скачать книгу бесплатно
– Костя, пойдем смотреть телевизор! – зовет отец, до которого доносится перепалка.
– А вы сами что делали?
– Я одна воспитывала детей! – слышит еще Костя, но потом звуки доносятся не так отчетливо и начинается сказка для малышей.
Мать возвращается в комнату красная и взъерошенная.
– Давай будем считать! – говорит она, усаживаясь рядом с Костей в кресло.
– Спать уже надо, а не считать, – перебивает отец.
– Вот и посчитал бы с ним, а не телевизор смотрел!
– Не у всех же билеты в кино, – язвительно замечает отец и уходит в кухню пить чай.
Косте считать не хочется. Но мать теребит его с какими-то яблоками, которые она одно за другим «ест», а они в результате все равно оказываются на тарелке:
– Смотри, у нас с тобой семь яблок. Я съела два, – мать берет с тарелки яблоки и прячет за спину. – Сколько теперь осталось?
Пока Костя загибает и разгибает пальцы, усердно пытаясь сосчитать количество оставшихся фруктов, «съеденные» яблоки возвращаются на место, и он окончательно запутывается.
– Ну, что же ты? – поторапливает мать.
– А ты мне почитаешь сказку на ночь? – зевает он наконец.
– Почитаю, – говорит мать, – только недолго.
– Почему недолго? – спрашивает Костя.
– Ну, потому что спать надо – уже поздно, а завтра рано вставать, – отвечает Майя Михайловна.
Мать читает быстро и монотонно, и Косте непонятно, про что она читает, и слушать неинтересно.
– Ну, я уже почитала. Теперь – спать, – говорит мать.
Костя покорно соглашается и отворачивается к стене. Но спать ему совсем не хочется. Он вспоминает, как сегодня в детском саду, в темном углу двора, за деревьями, мальчики окружили Галю и, став вокруг нее, описали ее пальтишко. А Галя только заплакала и ничего никому не сказала. Костя и сам не знает, зачем они это сделали – просто так. Интересно было. Но потом, когда Галя заплакала, ему стало ее жалко. Может быть, и другим тоже…
Косте не спится.
Вот бабушка пришла и улеглась на свой диван. А Севин диван пустует. Сева почему-то спит сегодня в другом месте, хотя у него есть свой диван. Но у Севы другая жизнь, про которую говорят, когда Кости нет в комнате. И у матери с отцом тоже есть какая-то другая жизнь, про которую говорят, когда Кости нет поблизости. Он вспоминает, как зимой они с матерью ездили к какой-то женщине. Она была очень красивая, так что Костя долго не мог оторвать взгляд от ее лица, и у нее тоже был мальчик почти такого же возраста, как Костя. Мать и та женщина долго о чем-то говорили, а их с мальчиком отослали в соседнюю комнату играть. Но Косте почему-то было ясно, что говорили об отце – до него долетели слова матери, которая несколько раз повторяла: «Ева Аркадьевна, вы должны его оставить! У него семья, двое детей!» Хотя почему двое, если про Севу говорят, что он уже взрослый? Костя тогда спросил у мальчика: «А где твой папа?» И мальчик ответил, что папы у него нет. Костя не стал больше расспрашивать его ни о чем, потому что это страшно, если нет папы. А когда они уходили, у женщины, Евы Аркадьевны, были заплаканные глаза и она старалась не смотреть на них с мамой.
Дома мать ни о чем не рассказывала, и Костя понял, что это какой-то секрет.
Косте хочется, чтобы у него тоже была другая жизнь и в ней были бы свои секреты.
Он смотрит в потолок. Для Кости он – живой и населен чудовищами. Вот забегали какие-то красные круги – и исчезли. И вдруг поползла широкая светлая полоса, расширилась – и растворилась. А потом возник какой-то квадрат с переплетами и надолго прилип к углу, как огромный паук.
