Лабиринты судьбы

– Да, Валентин Альбертович, Вы только напишите технологию, а я рассчитаю нормы и дам Вам, чтобы вписать. – Отозвался Рязанцев из своего места.

– И еще, надо было не выходить. Дали двойную норму за третью смену. А это могут учесть и увеличить нам план. Нам это не надо. Мы и так даем сверх плана. А чем мы займем персонал от наработанных деталей изделия, что они будут сидеть в общежитии? Ну, Вы меня поняли? – дружески улыбаясь, закончил Дима.

Я промолчал, определив для себя форму поведения. Отныне буду выполнять только приказы начальства, так как я поступил правильно, так сказать и, “не зашкварился”.

Через месяц появился однокашник Сергей Степанович Куликов. Это второй выпускник, которого, как и меня, отпустили в отпуск по прибытии на работу меня. Однажды я пришел на работу и увидел за своим рабочим столом Сергея.

– Привет, я что-то не понял? – сразу с порога сказал ему, пожимая руку однокашнику.

– Что ты не понял, Валентин? – округлил свои серые с желтоватым оттенком глаза Сергей, – Это мое место. Я его занял, когда ты был в отпуске.

– Ну, ребята, не спорьте. – Сказал, подошедший Соболевский к спорщикам, – Сейчас принесем из фойе стол. Там, кстати, и стулья есть. Ну, пошли, глянем, что лучше всего подойдет. А здесь места всем хватит.

В фойе было несколько столов, стоящих один на другом. Выбрав один из них, мы внесли в техотдел, и я начал обустраивать свое рабочее место, перетащив свои бумаги на “новый” стол к себе. Сергей же оказался надоедливым сотрудником и дружбы между мною и Куликовым не получалось. Мы часто спорили по мелочам из производственных процессов. Это крайне не нравилось мне. И вот снова пришло время моего дежурства на производстве в районе третьей смены. После работы, ко мне подошел Соболевский и сказал:

– Значит так, завтра у тебя отгул, можешь отоспаться. В производственную зону можешь не ходить. Сиди туту в дежурке у телефона. Заключенные больше, чем кто-то другой заинтересованы в этом хозяйстве, я думаю, что наше вмешательство только навредит.

– Как скажете, Геннадий Георгиевич. А какие инструкции выполнять предпочтительнее, Тимура Мерзоевича или Ваши? – лукаво улыбаясь, спросил я.

– А, что ты считаешь предпочтительнее? Только помни, если начальник колонии подполковник Измайлов Николай Николаевич позвонит, а тебя не окажется на месте, то не только тебе, но и мне достанется по нашей репутации.

– Ну, я, конечно, понял. – Ответил я.

– Тогда успехов. – Соболевский крепко пожал руку, и хотел еще что-то сказать. Но голос Куликова, отвлек начальника техотдела.

– Ну, скоро Вы Геннадий Георгиевич? – ревностно глядя в мою сторону, почти зло выкрикнул Серега Куликов. Соболевский, молча, двинулся на выход.

Я к 18-00 сидел в тех отделе, дождался, когда Костя, копировщик, закроет копировальную комнату и опломбирует печатью и отдаст печать мне.

– Слушай, Костя, а зачем такие предосторожности? Там же брать нечего?

– Конечно нечего. Но вот взгляни сюда. – Руденко достал из кармана купюру в пятьсот рублей и дал мне.

– Ну и что? – спокойно рассматривая сложенную купюру, спросил я.

– А ты разверни ее.

Развернув, хрустящую, почти новенькую купюру и ничего не обнаружил, а, что вторая половина без какого-либо рисунка, пустая белая бумага я не смотрел на вторую сторону.

– Ничего такого в ней не вижу? – думая, что Руденко меня разыгрывает, протянул, чтобы вернуть.

– Посмотри с обратной стороны.

Как оказалось, с обратной стороны банкноты ничего не было. Пустая сторона и больше ничего.

– Вот это да! – восхищенно воскликнул я, – Это ты сделал, ты нарисовал?

– Знаешь тут сдуреть можно, особенно без работы. Вот от нечего делать, нарисовал.

– Да у тебя талант.

– Особенно, когда в школе учился, пиво бегали покупать после уроков. Ну а когда отец ремнем хорошо угостил, перестал. А здесь спасаюсь вот этим.

– А мне на память можешь подарить.

– Нет. Я сейчас в туалете сожгу и пепел выкину. Это знаешь, сколько светит, добавят, как минимум, лет десять. Это уж точно. – Он забрал купюру, сунул в карман и направился к выходу, бросив на ходу:

– А ты говоришь, что там может быть? Там копировальный станок, вот, что там. – И вышел.

