930-летию города Рязани, 130-летию С. Есенина, 80-летию Великой Победы, году Защитника Отечества посвящается. Стихи

покаянные скорбные стоны.

Звоны грустные стоны возносят,

покаянно прощения просят.

Почему, Русь моя золотая,

даже если больная, слепая,

лишь одна для меня, дорогая,

разливаешься далью? Святая!

Дорогая моя, золотая,

не имеешь предела и края…

Тихая Мещёра

Тихая Мещёра.

Дикие леса.

Синие озёра.

Дивная краса.

Лес, луга, болота.

Девственность реки.

Мудрая природа.

Люди далеки.

Берега Сороки.

Заповедный лес.

Узенькой дороги

Чуть петляет след.

Вот Бобры-деревня.

Брошены дома.

Дух мещерский древний

Звуком топора

Не разносит свету

Радость, звон, как встарь.

Моему привету

Дарит эхо даль.

Покосили годы

изб сутулый ряд.

По деревне бродит

Грустью жалкой взгляд.

Где семья, род долгий?

На погосте спят.

Смерть глубинке вторит:

Ходу нет назад…

Через мостик Кнулы

Дальше путь бежит.

Лес, поля уснули.

Вечер в ночь спешит.

Память вновь лелеет

Милые места.

Месяц храму внемлет,

Воздвиженью креста.

Старой, чудной церкви

Лик встречает ночь.

Свет последний меркнет.

Холод гонит прочь.

Голос позабытый –

Нет колоколов.

К Богу вход закрытый

На замок, засов.

Ничего, погоста

Звёздный примет свет.

Маленького роста

Встретит мамы крест…

***

Милая Мещёра –

Здесь душа моя.

Речка, лес, озёра…

Дивные края.

Дом рязанский. Белый аист

Чаянья, мечты, душа и радость – милая Рязанщина моя. Поймою Оки на сердце сладость. Дивные, заветные края. Белый аист кружит над лугами. Веры и любви, надежды крик. Символ зиждется людей трудами, к свету чтобы сердцем мир приник. Край рязанский дел высоких полный. Возрождение для райских птиц. Человек возвышенный и добрый – неба образ, не упавший вниз. Пусть живут надежды, радость, счастье, полнится детьми, достатком дом. Аист белый гонит все напасти. Символ жизни – птицы над гнездом! Счастье – дети, аист, отчий дом.

Как в поле мёрзлом колос

Метель пугала, в проводах

тревожно ночью бредил ветер,

потушены огни в домах,

фитиль у лампы еле светел.

Посёлок Курловский. Снега…

Сверчок давно уснул за печкой.

Во сне июля берега

шептали травами над речкой.

В ночи иконы строгий лик

внимал, мерцая, песне тихой.

Мир кроткий замкнут, невелик,

дремотой п‘олон сладкой, липкой.

И голос мамы в сон клонил;

подпевкой стон калитки хлипкой.

На пол вязанье обронив,

клубок игрался с мягкой ниткой.

Июльский жар. Владимир мой.

Привык… Прохладная квартира.

Вода и свет. Уют с плитой.

Шашлык из ближнего трактира.

Но снятся ветер и метель,

и мамы нежный, милый голос,

сверчок, скрип петель, ночь, постель…

Ушла…

Как в поле мёрзлом колос.

Лес. Мещёра

Отчизна. Родины безбрежной

велик, красив и дорог край!

Мне доброй, милой, тихой, нежной

Мещёры лес – дом-крепость, Рай!

От детства дух земли лелеял,

питал с терпением трудом,

дела и время верой мерил,

творя покой и мир кругом.

Шли годы. Быстро, неизбежно

менялся лик людей, земли.

Сердца подвластны воле грешной.

Набатом новый век гремит.

От мала до велика души

погружены в потоки лжи.

Народ тельцу златому служит:

и князь, и нищий… Тьма спешит.

Я помню шумные дубравы

и корабельных сосен бор,

берёзок рощи… Строгий, бравый

лесник служил – молчал топор.

