скачать книгу бесплатно
Глава первая
Преступление
Племянник повел себя совершенно неприлично – развернулся и уехал, высадив Аврору и Б. А. у дома с зеленой крышей и чугунными решетками. Аврора пыталась слабо протестовать: мол, погоди, нужно познакомиться, разве я тебя этому учила, но он только раздраженно потряс бородкой и сверкнул очками, неразборчиво пробормотал что-то вроде: «Не собираюсь шаркать ножкой, конференция, тезисы, доклад» и был таков.
– Милости прошу, – поклонился Авроре Кирилл.
С Авророй или, по крайней мере, с Аврориной спиной всегда начинали разговор со слова «девушка», а когда Аврора поворачивалась лицом, осекались, – тьфу, черт, это же и не девушка вовсе, а просто Маленькая-Собачка-До-Старости-Щенок!
Кирилл был невысоким, ненамного выше маленькой Авроры, но хотя его, по-мальчишески тонкого, издалека можно было принять за подростка, женщины о нем говорили с придыханием: «Крас-савец!» Кирилл кривил в постоянной усмешке четко очерченные чувственные, чуть подпухшие губы, и лицо его постоянно менялось, как будто находилось в какой-то тонкой и тесной связи с теми, кто на него смотрел. Долгие годы его лицо было таким нежным, словно его не касалась бритва. Теперь, к сорока годам, нежность ушла, но осталась открытая мальчишеская улыбка, чуть плывущий взгляд, то беззащитный, то вдруг жесткий, а иногда в нем даже мелькала петушиная заносчивость. В Кирилле было обаяние испорченного мальчика, которое так сильно действует на женщин, не на всех, конечно, но на многих. Мужчины видели его другим – энергичное лицо, твердый волевой подбородок и так резко цепляющий собеседника взгляд, что никому и в голову не приходило назвать его маленьким, коротышкой, недомерком или еще как-то пренебрежительно. – Добро пожаловать в мой дом типа особняк, – играя подвижным лицом, проговорил Кирилл тоном персонажа из анекдота. – В мой, так сказать, элитный, комфортабельный коттедж.
Аврора отступила на шаг, прикрыла глаза и, раскачиваясь, заборомотала:
Чтобы время
в берлоге
неспешно текло,
Городскую забудьте
Невысокий
Заборчик, кирпич
и стекло
Плюс зеленый
паркет под
травку…
Отец с сыном одновременно двинулись было навстречу друг другу, но поцеловаться не решились и, ограничившись неловкими кивками, спрятались за спинами своих женщин.
Мужчина обычно легче переносит женскую авторитарность, если женщина маленькая и слабенькая; если же женщина оказывается крупнее, он обычно очень ревностно утверждает свое превосходство. Тут же все было против правил. Лариса скромно стояла позади мужа, явно уступая ему площадку, но выглядела очень довольной собой, очень хозяйкой дома. На ее лице читалась спокойная уверенность: Кирилл, ее муж, – автор своих знаменитых книг, а она автор своих котлет в своем доме. Кирилл подчеркивал ее главенство в их семейной паре, отчетливо смотрелся послушным мальчиком рядом с «мамочкой» и, очевидно, был доволен таким распределением ролей.
– Добрый день, – поздоровалась Лариса, улыбнувшись профессиональной радушной улыбкой, – мы очень рады вас видеть.
У Ларисы была очень красивая фигура, которой она очень стеснялась. Лариса словно явилась из другого века, с картин Венецианова, и была создана для сарафана и коромысла на плече. Покатые плечи, тонкая талия, широкие печальные бедра – красиво и вопиюще немодно. Бедная Лариса безуспешно пыталась замаскироваться одеждой в стиле унисекс, но разве спрячешь русскую народную фигуру в узкие брючки и облегающие маечки? Сейчас она встречала гостей тесно зажатая коричневым вельветовым костюмом – укороченные брюки, тесноватая курточка – и, как всегда, была хороша и смешна одновременно. В сарафане было бы лучше.