Костя лежит с открытыми глазами и рассматривает эти ночные призраки.
Лучше не думать о взрослых – слишком все непонятно у них. Лучше жить среди этих таинственных видений.
За окном гаснут фонари, и окно становится совсем черным. Вот внизу просвистел по асфальту троллейбус. Он всегда свистит, когда идет вниз с горки, на которой стоит их дом. Скрипнул диван – это бабушка перевернулась на другой бок. За стеной сильно храпит отец. Вот мать хлопнула дверью в ванной – она всегда хлопает так, что все вздрагивает.
Глаза у Кости наконец слипаются, и он засыпает. Завтра ему опять рано вставать и опять идти в детский сад…
2
Бабушка Маргарита Петровна выглядывает из кухни, чтобы посмотреть на девочку, которая пришла к ним в гости. То есть, не совсем к ним, а конкретно – к Косте.
Костя уже почти взрослый – через два года заканчивает школу. Он уже решил, чем будет заниматься, и серьезно готовится к поступлению в институт.
«Ничего девочка, симпатичная, кажется», – решает про себя бабушка и, поздоровавшись с ней издалека, скрывается в кухне. Наученная Севой, который всегда гонит ее прочь от своих гостей, бабушка не заходит далеко в прямом и переносном смысле.
– Зачем мешать? – тут же сообщает она по телефону двоюродной сестре. – Понимаешь, они же совсем еще дети… Ну, девятый класс только! О чем ты говоришь?! Глупости! Еще школу нужно закончить, в институт поступить… Подожди… – она прислушивается к звукам, которые доносятся из закрытой в комнату двери, и возвращается к разговору: – Кажется, музыку включили, танцуют, наверное…
Маргарита Петровна плотно закрывает дверь в кухню и продолжает рассказывать кузине Соне о девочке, которую она только что видела.
– Ее зовут Таня. Худенькая, высокая, коротко стриженная. Родители очень приличные, кажется, с положением…
Костя этого разговора не может слышать за двумя закрытыми дверями.
Обычно они с Таней любят бродить по старому Арбату, сворачивают в узкие темные улочки, потом выходят на Калининский, идут по Воровского, выходят на Садовое… Долго бродят в темноте. И наконец прощаются у Таниного подъезда. Таня протягивает ему руку, которую он слегка пожимает, ее худенькую ручку. Потом Таня скрывается в подъезде. И у Кости еще долго остается ощущение хрупкости от прикосновения ее ладошки…
И вот Таня первый раз пришла к нему в гости, когда отец и мать на работе. Пришла, потому что каникулы и свободного времени сейчас так много.
Костя включает пластинку с модным Робертино Лоретти, по песням которого давно сходят с ума.
Таня поднимается с пуфа, он кладет руки ей на талию, обе ее руки поднимаются вверх и ложатся ему на плечи. Они медленно переступают ногами, изображая танец, – так теперь танцуют все. От близости Тани у Кости кружится голова и ему нестерпимо хочется поцеловать ее. Но вдруг войдет бабушка? Да и что сделает после этого Таня? Вдруг она уйдет? Или даст ему по физиономии, как делают в фильмах оскорбленные поцелуем девушки?
Робертино поет «O, sole mio».
Бабушка осторожно стучится в дверь.
Костя отпускает Таню и идет к двери. В приоткрывшуюся щель просовываются руки Маргариты Петровны с блюдом, на котором лежит нарезанный кусочками кекс.
– Угости! – слышится Тане, и руки тут же исчезают.
– Это бабушка сама пекла, поэтому ты должна обязательно попробовать, – говорит Костя, ставя блюдо перед Таней. – Если не хочешь, можешь и не пробовать, – добавляет он. – Но лучше все-таки попробовать, чтобы ей было приятно. У нас новая домработница, Нина, но сегодня она уехала к себе в деревню на два дня, и бабушке приходится одной управляться.