Руси богатство – крепкий, правый

дух православный, как затвор,

оберегал простые нравы.

Бессильны были враг и вор.

Что вижу… Мертвая, Мещёра?!

Рассечены душа и лес!

Проклятье людям злобой чёрта –

наживы бес везде пролез.

Сгноили правду. Совесть стёрта.

Пеньки да гарь. Мой дух отверст.

Болота чернью – крест простора…

Воздет небесный судный перст.

Звереют ветры. Рваны раны.

Долины стонут. Тракт пылит:

рубли, вагонов караваны,

смерть лесовозами рычит.

Порушены природы храмы.

Порядок Божий пал, разбит?

Бульдозеры, лебёдки, краны.

Агонией душа храпит.

На дыбе племя распиная,

хохочет злобный ада царь.

Отравы ядом власть иная

плюёт в Отечества алтарь.

«Князья», «бояре», не икая,

подачки жрут. Алкает тварь.

Чумой рвёт пир, вопя, спиваясь.

Всё круче в небе хаос, хмарь.

Доколе?! Где страны защитник,

попиленной России страж?

Восстанет чести зов забытый,

проснётся в сердце Божий страх?

Закон возмездья – столп гранитный?

Когда же взвоет злобный враг?

Продажный, смрадный слой «элитки» –

вон, прочь в истории овраг!

Я верю! Встанут скрепы лесом:

деревья, дети, совесть, дух!

Воспрянет добрым дивным веком

Россия. Пусть лелеет слух

дубравы шум, природы смехом

разносится Мещёры гул.

Надежда девственным подлеском

с Любовью, с Верой ввысь растут.

Рязанский Есенинский венок. Любава

Венок рязанский для Есени

с Мещёрой дивною сплету.

Перед рассветом быстро в сени,

схватив одёжку на лету.

На волю! В поле! В стынь дремоты,

пока глухарь токует, в даль.

Опушка, сбросив хмарь зевоты,

тумана тянет к долу шаль.

Берёз верхушки розовеют.

Ярило рвёт на почках плоть.

Уж скоро соки одолеют

и смогут холод побороть.

Красотки белогруды – вскинут

душистых прядей в небо шёлк.

Весной, я помню, стыд покинул

Любаву: Ты б, дружок, зашёл…

Как жарки, кратки были встречи!

Луны бесстыжей голый шар!

В пожаре губ не висли речи:

пролесок, поле, кромки мшар…

Ты подковала влёт гнедого.

На жизнь на всю мне в память мёд.

Вот только радовал недолго

запретный жадно-сладкий плод…

Года – табун, несущий в осень.

Крестьянской доли горек вкус.

Поросший холмик в плаче сосен.

«Любава» строки нареку.

На волю! В поле! В дым дремоты,

пока зовёт, лелеет даль…

Опушка, сбросив листьев соты,

туман развеет и печаль.

Застыла милая Мещёра

Дыхание Мещёры, дух

таинственный её могучий

снега укрыли. Нем и глух

крещенский зимний лес дремучий.

Дышать не смеют звери, птицы.

Уснул смертельный страх в ночи.

Тиха природа, затаиться

велит живому… Всё молчит.

Застыла милая Мещёра.

Мороз безжалостно царит.

Рассветом поздним вспыхнет споро

луч солнца, землю озарит.

Короткий день, как передышка,

меж бездной мрака и весной.

Безмолвны тени, еле слышно

снег с елей вьётся белизной.

Все запахи лесные спят

под пухлым саваном пушистым.

Смолистых шишек аромат

сковал хрустальный блеск искристый.

Терпи, надейся, уповай

на миг прекрасный: свет весенний

подарит рыжий каравай

бескрайней ласковой вселенной.

Дыхание земли и дух

непобедимый и могучий

наполнят ароматом вдруг

прекрасный лес родной, поющий.

Весной растопит вновь оковы

основа жизни, Божий Свет.

И ‘облака смешной подковой

оставит ангел чистый след.