– Б. А. показывал мне ваши фотографии в каком-то питерском журнале, не припомню, в каком именно. Вас представляли как хозяйку женского клуба, – светски промолвила Аврора. – Я тоже всегда очень интересовалась женским движением… хотя я считаю феминизм несколько ущербным. Вы согласны, что феминистки однобоко подходят к тендерным проблемам?
Лариса промолчала. У нее не было тендерных проблем, хотя слово это показалось ей смутно знакомым.
– Лариса вам после все подробно расскажет, – поспешно сказал Кирилл.
– Неужели это все ваше? Да вы настоящий латифундист, – кокетливо заметила Аврора Кириллу, неопределенно поводя рукой в сторону забора.
Лариса удивленно взметнула глаза на мужа: что это такое латифундист – комплимент?..
– Мне нравится, что у меня здесь много земли, – ответил Кирилл.
«Кирилл Борисович, вы – среднесчастливый, нормально, обычно счастливый человек, – произнес внутри него чужой убеждающий голос, – или уж, во всяком случае, такой, как все, не более несчастный, чем все остальное человечество».
Из дома вышла Рита с белой сумочкой-бочонком под мышкой. Она была похожа на спаниеля – большая голова, коротковатые ноги и умное собачье выражение лица, как будто она все время к чему-то прислушивалась. А в целом Рита была из тех, о ком говорят – милая, приятная женщина.
– Как я рада вас видеть!.. – воскликнула Рита, чуть ли не кинувшись на шею Б. А., и было видно, что это не просто дань вежливости. – Как там у вас, в Комарове?.. Помните, как мы играли на вашем участке? Там шестнадцать сосен…
– Ну, Риточка, разве можно сравнить мою избушку на курьих ножках с этакой роскошью, – повел глазами вокруг и ласково потрепал Риту по плечу Б. А. – А ты прекрасно выглядишь.
Улыбнувшись в пространство, всем и никому, Рита прикурила сигарету и отошла в сторону, не демонстративно, но подчеркнуто скромно – так выходит на сцену хорошая актриса, зная, что ее роли соответствует место на заднем плане, а не на авансцене.
– Почему эта милая барышня стоит в стороне? Она домработница, охранница, консьерж, мажордом? – громким шепотом осведомилась Аврора.
– Рита – секретарь и доверенное лицо Кирилла, – опасливо глядя на Аврору, пояснила Лариса.
Рита действительно была доверенным лицом, и очень удобным лицом – на нее была возложена организация жизни семьи Ракитиных: билеты, ремонты, встречи.
По сравнению с бедно одетой прыщавой девчонкой, какой Б. А запомнил Риту со времен, когда ее семья снимала дачу по соседству, Рита действительно выглядела сейчас прекрасно, хотя в ней чувствовался некоторый диссонанс, как будто она еще не решила, кем ей быть: современной деловой женщиной или жалкой хлопотуньей из советских фильмов, «блондинкой в жутких розочках». За «блондинку в жутких розочках» были легкие выбеленные кудряшки и смягчающий резковатые черты лица пастельный макияж, за деловую женщину – строгий, отнюдь не дачный пиджак. Опытный взгляд отметил бы несоответствие и в ее наряде – дорогой костюм и наивные туфли-лодочки, из тех, что продаются на рынках, – дешево и сердито. Сумка-бочонок, которую она любовно прижимала к себе, тоже была родом с турецкого рынка, лишь притворяясь модной и дорогой. Было бы лучше, если бы доверенное лицо нарядилось в старенькие джинсы и кроссовки.
Рита улыбалась и смотрела на всех, как милый умный спаниель, – вопросительно, со сложной смесью готовности сделать, что требуется, и достойной независимости.
Кирилл переминался с ноги на ногу. В голове металась детская отчаянная мысль: «Что делать? Попросить прощения?» И детское же упрямство – а, собственно, за что? Может быть, просто сказать: «Па-ап, давай помиримся…»
Кто это? Чужие здесь не ходят. Лариса удивленно смотрела на приближающуюся к ним девушку с рюкзаком в слишком узкой юбке.
