скачать книгу бесплатно
– Сейчас, мама, – ответил Вася, – Леня проведи Валика.
Леня молча встал с табуретки взял с кровати длинное пальто и надел его. Валик собрал в портфель учебники, натянул на себя пальто, надел шапку, и они выбежали на улицу, окунувшись в морозную, месячную январскую ночь.
– Ты не рассказывай никому, что тебе говорил Вася, – настороженно просил Леня, – а то еще и его, как отца убьют!
– Не бойся, и не беспокойся ни о чем, кто, кто, а я никогда и никому ничего об этом говорить не буду! – заверил друга Валик, – Леня я уже сам пойду, поздняя ночь, давай до завтра в школе!
Очколяс развернулся и скрепя по снегу валенками быстро зашагал по огороду к сумрачному видению из-за деревьев сада отсюда с конца огорода соломенной крыши хижины.
– А, где это ты так долго тынялся, га?! – спросила бабушка, как только внук переступил порог дома. И рассказав бабушке где он был, услышал в ответ:
– Ну быстренько раздевайся, да уже ж спать пора, и он ужин на столе уже б остыл, если бы я не поставила в печку, – орудуя печными вилами она извлекла горшок с и насыпала в тарелку ароматного с дымком борща с кусочками хорошо стушенного мяса, запив кружкою молока с куском пахнувшего свежего хлеба, подготовился ко сну. Поблагодарив бабушку за вкусную еду, пошел в мамину комнату, где стояла его кровать. Валик разделся и улегся в постель. Мать внезапно завертелась в постели, наверное появление сына разбудила ее.
– Ты чего так поздно?
– Мы с Леней учили уроки. Мам, а почему не поймали убийц, которые сожгли отца Очколясов?
– ГПУ некого не нашло, да и никто не видел, тогда была ночь. Да спи уже, спи, ато приснится чего ни будь страшное.
Валику не хотелось спать. Он решил про себя раскрыть преступление; «Тетка-ж Одарка видели…а может то и вправду Федось Кузьмович …?» Думалось мальчику. Мысли мало-помалу стали путанными, мягкая млость разливалась по телу, и он уже проваливался куда-то в таинственные просторы сна… Учеба в первом классе шла своей чередой. Валик успел уже получить у второй четверти три пятерки по чтению, правописанию и арифметике. Леня не отставал от Валика, и даже кое в чем преуспел его. Он, например, быстрее всех в классе решал задачки по умножению, делению, и сложению чисел. Если считать то, что друзья часто учили уроки вместе, то и учеба у них шла почти одинаково. Время летних каникул подошло незаметно с цветением садов и распустившимися почками на деревьях. Каштаны за окнами школы успели уже надеть зеленые листья и зацвели белыми соцветиями цветов. Воздух наполнился гудением пчел и тонкими ароматами распустившегося буйства природы во всей красе разноцветья, привлекая к сбору медоносного нектара обитателей пасек. Эти предвестники каникул только дополняли слова, сказанные учительницей Ольгой Васильевной:
– Завтра дети в школу не приходите. Теперь вы будете отдыхать три месяца и только первого сентября придете уже не в первый класс, а во второй. Запомните первого сентября!
Первые каникулы. Взрослее ощутил себя Валик. С завистью на него смотрели глаза детей старшей группы детского садика, куда он ходил еще в прошлом году, и вот так, как сейчас ему завидовал первоклассникам. А теперь он уже сам первоклассник, да еще и на каникулах. В честь окончания первого класса мама купила Валику велосипед и теперь он мальчик-первоклассник разъезжал на своем «Орленке» по аллеям парка, над прудами, катался по утоптанным тропинкам, что лентами вились в шелковистой траве. И ему было легко и радостно, и хотелось ездить, и ездить, и сдавалось, что он не связан с землей, что велосипед – это маленький самолет несет его в воздушном пространстве, над прудом, над зеленью трав, над деревьями парка. Лента тропинки привела его к колхозному винному погребу. На площадке возле огромного навеса стояли деревянные бочки. Возле них в брезентовом фартуке работал бондарь. Это был высокий и статный широкоплечий с длинными закрученными к верху ухоженными черными, как смола, усами мужчина, дядя Федор. Завидев мальчишку на велосипеде, бондарь приветливо воскликнул:
– А-а! Это ты Валик? Ану покажи, как наши ездят?!