Таня берет один кусочек и с усилием откусывает. Во рту у нее пересохло от близости Кости, и она почти с досадой думает, почему Костя ее не поцеловал. Она почти сердита на него за это.
Вечером в кухне, после ужина, когда Костя с Севой пьют чай и остаются одни, Сева выглядывает из-за очередного детективного романа, ухмыляется и говорит:
– Я слышал, у тебя девочка есть?
Костя опускает глаза и ничего не отвечает.
– Пора, – говорит Сева. – В твоем возрасте у меня уже столько было! – Сева закатывает глаза.
– Мы в одном классе учимся, – словно оправдывается Костя.
– Мать уже рассказывала – видела ее в школе, когда была на родительском собрании. Приведи как-нибудь, надо познакомиться. Старший брат все-таки, совет дам.
Косте совсем не надо, чтобы ему давали советы. И знакомить Таню с Севой совсем не хочется. Но все получается само собой.
У Кости день рождения. И праздновать его без Тани он не может. Это совсем не праздник получится! Но Таня смущенно отказывается:
– Я ведь никого не знаю из гостей, которые будут у вас.
Они стоят на лестнице. Только что прозвенел звонок на урок, и все ринулись в классы, поэтому вокруг никого нет.
– Ничего, – успокаивает Костя. – Я тебя со всеми познакомлю. Это просто родственники матери. А если хочешь, – вдруг решает он, – приходи с Женей.
Женя – школьная подруга. Поэтому Таня тут же соглашается.
И на следующий день вечером они вместе с Женей идут к Косте на день рождения.
– Ты что несешь в подарок? – спрашивает по дороге Таня.
– Книгу. А ты?
– А я авторучку.
– С золотым пером?
– Да. На Кузнецком купила.
– Покажи!
Таня вытаскивает из кармана узенький футляр и открывает.
– Дорогая? – спрашивает Женя, разглядывая колпачок с золотистого цвета кольцами.
– Ну, да… Не самая дорогая, – тут же признается Таня.
– Самая – это вообще! Деньги родители давали? – прищуривается Женя.
– Нет, у меня от завтраков остались.
В прихожей, куда они попадают через несколько минут, Таня неловко протягивает Косте подарок и говорит:
– Это тебе.
Костя так же неловко берет, не глядя на то, что ему протягивают.
– Я вам помогу, – подходит к Тане Сева.
Он умело помогает ей снять пальто, вешает его на плечики и, взяв Таню двумя пальцами за локоть, проводит в комнату, где уже много людей.
– Вот, – громко говорит Сева, – это Костина одноклассница, так сказать, и подруга Таня.
И все смотрят на Таню. Она, наверное, улыбается, конечно, улыбается. Но все в тумане. Сзади она чувствует присутствие Жени. Это уже лучше, она не одна – Женю тоже представляют. Но Таня понимает, что все разглядывают не Женю, а именно ее, ее красное платье, туго перехваченное в талии широким поясом с пряжкой, изящный серебряный браслет, и туфельки на тонком каблучке – все это сейчас рассматривают и оценивают. И руки у нее от нервного напряжения дрожат.
Их с Женей сажают на диван, за огромный овальный стол.
– Что вам положить? – спрашивает кто-то, кто сидит слева.
«Это, наверное, Костин папа», – решает Таня.
Она улыбается и не знает, что ответить, – глаза разбегаются от фарфоровых блюд, хрустальных салатников, ваз с фруктами, графинов, бутылок. На столе так много красивого и, наверное, вкусного.
– Ну, давайте начнем с салата.
Николай Семенович кладет ей на тарелку большую ложку салата «оливье». И Таня начинает изо всех сил ковырять вилкой, делая вид, что ест.
– Нина, дай-ка нам кусочек утки, – командует Костин папа высокой девушке, которая только что вошла в комнату и с веселым любопытством поглядывает на Таню.