– Здесь живет Кирилл Борисович Ракитин? – спросила Катя. – У вас такой красивый дом, самый лучший!
Лариса удивленно моргнула – дом с башенками был самым скромным в поселке.
– Это я, – поспешно ответил Кирилл, – а вы…
Катя коротко шагнула вперед и напряженно поклонилась.
– Я Катя…
Хозяева дома с башенками явно не ожидали незнакомую девушку в узкой юбке.
Катя была в полосатых носочках – ничего, конечно, особенного, но Ларисе прежде не приходилось принимать у себя дома девушек, одетых в юбку и носки.
Можно сказать, что девушка Катя просто свалилась ей на голову со своим рюкзаком и провинциальным выговором. Но провинциальные гости всегда появляются как снег на голову, тут уж ничего не поделаешь, и после того как Кирилл назвал гостью дочерью одной старой знакомой, Ларисе ничего не оставалось, кроме как сделать вид, что она очень рада или, по крайней мере, не совсем уж не рада девушке Кате.
А девушка Катя ничего такого не поняла, потому что она вовсе не считала себя незваным гостем, и путь ее в дом с башенками, зеленой крышей и чугунной решеткой был не близким, особенно для человека, впервые покинувшего свой дом.
Катя широко улыбнулась хозяевам, и стало видно, что ей все-таки меньше двадцати. Просто она была очень крупная барышня.
Гости уже довольно долго стояли во внутреннем дворике – мирились, знакомились, удивлялись неожиданному появлению Кати.
– Пойдемте в дом?.. Рита, будь добра, скажи, чтобы принесли закуски, – светски произнесла Лариса. Так английские аристократки обращаются к людям ниже по положению. Наверное, Лариса любила английское кино, иначе где бы она могла так ловко перенять их манеры.
Ларисина гостиная была выдержана в скандинавском и одновременно минималистском стиле, и этот холодноватый льняной минимализм был выбран ею не случайно. Писатель, хоть и культовый, никак не мог сравняться доходами с соседями-банкирами, тем более один из соседей (тот, что не афишировал род своих занятий), по слухам, занимался то ли утилизацией отходов, то ли просто помойкой, а это такое прибыльное дело, что страшно подумать. Разумно решив, что не сможет соперничать с соседями в гонке по добыче антикварной мебели и других дорогостоящих изысках, Лариса устроила все так, что смело могла смотреть в глаза соседям: это наш стиль, это наша концепция, это именно так, как нам нравится.
Вдоль стен стояли короткие белые диваны и кресла модных прямоугольных форм, низкие столы матового стекла – у каждого дивана по два, на столах лампы простого дизайна с белыми абажурами из рисовой мятой бумаги и множество затейливых цветов в незатейливых кадках. Цвет – белый, с вкраплениями тусклого цветного, материал – лен. Много света, белые льняные занавески, собранные широкими лентами, и белоснежный ковер на полу – если честно, Лариса на ковер искоса поглядывала, жалея, что не велела домработнице убрать. Аристократки из английского кино не посматривали нервно на свои ковры, а наоборот, относились ко всему, что их окружало, очень небрежно, но ведь их с рождения окружала белоснежная чистота, которая ни за что не могла запачкаться, а Лариса пока еще к этому не привыкла. Но все равно – она была исключительно светская женщина, и гостиная у нее была исключительно светская, и дочь Мариша тоже была очень светская.
Заплетаясь ногами, как жеребенок, Мариша сбежала со второго этажа навстречу гостям.
– Слушайте все! Папино интервью в журнале «Кошка ру»! – восхищенно сияла Мариша. – Папа, а ты уже видел?
– Аск! – ответил Кирилл.
– А вы тетя Аврора? – притоптывая на месте от возбуждения, спросила Мариша. – А почему у вас такое имя? Вас в честь крейсера «Аврора» назвали?
– Умоляю, только без теть, – испуганно вздрогнув, отозвалась Аврора. – Деточка, Аврора – это богиня утренней зари. – Глупо признаваться, что она была названа именно в честь революционного корабля.
