скачать книгу бесплатно
Когда мы идем обратно к кару, я поднимаю голову и смотрю на небо. На нем виден бледный серп. Желтая земля.
Лучше бы ты меня убил, Вейт Ритал.
3 год правления Царя Вейта Ритала
Сентек
«Привет, Сентек!
Как ты и просил, отправляю тебе посылку. Тот магазин, где ты обычно все покупал, недавно закрыли, так что мне пришлось побегать по Ландеру. Не уверен, то я купил, или нет – если что-то не так, напиши, я клянусь, что перерою весь Альрат, но пришлю тебе правильную бумагу и правильные краски.
На прошлой неделе заходил к твоим, твой отец на меня кричал, но я все-таки оставил ему денег. Счета Сентала я оплатил, но тебе следует что-нибудь ему написать, в руководстве университета меня предупредили, что в следующий раз никакие деньги ему не помогут. Махена я не видел, но говорил с его учителями, его хвалят, у него потрясающие способности к математике. Думаю, нужно подумать о том, чтобы ему поступать на архитектора. Был в некрополе, проверил, как установили склеп твоей матери. Не беспокойся, все достойно. Ее склеп – самый большой на всем кладбище, я сам удивился, когда увидел, потому что я явно столько не платил (но, поверь, я заплатил больше, чем достаточно). Мне сказали, что склеп построили на анонимное пожертвование. Странно звучит. Думаю, ты и сам догадываешься, кто это может быть.
У меня все по-прежнему – все еще, как ты любишь говорить, натираю до блеска задницу Бетхара. Повышение мне, само собой, не светит, но отец говорит, что нужно подождать, пока все утихнет – мне ведь так и не удалось внятно объяснить, зачем мне понадобились подношения из храма. Через два года будет ротация в Аниме, и, возможно, тогда меня переведут в приемный зал, а там гораздо больше возможностей. В общем, ничего интересного, Сентек. Вечерами хожу в наш любимый кабак в Ибне, девушки по тебе скучают, все время просят что-нибудь тебе передать. Если хочешь, я запишу их послания. Одна из них родом с Желтой земли, так она клянется, что приедет туда через несколько месяцев и найдет тебя. Говорила она это очень уверенно, так что не удивляйся, если она появится у тебя на пороге.
Ты, наверное, уже знаешь о великом событии, которое произошло вчера – у Великого Царя Вейта Ритала и Царской жены Алетры родился сын. Его назвали Таал Ламит. Праздник будет длиться неделю, так что, возможно, и тебе удастся отдохнуть. В Аниме воздают молитвы во славу Царского сына круглые сутки, согнали всех, кого только можно, так что неделя будет для меня непростой. Миртес я давно не видел, мне кажется, она меня избегает, да и поделом мне. Мне до сих пор стыдно за то, что я не пришел к Великому Царю и не сознался во всем, как она мне советовала. Если бы не отец, то я точно это сделал бы. Еще раз спасибо тебе, Сентек, что не держишь на меня зла. Поверь, я и так наказан достаточно тем, что в каждый визит Великого Царя в Аним я прячусь как вор и смотрю на Алетру из-за угла. Знаешь, как-то раз она даже меня заметила, вздрогнула и отвернулась. Она никогда меня не простит. И так мне и надо. Я трус и предатель. Ты достоин обожествления, Сентек, за то, что все еще общаешься со мной. Я пишу тебе это в каждом письме, и буду писать и дальше. Жаль, что тебе запрещают пользоваться связью, это было бы гораздо удобнее.
Благословенный Морн»
Я сминаю письмо, разжимаю кулак, и оно падает вниз на кучу мусора. Жара стоит невыносимая. Я делаю несколько глотков воды. Мне хочется допить ее всю, но тогда рано или поздно придется спускаться с лесов, а это долго и неудобно. Пару месяцев назад я слишком торопился и сорвался с высоты пары метров. Хорошо еще, что на полу лежали рулоны с брезентом, а то бы я точно переломал себе все кости, а так отделался всего лишь синяками. Я достаю кисет, скручиваю самокрутку из листьев аваго и поджигаю ее. Рот тут же наполняет горький дым. Эту отвратительную привычку я подцепил у шахтеров, так что теперь я воняю как помойная яма. Но это – Желтая земля, здесь не так много развлечений, приходится использовать любые доступные. После первой затяжки вкус аваго становится слаще, язык пощипывает, голова начинает кружиться. У аваго есть легкий наркотический эффект, но он не настолько явный, чтобы его запрещали. Я вытягиваюсь на площадке и смотрю на потолок – уже испещренный черными линиями, обозначающими будущий рисунок. Сейчас мы работаем в предпоследнем зале гробницы Великого Царя Вейта Ритала – в зале Почтения. Мотив здесь достаточно скучный, но сложный, поэтому его начинают отделывать одним из первых. Зал Почтения – место, где Великий Царь воздает почести Богам Альрата. Зал огромен, потому что Богов на Альрате столько, что перечислять можно до вечера. Начал я с конца, так что сейчас Вейт Ритал поклоняется всего лишь Царю Царей Хмасу. За тот год, что я на Желтой земле, я нарисовал аналогичные картины с Лаиром Тартом и Раксом Гриалом. Не то, чтобы я не торопился, но лежать на спине и разрисовывать потолок, согласитесь, несколько утомительно. Кроме того, эти картины – центральные в композиции потолка. Со стенами дело пойдет полегче, так как там будут Цари древних династий, которых уже давно изображают чуть ли не схематично. Хуже всего, что мне с утра до вечера приходится рисовать Вейта Ритала. Нет, Вейт – прекрасная модель, но модель не так хороша, когда сослала тебя в гребаную версию Даута в нашем мире. Я выдыхаю дым прямо в его изображение. Когда-то считалось, что изображения наделены душой их обладателя. Будь это так, я бы нарисовал здесь такое, что наш Великий Царь сам себя бы не узнал в зеркале.
