Меган и Гарри: подлинная история

Королеве-матери было известно о поведении Дианы не только из того, что она знала от своей собственной семьи, но и от самой Дианы. Одной из дам в опочивальне королевы-матери была бабушка Дианы – Рут, леди Фермой, которая категорически не одобряла поведение Дианы, причем до такой степени, что к моменту своей смерти в 1993 году больше не разговаривала с внучкой. Леди Фермой считала Диану коварной, опасной и безответственной. Она чувствовала, что та была ужасной принцессой Уэльской, подрывавшей монархию, плохой дочерью и внучкой, была чем угодно, только не хорошей женой и, кроме того, оказалась опасно нетребовательной матерью.

С другой стороны, Диана думала, что ее собственная семья и королевская семья оторвались от нравов своего времени. По ее мнению, им всем нужно было немного расслабиться, меньше заботиться о хорошем поведении и больше уделять внимание своим чувствам. Всегда держаться молодцом – это не для нее. Была ли она счастлива или грустна, она заботилась о том, чтобы все знали об этом. Она считала важным испытывать чувства и показывать их, а не скрывать за фасадом хорошего поведения.

Во многих отношениях ценности Дианы больше соответствовали ее времени, чем семье, в которой она родилась или вышла замуж. Она была полна решимости вырастить детей не в смирительной рубашке в соответствии с приличиями, как раньше воспитывались королевские дети и, в меньшей степени, дети в аристократических семьях. Королевские особы всегда были изолированы от повседневной жизни и даже от обычной дружбы. Даже в поколении Чарльза все члены британской королевской семьи ожидали, что их самые близкие друзья и часто родственники более низкого ранга будут обращаться к ним «сэр» и «мэм», а не по имени. Все подруги Чарльза были обязаны называть его сэром, а брат королевы-матери, сэр Дэвид Боуз-Лайон, должен был обращаться к сестре «мэм», даже когда развлекал ее в своем доме, в Уолден Бери, хотя единственным присутствующим при этом человеком был его хороший друг и сосед Бернетт Пэвитт. Именно этот уровень формальности Диана справедливо стремилась изменить. Живя в менее регламентированном мире, она была убеждена, что воспитание ее детей позволит им общаться с людьми на человеческом уровне и что они будут свободны от разрушительных формальностей, наложенных на членов королевской семьи. Сотрудники должны были называть их «Уиллс» или «Уильям» и «Гарри», а не «Ваше Королевское Высочество» или «сэр». Они могли пойти и побеспокоить персонал на кухне. Они будут в первую очередь людьми, а во вторую – принцами.

У Гарри, однако, был один непреодолимый недостаток. Он был вторым сыном. Вторые сыновья считаются в королевских или аристократических кругах лишь запасными. Все достается первенцу. Может быть только один король, герцог, маркиз, граф, виконт, барон или баронет. Только первенец может унаследовать трон, дворец, замок, поместье и все его движимое имущество. Вторые сыновья, конечно, что-то наследуют. У них есть второстепенные титулы, вторичная собственность, вторичный доход, который соответствует их статусу. Но единственный способ сохранить гегемонию – отдать практически все первенцу.

В мире, в котором родился Гарри, вторые сыновья – граждане второго сорта. Явление настолько хорошо известно, что даже имеет собственное название: синдром второго сына. Это не обязательно должно быть проблемой. Парень, который у меня был до замужества, был вторым сыном; я вышла замуж за второго сына; и после моего замужества у меня в течение долгого времени был бойфренд – тоже второй сын в своей семье. Некоторые вторые сыновья лучше других справляются со своим положением. Оба моих бойфренда хорошо с этим справлялись, но слишком многие вторые сыновья горько завидуют своим старшим братьям. Их возмущает тот факт, что случайность при рождении помешала им получить львиную долю денег, статуса, власти и привилегий. Они забывают, что их статус наследников привилегий также является случайностью рождения и что они могли в равной степени родиться в нищете в Сомали, а не в роскоши в Великобритании.