Валик, вдохновляясь и, ощущая поддержку созерцанием мастера бочек, стал петлять на «Орленке» между бочками, представляя себя на арене стадиона соревнования по езде верхом на велосипеде с препятствиями между бочек. И, не ожидая того, врезался передним колесом в бочку и от неожиданного удара мешковидно плюхнулся на одну из скрепленных бондарем. Что-то затрещало у мальчишки над головой, где-то взялись и посыпались на него обручи и клепки. До слез стало обидно мальчишке за такой презренный конец. Дядя Федор, солидно сдерживая смех, подошел и пробасил:
– Ну, молодец, а я думал, что тут и пройти невозможно, а ты даже проехал! – он поднял велосипед, осмотрел его, поставив к бочке, – А ты ездок, иди-ка туда, смотри он там кран, – он показал на бочку с водой и краном над ней, – и хорошенько умойся.
Валик умылся. Вытер лицо чистой тряпицей и несмело спросил дядьку Федора:
– А скажите, мед уже есть? – и с любопытством стал ждать, что ответит бондарь.
– Ну, как тебе сказать, – озадаченно почесал затылок мастер, сдвинув старую шляпу на лоб, – наверное есть, ты вот что беги скорее до Федора Кузьмовича, он там сегодня ульи проверяет, он найдет, скажи, что я просил угостить тебя медом?
– Добро, дядя Федор, побегу, если не будет давать, скажу, что вы сказали, чтобы дал?!
– Ну, беги, беги! – одобрительно согласился мастер.
Валик сел на велосипед и повернул в сторону колхозной пасеки. Деревянные сосновые длинные жерди, прибитые к столбикам, тянулись по периметру, ограждая стройные ряды ульев, которых Валик насчитал целых двадцать. Ограда ульев захватывала небольшое количество яблонь, что считались уже собственностью пасеки, но на самом деле все это хозяйство принадлежит колхозу миллионеру «Большевик». Мальчишка перетянул велосипед между жердями ограды и зашагал высокой росистой травой между ульями до хозяйского домика. Под навесом домика, ведущего к двери входа внутрь, было прохладно и пахло воском. Валик волновался, он не встречался с пасечником еще с прошлого лета. Больше того, Федось Кузьмович в глазах мальчишки теперь стал подозрительной особой. И Валик решил к следствию приступить немедленно, как только войдет в хозяйскую комнату пасечника. Решительно приблизившись к дверям, постучал.
– Заходи, заходи, Валик, – сказал хозяин пасеки, сотрудники всех подразделений колхоза «Большевик», знали сына депутата Верховного Совета Украинской Советской Социалистической Республики, и двери для Валика были открыты везде, – я уже знаю, что это ты.
«Откуда, такая осведомленность, а, наверное, видел меня в окно?» Мелькнула мысль у мальчишки в уме, и он толкнул дверь, переступая порог:
– Здравствуйте!
– Здравствуй сынок, – с улыбкой ответил пасечник, и поднял серые глаза в круглых очках в добродушном приветливом взгляде. В руках у него был рубанок, которым он строгал сухую сосновую доску. От этого инструмент издавал шуршание тонкого срезания дерева и выбрасывал душистую скрученную стружку с запахом сосновой смолы. Стружка выбрасывалась с квадратного отверстия рубанка и падала на глиняный пол, сваливаясь под ноги пасечника, обутого в хромовые сапоги. Федось Кузьмович обстрогал доску, поднял ее, внимательно осмотрел, потом поставил в куток, где стояли точно такие строганные доски. Далее стал подметать веником с пола, смахивая с верстака, не торопясь собирая веником в совок и сбрасывая в мусорное ведро. Мальчишка молча наблюдал. Да терпению его пришел конец и он, переминаясь с ноги на ногу не смело спросил:
– А у вас мед есть?
