Невеста из Уайтчепела

– Ты не поверишь, я такая растяпа, – прошептала Мэри доверительно. – Бежала открыть дверь и ударилась о косяк. Смотри, следующий акт…– Мэри приложила к глазам бинокль, поправив локон, прикрывающий синяк.

На сцене разыгрывалось жаркое представление. Средневековая Верона. Вражда семейств. Влюбленные пронзают себя кинжалами. Захватывающий миг…Но тут вдруг Эмили услышала, как в ложу кто-то прошмыгнул. Сначала она не обратила внимания на гостя: мало ли, кто это может быть. И все же мельком она услышала короткую реплику, которую невозможно было бы пропустить мимо ушей.

– Ваше Высочество…Вам пакет…Из Вены…– сообщил посыльный.

– Болван, говори тише, – отозвался Джеймс, который, по всей видимости, желал сохранить инкогнито.

Эмили не столько удивил пакет и то, что он из Вены, сколько тот факт, что Джеймс «Его Высочество». И удивлению тому имелись причины. Во-первых, собственно, сама свадьба. Она прошла слишком тихо и скромно не то что для знатного дворянина, а даже для заурядного буржуа. Во-вторых, Джеймс был в целом неприхотлив. Он вполне походил на простого смертного, а вовсе не на заносчивого потомка древнего рода, чьи прихоти не знают границ. Порой Эмили казалось, что Роберт пошутил относительно высокопоставленного дворянина с родословной. Это вполне бы ее устроило. Да и сам Джеймс ни разу не заговорил на эту тему, что было странным. Ведь скрывать подобные вещи, превращая их в секреты, не имеет смысла. Рано или поздно они все равно выплывут наружу. Да и зачем вообще это скрывать? Странно, что он не сообщил об этом сразу! Ведь принадлежность к какой-либо династии, скорее, предмет гордости. Но вот сейчас сомнений оставалось все меньше. Он что, и правда, принц, как они с Филлом его в шутку называли?!

Эмили решила, что наконец настал подходящий момент разобраться в ситуации. Ибо если она и дальше будет полагаться на откровенность Джеймса, то разоблачения придется ждать еще десять лет. Она обернулась и стала наблюдать. Курьер отдал адресату какой-то сверток и почтительно откланялся. Джеймс стал медленно распаковывать посылку, не замечая того, что Эмили уже далека от созерцания Шекспира и в упор смотрит на него. Граф Хойос тоже был увлечен свертком, забирая у Джеймса упаковочную бумагу и с интересом вглядываясь в содержимое.

Внутри посылки было всего две вещи – письмо и нечто, свернутое в трубочку, перевязанное алой ленточкой. Джеймс раскрыл письмо и быстро прочел. Граф тем временем принялся за второй предмет. Кому, как не Эмили, было сразу же угадать в свернутом листе портрет! Женский портрет!

Глаза Эмили застилал туман гнева. Сейчас она ему устроит! И да, она легко забудет о своих новых манерах и правилах приличия на людях! Но прежде, чем приняться за восстановление справедливости, она дослушает разговор до конца. Чтобы потом уже ничто не могло ее остановить!

Эмили пришлось изобразить, что она по-прежнему увлечена пьесой. Шекспир. Монтекки и Капулетти. Любовь. Ромео и Джульетта. Разве это не прекрасно? И все же своим чутким слухом она расслышала…

– Что она пишет? – тихо прошептал граф, заглядывая в письмо через плечо Джеймса.

– Как всегда, – сухо ответил Джеймс, отдавая графу письмо в кучу к оберточной бумаге.

– Любит и скучает? Ха-ха, – забавлялся граф. Он был вечным спутником Джеймса, сопровождал его из страны в страну. И, очевидно, был осведомлен обо всех приключениях своего влиятельного друга. – Ха-ха! Она все еще не может забыть тебя! Еще бы!

– Меня сейчас интересует другое – как она нашла меня?! – Джеймс впервые выглядел утратившим равновесие.

