скачать книгу бесплатно
Ясыня и Любора наблюдали за «боем Перуна и Велеса», стоя под руку. Сражающимися божествами были в действительности причты культа, одетые соответственно. В одной руке громовержца мелькала палица, а в другой – каменный топорик. Из-за его спины выглядывал колчан со стрелами, имеющими каменные наконечники. «Велеса» же покрывала медвежья шкура с разинутой пастью, из которой торчали острые клыки зверя. За поясом Велеса был прицеплен кнут, скрученный кольцами. В ладонях он сжимал длинное копье, оканчивающееся наверху змеей.
Затаив дыхание, зрители ожидали исхода битвы, которая определила бы дальнейшую участь всех людей в мире. «Перун» неминуемо побеждал своего соперника. Его тяжелый каменный топор упал на копье «Велеса», и оно треснуло. Следующим ударом разгневанный громовержец поразил противника, обрушив на него тяжелую палицу. Раздались одобрительные возгласы. Изборчане радовались победе Перуна. Волхв взял в руку факел и поджег заготовленную заранее краду. Пламя тут же охватило ладью с дарами для божества, дым взвился над лесом.
Ясыня и Любора были так поглощены захватывающим зрелищем, что даже не заметили, как к ним подошли Годфред и Торольв.
– Дорогая, – Годфред взял Ясыню за руку, отцепив ее таким образом от сестры. – Тебя мучила жажда…– Годфред снял пробку и протянул Ясыне корчагу.
– Это вода? – уточнила Ясыня, покосившись на подозрительную флягу.
– Вода, – усмехнулся Годфред, которого забавляла осторожность Ясыни. С виду дочь главы вече бойкая и смелая. Но, кажется, в ее груди все же бьется пугливое девичье сердце. Хотя, может, оно не такое уж пугливое. – Кстати, Любора…– Годфред обратился к будущей свояченице. Та подняла на него строгий взгляд, какой встречается у старших сестер и наставников. – Время уже позднее. Я полагаю, тебе лучше отправиться домой, – заявил Годфред.
И правда, яркий диск луны был на юге. А это свидетельствовало о том, что время ушло за полночь.
– Пойдем, Ясыня…– позвала Любора сестру. – Нам, и правда, нужно уже быть дома.
– Ага, – Ясыня вернула Годфреду флягу и уже была готова отправиться следом за сестрой, двинувшейся к повозке, где их ждал слуга отца.
– Ты останешься, дорогая, – Годфред положил ладони на плечи Ясыни, таким образом удерживая ее. – Я хотел тебе еще кое-что рассказать.
– Но нам надо возвращаться, – возразила Любора, и ее взыскательный взор впился в молодого наместника, словно жало осы.
– Возвращайся, – кивнул Годфред Люборе. – Ясыня прибудет позже. Я сам позабочусь о ней.
– Но батюшка велел, чтобы мы с Ясыней…– принялась спорить ответственная Любора.
– Ясыня останется со мной. Не беспокойся за нее. И не прекословь мне больше, – Годфред умел быть жестким, когда это требовалось. – И передай отцу, что все будет хорошо…
– Я лучше пойду с Люборой, – заколебалась Ясыня. – Родители будут волноваться.
– Они не будут волноваться, – не согласился Годфред. – Ты ведь со мной, а не абы с кем. Тем более я хочу, чтобы ты досмотрела зрелище до конца…– увлекая за собой следом Ясыню, оглядывающуюся на сестру, Годфред двинулся ближе к месту, где шли обрядовые бои. На сей раз сражались воины, а не переодетые причты. Битвы уславливались до первой крови, и было строго запрещено наносить тяжелые раны противнику.
– Победой непревзойденного Громобоя восславим Перуна! – провозгласил волхв, указывая на победителя очередного поединка. Им был высокий русоволосый детина с венчиком, сдерживающим непослушную челку. – Но не только бранными подвигами должен быть славен витязь Перуна….– продолжал волхв. – Плох тот воин, что одерживает победы лишь на поле боя. Искусный ратоборец обязан уметь проявлять себя и на ином поприще, достойном похвалы. Этой ночью пусть каждый, кто называет себя воителем, приласкает любимую женщину.
– Ты слыхал?! Сам Перун настаивает! – хихикнул Торольв на ухо Годфреду. – Хорошо, что ты не отпустил Ясыню домой.