Некоторые матери справляются с синдромом второго сына лучше, чем другие. И воспитывают своих детей, чтобы они признали, что жизнь несправедлива, что вы должны считать свои благословения и быть благодарными как за маленькие, так и за большие милости и не желать жены, осла или имущества брата, в соответствии с десятой заповедью. Они указывают своим вторым сыновьям, как тем повезло, что им не придется жить с отцовским наследием, которое может сопровождаться привилегиями, но в значительной степени компенсируется сокрушительным грузом ответственности, к которой природа, возможно, не подготовила ни одного сына, но все же первенец должен будет научиться нести эту ответственность, независимо от того, склонен он к этому или нет. Другие матери настолько открыто превозносят ребенка, который унаследует трон или звание пэра, что вредят как первому, так и второму сыну на всю оставшуюся жизнь. Есть еще те, кто делает то же, что и Диана. Они проявляют чрезмерную заботу. Хотя она всегда поддерживала мальчиков, зная, что только Уильям однажды станет королем, она, тем не менее, пыталась уравновесить неравную ситуацию, ошибочно полагая, что может восстановить равновесие, обеспечив Гарри дополнительной эмоциональной безопасностью. Даррен Макгрейди, шеф-повар Кенсингтонского дворца с 1993 по 1997 год, вспоминал слова Дианы: «Позаботься о наследнике, а я позабочусь о запасном». Она открыто сказала, что знает, что с Уильямом всегда будет все в порядке; а о Гарри надо заботиться. Она говорила, что Гарри был «таким же ротозеем, как и я», а Уильям «похож на своего отца». Это побуждало ее защищать Гарри и более снисходительно относиться к нему.

Как юная Меган чувствовала, что расовая проблема влияет на нее сильнее, чем думали окружающие, точно так же и Гарри с раннего возраста осознавал неравенство между собой и старшим братом. Он имел обыкновение жаловаться, что королева-мать осыпала Уильяма вниманием, при этом фактически игнорируя его; что она усаживала Уильяма рядом с собой, в то время как его отправляли подальше, когда они приходили к ней в гости.

Однажды он был ужасно расстроен, когда дворецкий принес бутерброды для нее и Уильяма, но не для него. Мне трудно поверить, что Елизавета, королева-мать, допустила бы такое пренебрежение, и подозреваю, что при повествовании был упущен какой-то важный элемент этой истории. Тем не менее факт остается фактом: с раннего возраста Гарри до такой степени осознавал разницу между собой и Уильямом, что, как рассказывает офицер охраны Дианы Кен Уорф, когда Гарри было четыре или пять лет, он сообщил их няне: «В любом случае это не имеет значения, потому что Уильям станет королем». Уорф счел удивительным, что Гарри даже в столь нежном возрасте осознавал этот факт.

Двухлетняя разница в возрасте означала, что оба мальчика находились на разных стадиях развития. Гарри был мягким и милым ребенком, который ничего не любил больше, чем свернуться калачиком на диване рядом с матерью и смотреть с ней фильмы или шоу по телевизору. Он не стыдился быть маменькиным сынком, в то время как его старший брат проявлял себя в такой независимой, поистине агрессивной манере, что его прозвали «Бандитом».

Если у детей есть выбор, им гораздо больше нравится проводить время за городом, чем оставаться в городе. Дворцы мало чем отличаются от обычных домов, за исключением размеров, и обоим мальчикам больше всего было по душе отправляться на выходные в Хайгроув с отцом. Вопреки дезинформации, которую Диана позже распространила о своем муже, Чарльз был хорошим и неравнодушным отцом, которого дети любили так же сильно, как он их. Он играл с ними, как и его собственный отец, балагур, играл с ним. Он построил для них специальную яму, наполненную разноцветными шарами, и нырял в нее вместе с ними. Он построил для них дом на дереве. Он брал их на долгие прогулки по поместью, открывая им глаза на красоту природы и рассказывая о флоре, которая была его страстью. Он водил их посмотреть новорожденных ягнят, поощрял детей держать домашних животных – их мать не любила животных – и показал Гарри, как ему ухаживать за своим любимцем, кроликом. Чарльз любил сельскую местность, и когда мальчики выросли, они тоже полюбили ее. Они научились стрелять в кроликов, получать удовольствие от пребывания на открытом воздухе, что определенно не нравилось их матери, «столичной красотке».

