Православные знакомства

так и должно быть, понимаешь? Мне казалось, что так живут все семьи. Где-то даже читал, мол, семейный кризис после рождения ребенка. Родители отдаляются, все такое. Это

теперь я понимаю, что мы изначально были далеко-далеко

друг от друга. Чудовищно далеко. Все познается в сравне-нии. И вот я сравнил. Я увидел, что такое любовь, и понял, что до этого никогда не любил. Вот ведь… Это же и правда

бесовское искушение. Именно поэтому надо жениться це-ломудренным. Чтобы не с чем было сравнивать. Чтобы никогда даже не задумывался о том, правильно ли поступил.

Поступил и поступил. Так уж жизнь сложилась. А эта любовь… Зачем она мне? Она только мешает жить.

– Перестань, – Катя перегнулась через стол и потре-пала брата по голове, – ты сейчас это говоришь, чтобы хоть

как-то успокоить себя. Как любовь может быть искушени-ем? Бог есть любовь. А ты говоришь: бесы. Ты полюбил, ты

ощутил самое светлое в своей жизни чувство. И что, неуже-ли это так плохо? Из меня плохой советчик, и уж тем более

я не буду рассматривать ситуацию с позиции каких-то там

бесов, да и вообще церковных догматов. Я скажу тебе то, что чувствую. Значит, думаешь, что хорошо семьям, кото-

рые никогда не любили и даже не знают, что это такое? Но

я не верю в это. Человек обречен на любовь. Душа просит

этого чувства. Можно убеждать себя, идти на компромис-сы. Молчать, когда плохо, трястись от недопонимания и не-любви. И терпеть, терпеть, терпеть. Но если вдруг любовь

настигает – а она может настигнуть в любом возрасте, и я

считаю, что тебе еще повезло, любовь пришла, пока ты молодой – ты никуда не денешься. Жизнь, представь только, вся длинная, мучительная жизнь, в которой ты выстроил

какие-то схемы, цели, задачи, вдруг покажется никчемной

и бессмысленной. Ты же мой брат. У нас с тобой одна кровь.

Горячая. И душа у тебя болит так же, как у меня. Кажется

мне, ты не из тех, кто будет терпеть. Ты добиваешься своей

цели. А молчать – значит проиграть. Значит сдаться. Раньше

было плохо, теперь станет еще хуже. И ты все равно не вы-держишь и уйдешь от жены.

Роман Романович задумчиво теребил пуговицу на рубашке и молчал. Катя тоже замолчала. Оглянулась. Подо-звала девушку.

– Можно нам еще чайничек чая? Спасибо.

Роман Романович поднял глаза на сестру.

– Думаю, ты права, Катюшка. Это очень непростое

решение. Но ты права. Я не смогу с женой. Даже не так. С

женой я бы еще смог, я же люблю дочку. И сына буду любить

больше жизни. Но я не смогу уже без Вики. Я не могу без ее

любви. Без ее понимания. И я не прощу себя. Каждый день

просыпаться с нелюбимой женщиной. И думать о той, которую бросил… Ты права. Это невыносимо.

Катя кивнула. Разлила свежезаваренный чай по круж-кам. И молчала.

– Но я не знаю, что делать, – Роман Романович отпил

из своей кружки и снова принялся теребить пуговицу, – я

не знаю, что делать.

– Может попробовать поговорить? С архиереем? Ведь

бывают же исключения. Он сможет закрыть глаза на то, что

ты развелся. И будешь служить дальше. Кроме того, можно

попробовать поговорить через папу. У него хорошие связи.

Папа может помочь.

– И над этим я думал, правда. Ну, не то чтобы думал, –

Роман Романович как будто испугался своих же мыслей, –

не всерьез, конечно. Так… Иногда. Еще до того, как Юля

прочитала… Все узнала. Папа слишком правильный. Он

не пойдет на это. Да и архиерей закрывает глаза, когда священник разводится без скандалов. А Юля… Ты мало знаешь Юлю. Она не тихоня какая-то, которая будет плакать

в платочек. Если она сказала, что настучит на меня – видит Бог, она так и сделает. Мало того, она душу продаст, но

добьется, чтобы у меня ничего не осталось. Ни денег, ни

имени. Ни детей.

Роман Романович поежился.

– Ром, я не умею говорить теплые слова. Я не очень-то… подкована. Но я знаю. Ты справишься. У тебя такая

живая душа. Ты такой хороший… У такого хорошего человека не может быть плохая жизнь.

