Только папе не говори! Дневник новой русской двадцать лет спустя

Хорошо, что нет Ольги! Она бы улыбнулась правым уголком рта. Не левым, а правым! Левый она кривит, когда нервничает, а правый, когда входит в Иркину спальню. Легко смеяться над Иркиным вкусом, когда ты из старой петербургской семьи, твои предки знаменитые художники, картины твоих прапрадедов в русских и французских музеях. Ольга говорит «мы с Иркой из разных детских». Конечно, из разных: над Ольгиным диваном висят виды Павловска кисти знаменитого… не важно кого, это секрет. У Ирки над кроватью висела репродукция из журнала «Огонек». У Ольги знаменитые предки, а у Ирки нет родственников, одна мама, акушер-гинеколог на пенсии в маленьком уральском городке. Но мы уже давно из детских!

Нет-нет, Ольга не кичится своим происхождением, она согласна, что происхождение самое незначительное в человеке. Ольга ругает Ирку за плохой вкус. Но вкус тоже самое незначительное!.. Взгляды тоже самое незначительное в человеке. В человеке всё незначительно, кроме одного: что этот человек твой друг, Хомяк.

– Вот кровать, – сказала Ирка.

Казалось бы, кровать в спальне, ничего особенного. Но любой, кто смотрит сериалы, сразу поймет, в чем дело: кровать низкая, пылесос под нее не пролезает. На том, что пылесос не пролезает под кровать, построен сюжет многих сериалов: это завязка. Персонажи сериалов в первой серии прячут завещание там, где его никто не найдет: под кроватью, где никогда не пылесосят. Во второй серии закатывается под кровать кольцо, персонаж шарит под кроватью палкой от швабры… тут-то и начинается драма.

У Ирки закатилось под кровать кольцо, Ирка пошарила под кроватью шваброй – а там коробка, в коробке завещание. Зачем ПетрИваныч не в сериале, а в жизни спрятал завещание под кроватью, где Ирка никогда не пылесосит? На этот вопрос нет ответа.

Если подумать, на этот вопрос есть ответ: ПетрИваныч не предполагал, что может умереть. Думал, что когда-нибудь, через сто тридцать лет скажет Ирке слабеющим голосом «умираю, и вот моя последняя воля: пропылесось под кроватью», – а там как раз завещание. Но, скорей всего, ПетрИваныч считал, что к тому времени изобретут бессмертие, и Ирке не понадобится пылесосить.

ПетрИваныч вообще был склонен к скрытности. Ирка не знала, сколько он зарабатывает. ПетрИваныч говорил «цвети спокойно, мой тюльпан» и выдавал определенную сумму на хозяйство и ботокс. Ирка никогда не знала, на какую конкретно сумму она может цвести. Когда Ирка задумывала внеочередную косметологическую процедуру, она сообщала об этом ПетрИванычу. ПетрИваныч внимательно рассматривал Ирку, затем сверялся с синей записной книжкой, что-то подсчитывал в уме и давал ответ: ну, что же, устранить носослезную борозду мы можем себе позволить, а вот изменить форму глаз для придания свежести взгляду в этом месяце нам не по средствам. Мне было бы обидно, если бы Андрей раздумывал, придать ли свежести моему взгляду или и так сойдет, но финансовые отношения в каждой семье построены поразному.

После смерти ПетрИваныча Ирка запаниковала: как тюльпан сможет цвести на свою зарплату в театре? Алена в утешение хотела подарить Ирке какую-нибудь приятную мелочь: операцию по изменению формы ушей или липосакцию щек. Ирка отказалась: «не хочу рисковать ушами». Всякий раз смотря в зеркало, она будет думать – вот уши, подарок Алены. Но что, если они с Аленой поссорятся? Алена благородный человек, она никогда не стала бы требовать уши обратно, но Ирка привыкла быть независимой.

Но если бог дает желание улучшать свою внешность, он дает и способ: пробирки, водяная баня, эфирные масла, вазелин. Термометр. Ирка начала делать кремы: мазала себя, меня, гардеробщицу, актрис и режиссера. На сегодня у Ирки уютный подпольный бизнес: все в ее театре, от гардеробщицы до главного режиссера, покупают Иркин дневной крем, ночной крем, а также крем для губ. Ирка говорит «мой бизнес на самоокупаемости»: доходы от продажи кремов равны расходам на их приготовление. Хомяк планирует расширяться: в ее планах крем для век.

Чтобы показать мне, как она нашла завещание, Ирка встала на колени, засунула голову под кровать.