– Малышке, наверное, лет двадцать. Так почему она немедленно объявляет незнакомую, не очень пожилую даму тетей?.. – прошептала она Б. А.
– Откуда мне знать? – удивился он.
– Папа, а я сегодня была в салоне, BMW смотрела… я хочу красную!.. – не унималась Мариша.
Она не обратила на Катю никакого внимания, а Катя посмотрела на Маришу с восхищением – в этом роскошном доме живут роскошные люди, для которых вполне естественно сказать: «Хочу луну с неба, аленький цветочек и красную „тройку“ BMW».
Мариша предложила гостям аперитивы, но Аврора не пила из принципа, а Б. А. – от волнения. Но все-таки Аврора приняла от Мариши бокал с мартини – это был настоящий прием, а на приемах всегда все ходят с бокалами и общаются.
В гостиную вошла красивая пара. Игорь, высокий-красивый-черноволосый, и Ира, высокая-красивая-черноволосая и самая нарядная в этой гостиной. Они были так похожи друг на друга, что их можно было бы принять за брата и сестру, но парадные улыбки, накинутые на лица, как второпях брошенное покрывало, говорили о том, что они вовсе не брат с сестрой, а муж и жена, которые прервали ссору лишь на пороге, еще не успев стереть с лиц выражения злости и раздражения.
Игорь был заметно возбужден.
– Я принес тебе подарок, водку «Дипломат» и картошку с селедкой на закуску! – Игорь преподнес Кириллу искусно выполненный восковой муляж. Восковую водку немедленно хотелось выпить, а селедку съесть.
Ира пристально оглядела стол, гостей и Ларисино платье, взяла бокал, налила тоник и собиралась отойти от столика с напитками, но, поймав напряженный взгляд мужа, мягким любовным движением плеснула себе джина.
– Аврора, давайте я не буду вам никого представлять, – предложил Кирилл с видом благовоспитанного мальчика. – Тогда вы сможете обращаться ко всем на «эй, ты!».
Б. А. укоризненно покачал головой и взглядом указал Авроре на Таню, высокую женщину с пепельными кудрями вокруг нежного большеглазого лица. Поэтически настроенные люди называют такие лица ангельскими, но ведь и ангельские лица прорезают морщинки и портят неприятные припухлости, и как бы эти поэтически настроенные люди назвали сорокалетнюю Таню – бывший ангел?
Бывший ангел весь струился, очевидно, считая, что у ангелов не бывает возраста: сверху нежно-розовые газовые волны шали, снизу темно-розовые шелковые волны широкой юбки.
– Таня, давняя подруга нашей семьи, актриса.
Б. А. не ожидал когда-либо увидеть Таню, но почти не удивился. С самого первого мгновения, проведенного в доме сына, Б. А. чувствовал себя как-то странно, вне времени. Словно все это либо произойдет завтра, либо уже было вчера, но никак не происходит сейчас. Как во сне. И почему-то его не оставляло чувство, что ему не стоило заходить в этот сон.
– А это Кирочка, Танина дочь, – поспешно сказал Кирилл. – Кирочка, познакомься.
Маленькая тощенькая Кирочка вежливо улыбнулась тонкими, как ниточка, губами.
«Нужно подбодрить этого оловянного солдатика», – подумала Аврора и самым своим ласковым голосом – обычно она использовала его для беседы с детьми – сказала:
– Вы напоминаете балерин Дега, у вас такие же тонкие черты и хрупкие плечики… Кем вы собираетесь стать, дружочек?
Кирочка молчала. Молчала и смотрела на Аврору. Какова? Нужно иметь достаточно мужества, чтобы не ответить на благожелательный вопрос взрослого человека, а уж не ответить Авроре было и вовсе необычно.
Аврора обиженно выпятила губы и надулась. Большей частью ее любили, уважали и отчетливо отвечали на вопросы.
…Каждый человек чем-нибудь гордится, например собой, или своими детьми, или своей собакой. Удачный кафель в ванной, платье от Балансиага, кандидатский диплом – мало ли предметов для гордости. И Аврора тоже гордилась, вернее, жила с постоянным ощущением своей особенной судьбы.