– Спасибо тебе, Катюшк, за поддержку. Ты всегда

поддерживаешь в трудную минуту. Ты лучшая сестра. Самая лучшая.

– Эй, ну-ка не говори ерунды. Леночка бы тебя слышала, подзатыльник бы тут же получил!

– Получил бы… Понимаю, что не так просто все в

этой жизни. Но твои слова отозвались у меня в душе.

– Подумай, конечно. Я просто показала тебе картину

своими глазами. Я бы попробовала. Начать новую жизнь, по любви. Если все действительно так, как ты описываешь.

И Вика готова принять тебя вот такого, без сана, с двумя

детьми.

– Готова?.. Думаю, да. Она готова принять меня же-натого, она ни на что не рассчитывает. Она просто любит.

Мне иногда кажется – она святая. Она… Ну, она идеал, понимаешь?

– Понимаю, влюбленный мой идиот. Думай. Думай.

Роман Романович вернулся домой затемно. Он бродил

по городу, надев наушники, и обдумывал. В голове играла

песня Непомнящего. «Я… не верю ни во что… Солнце…

горит во мне…». Параллельно песне воспоминания – слова

Кати, разговор с Юлей. Вспомнилось утро, пытался понять, что сделал не так, как можно было бы избежать скандала.

Несколько раз даже брал телефон в руки, намереваясь написать Вике, держал, крутил, пока руки не замерзали, клал его

обратно в карман и продолжал свою прогулку. Подходя к

дому, в первую очередь он посмотрел на окна своей кварти-ры. Впервые за несколько лет в них не было света. Его никто

не ждал.

С тревожным сердцем Роман Романович открыл дверь

и зашел в темный коридор. Квартира показалась чужой, даже от звука шагов раздалось эхо. Но только до тех пор, пока он не включил свет. Вместе со светом на него обру-шился домашний уют. Вот детская кроватка. Подушка еще

примята, как будто на ней только-только лежала головка

дочери. На полу разбросаны кубики. А на диване любимый

Верин зайчик. «Я-я», – звала игрушку дочка. Верин Я-я. Любимый Верин Я-я. Как же она без него сейчас? Наверное, ложится спать и просит у мамы: «Я-я. Дай». А Юля даже и не

понимает, скорее всего, о чем речь… Я-я остался с папой…

Роман Романович сел на край дивана и схватился за голову.

Пальцы прошли по волосам, тело сотряслось от рыданий.

Не совсем понимая, что делает, Роман Романович обнял за-йца и упал на диван. Он обнимал любимого Я-я и плакал.

Обнимал и плакал.

Сколько времени они так лежали, священник не заметил. В конце концов он поднялся на ноги и прошел на кухню. Вскипятил чайник, налил кружку чая и сел у окна. Надо

было что-то решать. Надо было что-то делать.

Священник взял в руки своей айфон и в очередной раз

решился написать Вике. Как ни странно, та ничего не писала сама. Хотя еще утром они договорились о встрече. Как

будто чувствовала. Да почему как будто? Так и было. Ми-стика, но Вика и правда чувствовала своего мужчину. Они

даже иногда договаривали друг за другом мысли. Она знала, как утешить. Она знала, как поддержать.

– Искушение… Господи, да за что же мне такое искушение? – на глазах снова выступили слезы. – Нет-нет.

Надо успокоиться. Надо привести себя в порядок. Роман

Романович снова отложил айфон, допил чай и вернулся в

комнату. Его трясло, но он взял в руки Псалтырь, встал на

колени около иконостаса и принялся читать с первой ка-физмы. «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на

пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе, но

в законе Господни воля eго, и в законе Его поучится день

и нощь», – Роман знал эту кафизму наизусть. Блажен муж, который на путь грешных не встал. Как же актуально про-звучали эти слова.

В этот раз молитва пошла легко. Священник хотел

прочитать лишь первую кафизму, но в итоге простоял на

коленях около иконостаса больше часа. Псалтырь лечила

его душу, от ее священных слов становилось спокойнее. Откуда-то появилась решительность. Когда Роман Романович

поднялся с колен и отложил книгу, слез уже не было. Он

вернулся на кухню, налил себе еще одну кружку чая и снова

взял в руки айфон.

«Милая моя Вика, – начал писать он, – я очень рад, что

познакомился с тобой. Ты сделала меня счастливым и ни с

кем никогда мне уже не будет так же хорошо, как с тобой.