– Замолкни, – цыкнул Годфред на своего друга. Ясыня стояла рядом и могла услышать разговор, который, разумеется, оскорбил бы ее. – Дорогая, ты не устала? – обратился Годфред к своей невесте. На самом деле он уже сам утомился от этого нескончаемого праздника. Он вообще пришел сюда не по собственному желанию, а лишь из-за необходимости. И вот теперь он ощущал, что не хочет больше тут находиться. Пусть Перуна славят те, кому это нравится. А ему нравится вернуться домой. Вместе с Ясыней. Как велел волхв!
– А мой вызов примешь, непревзойденный Громобой? – прогремел Торольв, обращаясь к русоволосому парню с венчиком на лбу. – Или перетрусишь?
– Приму, – храбрый детина шагнул вперед.
– Узрим бой Громобоя и…– волхв оглядел Торольва вопросительно.
– Торольв…
– Узрим бой непревзойденного Громобоя и отважного Торольва. Сразитесь во имя Перуна. Но помните, вы не должны ранить друг друга сильно. Вы прольете свою кровь в тот день, когда вас призовет Перун и на благо своего города, – напомнил жрец.
Зрители расступились, освободив на поляне место для очередного сражения. Торольв скинул тяжелую накидку и двинулся к противнику, уже ожидающему его.
– Мне пора домой, – напомнила Ясыня.
– Мне кажется, ты замерзла, – Годфред обнял дочь Бармы за пояс, притянув к себе. Ему было интересно посмотреть на бой Торольва и незнакомого изборчанина, славного своими боевыми навыками.
– Я не замерзла, – солгала Ясыня, которая на самом деле уже давно озябла. Летние дни были теплы, но ночи прохладны. И тем не менее она помнила правила. Она из знатной семьи. И ей не полагается ни с кем обниматься. Посему она полагала отстраниться от своего жениха, но не знала, как это сделать, чтоб не обидеть его.
– Я тебе не верю, – улыбнулся Годфред Ясыне, прижав ее к себе покрепче. Она была худенькой и маленькой. Ее сердце билось быстро, как у дикого зверька. То ли ее взволновали жаркие схватки ее соотечественников, то ли настойчивые объятия ее жениха.
– Я хочу домой, – еще раз напомнила Ясыня, на сей раз серьезнее прежнего. Она не выглядела напуганной или рассерженной. Скорее, целеустремленной и убежденной в своих действиях.
– Ладно, – согласился Годфред, который и сам уже давно желал покинуть праздник, посвященный чужому богу.
****
Черное небо посветлело, луна сделалась блеклой, что говорило о приближении утра. На горизонте виднелись зарницы далеких гроз. Но над Изборском было ясно и тихо. Ни молний, ни грома.
Княжеский детинец спал крепко, словно сытый младенец. Никто не ходил по дворам, не слышалось голосов. До восхода солнца еще оставалось немало времени. Предрассветные часы особенно сладки. Лишь стража не смыкает бдительных очей.
– Это не мой дом…– оглядевшись, нахмурилась Ясыня после того, как Годфред помог ей сойти на землю.
– Нет, но он скоро станет твоим, – объяснил Годфред, кивнув своим гридям, чтоб увели лошадей и сами расходились по избам. Надобности в них больше не имелось.
– Если я не вернусь домой, отец разозлится. И побьет меня прутьями, – вздохнула Ясыня.
– Если он это сделает, то я отрублю ему руку, – пообещал Годфред.
– Он же мой отец, – напомнила Ясыня. – Не надо его рубить.
– Как скажешь…– сжав замерзшую ладошку Ясыни в своей горячей руке, Годфред повел невесту в гридницу, где находились его покои.
– Мне бы домой, – приостановилась Ясыня, которой на самом деле не хотелось возвращаться к суровым родителям. Ей было хорошо с Годфредом, поскольку в ее жизни прежде не наличествовало никаких мужчин. Несмотря на живой нрав, она не ходила гулять по ночам и не забавлялась с молодежью. Родители не одобряли подобного времяпрепровождения. Ясыня в основном сидела дома с матерью и сестрами, изредка развлекая себя занятиями вроде стрельбы из лука и метания кинжала отца в дерево, растущее во дворе. – Если до утра я не вернусь, это будет плохо для моего доброго имени.
– Это не будет плохо для твоего имени, поскольку ты со мной, дорогая, – заверил Годфред.