– Ой, а что это тут, в углу? Здесь что-то есть! Может быть, тайник?!

Но это был не тайник, а синяя записная книжка: очевидно, ПетрИваныч при жизни уронил ее под кровать, и всё это время она там находилась.

Ирка листала книжку, бормоча: «Милый, милый ПетрИваныч, как подробно у него записаны расходы на косметологию», и вдруг побледнела.

– Не понимаю… прочитай ты, – Ирка смотрела на меня беспомощным взглядом.

Пролистав записную книжку, мы с Иркой выяснили, что ПетрИваныч регулярно требовал деньги у женщин. Напоминал, просил, угрожал. Часто повторялась фраза «у вас есть один день!» и «пеняйте на себя!». В синей записной книжке была зафиксирована ежемесячная переписка с тремя женщинами. …А вот и номер тайного счета, на который каждый месяц поступали деньги.

Что это, шантаж? ПетрИваныч шантажист? Грозил раскрыть тайны этих несчастных, вымогал деньги… Печально, когда моральный уровень умершего мужа оказывается не таким высоким, как при жизни. Но зачем думать о моральном уровне ПетрИваныча, у него уже всё равно не будет возможности исправиться.

– Давай прочитаем завещание, – предложила я.

– Читай сама, если хочешь, – мрачно сказала Ирка. – Я в шоке: ПетрИваныч занимается шантажом!

…Ура! Оказалось, что это не шантаж! Не шантаж, а получение законного дохода: у ПетрИваныча было три однокомнатные квартиры, которые он сдавал.

И завещал Ирке.

– Не могу поверить… Он купил квартиры втайне от меня… – ошеломленно сказала Ирка. – Да еще в Озерках…

Как будто это имело значение: ПетрИваныч втайне купил три квартиры в Озерках или в другом месте. Хотя всё же имело значение: Озерки хороший район.

…ПетрИваныч купил три квартиры втайне от Ирки, но как? Муж имеет право купить квартиру только с согласия жены. Ирка не помнит, что давала согласие. Тюльпан не обязан держать в памяти, что подписал ПетрИванычу бессрочное согласие на покупку любой недвижимости.

– Милый, милый ПетрИваныч, – растроганно повторяла Ирка, – какой он у меня заботливый, предусмотрительный, надежный! Я всё пела, как стрекоза, а он в это время думал про вечное – про недвижимость.

Так, прямо на моих глазах, Хомяк стал рантье.

– Три квартиры – это настоящая любовь! Уверена, что это лучшие квартиры в мире, я полюблю их с первого взгляда! Милые мои, мои однокомнатные! Мои равные по площади, в новом доме! Обожаю свою недвижимость! – веселилась счастливая Ирка.

Конечно, Хомяк обожает свою недвижимость. Не в том смысле, что Хомяк полюбил квадратные метры. Хомяк полюбил чувство безопасности от сдачи трех квартир в аренду.

– Материальное благополучие – это единственная опора в жизни. Мужья могут уйти, умереть, изменить, а однокомнатные квартиры не умрут! Три квартиры можно три раза сдать! Но только трем людям… А если каждую квартиру сдать по три раза, то можно получить девять арендных плат… – Ирка пошевелила губами, перемножая в уме сумму аренды на три минус инфляция плюс рост стоимости аренды в год и умножить на три квартиры, которые она сдаст по три раза.

…Ирка совсем недолго побыла рантье. Рантье – это покой, стабильность. Но не таков Хомяк. Ирка мысленно пустилась во все тяжкие. У нее образовался бизнес-план: продать одну квартиру, вступить в новое строительство, построить, продать, купить две, опять построить, продать, купить три… По-моему, это естественный ход событий: финансовая самостоятельность ударила Ирке в голову, потому что она много лет не имела доступа к семейному бюджету.

– Читай завещание дальше, – велела Ирка, – вдруг там еще один сюрприз? Еще одна квартира?! Или даже две! Милый, милый ПетрИваныч!

Хорошо, что Ирка не увидела это своими глазами. Увидеть такое своими глазами – это огромный стресс! Услышать своими ушами тоже стресс. Хотя я постаралась преподнести ужасную правду максимально осторожно.

– Мы с тобой взрослые, так? Мы с тобой знаем мужчин, так?..

Ирка кивнула: «Да, мы знаем. У него карточные долги?»

– ПетрИваныч тебя очень любил. Говорил, что ты тюльпан. Ты, и правда, тюльпан! Иногда тюльпан один в вазе, а иногда …э-э… букет тюльпанов. Мужчины, ну, ты знаешь, полигамия, моральная слабость и всё такое. К тому же ПетрИваныч всё равно умер.