У Гарри и Уильяма были пони, и с раннего возраста Гарри учился ездить верхом сначала у местного инструктора по имени Марион Кокс, а затем у Джеймса Хьюитта. Молодой принц был бесстрашным и имел то, что его тетя Анна, олимпийская наездница, золотая медалистка состязаний в Бергли, называла «хорошей посадкой». Королевская семья, разумеется, обожала лошадей. И королева, и королева-мать были завсегдатаями скачек. Принц Филипп был игроком в поло мирового класса и, выйдя на пенсию, увлекся ездой на конных упряжках. Принц Чарльз также играл в поло, и принцесса Анна разглядела в Гарри природные способности, позволявшие ему вырасти до участия в соревнованиях, если бы он посвятил себя спорту.

Больше, чем лошади, которых Гарри любил с раннего возраста, его восхищало все, что относилось к военной службе. Джеймс Хьюитт рассказывал мне в 1990-х, что у Гарри была детская униформа, изготовленная для обоих принцев, и что они обожали в ней шествовать, особенно после того, как Джеймс научил их правильно отдавать честь. Но именно Гарри, а не Уильям по-настоящему наслаждался армией, и даже в таком раннем возрасте было очевидно, что его стезей будет карьера в вооруженных силах. Это было к лучшему: как только Гарри пошел в школу, быстро стало ясно, что он такой же неакадемичный, как и его мать. В возрасте трех лет он последовал за Уильямом в детский сад Монтессори, в дошкольную подготовительную группу миссис Майнорс в виллах Чепстоу, Ноттинг-Хилл, в пяти минутах езды от Кенсингтонского дворца. Джейн Майнорс была дочерью епископа, ее тридцать шесть подопечных начинали свой день с молитвы, после чего переходили к пению, резанию ножницами бумаги и лепке фигур или игре на улице. Все годы, пока дети готовились к формальному обучению, от них ожидали, что они научатся рисовать и петь, но не читать. Хотя Гарри, казалось, начинал достаточно хорошо, его развитию явно не способствовала склонность Дианы позволять ему прогуливать занятия. Он предпочитал оставаться с ней дома, часами обнимаясь, сидя у нее на коленях, пока они смотрели фильмы, а не ходить в сад. Подруга Дианы, Симона Симмонс, вспомнила, что «он чаще кашлял и простужался, чем Уильям, но в этом не было ничего серьезного. Я думаю, что большую часть времени он просто хотел быть дома со своей мамой. Он любил, чтобы она принадлежала ему без соревнования с Уильямом».

Диане также нравилось, когда он был с ней. Пребывание Гарри в группе миссис Майнорс совпало с разгаром любовной связи Дианы с Джеймсом Хьюиттом. В разное время она поддавалась фантазиям о браке с ним, что было чревато разочарованием, несовместимым с безмятежной жизнью. Ее дети, особенно Гарри, были ее утешением, и она получала от общения с ними такое же эмоциональное удовлетворение, как и они от нее.

Раз в неделю, по средам, Диана водила мальчиков на чай с их бабушкой королевой. Она предупреждала их, чтобы они вели себя наилучшим образом, и, несомненно, они думали, что так и есть, но они отличались несдержанностью, что было очевидно даже тогда, когда они вели себя хорошо.

По словам подруги Дианы Кэролайн Бартоломью, Гарри был особенно «демонстративным и ласковым, самым обнимаемым мальчиком», что само по себе указывало на определенную степень эмоциональности. Это не соответствовало королевскому образу жизни, при котором эмоциональная сдержанность ценится выше демонстративности. Уже были опасения, что под присмотром Дианы мальчики вырастут такими же гиперэмоциональными, как и она сама. И этого никто не хотел, поскольку публичные роли лучше всего исполнять, сдерживая эмоции, а не упиваясь ими.

В возрасте пяти лет Гарри последовал за Уильямом в подготовительную школу Уэтерби в Уэтерби-Гарденс, Кенсингтон. Это было даже ближе к Кенсингтонскому дворцу, чем учреждение миссис Майнорс. Теперь, когда Гарри стал намного старше, сидеть дома, свернувшись калачиком на диване, и смотреть фильмы с мамой было не так привлекательно, поэтому его показатели посещаемости улучшились.

Он был популярным среди одноклассников, шумным и веселым – эти качества он сохранил во взрослой жизни, по крайней мере до брака. После школы он часто посещал помещения персонала, болтал со служащими и умолял Кена Уорфа, офицера охраны его матери, дать ему какое-нибудь задание. Ничего Гарри не любил больше, чем военные задания. К этому времени все были уверены, что его будущее связано с армией.