****
В гриднице было теплее, чем на улице, хотя печка тут летом не топилась. Зато от сотни зажженных свечей исходил не только свет, но и тепло. Годфреду не пришлись по вкусу княжеские терема Изяслава. И потому он велел разместить все свои вещи в гриднице, хотя она не была предназначена для жития правителя. С виду гридница была скромна: не имела широких гульбищ и высоких башен. Но Годфреду здесь нравилось больше, чем в избах покойного князя и его также преждевременно почившего сынка.
Ясыня зашла вслед за Годфредом в гридницу и огляделась. Здесь не было ни ваз, ни кувшинов, ни даже ковров. Стены украшали мрачные и прекрасные клинки разных размеров и форм.
– Какой большой нож…– Ясыня не отрывала взора от короткого меча всего в локоть длиной. Его лезвие было массивным, почти в фалангу толщиной и шириной в три пальца.
– Это скрамасакс, – пояснил Годфред, наблюдая за Ясыней, восторгающейся его собранием оружия.
– Он украшен? Как красиво…– Ясыня умела ценить красоту, даже если ею не являлись вышивки и ткани с узорами. Орнамент на мече был выгравирован поистине искусной рукой. – Можно посмотреть?
Годфред снял со стены меховые ножны, извлек из них величественный скрамасакс и протянул его своей гостье. Этот клинок был меньше привычного меча и смотрелся в руках Ясыни уместно.
– Какой тяжелый, – заметила Ясыня, попутно разглядывая рукоять меча, выделанную в виде головы ворона.
– И очень удобный, – подчеркнул Годфред. – Его используют в паре с обычным мечом. Он может проткнуть любую кольчугу и кожаный доспех.
– Я не рассматриваю оружие с этой стороны, – призналась Ясыня, не отличающаяся кровожадностью. – Мне нравится, как оно выглядит и все.
– Ну а когда стреляешь из лука, кого же ты представляешь? – поинтересовался Годфред.
– Никого. Просто стреляю в цель, – ответила Ясыня, вернув Годфреду его оружие. – Я раньше не видела такие ножны…– кивнула Ясыня на ножны, в которых был скрамасакс. Они имели бронзовые накладки с причудливым орнаментом и три кольца, через которые был продет ремень. – Почему узор только с одной стороны? У мастера не хватило времени доделать работу до конца?
– Узор лишь с одной стороны, поскольку скрамасакс носится на левом боку. Вот здесь, – Годфред не упустил момента приобнять Ясыню, приложив к ее бедру необычный коротенький меч.
– Понятно, понятно…– Ясыня поторопилась вернуть хозяину его ценности, даже не рассмотрев до конца узоры. С виду все было пристойно, жених не позволял себе распускать руки. Но осторожная Ясыня все-таки раскусила замыслы Годфреда, который весь вечер норовил прижаться к ней под тем или иным предлогом. – Все ясно, можешь повесить обратно на стенку…
– Можно тебя поцеловать? – неожиданно спросил Годфред у Ясыни.
– Ам…Нет, – колебания Ясыни опытный глаз заметил бы сразу. А у Годфреда глаз был наметан.
– Почему? – улыбнулся Годфред Ясыне, застав ее врасплох последующим вопросом, – что в этом дурного?
– Ну…– Ясыня задумалась. Действительно, что дурного в поцелуе? Когда в народе отмечают масленицу или какие-нибудь шумные праздники, полгорода лобзается между собой. Она сама, конечно, не простолюдинка и не участвует в подобных забавах наравне с остальным. Но тем не менее…
Видя, что Ясыня увязла в размышлениях, Годфред не стал терять времени. Одной рукой он обнял свою гостью, другой – дотронулся до ее подбородка, приподнял ее головку к себе и поцеловал ее губы. Очень нежно и бережно.
Но ответного поцелуя Годфред не получил. Ясыня растерянно отвернулась. А потом и вовсе отошла в сторону, присела на лавочку возле окошка, за которым слышалось стрекотание сверчка.
– Что такое? – удивился Годфред, который был внимателен и терпелив.
– Я не уверена, что целовать кого-то в моем случае правильно, – поделилась своими сомнениями Ясыня.
– О боги, разумеется, неправильно целоваться с кем попало! – подтвердил Годфред. – Можно только с женихом! В этом ничего предосудительного. Ты ведь все равно станешь однажды моей, так ведь?