По-моему, я подошла к делу издалека, как только возможно.

– Сколько? Двое? Трое? Внебрачных детей сколько, двое, трое? – деловито спросила Ирка, и тут же засмеялась, – шучу. Откуда у него могут быть дети? ПетрИваныч не изменил мне ни разу в жизни. Бедный ПетрИваныч, иногда мне его жалко: за всю жизнь у него была всего одна женщина, я.

– Точно, – горячо подтвердила я, – не трое. Не трое и даже не двое, всего лишь один… дочь. Всего один дочь, то есть один маленький ребенок, могло быть гораздо больше. У мужчины может быть около тысячи детей, а у морской свинки до тридцати, за всю жизнь, конечно.

– ПетрИваныч не морская свинка. Он свинья. Ирка сняла платье, бросила на кресло, легла в кровать, встала, аккуратно повесила платье в шкаф, легла, отвернулась к стенке. Бант и бусы не сняла, так и лежала в банте и бусах. Я принесла корвалол. Не помню, сколько нужно капель?.. Накапала тридцать капель. Если бы у ПетрИваныча было двое внебрачных детей, я бы накапала шестьдесят капель, а если бы трое – девяносто? Затолкала Ирку поглубже в подушки, подоткнула одеяло. Ирка приподнялась, беспокойно сказала «арендаторы заплатили за последний месяц?» и бессильно упала в подушки.

Из подушек доносилось: «…маленькая до-очь… …маленькая, значит, он изменил не в мо-олодости, а совсем недавно, ооо… у него была любо-овница, ооо… Кто эта женщина?! Я – единственная любовь его жизни, а не она! Я тюльпан! У меня замирало сердце, а не у нее! Ни у кого такого не было, как у нас, – а не у них!

Мне так стыдно. Ведь мы что думаем?.. Мы думаем: Хомяк. Со всеми присущими Хомяку чертами: страстью к ботоксу и аппаратной косметологии. Я была уверена, только у нас с Андреем вот это всё – бежать к любимому, ловить снежинки ртом, уткнуться в колючую щеку, услышать «люблю»… только у нас! А у Ирки с ПетрИванычем быт, синяя записная книжка, Купидона и Психей. Но оказывается, у Хомяка тоже замирало сердце! У Хомяка тоже «ни у кого такого не было!». …Буду с Иркой до конца. В том смысле, что пройду с ней этот горький путь: шок, отрицание, возмущение, агрессия, осознание, принятие.

– А может быть, ребенок – это не измена? – Ирка приподнялась в кровати, сидела в банте и бусах, смотрела на меня с надеждой.

Я кивнула. И правда, мало ли какие бывают обстоятельства. К примеру, у ПетрИваныча есть родственник дурного нрава, и ПетрИванович как благородный человек воспитывал его ребенка… кажется, это Джейн Остен «Разум и чувства».

– Не измена, а что? – В Иркином голосе одновременно яд и надежда.

– Не измена, – уклончиво сказала я, – давай посмотрим на вещи позитивно: мы будем забирать ее на выходные, я могу завтра пойти с ней в театр… на «Лебединое озеро» или «Щелкунчика»?.. Только не на «Жизель», прошу тебя, не на «Жизель»!

– А там сто написано? – От волнения Ирка начала шепелявить. – Давай перечитаем это место про маленькую дочь.

Сто, сто… в завещании написано черным по белому: «сообщи Е., скажи так «он улетел, но обещал вернуться», скажи именно так, слово в слово». Как бережно ПетрИваныч обходится с ребенком: не хочет напрямую говорить с ребенком о смерти, дает надежду… он был Е. хорошим отцом. Е. это Екатерина? Евлампиия? Елена, Елизавета?

– Я этого не переживу, – горько вздохнула Ирка. Я тоже этого не переживу. Если у такого предусмотрительного человека, как ПетрИваныч, под кроватью три однокомнатные квартиры и дочь Е., то чего же можно ожидать от других? Если у Андрея обнаружится внебрачная дочь, я просто сразу умру, и всё. Решение умереть и всё – хорошее, но кто тогда допишет мой новый роман?

Вместо того чтобы получить от меня утешение, Ирке пришлось утешать меня.

Мы утешали друг друга, Ирка чихала и плакала, плакала и чихала, я только чихала.

– Есть примета: я три раза подряд чихнула, значит, это правда: мы обе не переживем измены ПетрИваныча, – сказала Ирка.