Но и ты пойми меня и прости. Я священник. Я семьянин. И

я не могу оставить свою дочку. Слишком многое нас связывает. Я не могу оставить сан. Но и служить, находясь в таких

отношениях, тоже не могу. Я очень люблю тебя. Но нам надо

расстаться. Нам нельзя больше видеться никогда. От этого будет только больнее. Прости меня. То, что ты понимаешь меня, я даже не сомневаюсь. Поэтому не прошу понять.

Только простить».

Священник нажал кнопку отправить. Сообщение несколько секунд было серым, а затем побелело – значит, на

той стороне его прочитали. Еще несколько секунд Роман

ждал ответа, но ответ так и не последовал. Да и кого обма-нывать, Роман Романович настолько хорошо чувствовал

Вику, что знал – она не ответит. Она все приняла, все поняла. И из-за своей сильной любви больше никогда не появит-ся в его жизни.

Роман Романович налил себе еще кружку и насыпал

сахар. Похоже, ночь предстояла бессонная.

Часть 4. Отец

Глава 10. Прошлое

– Кать, мама не хотела… Ну, не хотела тебе говорить.

Но я понимаю, что нельзя не сказать, – в трубке всхлипывал

голос Леночки. В сердце Кати закрался холодок.

– Тихо, успокойся. Что случилось? Чего ты? Ты ревешь?

– Кать… Отец. Отец умер.

В трубке раздались гудки, но Катя стояла как вкопан-ная с трубкой около уха. Она пыталась осмыслить только

что услышанное. Какой-то безумный, бесконечно длинный, неприятный день. День, который вдруг разом решил сва-лить все прошлое и пережитое.

Началось все со звонка Егора. Часов в десять утра айфон на столе завибрировал, Катя несколько секунд смотрела на незнакомые цифры номера звонившего, затем взяла

телефон и уверенным, поставленным голосом ответила:

– Доброе утро, Екатерина Романовна у телефона.

– Доброе утро, Екатерина. Романовна,– отчество

Егор произнес с усмешкой, дав понять, что звонок явно не

официальный.

– Кто это?

– Это Егор, привет.

– Какой Егор?

На той стороне трубки замолчали.

– Хм… Хороший вопрос. Какой… Черт его знает, какой.

– Так, Егор, кто бы вы ни были. Мне совсем некогда.

Если вы просто пошутить – давайте с кем-нибудь другим.

– Екатерина Романовна, – сбоку нагнулась молодень-кая девушка, секретарь генерального директора, – подпи-шите, пожалуйста, акты.

– Это Егор. Семинарист. Помнишь, мы познакоми-лись через «Православные знакомства»? Ты еще ко мне в

город переехала. Из деревни, помнишь?

Катя вспомнила. На нее нахлынула целая буря чувств.

Скорее неприятных.

– Секунду, Леночка, – уже секретарю, – сейчас посмотрю. Вы там визитки учли, я просила?

Леночка кивнула.

– Егор, я поняла, – уже в трубку, – слушай, мне сейчас

некогда. Давай я в час дня пойду обедать. И где-то в это время позвони, хорошо? Поговорим.

– Хорошо, договорились. Екатерина Романовна…

Звучит. Созвонимся.

Катя взяла документы, пробежалась глазами по диа-гонали и подписала. Затем откинулась на стуле и прикрыла

глаза.

Егор… Прошло почти десять лет с того дня, как она

уехала из родной деревни. «Ко мне– сказал сейчас по телефону этот идиот. Ко мне. При чем здесь он?»

После того, как Катя оказалась в городе, она практически прервала всякое общение со всем окружением – с

друзьями, близкими, родственниками и друзьями родителей. А было тяжело. Очень тяжело. Одна, в незнакомом городе, она даже никогда до этого не работала. Ей нужна была

поддержка. Хотя бы моральная, чтобы просто кто-то взял

за руку и сказал: «Кать. Ты справишься. Все будет хорошо.

Ты приняла верное решение». И она договорилась с Егором

о встрече.