Мне стало скучно, и я ушел из техотдела, заперев дверь на ключ.

Ключ и печать от копировальной машины повесил на щитке в дежурной комнате и снова, как и в прошлый раз, стал рассматривать журналы. В дверь неожиданно постучали. Снова в дежурку зашел Дима.

– Привет, Валентин Альбертович, как Ваши дела? – с улыбкой спросил вошедший.

– Да так не жалуемся. А у вас, что нового?

– Вот возьмите. – Протянув мне деньги, сказал Дима.

– Не понял, это еще зачем?

– Ну, это гарантия того, что вы не выйдете сегодня. И еще у меня к вам предложение, только не здесь.

Мы вышли из дежурки.

– Идем в сторону цехов, я по дороге Вам расскажу. Я скоро выхожу, и мне понадобится Ваша помощь. Вы можете меня выслушать, если Вы считаете, что не согласны, так и скажите. А если возьметесь, то согласитесь, и я дальне расскажу, что надо делать.

– И, что это опасно, или нет?

– Никакого риска с вашей стороны. Да и с моей тоже. Риск есть, но самое главное, что никто Вас не будет упоминать, чтобы не случилось. Это первое, короче суть вопроса в том, что у нас сидит знаменитый фальшивомонетчик. Ему осталось сидеть еще год. Он делал подделки советских десяти рублевых купюр. Погорел на том, что забыл, поменять номера на печатном устройстве и напечатал одинаковые номера, на чем и попался. Он очень хочет, сделать матрицу стодолларовой купюры, конечно, теперь он учтет свою ошибку, которая ему стоила очень длительного срока. За это время он продумал все до мелочей и теперь может сделать здесь матричное клише для изготовления стодолларовых ассигнаций.

– Давай, это очень интересно и, конечно я помогу.

– Ну, значит, я услышал твое "ДА"! Тогда возьми деньги. На эти деньги купишь в банке новенькую, не заезженную стодолларовую купюру. Принесешь и отдашь ее мне, так, чтобы ни единая душа ничего не видела и не подозревала.

Он сунул мне деньги, когда мы переступили порог цеха с прессовочными работами. Как раз на пороге цеховых ворот не было камер наблюдения, и передача денег прошла не замеченной.

– Там немного больше. Тебе будет к зарплате. Не тушуйся это не в долг, это за то, что ты поможешь мне.

– Хорошо. Завтра у меня отгул. Деньги я принесу послезавтра.

– Добро. И будем меньше светиться. Только деловые разговоры. Я послезавтра к тебе подойду по делу и конечно за купюрой.

– Ну, хорошо, я буду всю ночь в дежурке. Высовываться не буду.

– В шесть я постучу тебе.

– Хорошо. – Я не торопясь ушел в направлении дежурки, а Дима углубился в цеха.

Устроившись на стуле попытался уснуть. Сидеть было удобно, но спать очень некомфортно. Положил голову на руки, опираясь на стол. Так удалось порыть носом стекло, которым был устлан стол. Промучившись так до часов 12-ти ночи, решил изменить позицию и снял толстое стекло из стола. Поставил его к стенке, затем в полусонном состоянии влез на стол и на собственном кулаке, как на подушке уснул. Утром меня разбудил трезвон телефона. Я вскочил на ноги и, добравшись до аппарата, стоявшего на стуле, снял трубку.

– Вас слушают! – сказал твердым голосом.

– Представьтесь, кто дежурит? – услышал трескучий мужской и властный голос.

– Старший инженер технолог технологического отдела, Колесников.

– Главный инженер Полковник Коробов Эдуард Иосифович. Как обстановка на объекте?

– Трудятся, слышу работу станков.

– Вы делали обход?

– Так точно, товарищ полковник.

– А кто Вам разрешил делать обход без сопровождения?

– Никто не разрешал, я сам прошелся.

– Дмитрий Валентинович Вас инструктировал по правилам проведения дежурств третьей смены?

– Меня инструктировал майор Тимур Мерзоевич Иванов, и о сопровождении ничего не говорил, а сказал лишь, чтобы я два три раза прошелся по производственной зоне, дескать, чтобы работали и не спали.

– Ясно. Правильно, что сидите в дежурке и не выходите без сопровождающего. Удачи.

И в трубке раздались короткие гудки. Я снова взобрался на стол и крепко заснул. Проснулся от стука в дверь.