Ирка чихнула не три раза, а пять.

Завещание до конца не дочитали. Но что еще там может быть, кроме «до свидания, хорошего дня»?..

Вечер вторника, 21 сентября, первая лекция на курсах литературного мастерства

Не только Мура доцент, читает лекции по терапевтической стоматологии, я тоже читаю.

19:00

Лекция на курсах литературного мастерства.

Сидят. Чего сидят? Загадка, люди, которые учатся на курсах литературного мастерства, для меня загадка. Смотрят на меня. Чего смотрят? Как будто я могу научить стать писателем! Зачем они здесь? Некоторые люди совершают необъяснимые с точки зрения логики поступки.

Ну, а мне для чего нужно преподавать на курсах литературного мастерства? Для удовлетворения своего тщеславия и любви к аплодисментам?

Сначала расскажу, почему не стоит становиться писателем.

– Представьте, что вы дома сварили суп. Ваши родные сказали «что-то твой суп не очень». Неприятно, но можно пережить, правда?.. А теперь представьте, что вы сварили суп на весь район. И каждый – каждый! – может подойти к вам и сказать: «Эй ты, повар! Твой суп невкусный! Нужно побольше морковки». Книга – это ваш суп для всего района. Писателю каждый может сказать, что его книга плохая. Писатель тут же подумает, что он неталантлив. Это ужасно! Можно признать, что твой суп невкусный, можно даже признать, что кто-то красивей. Но как согласиться с тем, что ты неталантлив? Это психологическая травма. А если твой друг – литературный критик, но ни разу про тебя не напишет… о-о, какая это травма!

На первой парте поднялась рука – вопрос.

– Какой суп?

– Хороший вопрос. Рассольник.

Что еще рассказать?..

Расскажу, какие страхи бывают у писателей, кроме страха чистого листа.

– Страх, что близкие люди узнают ваши потаенные желания и мысли. Этот страх быть откровенным называют «страх, что мама узнает».

– А вы испытывали такой страх?

Кто, я? Нет, конечно. То есть да, я боюсь, что мама, Мура, Андрей и все остальные узнают обо мне что-то, что я хотела бы скрыть. Не то чтобы страшные тайны, так, ерунда – что я чувствую, о чем думаю. Подумают, что если я такое написала, значит, это происходило со мной, или я об этом мечтаю, и с какой стати я вообще об этом знаю? К примеру, как писательницы пишут о сексе, если у них есть взрослые дети? Они же прочитают и подумают: о-о, и это моя мама?!

19:13

Вот черт, звонок. Я забыла выключить телефон!

Ирка-хомяк. Я прошипела «у меня лекция» и отключилась.

19:13

Позвонила Ирка-хомяк. Закричала: «Сделай перерыв. Срочно! Приписка!»

19:13

– Я на минутку. Следующий страх – страх неуспеха. А затем страх успеха. Через пару минут я вернусь, и вы мне скажете, почему человек, который хочет стать писателем, может бояться успеха.

Вышла в коридор, чтобы позвонить Ирке, а Ирка за дверью. Я думала, она дома, но она тут, за дверью.

Оказалось, в завещании есть пункт «примечания». В примечании написано «Позаботься обо всем с присущим тебе благородством». Пришпилены квитанции на оплату электричества и газа по трем квартирам. А также написан адрес и телефон Е. (Екатерины, Елены, Евдокии, Евлампии, Елизаветы, Евы).

– Как это тонко, как умно: «Позаботься обо всем с присущим тебе благородством». Какие прекрасные слова. Ты исполнишь волю ПетрИваныча с присущим тебе благородством! Отдашь его маленькой дочери квартиру.

– Квартиру?! Ты с ума сошла!

Ирка посмотрела на меня как на врага. Как на врага, который сошел с ума.

– Одну из трех. Любую, которую не жалко.

– Я люблю все свои квартиры одинаково, – с достоинством сказала Ирка.

– Да, но ПетрИваныч совершенно ясно и четко намекнул: «Позаботься обо всем с присущим тебе благородством».

– Он не понимал, что делает. Будь он в здравом уме, ему бы и в голову не пришло отнять у собственной жены половину обеспечения! Одна из трех квартир это ровно половина моей недвижимости!

Молча показала Ирке три пальца, один загнула, пошевелила оставшимися двумя.