Опушка острова Мещёры

Опушка острова Мещёры.

Болот нехоженых страна.

Брусника с клюквой ало спорят

за место у большого пня.

Осины листья золотые…

Ещё украшены стоят

деревья. Ночью долгой стынут

от ветра дали, небеса.

По Утру стелет хмарь грибная,

туманом ворожит река,

и лес застужено роняет

слезу о лете… Никогда

не повторяются восторгом

прошедших снов зарницы лет;

лишь раз в году, лишь в мае грозы

мечты лелеют. Первый снег

на ПокровА укроет пледом

леса, болота, жизнь, поля;

заснёт Мещёра тихо… Следом

спешит Красавица-Зима.

Мещера. Изменчив март

Изменчив март. Весенним светом

уже наполнились поля.

Сосульки с солнечным приветом

на крышах изб огнём горят.

Лишь лес угрюмый и холодный

зимы уснувшей стон хранит.

Бранит сосновый бор дородный

речных ледовых глыб гранит.

Намедни разыгралось солнце,

по руслу Клязьмы лопнул лёд.

Сквозь льдины мутное оконце –

водой бурливой взломан гнёт.

Но ночь морозом разъярилась,

весенний зов закован льдом.

Лукошко солнца растворилось,

промёрз лесной звериный дом.

К полудню шаловливый ветер

развеял сумрак, облака

и успокоился… Лик светел

весны-красы, возобладал.

Изменчив март. Лучистым светом

Мещера дышит. Пусть порой

зима бушует, скоро лето! –

весна нам ворожит с тобой.

Не хожу за ёлкой в тёмный ельник

Не люблю предновогодний ельник.

Душит он меня, корёжит.

Не вхожу тверёзый иль похмельный:

сучья в глаз, да в лапник сложит!

Гложет сука-память!

Гложет…

Друг-братуха мне приснился: бритый,

трезвый, улыбался всё.

А на утро в глотку с шишкой вбитой

на ремне… На ёлке… Кто спасёт…

Кто мне с горя, в радость поднесёт?

Инвалид. Безденежье. Тоска. Спиртяга.

Друг единственный. Смертелен грех.

Попросил червонец.

………………..

Сволочь, падла, скряга –

жизнь моя – гнилой орех!

Муть-хандра в душе от ран-прорех.

Не хожу за ёлкой в тёмный ельник.

Что ж ты сделал?! Ведь не отмолить.

Будь хоть кто: ханыга, вор, любой бездельник –

денег дам, не надо и просить.

Ты спасаешь!

Бог меня простит?

…………………..

Плод раскаяния мир растит…

Калина горькая моя

В Мещёре тихой и родной

Калина грезит тёплым Летом,

но льёт осенний Дождь слепой,

тоскливым жжёт Зимы приветом.

Природа средней полосы

над поймой речки раскидала

слезу Дождя, алмаз Росы,

кусты Калины кровью алой.

Затянут серым Неба свод,

Вода рябит свинцовой коркой;

как золото, Листва течёт

и тонет в Тьме реки бездонной.

Предзимья День Калины пьёт

живую кровь… Но крЕпки гроздья,

и ярких алых ягод лёд

вбивает Стужей в ветки гвозди.

Держись, родная, – скоро Ночь –

Мороз скуёт ветра и жилы.

Нет силы… Смерть… Но донесёшь

дар жизни свой судьбой нелживой.

Блеснёт река стеклом… Зима

мещёрские скуёт просторы;

Калина, горькая моя,

собой с молитвой Птиц накормишь.

Мещёра. Чудная Мещёра

Мещёра… Ч’удная Мещёра –

мой дом родной, мой отчий кров.

Я чувствую: уж скоро… Скоро

воспрянет свет от зимних снов,

и скинет лес снег’а оков.

Пускай метель кружит в оврагах,

река, крутясь в полночных страхах,

бурлит и истончает лёд.

Под ивой, в белых тесных раках,

почит мороз. Зима уйдёт.

Поста Великого смиренье…

Запеть готовится душа.