Гарри был также прирожденным спортсменом. Он был хорош во всем, что делал. Научившись кататься на лыжах в возрасте шести лет, он был бесстрашен на склонах, хотя иногда не мог остановиться. Однажды его пришлось выкапывать из грязи, когда он вылетел со снежной трассы и оказался в кустах.

Вскоре у него появилось больше возможностей для занятий спортом. В сентябре 1992 года Гарри отправили в Ладгроув, подготовительную школу в Уокингеме, графство Беркшир, недалеко от Виндзорского замка и еще ближе к ипподрому его бабушки в Аскоте. Уильям уже учился там. Присутствие там старшего брата облегчило для Гарри переход. В течение первых нескольких недель он, как и большинство новичков, тосковал по дому, но позже приспособился: частично с помощью Уильяма, а частично – обнаружив, что теперь у него есть множество спортивных занятий на выбор. Вскоре он с энтузиазмом начал играть в футбол, теннис, регби и крикет, и его физические возможности компенсировали недостаток интеллекта. Быстро стало очевидно, что Диана права. Гарри был сыном своей матери. У него не просматривалось никаких академических наклонностей. Это оказалось чем-то вроде разочарования для его отца и школы, поскольку Уильям пошел по стопам Чарльза и проявлял интеллектуальный интерес ко множеству предметов.

Позже королева назовет 1992 год своим annus horribilis[16]. Гарри было нелегко поступить в школу-интернат в разгар войны между принцем и принцессой Уэльскими, когда стало известно о зрелищном развитии брачной истории его родителей. Первым выстрелом стала публикация в марте того же года моей книги «Наедине с Дианой: принцесса, которую никто не знает», в ней говорилось, что и принц, и принцесса Уэльские имели внебрачные связи, что она хотела развестись, что она страдала булимией и даже что она считала, что ее покойный любовник Барри Маннаки, бывший офицер ее охраны, был уничтожен, чтобы помешать ему рассказать об их романе. Она позже подтвердит это убеждение в печати и по телевидению. (Автор этих строк никогда не разделяла ее убеждения и всегда считала, что Маннаки погиб в реальной автокатастрофе.) Книга стала мировым бестселлером, попав в соответствующие списки The New York Times и The London Times. Несколько месяцев спустя была опубликована книга Эндрю Мортона «Диана: ее правдивая история». Когда стало очевидно, что это было написано с молчаливого согласия Дианы, книга произвела еще больший фурор, поскольку публика наивно полагала, что ее содержание должно быть правдой, коль скоро за публикацией стояла сама принцесса. Реальность же заключалась в том, что Диана внесла свой вклад в содержание обеих книг, и причина, по которой была написана книга Мортона, состояла в том, что она и этот автор поссорились. Это произошло из-за решимости Дианы продвигать версию своего рассказа, так сильно подкорректированную в ее пользу, что это больше походило на рекламу, чем на изложение фактов. Однако, с точки зрения детей, самым мучительным инцидентом, вероятно, стала публикация 23 августа 1992 года с расшифровками телефонных разговоров Дианы в самом популярном британском таблоиде The Sun. Эти записи можно было также прослушать за плату, и, хотя самые интимные минуты были вырезаны, остальные не оставляли места для сомнений. У Дианы был роман с Джеймсом Гилби[17], и, что еще более важно, ее презрение к королевской семье стало очевидным. Как она выразилась, она была возмущена тем, что они не были более благодарны за ее присутствие среди них, «после всего, что я сделала для этой гребаной семьи».

В этой ситуации, когда Гарри привыкал к новой школе, совсем худо было вдобавок ко всему оказаться отпрыском принца и принцессы Уэльских.

В ноябре его родители отправились в турне по Южной Корее. Поведение Дианы было настолько недружелюбным, она была настолько очевидно несчастной в присутствии мужа, что главной темой вновь стало катастрофическое состояние брака принца и принцессы Уэльских, а вовсе не британско-южнокорейские отношения, как предполагалось.