Дело в том, что в Аврориной квартирке когда-то давно обитала ее старшая сестра, очень бойкая барышня с ярко выраженными художественными пристрастиями. Сестра была знакома решительно со всем Питером, и среди «всего Питера» действительно были тогда еще просто юные непризнанные поэты, писатели и художники, а в будущем – питерская слава. Поэты, писатели, художники бывали у сестры, разговаривали, пили вино, читали свои произведения и смеялись, а маленькая Аврора по очереди сидела на коленях у будущих знаменитостей и ни за что не соглашалась идти спать. Позже поэты, писатели и художники уехали за границу и стали знаменитыми или остались и стали знаменитыми, и когда, через много лет, старшая сестра умерла, именно Аврора сделалась почти единственной из тех, кто помнил о том, как поэты, писатели и художники пили вино, читали стихи и смеялись. Аврора гордилась достижениями всех своих знакомых знаменитостей, но особенно трепетно относилась к великому питерскому Поэту, равному, как она считала, самому Пушкину. Она вспоминала Поэта профессионально – в прессе, на радио и однажды даже на телевидении, после чего стала считать себя почти телезвездой. За долгие годы она добавила к своим воспоминаниям много разных подробностей. Единственное, о чем Аврора всегда забывала упомянуть, – что Поэт, очевидно, был большим другом детей, потому что самой Авроре во времена близкого общения с ним было не больше восьми-девяти лет. Никто и не заметил, что Аврора невзначай совершила истинный подвиг любви – слегка разминувшись с Поэтом во времени, она сделалась его современницей, прибавив себе лет пятнадцать. Лишь бы быть рядом с ним, хотя бы в собственных воспоминаниях. В квартирке за прошедшие со времен визитов Поэта десятилетия ничто не изменилось. Аврора жила среди священных предметов: вот стул, на котором сидел Поэт, вот карандашный рисунок Поэта на буфете, а вот и винная бутылка с написанным на этикетке рукой Поэта четверостишием. Но ведь он и чай здесь пил, не мог не пить. Тогда почему бы не из этой, к примеру, чашки?. Выходило, что мемориальным в ее доме было все, включая и саму Аврору.
Мог ли Поэт представить, что где-то в огромном мире затерялась эта крошечная квартирка, где десятилетиями жила память о его мимолетном присутствии?
Ну, Поэт, наверное, мог, а вот обычные люди ничего не знают друг о друге. Быть огоньком, мягко горящим в чьей-то душе, даже не подозревая об этом, – это так волнующе и загадочно, а с другой стороны, почему бы и нет – ведь в нашей душе тоже обязательно живет Некто, к примеру, образ первой любви из детского сада, и он, этот образ, никогда об этом не узнает…
Ну а в Аврориной душе жил Поэт.
Б. А. подозревал (конечно, из ревности), что ребенок Аврора была знакома с Поэтом не очень близко. Бывали минуты, когда он, выступая совсем уж мстительным ревнивцем, думал, что знакомство ребенка Авроры с Поэтом было такого рода, когда один человек знаком с другим, а этот другой с ним – нет.
Опять же к тому, что мы порой не знаем ничего о других людях, даже о самых близких, – у Б. А. была от Авроры тайна. Он считал (возможно, из ревности), что для гения, равного Пушкину, Поэт писал немного слишком сложно, и что он, Б. А., пожалуй, все-таки больше любит Пушкина, тем более раз уж они равны… А из современных – Самойлова и Слуцкого. Но это было тайной, особенно Слуцкий.
Б. А. послушно читал Поэта вслух по требованию Авроры и про себя – под пристальным контролем Авроры. Ему вообще пришлось смириться с постоянным присутствием Поэта в их жизни – что же ему оставалось, ведь Аврора предпочла бы витающую по ее квартирке тень Поэта любой реальности, тем более такой несовершенной реальности, как Б. А. А он был ужасно несовершенной реальностью, о чем Аврора без устали ему и сообщала.