– Интересный вопрос, – кашлянул граф. – Если знает она, то это уже известно всем! Как бы нам не пришлось снова удирать прочь! – Граф скомкал оберточную бумагу и письмо вместе с ней.

– Что там? – Джеймс взял портрет, развернув последний.

– Решила напомнить о себе, – граф посмеивался, поддерживая край листа, чтобы тот не закручивался. – А что, она похорошела…Будто расцвела…

Дальнейшего разговора Эмили не разобрала. Но услышанного ей было достаточно. Все ясно! Случись такое пару месяцев назад, она отправила бы этого волокиту в корзину для мусора к остальным ненадежным поклонникам! А не связывала бы с ним жизнь, тратя на него свое время. А теперь что же? Она целиком зависит от него. Не может шагу ступить по своему усмотрению. А что будет, когда она ему надоест? Он запрет ее где-нибудь и думать о ней забудет?

Эмили развернулась уже всем корпусом. Джеймс и граф на этот раз ее заметили. И в недоумении подняли головы, почуяв неладное.

– Что у вас там? – Эмили не отрывала сверлящий взгляда от лица Джеймса.

– Ничего особенного…Прейскуранты, – поспешно вмешался Хойос, желая выправить ситуацию. Высочеству не к лицу ложь, так что лучше своей честью поступится граф.

– Могу я взглянуть на ваши «прейскуранты»? – Эмили протянула руку. Жест не терпел возражений.

– Дорогая, насладись оперой, – Джеймсу явно не хотелось ничего обсуждать и тем более отдавать ей портрет.

– Это пьеса. Или ты так увлекся прейскурантами, что и не заметил этого? – голос Эмили приобретал угрожающие ноты. – Дай сюда! – гаркнула Эмили. И через секунду в ее руках уже были и письмо, и портрет. Граф посмотрел на Джеймса сочувственно. А потом стал что-то рассказывать своей Мэри об «опере».

– Дорогая, только не поднимай шум, – решил подстраховаться Джеймс. – Я знаю, что ты сейчас подумаешь. Но заранее предупреждаю – твои догадки далеки от истины…

– Понимаю, – Эмили чувствовала, что еще немного, и она придет в бешенство. Не следовало ей связываться с ним. Разбалованный бабник! Также, как он наигрался со всеми этими особами, покинув их…Точь-в-точь он поступит и с ней! И может ли она помешать ему развлекаться? Если он захочет встречаться со всеми баронессами этого города, разве она сможет его остановить? Нет. – И кто же это, Джеймс? Должно быть, это твоя бабушка?! – ухмыльнулась разгневанная Эмили.

– Нет, это не бабушка…Это мой старый друг…– пояснил Джеймс негромко. – Эмми, черт возьми, это не то, что ты думаешь. Я тебе все объясню. Дома. Не здесь…– Джеймс уже и сам утратил степенство. А граф тем временем пялился в «оперу», Мэри – на графа, а весь зал – на Эмили.

– Отвратительно написано! Художник какой-то мазила! – Эмили подкинула рисунок, он закружил в воздухе и приземлился на колени Джеймса.

Эмили вернулась домой одна. Ей пришлось приложить к этому определенные усилия. Как только она встала со своего кресла и уверенной походкой покинула зал, Джеймс поспешил за ней. Поскольку Эмили не хотелось сейчас ничего обсуждать, и уж тем более ехать вместе с ним в одной карете, она размеренно дошла до угла, а после поворота припустилась со всех ног. И когда Джеймс через несколько секунд достиг того же угла, там уже, разумеется, никого не было. Это казалось довольно странным. Учитывая неторопливый шаг Эмили, она не могла никуда деться! Джеймс принялся оглядываться по сторонам, тратя зря время на ее поиски. Он, конечно, догадался о ее проделке. Ведь он так хорошо ее знает. За это она и понравилась ему. Придворная дама ни за что в мире не бросилась бы удирать в вечернем платье от своего спутника, миновав угол.

– Бернар! – Эмили уже давно была дома. На часах минула полночь. Сидя на просторном балконе в любимом кресле, Эмили курила сигареты и пила вино. Ее взяла такая злость, что она уже не могла остановиться. И сдерживать себя ей не хотелось. Забытые привычки воскресли в одночасье.