В ответ на эту ситуацию школа Ладгроув отказала своим ученикам в доступе к газетам в надежде, что на Гарри и Уильяма не повлияют слухи о состоянии брака их родителей. Как ни посмотреть, директор школы Ладгроув Джеральд Барбер справился с ситуацией как нельзя лучше. Отфильтровав плохие новости, он создал кокон, в котором его ученики пребывали в комфорте, не испытывая тревог из-за уродливых реалий внешнего мира. Таким образом, Гарри и Уильям были максимально защищены от последствий скандала, связанного с распадом брака их родителей. Они посещали занятия, занимались спортом, общались с другими учениками, словно жизнь за пределами школы продолжалась как обычно, хотя, конечно, на самом деле все было наоборот.

Когда Чарльз и Диана вернулись из ужасного южнокорейского путешествия, королева одобрила их расставание. До этого она и принц Филипп поощряли свою невестку на сохранение брака, но теперь для суверена и принца-консорта было очевидно, что единственным выходом для Чарльза и Дианы будет официальный развод. Добившись желаемого расставания, Диана договорилась с Джеральдом Барбером о встрече со своими мальчиками в его кабинете, где сообщила им новость о том, что они с папой будут жить отдельно, хотя оба они по-прежнему любят своих мальчиков и ничего действительно не изменилось.

По правде говоря, это было намного больше, чем просто фигура речи. Реальность такова, что принц и принцесса Уэльские де-факто были разделены с младенчества Гарри. В их реальном образе жизни мало что изменилось, за исключением того, что Диане и Чарльзу больше не приходилось мучительно притворяться парой в тех немногих случаях, когда соображения долга или удобства сводили их вместе. Как выразился Патрик Джефсон, личный секретарь Дианы, выходные были «настоящим источником трудностей для них обоих», и теперь, когда они были разлучены, появилась надежда, что перетягивание каната, за что, надо сказать, Диана была в значительной степени ответственна, подойдет к концу. Этого не произошло, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, поскольку Диана продолжала создавать столько трудностей, сколько могла. Только после того, как она повела себя чересчур самоуверенно во время интервью у Мартина Башира[18] в ноябре 1995 года, что привело ко множеству непредвиденных и нежелательных трудностей для нее, она пересмотрела свою тактику и стала более договороспособной. К тому времени ее мальчики уже достаточно выросли, чтобы выразить свое желание проводить больше времени с отцом и его семьей в деревне, наслаждаясь сельскими занятиями, такими как стрельба, охота, рыбалка и верховая езда, вместо того чтобы оставаться с Дианой в Кенсингтонском дворце в Лондоне, желанном для нее мегаполисе. Однако его достопримечательности надоели обоим мальчикам, и лишь когда они станут немного старше, они вернутся в город, увлеченные ночной жизнью.

Когда Диана сообщила новость о разводе, Гарри заплакал, но Уильям, возраст которого давал ему больше понимания реалий жизни родителей, просто поцеловал ее в щеку и сказал, что надеется, что она и Чарльз «оба теперь будут счастливее». После того как Диана ушла, Уильям, приняв на себя роль старшего мудрого брата, предложил им обоим действовать следующим образом: они не должны принимать чью-либо сторону, проявлять предпочтения, но должны одинаково уважать обоих родителей. Гарри согласился, и с тех пор это стало modus operandi[19] обоих мальчиков.

В течение трех оставшихся лет, пока Уильям оставался в Ладгроуве с Гарри, академические успехи братьев различались радикально. Успеваемость Гарри повторяла результаты Дианы, когда она училась в одной школе со своей старшей сестрой, обладавшей академическими способностями. Но Диана не видела причин, по которым оценки Гарри должны были беспокоить ее больше, чем когда она сама была в аналогичном положении. Сигнал, который она всегда посылала Гарри и всем остальным, заключался в том, что и она, и ее младший сын были двумя горошинами из одного стручка. Посмотрите, как хорошо сложилась для нее жизнь: чтобы добиться успеха после школы, не обязательно учиться. Конечно, она была права, но дело было не только в формальной правоте: она акцентировала внимание Гарри на его собственных сильных сторонах и поощряла его чувствовать себя хорошо, несмотря на плохие результаты в учебе.