– Дежурный, вставайте.

В смотровом окошке увидел посыльного техотдела Колю.

– А где Дима?

– Он прислал меня, еще с вечера сказал, чтобы я Вас разбудил.

– Хорошо, спасибо.

Я поднялся, стал водружать стекло на стол. В это время зазвенел будильник, забытый мною и заставил меня вздрогнуть от неожиданности, чуть не выронил стекло на кафельные полы дежурки. Но понял в чем дело, успокоился и сел на стул. Коля пришел в половине седьмого и взял ключи от техотдела для наведения порядка в помещениях. Ровно в семь часов утра, сотрудники из числа заключенных стали подниматься на второй этаж в техотдел. Майор Тимур Мерзоевич пришел в семь утра и принял дежурство, расписавшись в тетради рапортов, куда я записал свой рапорт.

– Ты, что наговорил Коробову, что он звонил мне в три ночи?

– Товарищ майор, я сказал ему правду.

– Он, что не знает, что у нас людей не хватает для сопровождения? Пойми, я на тебя не сержусь, но мог бы сказать, что, ни будь другое?

– Что? На пример?

– Например, что говорил мне. Но сопровождающего сегодня не было. В таком духе.

– В следующий раз скажу.

– Ну, да ладно, бывай.

– До свидания.

Я уехал домой. Меня ждала жена Наташа, которая лениво потягивалась в постели. И не успел я войти в комнату, спросила спросонья:

– Валик, а зарплата у Вас скоро?

– Ну, как обычно, десятого.

– Спать, наверное, хочешь?

– Нет, на работе на столе выспался в дежурке. Правда голова немного болит.

– Ну, ладно пошли на кухню, чего ни будь, перехватим.

Жена работала на швейной фабрике дизайнером модельером и к девяти ушла на работу.

Я остался один, выпил чашку крепкого кофе. Оделся и поехал на трамвае в сторону центральной улицы Ленина. Возле главпочтамта вышел на одноименной остановке и зашел в помещение Сбербанка России. В окошке продажи валют спросил у девушки кассира:

– А можно сотню долларов цельной бумажкой и новенькую. Хочу жене подарок сделать хрустящей и пахнущей типографской краской.

– А че-ж нельзя. Давай деньги. Доллары новенькие завезли, так что не проблема.

Купив стодолларовую купюру я, вернулся домой. Неспешно разделся, достал из бумажника купюру, повертел в руках. В бумажнике, ассигнация немного выгнулась. В книжном шкафу порылся и достал чистую записную книжку, еще с институтских времен. В записной книжке в конце были карты Азии, Европейской Части и Американского континента. Я вставил купюру между листов карты. И отложил записную книжку. Включил телевизор, стал смотреть сериал. Затем, подумав немного, взял записную книжку, открыл карты атласа, стал смотреть на стодолларовую ассигнацию. Затем достал канцелярский клей "ПВА", аккуратно склеил им две соседние страницы с вложенной между ними купюрой и водрузил записную книжку на телевизор. Затем снова вернулся к просмотру сериала. Так и застала меня жена с включенным телевизором, спящим на диване. На следующий день, я был уже на проходной. Вольнонаемные сотрудники выстроились гуськом и проходили досмотр личных вещей. Не обошла вниманием проверка и меня. Старший лейтенант внутренних войск охраны осмотрел внимательно меня.

– Выложите все из карманов. – Приказал старший лейтенант. Я выложил все, что было. Портмоне, ключи от квартиры, записную книжку. После этого дежурный обыскал, затем пролистал записную книжку и дальше показал жестом, что можно пройти через контрольную рамку.

– Почему такой строгий контроль? – спросил старшего лейтенанта.

– А, что раньше не было осмотра? – вопросом на вопрос ответил старший лейтенант.

– Вы впервые на ка пэ дежурите? – спросил его.

– А, что это имеет значение? – снова вопросом на вопрос ответил дежурный офицер.

И только Тимур Мирзоевич сказал мне при встрече:

– Побег из колонии строгого режима в Коломне. Вот и приняты усиленные меры.

Как я и ожидал к часам десяти в техотдел пришел Дима с папкой под мышкой.

– Здравствуйте, Валентин Альбертович. Вот возьмите на кальке рациональный раскрой листа. Здесь все расписано, надо сегодня технологию написать на этот раскрой, а я зайду, заберу начальнику участка для сверки технологического времени и дам на подпись начальнику цеха, чтобы утвердил.