Послышались торопливые шаги. Расторопный слуга примчался по первому зову.

– Да, госпожа…– слуга поклонился, подавая Эмили норковое манто, поскольку на улице похолодало.

– Принеси еще Бургундского! – кивнула Эмили, натягивая накидку.

– Еще бокал? – уточнил старый слуга.

– Если тебе нравится бегать туда-сюда – то бокал! – обычно Эмили была вежлива со слугами, но сейчас она порядочно выпила и говорила бы в одном тоне что со швейцаром, что с самим Папой Римским Великим Понтификом Львом XIII графом Джоакино Печи, засевшим в Ватикане.

Слуга принес вино и тактично удалился. А разрозненные мысли Эмили хаотично перемешивались в голове. Джеймс был так мил. Так ласков! Его никак нельзя было заподозрить в измене. Конечно, он бывал скрытен. Иногда отлучался. Но интрижки за ее спиной – это уж слишком! Вот она, проза жизни. Мужчины…Все они одинаковы. Любопытно будет послушать его оправдания. Уж не стоило ли выбирать себя в мужья Роберта? Он бы не рассылал свои портреты всяким девицам!

В моменты разлада с Джеймсом на ум Эмили всегда шел Роберт. Отчего-то она думала о нем, как о своем поклоннике, хотя предпосылок к тому не имелось. И тем не менее разве она не имеет права думать, о ком хочет? Если она хочет думать о полицейском, то будет! И неважно, имеют ли ее фантазии основу или нет! Если бы он был с ней, на месте Джеймса, он бы точно не улыбался всем налево и направо, как этот франт!

– Бернар! – мысли о портрете совсем распалили Эмили. Также ее пыл подогрели воспоминания о Роберте. В такие моменты она чувствовала, что в ее жизни пошло что-то не так.

Эмили услышала неторопливые шаги. Однако вопреки ожидаемому Бернару с новой порцией напитков, на пороге возникла статная фигура Джеймса. Его взгляд скользнул по усталому лицу Эмили, потом по столику, на котором высился кувшин с вином и пепельница.

– А, это ты, – раздосадовано промямлила Эмили. Ее теперь разморило. И ей уже не хотелось устраивать кровавой разборки. По крайней мере, сейчас. Подлец Джеймс. Думает, он голубых кровей и ему все можно? Пусть убирается с глаз. А завтра она хорошенько всыплет ему. А потом соберет свои пожитки и уедет обратно в Англию. Впрочем, разве она может уехать? Может ли она вообще уйти от него? Кажется, она поместила себя в такое положение, из которого нет выхода. Она не может больше вернуться к тетушке. Потому что все нормы морали она перешагнула, хоть и не по своей воле. И теперь ей нигде не будут рады.

– Дорогая, ты почти дама с титулом, а провинциализма так и не изжила. Что это за манера надираться каждый раз, как тебя что-то расстраивает? – Джеймс взял со стола графин с вином и убрал его высоко на шкаф. – Пойдем спать.

– Вот только не надо мне сейчас читать нотаций, – Эмили сразу поняла, в какую сторону дует ветер. Джеймс старается перехватить инициативу. Старинная тактика всех прохиндеев – перевернуть все с ног на голову, где жертва через минуту становится виновником. Вместо того чтоб оправдываться, он еще попытается обвинить ее саму! – Лучше потрудитесь, Величество, объяснить, что это за паскудные гостинцы вам прислали из Вены?

– Ты уверена, что в состоянии все выслушать и прийти к верному умозаключению?

– Я что, должна умолять? Не хочешь – можешь ничего не объяснять. Но имей в виду, либо сегодня же ты мне все рассказываешь, либо завтра тебя уже некому будет слушать, – Эмили была настроена решительно. До сегодняшнего дня она и не предполагала, что в ее груди бьется ревнивое сердце. Однако если попустить подобное хоть один единственный раз, то вскоре это повторится снова. А потом, чего доброго, еще и войдет в норму. Нужно разобраться в ситуации так, чтобы ему не хотелось в ней оказываться опять. Пусть запомнит, она не станет терпеть присутствия других женщин!