– Нет, еще пчелы не наносили.
– А-а, а то я думал, что есть?
Пасечник, хитро улыбаясь, достал с центрифуги рамку с темными сотами, с блестевшими заполненными до краев медом в восьмиугольных чашечках.
– Вот здесь есть у меня немного меда, у зайца отобрал.
У мальчика заблестели глаза, он проглотил слюну, так захотелось побыстрее испробовать вкусных медовых сот. Пасечник неторопливо отрезал кусок сочных сот, поставил ту самую кружку с водой, сделанную из бронзовой гильзы артиллерийского снаряда, и мальчик с аппетитом взялся за лакомство, запивая такой вкусной из родника водой который был обнаружен прямо на территории пасеки и по природному водостоку бежал далее в пруд, расположенный в природном овраге-старице ниже в средине парка.
– Федось Кузьмович скажите, почему вы работаете в церкви? – с любопытством спросил мальчик.
– Сынок, я ж уже старый, и мне надо чем ни будь заниматься.
– А моя бабушка говорит, что вы святой человек?
– Так для твоей бабушки я может и святой, а для тебя самый обыкновенный, вот ты подрасти немного то я тебе расскажу почему я служу в церкви! – пасечник отрезал еще шмат сочных сот и положил на тарелку Валику, – А пока расти.
«Ага, значит он не зря служит в церкви, – сосредоточенно думал Валик, – он все-таки да что-то скрывает?» Догадался мальчик. Это что-то так захватило любопытство мальчишки, что теперь он часами заседал на пасеке. А Федось Кузьмович оказался мягким и добрым человеком. Он рассказывал мальчику о далеких странах, о не раскрытых еще и таинственные острова, о морских пиратах, и что удивительно было мальчику, не слова не упоминал о боге.
«Что-ж он такой интересный человек, так не похож на набожного дьякона, и все-же так добросовестно ведет службу в церкви?» Думалось мальчику, но больше ничего подозрительного в пасечнике обнаружить не удавалось, аж до самого начала учебного года. А пока еще были каникулы, и Валик колесил на своем «Орленке» по парку, по селу, и ездил на пруд купаться. Однажды он наткнулся на соседскую девочку
– Дай покататься? – писклявым голосом просила в цветастом сарафане девочка, подстерегая, Валика у калитки своего дома.
Валик кружил на своем велосипеде кругами вокруг нее, дразня и возбуждая завистливые нотки желания покататься у девушки, доводя ее почти до слез:
– Ну дай прокататься? – жалобно, со слезами, набежавшими на ее огромные синие глаза, канючила тонким голоском девочка.
– А от и не дам! – издевался мальчишка.
Девочка неожиданно закрыла лицо двумя ладошками и громко начала реветь, вздрагивая от обиды. Валику стало жаль Вальку, так звали соседку. Валик подъехал на велосипеде к девочке и сказал:
– Ну, не плачь, кажу тебе! – протягивая руку на ее черные волосы, погладил Вальку.
– У-у, – провыла она еще сильнее, затем замолчала и отняла ладони от глаз и отвернулась.
– Ну не плачь, ну на покатайся, уже! – мальчик слез с велосипеда и потрогал ее рукой за лечо.
– У-у, жадина, – растирая заплаканные глаза кулачками, обиженно промямлела она.
– Да не жаль мне, возьми уже!
Девочка повернула свое заплаканное лицо и сказала:
– Ну, давай.
– Вот садись прямо писькой на это сидение, не обращай что оно для тебя не удобное, просто надо немного привыкнуть. Держись за руль двумя руками, ноги на педалях, чтобы крутить и ехать вперед и руль поворачивать в ту сторону, куда тебя будет наклонять. И самое главное ничего не бойся, я тебя буду поддерживать с зада, давай залезай на сидение.