– Да, хорошо. Я уже подготовил папки для техпроцессов, чтобы не терялись при работе в цеху.

Заключенный деловито повернулся и вышел. А я принялся за технологию раскроя стандартного листа стали толщиной в 3 миллиметра так как знал свое дело хорошо, так как учился легко и схватывал все премудрости технологии обработки металлов резанием. Сергей же Куликов отличался туговатым восприятием технических наук и у него многое не ладилось. Он часто просил у меня подсказки, конечно, я бескорыстно делился с однокашником знаниями и умением сочинять техпроцессы. Дима пришел за технологией в четыре часа дня. Я незаметно от сотрудников достал стодолларовую купюру и положил между листами технологии в папку.

– Ну, что сделали, Валентин Альбертович. – Деловито с порога спросил Дима.

– Да, конечно. Вот в папке.

– Валентин Альбертович! – неожиданно спросил меня Соболевский, – А, что моей подписи не требуется к технологии?

– Геннадий Георгиевич, технология еще не готова, в цеху требуется окончательная проверка. По режимам и процессу.

– Так что вы сидите. Идите в цех и лично проконтролируйте работоспособность техпроцесса.

– Да, иду.

Я и Дима ушли из техотдела. По дороге в раскройный заготовительный участок сказал Диме:

– Я вложил купюру в листы. Тебе остается переложить в свою папку и только.

– Спасибо, Валентин, я этого не забуду. От тебя еще понадобится одна услуга. Вынести готовое матричное клише из зоны. Сможешь?

– Ну, ты же знаешь, что это рискованно. А за просто так я не смогу. Ты сам меня после этого перестанешь уважать.

– Сколько ты хочешь?

– Тысяч тридцать зелени.

– А, почему не пятьдесят? – иронически переспросил Дима.

– Ты мне не иронизируй, я реально рискую.

– Хорошо, я поговорю с кем надо. Только чтобы это было реально.

– Ты, что меня будешь учить, как это сделать? – твердо спросил я.

Заключенный не ответил. Он взял папку у меня, развязал тесемки и достал стодолларовую купюру, быстро переложил себе в черную папку.

– Еще раз спасибо, Колесников. Я тебе это не забуду. А твое вознаграждение будет после того, как ты сделаешь свою работу.

– Ну, само собой.

– Я тебе передам готовую матрицу на твоем дежурстве. Это будет, перед моим освобождением. Я найду тебя сам. А пока надо вести себя, так как будто мы не в заговоре.

Наступил февраль. Морозная ночь дежурства выдалась ветреная. В дежурке было холодно, и дополнительно грел электрический обогреватель, что помогало развеять холодную промозглость ночи. Дима пришел в шесть утра, быстро сунул два свертка.

– Спрячешь в рукава пальто. У тебя пальто, вон какое, как у боярина с воротником и теплыми рукавами.

– Это хорошо ты придумал. Рукава у нас обычно, не ощупывают.

Я привязал скотчем части матричного клише к рукам под мышками и надел пальто. Ничего не было заметно. И спокойно без проблем вынес две части матрицы за проходную колонии. Весной в мае месяце, Дмитрий Яловый был на свободе. Он позвонил мне по телефону в воскресенье.

– Тебя какой-то Дима спрашивает. – Позвала жена.

– Иду. Алло! Да, конечно! – Наташа мне надо ненадолго, я скоро вернусь.

– Ну, если надо, так надо. Друзей не надо забывать.

– Вот ты, какая умница! – с улыбкой поощрил ее. И упаковав железки в кейс выбежал к трамваю. В уютном гостиничном ресторане “Башкортостан", меня уже ждал Дмитрий Яловый. Я с трудом узнал в этом одетом с иголочки мужчине бывшего заключенного Диму. Я растерянно разглядывал публику, сидевшую за столиками, и не узнавал ожидавшего меня бывшего заключенного, пока Яловый сам себя не обнаружил, подав голос.

– Эй, мужчина, Вы случайно не меня дожидаетесь?

– О, конечно, Вас.

– Ну, тогда присаживайтесь. – Широким жестом, приглашая к себе за столик, сказал Дмитрий. Я уселся и стал сразу говорить о деле:

– Ты принес бабки?

– Нам некуда спешить. Давай сначала выпей со мной.

– Пить будем потом. Сначала бабки.

– Ну, хорошо, хорошо. Он полез в свою мужскую сумку достал сверток, передал мне.

– Да не разворачивай тут. Потом посмотришь. – Настороженно сказал Яловый.

– Здесь то, что я называл?