– Хорошо. Сегодня так сегодня, – Джеймс сел в кресло напротив нее.

– Ну? Что это за письмо с мерзостями? И что это еще за портретишко?! – Эмили наблюдала за Джеймсом, желая не пропустить того момента, когда он начнет врать, словно шарлатан с моста. Он казался сосредоточенным. До сих пор у него хорошо получалось изображать искренность. Не верилось, что он вообще умеет лгать. Недоговаривать – да, но лгать – нет…

Уважение Эмили к любому человеку основывалось на главнейшем принципе доверия. Многое можно простить. Но только не ложь. Ведь она ведет к предательству. И почему тогда ей, обычно доверчивой Эмили, с самого первого дня кажется, что Джеймс фальшив?!

– Это портрет одной баронессы, – пояснил Джеймс.

– Это и так ясно! Какого дьявола она прислала его тебе? – кипятилась Эмили.

– Ты, наверное, уже догадываешься, – не стал ничего придумывать Джеймс.

– Что?! – Эмили почувствовала, что сейчас обернется злобным демоном, извергнутым из самого сердца преисподние. Значит, все-таки у нее есть повод для неистовства!

– Когда-то давно у нас был роман, – пояснил Джеймс, сделав акцент на слове «давно», чтобы избежать двусмысленности.

– Давно? – Эмили не знала, что в его понимании означает «давно». – Мы с тобой уже жили вместе?!

– Нет, разумеется, нет, – заверил Джеймс.

– И не были знакомы? – Эмили сдвинула брови в сомнениях.

– Нет…То есть…Да…Были уже знакомы…– признался Джеймс огорченно. – Мы были с тобой знакомы…Вернее, как раз сразу после нашего знакомства…Когда я был в отъезде…

– Когда я ждала тебя каждодневно! – Эмили очень разозлилась, хотя понимала, что у нее нет прав требовать с него отчета за тот период времени. – Когда думала о тебе ежеминутно! Когда меня чуть не убил маньяк!

– Эмми, я тоже постоянно о тебе думал…

– Я вижу, как ты думал! – надула губы Эмили.

– Эмми, пойми. Все это было непривычно для меня…Честно говоря, я хотел развеять мысли о тебе…Забыть тебя как-то.

– Ну и что? Получилось? Развеялся?! – ярилась Эмили.

– Нет…– Джеймс казался искренним.

Но Эмили все равно не могла и не желала понять его. Если бы она полюбила кого-то, то не пыталась бы «отвлечься» с каким-нибудь другим мужиком! Не пыталась бы! Хотя…Кто знает…О чем она думала в те дни, когда помимо Джеймса рядом был еще Роберт…Сейчас он далеко. А ведь когда-то они виделись почти каждый день. Она могла запросто прийти к нему на работу…А сейчас он, вероятно, уже и думать забыл о ней. Да кто она? Очередная свидетельница…

– Допустим так, – хмыкнула Эмили, прогнав неуместные мысли о Роберте. – Но зачем она прислала свою рожу?! Чего она хочет? Может быть, ей жаждется увидеть тебя вновь! Чтобы помочь «развеять мысли»! Значит, это ты дал повод! Ты!

– Дорогая, мы не виделись с тех пор. И как я мог дать повод в таком случае? – Джеймс не любил оправдываться. Вероятно, он никогда этого и не делал.

– Тогда как мне это понимать? Да я не удивлюсь, если через полчаса на пороге нарисуется эта прилипала с портрета! Если я узнаю, что ты с ней виделся…Я убью тебя! Клянусь жизнью, я убью тебя! – грозила Эмили в ярости. – Запомни это хорошенько!