– Угу! – она перекинула со стороны руля через раму ногу уселась на сидении, и стала на педали.
– Ну, крути тихонько и держи рулем равновесие. – Придерживая Вальку за багажник велосипеда Валик осторожно удерживал ее в вертикальном положении.
Затем попробовал отпустить велосипед, но Вальку сразу занесло в сторону и она, вместо того, чтобы повернуть руль в эту же сторону, с испугу вернула руль в обратную и плюхнулась в дорожную пыль, велосипед сразу опрокинулся сверху девочки. Раздался оглушительный рев Вальки под велосипедом. Валик бросился на помощь, поднял «Орленок» с Вальки, но девочка лежа устроила рев.
«Фу, плакса какая-то» Подумал он, и сказал:
– Ну вставай?
– Не могу-у!
– Ану давай руку?
– А-а, больно!
Потихоньку Валька поднялась, идти она сама не могла, только стояла и жалобно всхлипывала.
– Ну давай я тебя подвезу на раме?
– Да-а-вай, хм-м-хм!
Валька сяк так забралась на раму «Орленка» и Валик по-рыцарски доставил девочку до калитки двора. Валька осторожно слезла с велосипеда и, припадая на левую ногу, поплелась домой часто оглядываясь. В ее взгляде теплилась какая-то непонятная тоска, проникающая в мальчишеское сердце Валика, оставляя там на долгие годы не проходящий след … Между тем время бежало своей бесконечной чередой. В четвертом классе Валик, подросший сидел за одной партой с Леней Очколясом. В класс вошел директор школы с незнакомым высоким и стройным мужчиной. Незнакомец держал в руке футляр с баяном внутри. Дети встали, приветствуя директора школы, с пытливыми взглядами смотрели на гостя.
– Дети, знакомьтесь, это ваш учитель пения Петр Петрович Щурь. – Представив учителя, директор умолк, предоставив вести урок пения новому учителю.
– Я буду преподавать вам уроки пения. Слушайте меня внимательно, и вы научитесь красиво петь.
– Я надеюсь, – сказал директор, – что вы будете слушаться и старательно изучать ноты, – и добавил, – до свидания!
– До свидания! – хором ответили дети.
Когда директор вышел, учитель подошел к учительскому месту и установил на стол футляр, распаковав, вынул баян и приладил к плечам ремни крепления баяна на себе, затем проиграл гамму нот, испробовал баян на звучание.
– Сейчас дети, мы выучим с вами революционную песню «Смело товарищи в ногу». Я на доске напишу первый куплет песни, а потом мы хором разучим. Далее я проверю каждого из вас на музыкальный слух. Это значит, что каждый из вас выйдет к доске и будет под аккомпанемент баяна петь, а я послушаю есть ли у вас слух или нет. Поясняя так учитель пения написал куплет песни и затем стал разучивать его с детьми и скоро, песня зазвучала стройным хором. Детям не терпелось скорее узнать есть или нет у них музыкальный слух и какой он у них; тонкий, средний, либо совсем его нет. Каждый школьник и школьница в этом четвертом классе считали себя с тонким музыкальным слухом, и только требовалось лишь подтвердить учителю пения их уникальное дарование. Очередь наконец дошла и до Валика. Он вышел к доске, ощущая, как дети смотрят на него, представляя себя на сцене театра, мальчишка в этот момент видел перед собой не одноклассников, а зрителей, что слушают с замиранием сердца именно его пение. Учитель кивком головы дал понять, что петь можно начать, и Валик запел:
– Смело товарищи в ногу, Духом окрепнем в борьбе … – воодушевленно пел Валик куплет.