– Не сомневайся. Меня еще попросили передать, что даем тебе десять процентов от сбыта, если ты захочешь быть в деле. Ты товарищ проверенный.

– Нет, Дима. Я не буду быть в деле. Потому, что фальшивку выявят рано или поздно и снова все пойдут по этапу. Мне этого не надо у меня жена беременная, ей рожать скоро.

– Ну, как знаешь. Если надумаешь, то вот моя нора с телефоном, звони.

Я посмотрел на номер телефона.

– Хорошо, если ты его не сменишь?

– Нет, этот телефон для своих надежных, и проверенных людей.

– Ты, лучше скажи, где будешь жить?

– В Москве. У меня там тетка. Поеду к ней. Да и дело там меня ждет. Так что, если что, звони.

Я отдал матрицу Дмитрию, сам положил сверток в кейс, разорвал обертку газет и посмотрел на доллары. Три пачки по десять штук, все было правильно. Все было как надо.

– Курьером из Москвы прислали поездом, пока я ждал тут в гостинице.

– Ну, вот теперь и выпить можно.

Мы просидели в ресторане до одиннадцати часов вечера, время закрытия ресторана. Дмитрий проводил меня до трамвая, а сам вернулся в гостиницу…

Глава 2

Москва встретила Дмитрия Ялового весенним теплым ветерком, принесшим запахи далеких полей, омытых дождями, лесов опушенных первой листвой и ароматы весенних цветов чуть уловимых здесь на шумном перроне и так ощутимо приятных после духоты купейного вагона. Он стоял возле поезда Москва-Владивосток, и не мог сдвинуться с места, не веря еще в то, что он свободен, что все кошмарное состояние заключенного в зоне УЕ N осталось позади, впереди свобода и жизнь.

– Молодой человек, вы что-то забыли? – обратилась к нему проводница, стоявшая у вагона и наблюдавшая за необычным поведением пассажира.

– Что, а, нет, не забыл. – Он улыбнулся ей и, подхватив дорожную сумку, быстрым и бодрым шагом двинулся в сторону метро.

Вот и станция “Преображенская". Он вышел на воздух и пешком добрался до улицы Преображенской №8. Этот дом оказался семейным общежитием. Дежурившая вахтерша назвала номер комнаты, в которой жила Зинаида Медведкина, его тетя Зина, которую он помнил еще с детства. Не скрывая своего волнения, Дмитрий Яловый поднялся на второй этаж и постучал в закрытую дверь комнаты № 222.

– Кто там? – отозвался женский голос. – Входите там открыто.

Дима вошел. Убогая картина представилась его взору. Под окном стоял облезлый стол без скатерти. Шкаф старой конструкции с большим зеркалом стоял у двери. К шкафу и спинке кровати был приставлен еще один стол поменьше. На этом столе, усыпанном хлебными крошками, лежала половина буханки белого хлеба, нож и бегало множество рыжих тараканов. На спинке кровати висело пара женских чулок. Зинаида Яковлевна сидела в халате на кровати и пыталась рассмотреть, кто к ней пожаловал. Один чулок сполз к щиколоткам правой ноги, другой еще держался выше колена.

– Вы опять по поводу выселения? Я же Вам уже говорила, что мне идти некуда, а закона такого нет, чтобы человека оставить на улице.

– Тетя Зина, это я Дима из Кишинева, помните меня. Вы приезжали еще к нам гостили на даче под Кишиневом со своим дядей Ваней.

– О, как это давно было. Мы давно расстались с ним. Видишь, как я живу. Не живу, а существую. Разве так должно жить? Разве так должна жить бывшая референт самого Громыко, который был Министром Иностранных дел Советского Союза и еще при Сталине присутствовал на Ялтинской конференции, где велись переговоры с Черчиллем и Эйзенхауэром Президентом Соединенных Штатов Америки? – тетя Зина пустила картинно слезу. Дмитрий сочувственно проговорил:

– Скажите, тетя Зина, я помогу Вам, и Вы переедите в хорошую квартиру, которую я куплю Вам. Мне только на несколько дней отлучится. Я вернусь за Вами и перевезу Вас на новое место жительства. Вот еще денег Вам оставлю. Вы, как в состоянии еще в магазин сходить?

– Да, да, конечно.

– Ну, вот и славно. Ну, вот Вам немного денег и до скорого.

Он вышел из комнаты и быстрыми шагами спустился к выходу.

– Молодой человек! – позвала его бабушка вахтер общежития железнодорожников.

– Да, Вы меня?

– Подойдите ко мне.