– Рзвлекаешься, пальцами шевелишь? По-твоему, я должна лишить себя средств к существованию?! Этот номер у вас не пройдет, гражданин Гадюкин! Этот номер у него не пройдет, гражданин Гадюкин! Три квартиры – мои! Три квартиры, три арендные платы, три жильца… Мне очень важно, что у меня всего по три!

У Ирки стресс: Ирка считала, что у нее всего по три, но теперь может оказаться, что у нее всего по два, ПетрИваныч «этот человек», а я гражданин Гадюкин. Мы с ПетрИванычем оба граждане Гадюкины.

– ПетрИваныч на смертном одре просил тебя позаботиться о ребенке! С присущим тебе благородством.

Ирка покачала головой – нет.

– ПетрИваныч на смертном одре просил меня правильно оплачивать квитанции. Он приложил квитанции к завещанию. Я должна с присущим мне благородством вовремя оплачивать электричество и газ. В завещании не написано «позаботься о моей дочери»! Написано «позаботься обо всем». Обо всем – это вовремя оплачивать электричество и газ… и налоги. ПетрИваныч на смертном одре не мог иметь в виду ничего другого.

Почему мы говорим «на смертном одре»? ПетрИваныч умер, заказывая суши на свою серебряную свадьбу. А завещание он написал раньше, не когда заказывал суши. Ирка хотела винегрет и оливье, а он хотел суши.

Придется вернуться на лекцию: слушатели ждут, хотят стать писателями.

Я вдруг начала кашлять.

19:18

В аудитории.

19:18

Звонок. Ирка.

– Квартиру не отдам! – твердо сказала Ирка. – Читай лекцию и отвечай мне мысленно, я пойму.

19:18–20:30

Рассказала про арку героя.

– Арка – это изменение личности персонажа под влиянием внешних и внутренних конфликтов. Персонаж внутренне растет, становится другим человеком, из лягушки превращается в царевну, из заурядного человека в спасителя мира, или просто становится другим человеком.

– Герой становится лучше?

– Необязательно. Может быть положительная арка, может быть отрицательная. Важно, что персонаж становится другим. Давайте вспомним героев любимых романов, например Фродо из «Властелина колец». Фродо вернулся из Мордора практически другим хоббитом.

– А в жизни кто-то стал другим человеком?

Хм, звучит как очень личный вопрос. …Пожалуй, нет. Никто не стал другим человеком, кроме хоббита Фродо и Алены. А из близко знакомых мужчин никто не изменился, не считая ПетрИваныча, который очень изменился: он умер. По утрам он курил в туалете, Ирка злилась. Но может ли Ирка считать это недостатком, если она с ним больше не живет?

Я рассказывала про арку героя на примере «Ярмарки тщеславия» и мысленно беседовала с Иркой.

– По закону я ничего не должна дочери ПетрИваныча. Законы пишут не зря!

Мои мысли: но что, если маленькая дочь ПетрИваныча нуждается? Девочке нужны игрушки и кружки.

– Мне тоже нужны игрушки и кружки! Я тоже девочка! – закричала Ирка.

Мои мысли: Ирка, ты же хороший человек.

– Я хороший человек?! Я хороший человек. По-твоему, быть хорошим человеком означает отдать последнее, третью квартиру?! Давно хочу тебя кое о чем спросить: ты вообще чей друг? Мой или маленькой дочери ПетрИваныча?

Мои мысли: Я придумала! Ты можешь отдавать ей деньги от аренды.

– Деньги?.. От аренды?.. Это неплохая мысль, не ожидала от тебя.

20:31

Выяснилось, что из всех присутствующих на курсе литературного мастерства «Ярмарку тщеславия» читала только я.

20:32

Начала рассказывать про арку героя на примере «Унесенных ветром». Выяснилось, что будущие писатели не читали «Унесенные ветром».

20:33

Звонок. Ирка.

– Отдавать ребенку деньги от аренды – это плохая мысль. Ежемесячные выплаты развращают. Дочь ПетрИваныча привыкнет к ренте, будет думать, что ей все должны, перестанет учиться. Не окончит школу! …А я, я? Для меня нет ничего хуже, чем ежемесячные выплаты. А если в каком-то месяце мне не хватит на жизнь? А если необходима срочная косметологическая операция? Я всё равно должна буду платить, хоть тресни! Это как будто выплачиваешь кредит на машину: она уже твоя, а ты почему-то всё платишь и платишь! Но в данном случае у меня даже машины не будет! Так?

Мои мысли: так. В данном случае машины не будет.