– Вероятно, ей неизвестно, что у меня теперь есть ты. Ведь наша свадьбы была тайной, – напомнил Джеймс. – Ну и потом – она сама замужняя женщина. Так что она не придет сюда с визитом…

– Замужняя?! Ее, видимо, не останавливали священные узы брака ни тогда, ни сейчас! – горячилась Эмили. – И откуда только берутся эти потаскухи? Клеящиеся к чужим мужьям! Да еще с такой поразительной настойчивостью…Джеймс, запомни крепко…Я не потерплю! Не потерплю обмана. И прибью изменника…Пусть меня потом казнят или сажают в тюрьму. Но я не позволю трепать мою честь. Если я узнаю, что ты обманываешь меня – берегись! Берегись меня!

– Все понятно. Я усвоил, – пошутил Джеймс. – Дорогая, не будем ссориться из-за пустяка. Дело былое. У всех нас были увлечения. В этом нет ничего дурного. Я же не допытываюсь у тебя о твоих поклонниках.

– Можешь допытываться – мне нечего скрывать. Я же не ты! – не унималась Эмили. Она не выносила конкуренции. Некоторые любят побороться за свое счастье, но Эмили была иного склада. Любой взгляд избранника в сторону – и он уже не возлюбленный, а подлый предатель. Эмили стала надоедать дискуссия, поэтому она вернулась к начатому, крикнув громче прежнего, – Бернааар!

На пороге уже стоял лакей, угодливо держа в руке новый графин и сигареты.

– Сколько можно?! Эмили! Прекрати это немедленно! – вдруг рассердился вечно спокойный Джеймс. – Люсьен, выйдите.

Слуга удалился в нерешительности, опустив глаза в пол.

– Где письмо? Ты уже спрятал его под подушку? – Эмили злилась все больше и больше. Спьяну не следует вести диалогов. Ибо все они заканчиваются ссорой. И она понимала, что сейчас уже говорит что-то совсем не то. И цели нет никакой у этих слов. Просто хочется буянить. От обиды. И потому что колея жизни уводит в сторону от того, что действительно нужно.

– Я не знаю…Наверное, Йозеф выбросил его вместе с оберточной бумагой…

– Следовало скомкать также и портрет! – обозлилась Эмили. – Интересно знать, откуда у нее, у этой пролазы, твой адрес? Ты что, выслал ей открытку с Версалем? – не стихала Эмили. – Бернааар! Проклятье, сколько мне звать тебя!

– Я не знаю, откуда она узнала, что я здесь! Никакой открытки я ей не высылал! – Джеймс был уже и сам доведен до грани.

– Значит, она провидица. Цирцея. Околдовала странствующего Одиссея своими чарами! – ревность так распалила Эмили, что она уже не могла утихомириться. И ревность эта не имела отношения к любви. Задетое самолюбие: она отдала себя ему, Джеймсу, а он не оценил этого. – Вот и вали к ней! К этой графине! Да меня уже допекло, что все вокруг за глаза только и делают, что обсуждают мое происхождение! Даже твои собственные слуги не уважают меня!

– Какие еще слуги?! – Джеймс нахмурился. Прежде она не жаловалась ему на слуг.

– Да те глупые бабы…– Эмили вспомнила Сару. А потом поварих с кухни. – Они все ненавидят меня. А теперь еще и смеются надо мной! Все из-за тебя!

– Прекрати закатывать мне скандал, – повелел Джеймс строго. Впрочем, нельзя исключать, что ему польстила эта сцена. Столь ярые переживания из-за него. Грозил ли ему кто-то прежде расправой? Никто бы не посмел.

– Ты заслуживаешь большего! – в гневе перебила Эмили. – Как ты вообще смеешь упрекать меня в этот день? Все, довольно с меня. Убирайся с глаз! Лицедей! – винные возлияния давали результаты: Эмили разжигала ссору, уже не опираясь не на какие доводы, кроме оскорблений. Джеймс виделся ей изменником. Не к этой ли мордашке с портрета он ездил и в тот второй раз, когда она одна жила в его поместье?

– Святая пятница! Да что я такого сделал?! Не подавал я никаких надежд ей и никакого повода! – Джеймс все еще держал себя в руках. Хотя Эмили могла вывести из себя кого угодно. – Я тебя не обманывал. Мне неприятно, что ты обвиняешь меня в подобном. Я не люблю секретов и…

– Оно и видно! – перебила Эмили. Она не могла объяснить словами, но зато ясно чувствовала, что он нечестен. И что-то скрывает. С самого первого дня он что-то скрывает от нее! – Кажется, ты вовсе не умеешь обходиться без секретов! Интриган!