Красс открыты от души смеялся так, как будто все сидели в цырке и видели выступление комика, который изображал такое корявое пение, уводя певучесть в очень смешное звучание музыки в мелодии слов, коверкая и ведя нужные паузы голоса не там, где должна ложится гамма нот, а там бог знает где, и ударения мальчишка делал в словах куплета песни не возмутимо и серьезно с патриотическим выражением на лице, но до того это было так потешно и смешно, что некоторые дети просто попадали на своих партах на руки, покатываясь от смеха. Прекратить вакханалию пения пресек учитель:
– Ну, хватит, хватит, – сказал удивленному школьнику Петр Петрович, – с тобой и твоим слухом все ясно!
– Что вам ясно? – обиженно спросил ученик.
– А то, что медведь тебе на ухо наступил!
Класс упоительно заржал еще сильнее. Валик сдерживая слезы сел подавляя предательские слезы, чтобы никому из одноклассников не было видно его внутренней обиды, что ему «медведь на ухо наступил». Чувствительный учитель пения, заметив состояние ученика, сказал: – Смеяться нельзя, когда вам уж совсем не терпится, то разрешаю, закрывать лицо руками, а смеяться так нельзя. Вы только будете обижать своих друзей одноклассников.
Как раз подошла очередь Лени Очколяса. Он стал рядом с учителем, как-то боком, смешно подражая артистам певцам, которых видел в телевизоре. Артистично поднял голову, устремив одухотворенный взгляд куда-то в дальний угол, туда, где сходятся две стены класса с потолком, и по артистическому кивку Петра Петровича под звучание мелодии баяна, запел:
– Смело товарищи в ногу, духом окрепнем в борьбе …
В классе стояла тишина. Дети, как по команде, спрятали свои лица в сложенных руках на партах, изредка тишина нарушалась звуками, напоминающими мышиный писк и всхлипывание плачущих от истерического хохота одноклассников, который не в силах сдерживать. Леня обвел лежащих на партах слушателей, и вздрагивающих от хохота. Лицо его превратилось из одухотворенного в искривленную гримасу непереносимой обиды, как метеорит в темной ночи по небу, понесся вон из класса, громко хлопнув дверью так, что дверь отскочила от касания к проему и медленно со скрипом отворилась. Учитель, не снимая баян быстро вскочил со стула и захлопнул непослушную дверь. Класс спас от мучений проверки голоса, окончания урока. Очколяс сильнее всех переживал отсутствие музыкального слуха. Когда он появился перед началом следующего урока геометрии, Валик первым заметил покраснелые карие глаза друга. Леня молча сел за парту и стал доставать учебник геометрии, тетрадь, дневник. Потом открыл книгу и уткнулся в нее, не обращая внимания на сплошной шум и гвалт в классе. На уроке Валику передали записку. Он незаметно для учителя развернул клочок, вырванный из тетрадки в клетку. Аккуратным и красивым почерком там было написано; «Приходи сегодня учить уроки ко мне», и подпись, состоящая из одной буквы «Ш». Конечно он понял, кто написал эту записку. Ему вспомнился тот эпизод, когда он первый раз попал в дом к Шуре, неловкость сковывала его и неуверенность в этой девчачьей обители ее комнаты, где они учили уроки вместе. Шура и он сели тогда за стол, раскрыли учебники по истории стародавнего мира и стали изучать историю Древнего Рима. Валик старался изо всех сил запомнить хоть что ни будь, но так и не смог осмыслить и запомнить ни строчки из прочитанного материала. Глаза машинально бегали по рядках печатного текста, а мысли были заняты другим, чувственными ее глазами, божественной приветливой улыбкой, звучанием голоса девушки. После занятий с ней, Валик чуть не поймал двойку по истории Древнего Мира, спасло его тогда только знание прошлого материала и учитель, хоть и поставил ему «четверку», все-же сказал, что спросит этот материал в следующий раз. После уроков Шура ждала его возле школьной калитки. Их уже давно прозвали женихом и невестой. А Леня Очколяс, сказал как-то:
– Если с ней ты будешь дружить, ко мне можешь даже не подходить!