– ПетрИваныч положился на мое благородство. Но он не имел виду отдать квартиру или выплачивать ренту! Он имел в виду изредка сводить ребенка в театр или на ёлку. Ёлка, утренник в театре… уверена, что он не стал бы требовать от меня большего. Давай так: я свожу ее на ёлку, а ты на «Лебединое озеро».

Ирка чихнула и отключилась.

В конце лекции рассказала про арку героя на примере «Приключения Буратино»: все видели мультик.

На самом деле Буратино – неправильный пример. После всего, что ему пришлось пережить, он нисколько не изменился: таким людям хоть кол на голове теши.

Сначала просто кашляла, потом начала кашлять как собака. Кашель как будто лай… Неловко лаять на лекции не как маленькая собачка, а как овчарка: гав-гав.

Отошла в угол, надела маску, из угла закончила лекцию:

– Некоторые любимые персонажи никогда не меняются, в этом их прелесть: Эркюль Пуаро, Шерлок Холмс. Поступайте с персонажами по своему усмотрению: писатель – это бог в своей маленькой Вселенной… гав-гав… гав-гав… гав.

Среда, 22 сентября, скандал из-за денег

Кашель прошел, но у нас опять скандал из-за денег. Кто мог представить, что в нашей семье возможны скандалы из-за денег? Я нет.

Сегодня мой день забирать девочек из школы. А я не хочу! Не хочу их забирать. Мой день был позавчера и будет послезавтра. Я имею право не хотеть каждый день садиться в машину, ехать по пробкам, мучительно парковаться, долго ждать в школьном вестибюле. Замотать в шарфы, забыть, где машина, метаться по улицам в поисках машины, найти, сесть в машину, услышать от Яши, что она забыла учебник, сбегать с Яшей за учебником, вернуться, услышать от Аркаши, что она забыла тетрадь, накричать на обеих, сбегать с Аркашей за тетрадью…

Попросила Андрея забрать девочек из школы: не могу оторваться от работы. Он тоже не может оторваться от работы. Обсуждали, кто из нас не может больше. У меня глава, у него совещание. Я согласна, что главу можно закончить завтра, но совещание тоже можно провести завтра! Он всего лишь привезет двух маленьких девочек из школы и поедет на работу.

– Работаю, не могу оторваться ни на минуту, понимаешь? – сказала я.

– Хорошо, я заберу, – согласился Андрей, ура!

Отключился, и тут же получил от меня звуковое сообщение: «Я теперь буду жить в гареме. Расскажите мне правила». От меня. Сообщение. Что я теперь буду жить в гареме. И хочу узнать правила проживания в гареме. Так бывает: случайно отправишь звуковое сообщение тому, с кем только что разговаривал.

Догадался ли Андрей, что когда мы разговаривали, я поставила на стоп турецкий сериал? И поговорив с ним, тут же опять включила турецкий сериал? И что если это турецкий сериал, то речь, конечно, идет о гареме?

Ни о чем не спросил, ни как я оказалась в гареме, ни в качестве кого я буду там жить, ни даже какие в гареме правила, – просто забрал девочек. Даже не поднялся, высадил девочек во дворе и умчался.

Девочки дома.

Яша репетирует: она поет в хоре, скоро концерт. Яша поет: «Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко…» Это так прекрасно, что во мне всё дрожит и улыбается.

– Я сяду в зале, увижу тебя в первом ряду и буду тобой любоваться.

– Нет. Я попросила, чтобы меня поставили в третий ряд.

– Как попросила? Как в третий? – всполошилась я. – Ты так красиво поешь, тебе надо быть в первом ряду!

Яша посмотрела на меня укоризненно:

– Есть и другие дети. У других детей тоже есть бабушки. Они тоже хотят, чтобы их дети были в первом ряду. Они тоже хотят любоваться! Почему я должна быть в первом ряду? Я что, особенная? Я не особенная, я обычная. Только не говори папе.

Яша права, но… Яша слишком хорошая. Зачем человеку быть таким абсолютно хорошим?.. Расстроилась, предложила Яше хотя бы купить концертное платье.

Яше не нужно концертное платье.

– Не всем могут купить новое платье. Вдруг не всем купят? Как я буду в новом, а другие? …Мне не нужно концертное платье, только не говори папе.

Я еще больше расстроилась.

Аркаша утешала меня:

– У тебя Яша обычная, зато я особенная! Я буду в первом ряду! Всегда. Давай купим мне концертное платье? Я буду даже первее, чем первый ряд, я буду сало. Только не говори папе, что я хочу платье.

Аркаша не поет в хоре, у нее нет концерта, ей негде быть соло в платье.