– Я не интриган, – возразил Джеймс.

– Тогда сделай милость, разъясни, почему этот Гермес назвал тебя «величеством»?! Давай, говори! А я послушаю!

– Он не называл меня «Величеством». Ты даже не понимаешь, о чем говоришь, – ответил Джеймс ровно. – И я ничего не стану с тобой обсуждать, пока ты не прекратишь кричать.

– Ну и не надо! Можешь проваливать! Не забудь передать Бернару, чтоб принес кувшин! – ухмыльнулась Эмили с издевкой. Ей уже не хотелось выпивки, но хотелось разозлить Джеймса еще больше. Она сама не знала почему. Водоворот ссоры так захватил ее, что она уже не могла из него выбраться самостоятельно и желала только погрузиться в него еще сильнее. В конце концов, если ничего нельзя исправить, надо все окончательно испортить! – И мои сигареты…Пусть принесет мне папиросы…И непременно мундштук.

– Ты ведешь себя недостойно, – заметил Джеймс. В отличие от своей избранницы, он был трезв и не орал во все горло в хмельном угаре. Да, кое-чему он ее научил: как вести себя в обществе и как правильно держать вилку. Но если она недовольна, то ее истинная натура проявляется во всей красе. И этого не в силах изменить даже он.

– Чего?! – Эмили никогда не нравилась критика в ее адрес, ну а сейчас и подавно. – На себя посмотри! Достойный нашелся тут! Да надо мной, по твоей милости, все потешаются! Я бы так и не узнала о твоих великих корнях, если б не этот поганый портрет! Ты вообще когда-нибудь говоришь правду? Или я всегда слышу одно вранье?!

– Дорогая, возьми себя в руки, – Джеймс кивнул заходящему Люсьену, чтобы тот удалился, пока Эмили его не заметила. – Я не хочу этой ссоры. И утром все тебе объясню. Тебе сейчас не нужны факты, ты хочешь дебоширить. И я почти понимаю тебя. Хотя и был уверен, что ты обо мне лучшего мнения…

– Я была о тебе прекрасного мнения, пока ты сам все не испортил, – сообщила Эмили гневно.

– Ладно, я понял…Сегодня диалога не получится…– Джеймс поднялся на ноги. – Думай что хочешь. Делай что хочешь. Только никуда не уходи. Я запрещаю тебе выходить из дома…

Выдержка Джеймса восхитила Эмили. И она в полной мере оценила его самообладание. И в результате стала вдруг успокаиваться. Немного выпустив пар, она подумала и решила, что может быть, это, и вправду, какая-то дама из прошлого…А не из настоящего. Он, может, и впрямь, невиноват, что эта баба вылезла из своих пыльных закромов в сей неподходящий момент. Возможно, она сама, Эмили, чуть резковато отреагировала на неуместный дар. Но отреагировала все же! На такие проделки нельзя закрывать глаза. Тем более, спускать такому, как он. Мигом разнуздается и убежит, как неблагодарный поросенок, хрюкнув на прощание.

– Ладно…Я дам тебе возможность высказаться, если ты перестанешь меня подначивать своими речами, – произнесла Эмили снисходительно. – С графиней все ясно. Теперь с величеством. Что еще ты от меня утаил? Прошу! – Эмили сделала жест рукой, дающий понять, что она вся во внимании.

– Я полжизни провел в разъездах, но моя родина – Австрия…– начал Джеймс.

– Дальше, – скомандовала Эмили, нетерпеливо постукивая пальцами по столу. Одновременно с тем она рылась в памяти, припоминая, что знает об Австрии и где та расположена на карте.

– Я принадлежу к династии Габсбургов…– пояснил Джеймс.