Валику было жаль прерывать дружбу с Леней, но все-же он был уверен, что дружба его с Фесич Александрой (Шурой), не содержит ничего предвзятого для других и продолжал с девочкой ходить в школу вместе, оправдываясь тем, что им все равно по дороге в одну сторону и живут они на одной улице под названием «Центральная».
– Валик ты получил мою записку? – сразу спросила Шура.
– Да, получил, вот твое послание, – протягивая ей клочок из тетрадки написанный ее красивым почерком.
– Давай сюда? – она протянула руку, чтобы забрать записку.
– Никогда не отдам тебе, твое послание мне и для меня! – категорически запротестовал Валик.
– Ну, как хочешь, пусть будет у тебя.
Они шли, минуя старое здание возле церкви, где располагался сельсовет с залом. Там демонстрировались разные кинофильмы. Валик остановился и, достав из портфеля учебник по чтению, расправил записку и вложил в книгу, спрятав учебник в портфель. Он не придал особого значения своему поступку, закрывая замки портфеля и дети продолжили путь дальше, договорившись о встрече в доме у Шуры …
Глава 3. Старинный портрет
Экзамены. Впервые школьники сдавали экзамены в восьмом классе. Восьмой класс считался выпускным, и ученики могли уже выбирать свой дальнейший жизненный путь.
– Ну, что выбрали мальчишки? – подбежала к друзьям высокая девушка с черными косичками.
Один из них повернул свое красивое лицо с правильными формами. Прямой нос, темные волосы, тонкие брови и большие серые глаза, смотрели спокойно и ласково на подошедшую девушку. Рядом с парнем стоял черноволосый школьник, его с виду цыганская внешность придавала его еще не сформированной и не окрепшей фигуре, взрослость.
– От Леня, идет от нас, – ответил выше ростом парень.
– А, куда, Леня? – спросила девушка.
– От все тебе-то надо знать Фесич Александра? – ответил Леня Очколяс.
– Ну, а все-же, куда? – не сдавалась Фесич.
– Пэ-Тэ-У! – коротко ответил Леня.
Шура посмотрела на него серыми круглыми вопросительными глазами.
– Это профессионально техническое училище, – объяснил Валик, – там Леня получит специальность и одновременно закончит десятилетку!
Ученики завидовали Очколясу. Он сразу, как-то повзрослел, многим из них тоже хотелось скорее стать взрослее и валится во взрослую жизнь, но впереди их ждали еще три года учебы в школе. Экзамены пора напряженных занятий с учебниками, пора проверки знаний, полученных за годы учебы, пора следующих за ними каникул. Леня, Валик и Шура экзамены сдали с успехом на «5», Валика подвел только немецкий язык, он сдал его на «4». Итак, как и все предыдущие годы весной буйно цвели липы, и как всегда в эти весенние дни старинные липовые деревя были атакованы пчелиными тучами этих тружеников ульев. Валик шел гудящей пчелами аллеей старинных лип из колхозного стадиона, где он тренировался с футбольной командой школы. Дорога вела липовой аллеей мимо колхозной пасеки. Там уже за металлической сеткой ограды стояли увеличенные ряды ухоженных пчелиных домиков. Валик подошел к калитке ограды территории и увидел, что лямка запора не на замке, значит пасечник должен быть в хозяйственном домике. Открыв калитку вошел на территорию пасеки. Рабочие пчельные семьи носились в воздухе с деловым жужжанием, спешили собрать как можно больше липового нектара с цветочной массы липовых крон аллеи в горячую пору пчелиного медосбора. По протоптанной в траве дорожке Валик подошел к домику пасечника. Там в комнате, в прохладной тишине сидел на стуле седой старик. Его морщинистое лицо напоминало Федося Кузьмовича из такого далекого и одновременно близкого детства Валика «Депутата».
– А-а, сынку не забываешь дедушку? – радостно проговорил пасечник скрипучим старческим голосом.
– Здравствуйте Федось Кузьмович!