Он пришел весь расфуфыренный, в черных брюч-ках от семинарского костюма, в начищенных туфельках, с

тремя красными розами. Пригласил в кинотеатр. Смотрели какую-то идиотскую американскую комедию. Во время

просмотра Егор как-то совсем неловко и не к месту опустил

руку Кате на колено и пытался залезть под юбку. Это вызвало не столько отвращение, сколько приступ смеха. Катя

аккуратно отодвинулась, вернув руку молодого человека на

место, но вечер был окончательно испорчен. Вечером Егор

проводил Катю до остановки, сказал, что просит прощения, до дома не успеет, он должен вернуться в семинарию до отбоя. Но этому тогда Катя не придала особого значения. Точнее, она была даже рада – только-только ей удалось снять

комнату в общаге, на двоих с какой-то непонятной теткой.

Условия были настолько ужасны, что показывать дом даже

снаружи, даже подъезд, Кате не хотелось.

После этого Егор с Катей несколько раз встречались, на следующем свидании он еще принес цветочек, к концу

вечера попытался поцеловать девушку, на следующем уже

оставил все попытки. К концу вечера пробормотал что-то

типа: «Ну я знаю, ты же хочешь стать матушкой. Жаль, что в

семинарию не поступила. А то бы… Ну… Женились бы…»

После этого Катя устроилась на подработку в магазин в

ночную смену, и встречаться с Егором было некогда.

Сейчас, спустя десять лет, время было. И квартира, уже своя, аккуратная и недалеко от центра. Не было никакого желания встречаться. Прошлое осталось в прошлом.

Сейчас она успешная, деловая женщина, начальник отдела

продаж огромной торговой сети. Зарабатывает хорошие

деньги. А он? Катя аккуратно, так, чтобы не сильно привле-кать внимания коллег, достала айфон и вышла «В контакт».

Страничка Егора. Вот уже десять лет он состоит в списке

ее друзей. И когда, скажите на милость, она последний раз

заходила к нему? Пять лет назад? Шесть? Катя не помнила.

Егора стало почти не узнать. Высокий, лысоватый, с

вылезающим из-под клетчатой рубашки пузиком. Вот он

где-то на море в трусах. Мерзкие, отвисшие груди. Волоса-тое пузо. Блестящие, лоснящиеся щеки. А вот он с сыном в

зоопарке. Семейный статус: в активном поиске. Да, похоже, поиск настолько активный, что решил вспомнить старую

любовь. Красавец. «Дичь какая-то», – пробормотала девушка. Катю передернуло, она убрала телефон в сумку и направилась на планерку к генеральному директору.

Заседание выдалось жарким, продажи за неделю упали аж на три целых тридцать восемь сотых процента, влете-ло всем по первое число. Аркадий Семенович настоятельно

требовал от Кати найти и наказать виновных, исправить ситуацию, но в итоге она выдвинула достаточно интересный

проект, который всем отделом разрабатывали почти месяц, генеральный успокоился, дал резолюцию на исполнение и

забыл о виноватых.

И только Катя обсудила планерку со своими менедже-рами по продажам, поставила приоритетные задачи, зазво-нил телефон. Без особого интереса, ожидая снова увидеть

номер Егора (последние две цифры тридцать семь), она посмотрела на экран. Но не угадала. Звонила Леночка.

– Ладно, коллеги, я пообедать. Если вдруг что-то случится, звоните, – Катя вышла из кабинета в коридор и взяла трубку.

– Привет, сестренка. Давненько что-то мы не созва-нивались. Как жизнь твоя?

И тут Леночка произнесла ту самую фразу. Про смерть

отца. И положила трубку. Катя замерла посреди коридора, не понимая, что же делать дальше. Она с недоумением рассматривала белый корпус айфона – внешне совершенно

спокойная, уверенная в себе, но внутри переломанная и

трясущаяся девочка семнадцати лет.

Отец. Она принципиально не спрашивала о судьбе

отца ни у Романа Романовича, ни у Леночки, ни у мамы. Ни

разу за десять лет. И тут… Конечно, мама не стала звонить.

Да и зачем? Она как никто другой понимала, что Катя не по-

едет на похороны отца. Хотя… Ну хотя бы для того, чтобы

знать. Ведь он… Он отец. Катя тряхнула головой, положила

телефон в сумочку и вышла из офиса на улицу. Что делать?

Что делать с этой информацией? Просто выкинуть из головы, забыть? Или все же. Стрельнула мысль: как там мама?

Как она это перенесла? И пришел единственный верный ответ: надо маме позвонить. Если мама сама не позвонила, это

не значит, что она бы не хотела поговорить с Катей.

Мама подняла трубку с первого же гудка.