Эмили не была слишком удивлена, так как уже знала, что он какой-то дворянин. А название династии ей не говорило ни о чем. Она уже слышала эту фамилию. Ну да, какой-то прославленный род. Как бы там ни было, теперь она довольна тем, что наконец услышала правду. Впрочем, узнала бы она ее, если б не инцидент в театре?

– Почему ты мне сразу не сказал? Ты не доверяешь мне?! – Эмили во всем видела умысел.

– Неужели нужна какая-то особая причина…Просто не хотел и все.

– А говоришь – загадок не любишь, – Эмили уже почти успокоилась. Хотя мысли ее то и дело возвращались к портрету. Ей с самого начала был нужен любящий муж, а не какой-то вельможа. Для нее, вообще, самое важное в жизни – любовь! Но на деле выходит, что у нее нет любви. У нее нет счастья. У нее есть подозрения и опасения. Так или иначе, ей не спокойно на душе. Сначала она видела в нем сподвижника маньяка. Теперь – придворного распутника. И она всегда чувствует пропасть, которая есть между ними и которая никуда не девается, что бы она сама, Эмма Блэйд, ни делала! – Джеймс, ты, безусловно, внушаешь – и всегда внушал – мне доверие. Однако после сегодняшнего…Я уже не знаю, могу ли довериться тебе…

– Я тебя не понимаю. Ты здесь, со мной. Какие тебе еще нужны доказательства? – удивился Джеймс.

– Зато я понимаю. Почему ты предпочел скромную пирушку на заднем дворе пышной свадьбе. Не хотел, чтобы кто-то знал, на ком ты женился! – вспыхнула Эмили. – Ты что, стыдишься меня?!

– Дорогая, единственная причина, по которой я так поступил лишь та – что у меня не было иного выхода. Супружество высшего вельможи – это дело государственной важности. Мне бы не разрешили на тебе жениться, сообщи я о своем намерении всем родственникам. Только поэтому я стараюсь сохранить это в тайне. В какой-то мере – ради тебя.

Эмили устало вздохнула. Пожалуй, он прав. Ну не признавать же это теперь!

– Я что-то утомилась, – Эмили зевнула, примирительно добавив, – вообще-то, у нас есть еще одна тема для беседы…Касательно грядущего праздника у графа…Но сейчас уже не помню, что хотела обсудить…

– Вот и правильно, пойдем в постель. Поговорим завтра, – Джеймс поцеловал Эмили в лоб, добавив с улыбкой, – да, кстати, хотел тебе заметить – Бернар остался в Лондоне. Это Люсьен.

Глава 28. Противоречия

Наутро Эмили проснулась оттого, что в глаза ей нещадно палило солнце. Первая мысль – встать и задвинуть занавеску, вторая – уже, наверное, полдень. Нужно сохранить остатки своего жалкого имиджа и спуститься хоть к обеду.

На радость, Джеймса дома не оказалось. Пока Люсьен объяснял ей, что хозяин в отсутствие, Эмили пристально смотрела на лакея. Ну почему его все время хочется назвать Бернаром? Видимо, потому, что половину слуг Джеймса зовут Бернарами…Или потому, что они так похожи? Отчего эти двое так похожи…

– Люсьен, прошу, организуйте мне чего-нибудь на завтрак, – Эмили заметила, что старый слуга подозрительно на нее косится. Еще бы! Наверняка, слушал вчера разборки, притаившись за шторой. Слушал и удивлялся, как она смеет возражать потомку прославленного рода. Или, наоборот, удивлялся, как Джеймс мог влюбиться в базарную скандалистку. Ну да неважно. Каждый знает ответ – любовь зла! Хотя она не торговка, как все ее называют. И если она волей судьбы оказалась на рынке, а не в галерее, это не меняет ее сущности. Она творческий человек, художник! Кстати, она не творила так давно…Ее руки уже позабыли о том, что такое краски и кисти…И какой она художник после этого? Может, она пройдоха, каких немало? Прикрывающих безделье громкими словами? Ведь приехав в Лондон, она не пошла в прачки, горничные и белошвейки. Она посидела несколько недель на рынке в окружении своей выставки, и на этом ее труд окончился. А возможно, она не пройдоха, а просто везучая.