Дима подошел к столу вахтерши, где стоял мужчина в черном костюме и почему-то в светлой фетровой шляпе.

– Вот с Вами хочет поговорить комендант общежития.

– Здравствуйте. – Поздоровался комендант с подошедшим к ним Дмитрием, потягивая руку. – Меня зовут Клим Петрович, комендант.

– Дмитрий, племянник Зины Яковлевны, – держа руки за спиной, отвечал Дмитрий, и продолжал, – освобожден досрочно с мест лишения свободы за хорошее поведение.

Сказав это, Дмитрий вместо того, чтобы пожать протянутую руку коменданту, полез в нагрудный карман пиджака и достал справку об освобождении с мест лишения свободы, протянул коменданту.

– Так, так, так! – протянул тираду Клим Петрович, – Ну, и что теперь будем делать с Вашей тетей?

– А, что?

– Выселять ее положено. У нас ведомственное общежитие для сотрудников, а не для постояльцев.

– Простите, Клим Петрович, а как она получила комнату? – задал вопрос Дмитрий.

– Работала секретарем машинисткой в министерстве железнодорожного транспорта, вот и получила. А когда вышла на пенсию, то такого права лишилась.

– Можно Вас на минуту. – Дмитрий взял Клима Петровича за локоть, – Давайте отойдем в сторонку.

Комендант уперся и громко сказал, чтобы все слышали:

– У меня секретов от сослуживцев нет, говорите, что еще?

– Я хотел попросить Вас оставить Зинаиду Яковлевну на пару недель в покое. Я ее заберу через две недели, не раньше и комната освободится.

– А, что Вам можно верить? – с ехидной ухмылкой спросил комендант.

– А, что у Вас есть выбор? А, Клим Петрович? – глядя в маленькие глаза коменданта, спросил Дмитрий, и добавил для связки слов, – У меня, кроме тетки, никого из близких родственников не осталось. Мать и отец давно умерли, когда я еще сидел. Так что вам придется подождать.

– Ну, хорошо. А, что Вы намерены делать в Москве? – подозрительно спросил комендант.

– А буду восстанавливать паспорт, устраиваться на работу. Меня ведь из Москвы, из Московской прописки отправили по этапу, так, что я домой вернулся. – Он повернулся и направился к выходу. Комендант проворчал вслед удаляющемуся парню:

– Вот быдло, а корчит из себя порядочного гражданина. – Махнув рукой комендант, поплелся в свой кабинет.

Решив формальности в районном милицейском отделении, где до заключения был прописан Дмитрий Олегович Яловый, парень поехал в гостиницу Москва на встречу с друзьями сидевшего еще в колонии УЕ N знаменитого фальшиво монетчика Флора Ананьевича Проскурова по кличке Флорка. В гостиницу Москва в ресторан пропускали посетителей с 11-00. На уличных часах уже было 11-30, когда Дмитрий вошел в фойе гостиницы. Охранник встретил его вопросительным взглядом, что без слов означало:

“Вам куда?" И Дмитрий коротко бросил в лицо стоявшему истуканом охраннику:

– В ресторан.

Тот, кивнув головой в знак того, что понял, и вслух сказал:

– Вон, гардероб, сдайте сумку и проходите.

За накрытым столиком у окна сидели два пожилых старика. Они не разговаривали, молча, смотрели в окно на весеннюю уличную слякоть Москвы, месившую колесами проезжающих автомобилей, на моросивший дождь, так внезапно сменивший веселое весеннее солнце.

Дмитрий подошел к этим двум мужчинам, сказал:

– Здравствуйте уважаемые, вам привет от Флора.

– Присаживайся, коли не шутишь, Молдаванин. – Сказал, прищурившись один из них.

– Что еще просил передать Флорка? – спросил второй, с подозрением осматривая Дмитрия.

– Да вот личное послание. – Дмитрий достал пачку сигарет "Marlboro", подал слегка потертую тому, кто спросил его об этом.

– На, Чахлый, глянь. – Второй передал первому пачку. Чахлый внимательно осмотрел пачку, и, убедившись, что ее не вскрывали, открыл, порылся там, достал одну из сигарет, оторвал фильтр. Аккуратно развернул, мелко исписанную синим карандашом узкую бумажную полоску. Надел очки стал внимательно читать. Прочитав, зажигалкой поджег клочок и горящий бросил в пепельницу, стоящую на столике. Не торопливым движением налил в три рюмки из графина водки, затем взял одну наполненную рюмку поднял ее и сказал: