразу на Лемберг (нынешний Львов) через Волочиск, но эти направления по их сравнительной непопулярности мы рассматривать почти не будем.

Из Санкт-Петербурга в направлении на Варшаву ежедневно отходили три поезда[104 - Железнодорожное расписание – вещь прихотливая и реконструируемая не без труда, чему сильно способствует слабая сохранность источников: как и всякие эфемериды, особенно практического свойства, в библиотеках брошюры расписаний встречаются более чем выборочно. С другой стороны, для создания общей картины достаточно и обрывочных сведений, без учета годовых трансформаций времени отправления и прибытия. Далее (до следующей сноски) мы пользуемся расписанием, приведенным в книге: Лагов Н. М. Рим, Венеция, Неаполь и пр. С. 6–7.]: № 15 (скорый) отправлением в 19.00; № 8 (почтовый) отправлением в 11.00; № 17 (пассажирский) отправлением в 11.45. Проследим путь и остановки первого из них:

Санкт-Петербург. Варшавский вокзал. Отпр.: 19.00

Гатчина. Приб.: 19.40. Отпр.: 19.43.

Луга. Приб.: 20.50. Отпр.: 20.58.

Псков. Приб.: 22.49. Отпр. 22.57.

Двинск. Приб.: 2.59. Отпр. 3.07.

Вильна. Приб.: 5.48. Отпр.: 5.56.

Гродно. Приб.: 8.16. Отпр.: 8.24.

Белосток. Приб.: 9.46. Отпр.: 9.48.

Варшава. Петербургский вокзал. Приб.: 12.45.

Прибыв в Варшаву, поезд оставался там на долгую трехчасовую стоянку, после чего в 15.52 отправлялся в направлении пограничного городка с тавтологическим названием Граница (Бендинского уезда Петроковской губернии; ныне Sosnowiec Maczki), куда прибывал в 21.42 и где заканчивалась колея российского стандарта: здесь пассажирам предстояла пересадка на поезд австрийских железных дорог. Впрочем, этот путь был не единственным возможным: зачастую пересадку делали в Варшаве, заодно совершив краткую экскурсию по городу. Таким образом, общее время пути от Петербурга до Варшавы составляло 17 часов 25 минут, а до российско-австрийской границы (с учетом трехчасовой стоянки) – чуть менее 27 часов.

Пассажирский поезд № 17, делая те же остановки, добирался до Варшавы за 20 часов 30 минут, но отчего-то стоял там всего полчаса, после чего примерно за 9 часов добирался до Границы. Почтовый № 8 ожидаемо ехал еще медленнее, тратя на дорогу до Варшавы 21 час 45 минут, стоя там 3 с небольшим часа и довольно быстро, за 6 с лишним часов, достигая Границы.

По отдельному расписанию следовал состав Международного общества спальных вагонов и скорых поездов (о котором см. далее) сообщением Санкт-Петербург – Варшава:

Санкт-Петербург. Варшавский вокзал. Отпр.: 21.30.

Гатчина. Приб.: 22.21. Отпр.: 22.31.

Луга. Приб.: 24.09. Отпр.: 24.17.

Псков. Приб.: 2.53. Отпр.: 3.01.

Режица. Приб.: 6.17. Отпр.: 6.25.

Двинск. Приб.: 8.00. Отпр.: 8.15.

Свенцяны. Приб.: 9.59. Отпр.: 10.07.

Вилейка. Приб.: 11.20. Отпр.: 11.30.

Вильно. Приб. 11.44. Отпр.: 11.58.

Ландварово. Приб.: 12.23. Отпр. 12.25.

Ораны. Приб.: 13.37. Отпр.: 13.47.

Гродно. Приб.: 15.25. Отпр.: 15.37.

Белосток. Приб.: 17.25. Отпр.: 17.40.

Лапы. Приб.: 18.11. Отпр.: 18.21.

Малкин. Приб. 19.45. Отпр.: 19.57.

Варшава. Петербургский вокзал. Приб.: 21.32[105 - Международное общество спальных вагонов и скорых поездов. Зимнее движение, ноябрь 1904 г. <СПб., 1904.> С. 121. Печатные справочники Общества сохранились в очень скромном количестве: в РГБ наличествуют, помимо этого, экземпляры расписания летнего движения на 1905 и 1907 годы. В РНБ комплект более представителен, но все равно неполон.].

В Варшаве же предполагалась стыковка со следующим поездом того же общества, о чем впредь. Но прежде чем перейти к описанию маршрутов, соединяющих с Варшавой Москву, следует оговорить одну не слишком известную, но важную для темы путешествий деталь. Дело в том, что в России до 1917 года существовала исключительно сложная система местного времени, лишенная привычного нам понятия часовых поясов: буквально каждый сколько-нибудь крупный населенный пункт жил по своему собственному времени, отстающему или спешащему по отношению к ближайшему соседу на некруглое число минут. Так, полдень в Санкт-Петербурге соответствовал 12.30 в Москве, 12.32 на станции Узловая, 12.45 в Моршанске и т. д. Столь же причудливы были и международные соотношения: так, полдень в Италии (жившей вместе с Германией, Австро-Венгрией и Сербией по так называемому среднеевропейскому времени) означал 11.05 в Париже, 10.20 в Мадриде и Лиссабоне, 13.13 в Санкт-Петербурге и Константинополе и 18.02 в Иркутске[106 - Таблица разности между С.-Петербургом и местным временем; Часы Европы, Сибири и Дальнего Востока // Международное общество спальных вагонов и скорых поездов. Летнее движение, октябрь <sic> 1907 г. <СПб., 1907.> С. 14, 15. Как часто бывает на практике, эти сведения, более чем очевидные для современника, мало где зафиксированы за пределами служебных документов.]. Не стоит, конечно, забывать и о разнице в летоисчислениях: пассажир начала ХХ века при пересечении границы сразу менял и число, перебираясь на 13 дней вперед.