– Привет, дочь. Давно не звонила. Как ты? – раздался

родной голос. Чуть в нос. И в конце мама шмыгнула. Как же

давно Катя не звонила маме. Даже с Леночкой они созвани-вались чаще. Мама… Мама стала какой-то отдушиной для

девушки, тогда, десять лет назад. Единственным спасением.

Она от Романа Романовича узнала номер телефона Кати и

постоянно ей звонила. Если бы не помощь мамы тогда – и

материальная, и моральная поддержка – Катя бы не справи-лась. Были моменты, когда девушка закрывалась в туалете, бесшумно рыдала и успокаивалась только, когда принимала решение – надо позвонить маме. Мама поможет. И мама

правда помогала. Всегда. И вот пришло время отдавать долг.

Теперь помощь нужна была маме.

– Мам. Ты плакала?

– Ай, ничего страшного. Так, мелочи. Как ты? Как

твои дела? Что у тебя на работе? Как там Федя твой?

Феди никакого не было. Уже полгода как.

– Мам, мне звонила Лена. Она все мне рассказала. Зачем ты пытаешься скрыть?

– Ох… Катюшк… – мама не выдержала и начала плакать в трубку. – Я не хотела бы тебя беспокоить. Ты… Ну, у

вас с отцом были странные отношения. Да что врать. У вас

не было никаких отношений. Я думала… Я подумала, ты не

захочешь знать.

– Не важен отец. Мне важна ты. Я за тебя переживаю.

– Я хорошо… Сегодня. Сегодня утром отпевание

было. Прошло. Были друзья все. Отца. Приехал Рома.

Тоже участвовал в отпевании. Леночка должна сегодня

приехать. Днем.

– А я?

Неожиданно телефон завибрировал. Параллельно с

мамой пытался дозвониться Егор.

– Черт бы тебя драл, – процедила девушка.

– Что? – переспросила мама.

– Это я не тебе, мам. Мне тут параллельно звонят. Я

говорю, может быть, мне приехать?

Катя произнесла это в запарке, даже не задумываясь

о смысле сказанного. Сказала и сама замерла. Сердце упа-ло в пятки. И только одна мысль: мама, скажи, что не надо, скажи, что лучше тебе не приезжать. Потому что приехать, это… Это почти что умереть… И Катя, конечно же, не готова к этому.

– Да, я бы очень хотела тебя увидеть, – мама даже пе-рестала плакать, – мы не виделись почти десять лет, дочь.

Я так соскучилась. Теперь, когда отца нет… Тебе ничего не

мешает вернуться.

И тут она была права. Практически одной фразой об-рубила все возможные пути отступления. Ничего лишнего.

Снова телефон завибрировал. Егор. Черт бы его побрал.

– Хорошо, мам. Я приеду завтра. На все выходные.

Будет где переночевать?

– Ну конечно! В твоей комнате тебя и положу. На

твоей кровати. Она до сих пор стоит, представляешь? Там

сейчас на Ленином месте Настенька спит. А вот твоя кровать пустует пока. Ох… Вы ведь с Настенькой, считай, и не

знакомы. Она… Она даже не знает о твоем существовании, представляешь?

Катя вздрогнула. Снова, уже пятый или шестой раз за

этот проклятый день, прошлое больно отзывалось где-то в

глубине… В сердце? В душе? Катя не верила в душу. Не верила в Бога. Но боль была реальной. Откуда-то изнутри.

– Мы что-нибудь ей соврем. Скажем, что дальняя

родственница.

– Нет, родная, не хочу врать. Не хочу больше врать.

Приезжай. Тебе все будут рады. Я. Я в первую очередь. Я

очень хочу тебя обнять, –мама снова заплакала. Катя, не

ожидая от себя, вдруг тоже разрыдалась. Она не плакала уже

много лет. С тех далеких, юных лет, она дала себе обещание

никогда не плакать. Ни при каких обстоятельствах. И сдер-живала слова несколько лет. Ни расставание с любимыми

мужчинами. Ни предательство друзей. Ни даже физическая

боль – ничто не позволило нарушить обещание. Катя держалась и не плакала. А тут вдруг – прошлое нанесло удар за

ударом, некоторые совершенно уж подлые, под дых. И девушка не выдержала.

– Мам, я так соскучилась, так сильно… Я… Я приеду.

Скоро увидимся. Пока, – Катя положила трубку, прислонилась спиной к стене и потихоньку сползла на бордюр, закрыв лицо руками.