– Да…Но сейчас я устала и хочу спать, – вздохнула Ясыня, которая не могла признаться в истинных причинах своей нерасторопности. Она с детства пыталась казаться смелее и уверенней, чем являлась на самом деле. Впрочем, по сравнению с большинством дев, она, и правда, была отважной. По крайней мере, за словом в карман она не лезла. И не стеснялась ни своих суждений, ни своих нарядов, ни своих привычек.
– Как скажешь. Если ты хочешь спать, я уложу тебя, – Годфред присел на лавку возле Ясыни и оглядел ее шаловливо вздернутый нос, усыпанный веснушками. – Ты желаешь чего-нибудь? Поесть или умыться?
– А я, что…Разве я тут?..Нет, я, пожалуй, не хочу спать, – запуталась Ясыня.
Годфред рассмеялся. Тогда, при первой их встрече, она была гораздо решительней, то и дело вклинивалась в общий разговор. Но сейчас, будучи тут без семьи, она виделась милой и застенчивой.
– Знаешь, чего бы я никогда не хотел? – Годфред мечтательно оглядел Ясыню. Он больше не позволял себе хватать ее, хотя она сидела возле него, а ее лицо было совсем близко. – Я бы не хотел, чтобы моя жена испытывала ко мне отвращение. Многих вынуждают жениться против воли. И это очень плохо! – Годфреду сразу вспомнилась его первая невеста, которая скончалась от болезни в тот момент, когда он сам уже был готов наложить на себя руки от одной мысли о брачной ночи с ней. – И я бы хотел, чтобы моя жена любила меня искренне. А не потому, что так нужно. Если ты совсем не любишь меня, то лучше скажи сейчас. Да, сейчас.
– Нет, но…– Ясыня старалась не показать вида, но явственно растерялась. Разумеется, Годфред сразу пришелся ей по сердцу. Он молод и хорош собой. С ним нескучно, и он не грубиян. На его месте мог бы оказаться влиятельный ворчливый старикашка, пожелавший в жены юную деву. Да, Годфред, определенно, лучше всех женихов на свете. И к тому же он не какой-то обычный человек. А наместник княжеский, племянник Рюрика Новгородского. Какого еще мужа можно желать? – Я люблю…Да.
– Правда? – по-мальчишески радостно улыбнулся Годфред, притянув Ясыню и усадив ее себе на колени. – Если это так, то ты должна все-таки поцеловать меня. В доказательство твоих слов.
Ясыня внимательно рассматривала лицо Годфреда. Было очевидно, что она опять о чем-то задумалась.
– Я не знаю, что нужно делать, – наконец призналась Ясыня.
– О…Вот как…Ну ладно…Я научу, – Годфреду все больше нравилась его невеста, хотя он и сам не понимал почему. Наверное, потому, что несмотря на ее робость и подчеркнутую вежливость, в ней чувствуется духовная сила. И особое упрямство, которое привлекает. И самое главное – в Ясыне нет притворной скромности. Она не жеманится. – Обними меня вот так, – Годфред уложил руки Ясыни себе на плечи. – Поверни голову чуть сюда. Закрой глаза…Нет, сначала посмотри на меня. А теперь закрой глаза, – Годфред снова поцеловал Ясыню в губы. На сей раз она не отворачивалась, что радовало его бесконечно. После кучи развратных девах, коим уже не хватало места в его памяти, ему нравилась непорочная Ясыня, которая вместе с тем была неглупа. Да, пожалуй, именно такая жена и должна у него быть.
Годфред подхватил Ясыню на руки и пошел в дальнюю горенку, служащую ему опочивальней. На лавках было неудобно даже сидеть, не то что миловаться с любимой.
Опустив Ясыню на застеленное мехами ложе, Годфред прилег возле нее. Обнял ее за коленки, которые уже сходу нравились ему, хотя их скрывало платье, оставлявшее простор лишь для воображения.
– Я лучше пойду, – опомнилась Ясыня, когда Годфред вознамерился отогнуть подол ее юбки.
– Ты же хотела спать, – недоумевал Годфред.
– Я же не могу спать тут! – возмутилась Ясыня, которая теперь не выглядела покорной и стесненной.
– А где же еще как не здесь? – удивился Годфред. – Ты сама сказала, что опасаешься за свое доброе имя. Куда бы ты сейчас ни отправилась, все отразится на нем отрицательно. Есть лишь одно безопасное место для тебя и твоего имени, – Годфред довольно оскалился, – эти покои! Покои твоего будущего мужа!