Застыло сердце предвкушеньем.

Весна спешит разбить терпенье,

пасхальным звоном ночь круша!

Ручьи, река, луга, леса

вновь явят миру чудеса:

пробьётся, зеленея, вечность,

водой живою небеса

омоют юности беспечность.

Мещёра! Дивная Мещёра,

мой отчий дом, мой кров святой:

просторы, синие озёра,

родник, тропинкой завитой…

Мой милый, добрый край родной!

Одно мгновенье – жизни миг.

С рожденья в вечность льётся время.

Какой недолгий солнца блик,

какая краткость сновиденья…

И пусть я мудрость не постиг,

природы видел Божий лик.

Суздаль. Масленица

Широкой масленице русской

душа распахнута опять.

Великолепный старый Суздаль

зовёт Россиюшку обнять!

Что сотни километров? Шалость.

По белым и’скристым снегам

шуршат колёса. Прочь усталость.

К заветным русским чудесам

прильну восторженно и жадно.

Отечества великий дух

печей дымами манит… Складно

колокола лелеют слух.

Крылата ты, Россия-тройка!

Летит веками санный путь.

После гулянки шумной, бойкой

мечтаю бани пар вдохнуть.

На Каменке студёной прорубь,

готовый с головой макнуть.

Как в поднебесье сизый голубь,

очистится душа… Махнуть

на повседневные заботы,

вкусить простора и свободы,

забыть про суету работы

и рай небес себе вернуть

пора! Вперёд! Дорогой узкой

в приветливый старинный город

где жар печей и дерзкий холод

душе на пользу доброй, русской,

где каждый счастлив, рад и молод.

Душа распахнута опять.

Широкой масленицы удаль.

Великолепный дивный Суздаль

зовёт Россию-Мать обнять!

Филёр и Шалопай (Памятник, г. Владимир)

Над Шалопаевкой ништяк погоды;

изведаны лазейки и проходы;

филёр полгода кружит хороводы;

я с сумочкой для шухера отвода.

Наш атаман кошель давно приметил;

на рынке щипачом углы пригреты.

Когда нырнёт мошна на дно с приветом,

судьба засветит рубликом заветным.

Как надоел филёр своим соседством;

та сумочка от мамочки наследство;

на долго не запрёшь по малолетству;

я скинул хвост лишь мне знакомым средством.

Шалмана дым навеял тёплый ветер.

Свободы босоногой шалый вечер.

Для хулигана путь к Централу мечен,

навечно Шалопаевкой засвечен.

***

Владимир дремлет… Тихая погода.

С зенитом лета солнце счёты сводит.

Иное время, здесь туристы бродят.

Пацан филёров снова хороводит.

**

Над городом ништяк опять погоды.

Расклад другой, иные нынче годы.

На открытие Памятника А.С. Пушкину

Лето тёплой, июньской капелью

в да‘ли поймы, в ширь радуг спешит.

Ветры льют по-над Клязьмою песню.

Милый парк. Ряд деревьев ершист.

Солнце дивной поэзии русской:

трость, цилиндр и внимательный взгляд.

От собора тропинкою узкой

он спускался два века назад?

Долог путь по бескрайним просторам.

Вечен мудрой поэзии свет.

Места нет больше громким укорам –

входит в город великий поэт.

Под покровом его незабвенным

добрых, чудных, несказанных рифм

для тебя клад открыт сокровенный,

сердцу – творчества бешеный ритм.

Пусть пииты изысканным словом,

обнажая ветрам душу, грудь,

дарят смыслы высокие снова,

проходя вечный творчества путь.

Твёрдой бронзою в память поэту:

фрак, цилиндр, трость и «пушкинский» плащ.

По ту сторону смерти и эту

франт и щёголь! И счастье, и плач…

Солнцем дарит нам свет по завету.

Тьма забвенья – ему не палач.

Лета благость июньской жарою

в поймы дали, в высь неба спешит.

Ветер шалый прекрасной порою

в парке судьбы, как прежде, вершит.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.