– Екатерина Романовна, что случилось? – Вера. Ее со-трудница. И, похоже, не одна. Пошли обедать и наткнулись

на нее. Дура, надо было отойти куда-нибудь в сторону.

Катя подняла заплаканные глаза, пыталась придумать

какую-нибудь ложь. Но вместо этого пробормотала:

– Мама звонила. У меня отец умер. Надо будет завтра

уехать. Отпроситься.

Девушки побледнели, но молчали.

– Идите кушать. Я не очень-то люблю, когда за мной

наблюдают. Тем более если потекла тушь. Мне придется

уволить всех свидетелей этого позора.

– Екатерина… Романовна… Держитесь, –пробормотала Вика, и девушки быстро скрылись.

– Дура же я, – Катя поднялась с тротуара. Оттряхнула

брюки, достала влажные салфетки и попыталась вытереть

глаза.

Надо зайти в туалет, привести себя в порядок и идти

к Аркадию Семеновичу. Завтра пятница, так что можно от-проситься на три дня. И после выходных выйти на работу. О понедельнике было думать проще, чем о предстоящей

поездке. Понедельник был привычным, можно даже сказать

любимым. Возвращение же в прошлое не сулило ничего хорошего. Судя по тому, как это прошлое напало и вцепилось

ей в самое нутро уже сегодня, уже сейчас, завтра ничего

лучше ждать не приходилось. Настя, Лера, Володя… С ними

Катя не общалась. Настя даже не знает о ее существовании.

Девочке десять лет. Взрослая, красивая, вот-вот переходный

возраст – Катя видела ее взросление лишь на фотографиях.

Десять лет назад Настя только училась ходить. Настя назы-вала сестру Няней. Из всех детей Настя признавала только

Катю, у ребенка было только два человека, которым стоит

доверять – мама и няня. Остальных Настя боялась. Они с

Катей как раз играли в кубики, и вот неожиданно Настенька поднялась. Протянула руки и с радостным воплем «Ня-яяя-няяя», нелепо перебирая ножками, неуверенно двинулась в сторону сестры. Господи, как же давно это было… На

глазах снова появились слезы.

Но очередной приступ рыданий прервал звонок Егора. Катя подняла трубку.

– Привет. Мы договорились в обед, вот я и звоню. Ты

освободилась, можешь поговорить?

– Егор. Мы не общались восемь лет. Что ты хочешь?

Зачем ты позвонил?

– Ну, ты же сама ответила на свой вопрос. Мы не ви-

делись восемь лет. Нам есть о чем поговорить. Твоя жизнь

изменилась, моя тоже. Много новостей, есть что обсудить.

– Ты правда думаешь, что нам есть о чем поговорить?

– Конечно! У нас же общее прошлое. Людям, у кото-рых общее прошлое, всегда есть что обсудить.

– Я ненавижу свое прошлое, Егор. И нет, думаю нам с

тобой не о чем разговаривать. Я бы хотела казаться милой и

сказать что-то приятное, мол, ты умница, хороший, но мне

некогда и не хочется видеться. Но сегодня у меня нет на-строения быть милой. Поэтому послушай и запомни раз и

навсегда. Все, все, что связывает меня с моим православным

прошлым, в том числе ты – мне неприятно. Я не хочу это

вспоминать, я не хочу это ворошить. Поэтому самое луч-шее, что ты можешь сделать – исчезнуть из моей жизни раз

и навсегда и больше никогда не появляться. Идет?

На той стороне трубки воцарилась тишина. А затем

длинные гудки. Егор бросил трубку. Значит, понял, цель до-стигнута.

Катя выдохнула. Она ни словом не соврала. Ворошить

прошлое ей действительно не хотелось. Но, судя по всему, придется это сделать. В конце концов, мы далеко не всегда делаем то, что нам хотелось бы. Катя поправила пиджак, брюки и направилась назад в офис. К Аркадию Семеновичу.

Глава 11. Счастье

– Черт бы их драл, советчики. Все все знают, все все

умеют, – молодой человек аккуратно оглядывается, окиды-вает взглядом полупустой вагон электрички и отпивает из

черного пакетика пиво. Катя наблюдает за ним уже почти

час. Час дороги до родной деревни. Чем пьянее становится

молодой человек, тем больше он уходит в себя и все больше говорит что-то вслух. «Только бы не полез знакомить-