– Похоже, не так безопасны эти покои, – проворчала Ясыня, поднимаясь. – Я ухожу.
– Нет, подожди, – Годфред оценил стойкость Ясыни. – Прости, я не хотел тебя обидеть.
– Да уж…Лучше не обижай меня…Я ведь теперь знаю, где взять скрамасакс в случае чего…– злостно пошутила Ясыня, вызвав на устах Годфреда улыбку.
– Я больше не буду, – до очарования просто пообещал Годфред, ухватив Ясыню за запястье и вернув ее на место рядом с собой. В знак того, что никаких посягательств отныне не будет, он даже поправил ей подол, чуть одернув последний.
Послышался звук дождя за окном. В растворенные ставни стал заливать дождь. В горнице сделалось знобко от сырого воздуха, повеявшего с улицы. Годфред поднялся, чтобы прикрыть ставни. Настроение у него улучшилось. Эта непогода даже кстати. Ясыня то и дело порывается от него уйти. Но в дождь она точно никуда не денется отсюда.
– Тебе холодно? – вернувшись к невесте, Годфред приблизился к ней и дотронулся своим носом до ее маленького носика, такого холодного, будто она только с мороза. – О, ледяные великаны, ты же совсем замерзла! Почему ты мне не сказала? Я не хочу, чтобы ты простудилась, – Годфред укутал Ясыню покрывалом, обнял и, уже не спрашивая разрешения, снова поцеловал.
– Осторожней, ты сейчас изомнешь мое платье, – предупредила Ясыня. – Тогда отец, истолковав сие по своему усмотрению, точно убьет меня…– недовольно заключила Ясыня, вспомнив образ сурового родителя.
– Ну так сними его, и оно не помнется! – на сей раз Годфред предложил без задней мысли. Просто он ощущал так, что Ясыня ему родная и близкая, и с ней можно говорить напрямую. – У тебя же там еще рубаха…
– Ну уж нет, еще чего…– Ясыня не позволяла себе терять бдительности. – Вообще-то, скоро утро. Мне необязательно ложиться спать, – решила Ясыня наконец. – А там дальше ты проводишь меня домой…
– Боюсь, утро на самом деле нескоро, – уверил Годфред, играя с поясом Ясыни, который в следствие того оказался развязанным. – Небо в тучах. Дождь задумал надолго. Рассвет запоздает. Кстати, я не понял, ты что, хочешь уйти от меня? Я что, такой уж гадкий?!
– Нет, совсем не гадкий, – вздохнула Ясыня, которая чувствовала, что неминуемо влюбляется в своего жениха, как ни старается сдержать своих чувств. – Я лишь не хочу тебя раззадоривать. Мало ли как там дальше повернется твой задор…
– Не тревожься, дорогая, я не раззадорюсь. Я же тебе пообещал, – напомнил Годфред, уже стягивая с Ясыни платье.
– Я сейчас уйду, – погрозила Ясыня строго.
– Все-все, больше не буду, – пообещал Годфред, все-таки стащив с Ясыни платье и отбросив последнее на край постели. – Теперь оно не помнется. Все, забудь о нем. Поцелуй меня сейчас.
– Нет. Это может совсем уж паршиво для меня окончиться, – озвучила вслух свои опасения Ясыня, посильнее натянув на себя покрывало.
– Ха-ха, – Годфред принял услышанное откровение за шутку. – Нет-нет, даже не думай так. Мы же условились. Я буду почтителен, как твой брат, – заверил Годфред, прильнув к шее Ясыни.
Годфред был человеком настроения. Иногда ему хотелось страстных ласк, горячих, грубых, без предисловий и далеко идущих планов. Для подобного могла сгодиться даже незнакомка. Но иногда его сердце желало неги ласковых прикосновений и приглушенных бесед. Чувство влюбленности посещало его, как вдохновение странствующего певца, и он покорялся этому чувству, не стыдясь и не считая это слабостью.
– Что-то мне не по себе, – доверчиво призналась Ясыня. Ворот ее сорочки теперь уже был отвернут, а губы Годфреда целовали ее упругую грудь, взволнованно вздымающуюся.
– Я же ничего худого не делаю, – успокоил Годфред. – Это всего лишь поцелуй. Жениху такое дозволительно.