«Это и есть домработница, – догадывается Таня. – Такая молодая… а не учится… Почему она – просто домработница? Почему не учится?..» Это проносится в сознании и тут же гаснет.
Николай Семенович подвигает поближе к Тане большое блюдо и предлагает:
– Какой кусочек вам нравится?
Таня, не глядя, наугад, указывает пальцем, и Николай Семенович кладет ей утиную ножку и немного зеленого горошка. Он задает еще какие-то вопросы, она что-то отвечает, понимая, что с Костиным папой нужно вести светскую беседу. Но все это тоже как в тумане. Наконец Николай Семенович, видя, что слишком смущает Таню, оставляет ее в покое и переключается на того, кто сидит по другую сторону от него.
Женя ест вовсю, а Таня, с трудом проглотив несколько кусочков пищи, застывает, сложив руки на коленках.
Николай Семенович вдруг встает и, слегка стукнув ножом по хрустальному фужеру, чтобы привлечь внимание, торжественно произносит:
– У нас сегодня собралась такая замечательная компания молодых людей и девушек, Костиных друзей. Предлагаю тост за молодежь, за них всех, за их будущее!
Все чокаются, и Таня тоже, и Женя. И Таня опять чувствует, что взгляды обращены в первую очередь к ней.
Подходит Костя и зовет их с Женей куда-то.
– Сейчас будем танцевать, – объясняет он. – Сева принес вчера отличную запись.
Они идут в ту комнату, где Таня уже была.
В этой комнате стоит застеленная пушистым ковром широкая кушетка, у окна – письменный стол с покрытием из толстого стекла, справа от него – старинный шкаф с книгами, торцом к стене, рядом с платяным шкафом, – две составленных в одну деревянных кровати с полированными тумбочками по обеим сторонам и в углу – торшер. «Это моя комната», – объяснил тогда Костя. «А разве это не спальня?» – удивилась Таня. «Спальня. Но мать спит в первой комнате, где столовая, на диване, Сева – на раскладном кресле. Здесь спим мы с отцом и бабушка. Домработница Нина – в кухне на диване, – Костя засмеялся: – Видишь, сколько у нас народу». Таня тоже улыбнулась. Замечание про родителей показалось ей странным, но спросить о чем-то было бы совсем нетактичным, и она показала рукой на письменный стол: «Здесь твое рабочее место?» – «Да, за этим столом в основном занимаюсь я, – сказал Костя. Он подвел ее поближе и кивнул на фотографии под стеклом: – Это вся наша семья, можешь посмотреть». Таня стала разглядывать фотографии. «Вот мой отец на фронте», – Костя показал на фотографию молодого офицера с медалями на груди. «Он военный?» – спросила Таня. «Был, потом демобилизовался. У отца сложная биография. Он попал в плен в самом начале войны, бежал, добрался до своих. Про плен скрыл, конечно. Но кто-то все-таки дознался и сообщил. Вернее, донесли те, с которыми он бежал», – поправился Костя. «Как это?» – не поняла она. «Они договорились между собой, что скроют про плен, чтобы не было осложнений. А те двое тут же рассказали. Ну, отца исключили из партии». – «Но потом же можно было восстановиться? Многих, кажется, восстановили». – «Он уже не захотел писать заявление, сказал, что не считает себя ни в чем виновным. Он такой – принципиальный… А это – мать, – показал пальцем на фотографию рядом Костя, – тоже на фронте». – «И она воевала?» – «Они оба добровольцами записались». – «Да-а… Впечатляет, – произнесла Таня. – А мой отец не был на фронте, он работал на военном заводе во время войны. И мама. У них тоже медали есть».
Все это вспоминается, как только она входит в комнату.
Тот самый пуф, на котором Таня сидела, сдвинут в сторону, чтобы не мешать. И между кушеткой и кроватью освободилось пространство для танцующих.
К Тане тут же подходит высокий молодой человек в очках.
– Потанцуем?