Итак, Аврора была не одна – с ней всегда был Поэт. Племянник, например, специально приводил к ней своих знакомых и представлял ее так: «Моя тетка – культурный раритет, была лично знакома с Поэтом». Знакомые мгновенно смущались и начинали следить за осанкой, и Авроре это было приятно – не за себя, а за Поэта.
…Так что Кирочкино спокойное равнодушие было ей непривычно, и она почувствовала себя неуютно. Похоже, ее поставили на место, и в душе Аврора ужасно растерялась.
– К столу, прошу всех к столу, – громко позвала Лариса, проходившая мимо с полной вазой цветов. Пышный розовый георгин мазнул Кирочку по лицу, но девушка не ойкнула, не улыбнулась и не нахмурилась – у нее было почти лишенное мимики лицо. Такое бесстрастное личико могло принадлежать не юной девушке, а взрослой, бесповоротно взрослой женщине, какой далеко не каждой удается стать. А вот Кирочке удалось.
Умело пресекая увиливания гостей в сторону – прогуляться по дому, выйти покурить или приватно поболтать, Лариса усадила всех за стол и, приятно улыбаясь, принялась расхваливать закуски.
– Холодный крем-суп из анчоуса, сервированный копченым лососем. А это террин из сыра моцарелла и помидоров. Салат «Цезарь» с соусом из анчоусов, гренками и сыром пармезан.
– Все это подается в мамином клубе, – не удержалась и похвасталась Мариша. – Террин из моцареллы просто потрясающий!
– Я специально принес твой любимый, – тихо сказал Кириллу Игорь. – Мне хотелось выпить – ты знаешь, за что…
Сидевшая по его левую руку Аврора ощущала исходившее от Игоря радостное возбуждение так явственно, будто рядом с ней тонким звоном заливался будильник. В ней самой тоже иногда звенел такой возбужденный звоночек – когда она бывала влюблена.
– Что же, мне и водки не с кем выпить? – возмутился Кирилл.
– Ну давай водку, – разочарованно протянул Игорь.
Кирилл мог оскорбиться из-за сущего пустяка, и чем пустячнее, мельче был повод, тем опаснее бывало ему противостоять: такое презрение появлялось на его лице, словно он удивлялся, что окружающие тоже считают себя людьми… Непонятно, как ему это удавалось, но почему-то при этом его обаяние никуда не исчезало.
– Ну, давай выпьем ты знаешь, за что, – повторил Кирилл слова Игоря, в котором при этих словах звоночек взорвался радостной трелью.
И они выпили за что-то известное им одним, а Ира выпила вместе с ними просто так – полбокала джина, назло Игорю.
Все увлеченно передавали друг другу закуски. Лариса задумчиво глядела на террин в своей тарелке, размышляя, не съесть ли ей лучше крем-суп или салат «Цезарь», и будет ли такой обмен равнозначен в смысле калорий. Ира с Игорем вели партизанскую войну за бутылку джина: Ира все подливала и подливала себе в бокал, а Игорь пытался, соблюдая приличия, незаметно, по сантиметру, отодвинуть от нее бутылку.
Аврора умудрилась попробовать все по третьему разу, Таня, страдальчески морщась, ковырялась в тарелке, потому что ангелы обычно не бывают голодны, Рита деловито доедала вторую порцию салата «Цезарь», а Катя все еще не решалась приступить к еде – в общем, застолье шло своим чередом.
– А почему вы ничего не едите? – спросила любопытная Аврора, заметив, что перед Кириллом и Игорем стоят отдельные тарелки, а на тарелках грецкие орехи, семечки и курага. – Что это у вас, специальная диета?
– Они уже три недели ведут здоровый образ жизни, – пояснила с улыбкой Ира. – Кирилл по убеждению, а Игорь так… за компанию. Ему для Кирилла ничего не жалко, даже мясо может не есть. Жует орехи, а сам мечтает о баранине. Грызет семечки, а сам грезит о жирном куске свинины. А вчера ночью я застала его у холодильника, как Васисуалия Лоханкина. Правда, Васисуалий?
Игорь в ответ на выпад жены решительно переставил джин на другой конец стола.