Из Москвы в сторону Варшавы ежедневно отправлялось пять поездов: четыре казенных и один – Международного общества спальных вагонов. Самый быстрый из них – № 29 (курьерский), состоявший лишь из вагонов первого класса. Вот его расписание:

Москва. Брестский вокзал. Отпр.: 21.25.

Вязьма. Приб.: 2.53. Отпр.: 2.59.

Смоленск. Приб.: 5.52. Отпр.: 5.58.

Минск. Приб.: 11.43. Отпр.: 11.57.

Брест. Приб.: 18.43. Отпр.: 18.55.

Варшава. Приб.: 22.58.

Еще один курьерский (№ 1) отправлялся в 14.25 и двигался с сопоставимой скоростью; в нем были вагоны первого и второго класса. В 20.30 отправлялся пассажирский № 5 (в дороге – те же 25 часов), в 22.15 – почтовый № 3, шедший значительно медленнее и добиравшийся до цели более чем за 30 часов. Два последних поезда, как и все петербургские, конечным пунктом имели станцию Граница.

Поезд Международного общества отправлялся в 16.00 и имел не совпадающие с остальными составами остановки:

Москва. Брестский вокзал. Отпр.: 16.00.

Кубинка. Приб.: 17.18. Отпр.: 17.26.

Можайск. Приб.: 18.21. Отпр.: 18.29.

Гжатск. Приб.: 19.52. Отпр.: 20.02.

Вязьма. Приб.: 21.16. Отпр.: 21.24.

Дорогобуж. Приб.: 22.49. Отпр.: 22.57.

Смоленск. Приб.: 1.01. Отпр.: 1.11.

Орша. Приб.: 3.57. Отпр.: 4.05.

Минск. Приб.: 9.04. Отпр.: 9.14.

Барановичи. Приб.: 12.32. Отпр.: 12.42.

Брест. Приб.: 17.10. Отпр.: 17.30.

Луков. Приб.: 19.07. Отпр.: 19.19.

Седлец.: Приб.: 19.47. Отпр.: 19.50.

Варшава. Приб.: 21.21.

Все перечисленные поезда (за исключением московских № 1 и 29, а также составов Общества) имели вагоны первого, второго и третьего класса, значительно отличавшиеся внешностью, внутренним убранством, комфортом и населением.

Вагоны первого класса – окрашенные в синий цвет, с мягкими бархатными диванами, хорошо освещенные, с сетками (а не полками) для багажа.

Он <вагон> имеет 4 парных окна и 3 одиночных обычного размера. Против каждой пары окон имеется одно отделение, перегороженное пополам перегородкой, приходящейся против промежутка сближенных окон. Перегородка делит отделение на два малых купе с самостоятельной дверью из каждого в продольный коридор. В малых купе имеется по одному мягкому дивану с подъемной спинкой и подвижной столик, могущий служить лестницей для входа пассажира на верхнее спальное место. В перегородке между двумя купе сделана легкая раздвижная дверь, так что по желанию пассажиров два малых двухместных купе могут быть временно обращены в одно большое четырехместное. В вагоне имеются две уборные с умывальниками и отделение для проводника. Вагон отлично отделан и имеет 16 спальных мест[107 - Мокршицкий Е. И. История вагонного парка железных дорог СССР. М., 1946. С. 159–160. Здесь описан самый популярный, но отнюдь не единственный тип вагона первого класса; одновременно с ним продолжали функционировать и более старые экземпляры – с четырехместными купе, без верхних полок и т. д.].

Билеты были без обозначения места, лишь с показанием класса вагона; соответственно, пассажир мог занимать любое понравившееся ему купе (на некоторых направлениях отдельно обозначались купе для дам и для некурящих; по умолчанию курить разрешалось везде); за некоторую мзду кондуктор мог подыскать незанятое купе и в дальнейшем стараться охранять покой, по возможности не допуская других пассажиров[108 - Этим, впрочем, не брезговали и в следующем классе: «Ян <И. Бунин> оказался прав: вагон второго класса был почти пуст, и мы имели отдельное купе, дав на чай кондуктору» (Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина. Беседы с памятью. М., 2007. С. 426).]. С какого-то момента в обиход начала входить так называемая плацкарта – приобретаемый отдельно добавочный билет, гарантирующий пассажиру место для ночного сна. Не имея плацкарты, спать можно было лишь сидя или в тех случаях (для первого класса нередких), когда заполнены были не все места. Багаж сюда (за исключением ручной клади, определяемой приблизительно как в сегодняшнем самолете) не допускался.