В 1995 году Уильям покинул Ладгроув и поступил в Итон. В сентябре Чарльз, Диана и Гарри сопровождали его в первый учебный день. Гарри присоединился к брату три года спустя, когда их мать умерла. Смерть Дианы сильно ударила по обоим мальчикам, но Гарри был ошарашен даже сильнее, чем Уильям. Он всегда оставался маменькиным сыночком и, будучи моложе Уильяма, оказался менее подготовлен, чтобы справиться с потерей. По его собственным словам, он «отключился эмоционально» и был «очень зол». Такая реакция не помогла ему в учебе, и его пребывание в Итоне было «трудным».

От друзей, чьи дети нынче учатся в Итоне, я знаю, что даже сейчас колледж считает своим достижением воспитание наследника трона и его брата.

Тем не менее дни Гарри в Итоне были отнюдь не выдающимися. «Его никогда бы не приняли, если бы он не был принцем Уэльским, – сказал мне старый итонец, который до сих пор поддерживает хорошие связи в колледже.

«У него просто не хватало ума, чтобы должным образом учиться в таком продвинутом колледже. Ему было бы намного лучше посещать Гордонстоун, где характер имеет гораздо большее значение, чем академические результаты».

Другой выпускник Итона рассказал: «По сей день в Итоне ходят всевозможные истории о том, как школе пришлось изменить свои академические требования, чтобы Гарри мог сдавать тесты. И даже тогда он их проваливал, к отчаянию своих учителей».

Многие эти воспоминания были подтверждены выводами Трибунала по трудовым спорам в 2005 году, когда Сара Форсайт, преподавательница искусств, подала в суд на Итон за несправедливое увольнение. Она утверждала, что глава отдела искусств Ян Берк попросил ее «помочь принцу Гарри с текстом для его проекта по изобразительному искусству» к экзамену по искусству уровня A. В ходе судебного разбирательства были получены свидетельства того, что Итон не только чудом поставил положительные оценки на вступительных экзаменах Гарри, но и после администрация изо всех сил старалась обеспечить сдачу им дальнейших экзаменов. Директор школы Тони Литтл, заместитель директора, преподобный Джон Паддфут, Ян Берк и другие люди из числа персонала «были прямо обвинены судом в том, что они являются неудовлетворительными свидетелями, чьи слова были недостоверными». Тогда суд вынес решение в пользу г-жи Форсайт. Также суд сообщил, что не станет выяснять, помогали ли сотрудники Итона Гарри при списывании на экзаменах, только потому, что «это не входит в функции суда, этот вопрос должен быть обращен к экзаменационной комиссии».

К моменту прибытия Гарри в Итон Уильям зарекомендовал себя успешным учеником – как среди учителей, так и учеников. Он хорошо занимался, был спортивным и ладил со своими сверстниками. Позже он был избран в школьное общество префектов, старших учеников, руководивших школой, избран главой Оппиданской стены и награжден Почетным мечом как армейский кадет. «Уильям был действительно популярен. Он всем нравился. Этого нельзя сказать о Гарри, – сказал мне родитель одного из одноклассников Гарри. – Гарри не любили. Он был напористым и враждебным. Очень злым молодым человеком. Он слонялся без цели, ставя всех на место тем, что он принц Генрих Уэльский: это такие вещи, которых просто нельзя делать. В Итоне всегда присутствовала королевская семья. Дядя королевы Гарри, герцог Глостерский, учился в Итоне, как и два его сына, принцы Уильям и Ричард, а также его племянники Эдди (герцог Кентский) и принц Майкл. То же самое было с братом королевы Марии принцем Александром Текским и его сыном принцем Рупертом, чьей матерью была внучка королевы Виктории, принцесса Алиса Атлонская, король Непала, король бельгийцев Леопольд III… список можно продолжать бесконечно. У Гарри была определенная обида на несправедливость, и это сделало его непопулярным».

Позже Гарри утверждал, что ему приходилось выдерживать борьбу не только в учебе, но и в спорте. Хотя он по-прежнему преуспевал в нем, даже игра в регби была проблемой, потому что мальчики «видели на поле для регби возможность врезать мне». По правде говоря, это было только частью проблемы. Гарри мог быть излишне язвительным, например когда был настроен против еврейского противника из одной из ведущих государственных школ и обрушился на него с антисемитскими оскорблениями, – история рассказана священником, который учился в школе с этим мальчиком. Подобно тому, как расовая принадлежность Меган была для нее невидимой проблемой, так и королевский статус Гарри – или, по крайней мере, его собственное восприятие этого статуса – превращалось в проблему для него.