Письма от Морна я получаю раз в неделю, это моя единственная связь с Альратом, помимо сводок новостей. Чаще всего он пишет какую-нибудь ерунду или просто ноет. Сегодняшнее его послание – это просто образец конструктивности. Уж не знаю, на кой черт он в сотый раз стал рассказывать о том, что его не повышают в Аниме, и каяться в грехах, но остальное дает почву для размышлений.
Что касается Сентала, моего среднего брата, то тут все просто. Этот юноша поступил на управленческий факультет не без помощи Морна и, как я уверен, не без определенного содействия Миртес, но учиться ему не слишком нравится. Пару недель назад он напился с дружками до поросячьего визга и разнес свою комнату в общежитии. Морн прав – стоит ему написать и намекнуть, что мне как раз нужен подмастерье, а Сентал неплохо рисует. Махену, моему младшему брату, пока всего четырнадцать, Боги его вознаградили, и его никогда не тянуло туда, куда всегда тянуло меня, а теперь, видимо, и Сентала. Проблем с ним никогда не было, и я надеюсь, что и не будет. Мой отец… Что ж, он считает Морна причиной всех моих несчастий, и мне с трудом удалось уговорить его брать деньги. А что еще прикажете делать? Я-то уже не могу ничего ему отправить. Мать умерла несколько месяцев назад. Болезни взяли свое. Конечно, ее склеп оплатила Миртес. Миртес… За все время моей ссылки она написала мне только одно нарочито сдержанное письмо, я на него ответил, но на этом все и закончилось. То ли до сих пор злится, что я ее обманул, то ли не может больше писать. Морн про нее ничего определенного не рассказывает, так что я понятия не имею, каково сейчас ее положение. Думаю, все не слишком хорошо. И да, я знаю, что у Вейта Ритала и Алетры родился сын – такие новости доходят даже до Желтой Земли. Для Миртес это – удар ниже пояса, потому что наследник Вейта Ритала лишен ее крови. Хотя сама виновата, никто не мешал ей рожать детей и дальше, пока не родится мальчик. Но нет ведь, Миртес гордая, как она сама как-то призналась, для нее спать с Вейтом – все равно, что спать с обезьяной. А Алетра… Морн пишет только про свои восторги по поводу того, что он увидел ее краем глаза с двадцати метров. Понятия не имею, какое место она заняла во дворце и как складываются ее отношения с Миртес. Вряд ли у них вообще есть какие-то отношения.
Я тушу окурок прямо о потолок, делаю еще несколько глотков воды и продолжаю работу. Так я провожу оставшиеся три часа до конца моего рабочего дня. К этому времени я выкуриваю еще штук пять самокруток, голова приятно гудит. Я спускаюсь по кривой лестнице, перебираюсь через кучи камней и мусора, оставленного строителями, иду по длинным мрачным камерам, в которых никого уже не остается. Зал Искушений, Зал Размышлений, Зал Прощаний. В каждом из них горит только несколько ламп и пробираться приходится почти наощупь. Первые месяцы меня это пугало, потому что казалось, что выход я так и не найду. Сейчас привык. Я выхожу в шахту и вызываю лифт, его огромная кабина медленно ползет вниз, а я смотрю на нее как завороженный. Вероятно, виной всему аваго. Этот лифт площадью метров сто, его построили для того, чтобы можно было вывозить породу из гробницы. Такие же используют в шахтах, и, как мне услужливо сообщили, время от времени их тросы лопаются, и они срываются вниз с огромной высоты. По мне, так лучше сорваться, чем просидеть всю жизнь под землей в чужом склепе. Двери лифта открываются, и рабочие начинают выгружать из него коробки. Неожиданно для такого времени, обычно лифт приходит пустой, и я поднимаюсь совершенно один. Рабочие приветствуют меня по имени, я им киваю. Как оказалось, слава Мастера Сентека дошла и до Желтой земли. Наконец, лифт освобождают, рабочие складывают груз у стены шахты, и мы все вместе начинаем долгий неторопливый подъем. Глубина шахты всего сто пятьдесят метров, но лифт ползет так медленно, как будто мы поднимаемся на несколько километров.
– Как работа, Мастер?
Я пожимаю плечами.
– Славлю Царя Вейта, да живет он вечно.
Произношу я это так, что любому понятно, что я думаю о Царе на самом деле. Рабочие смеются. Они о Царе тоже не слишком высокого мнения. Желтая земля не Альрат, и уж тем более не Ландер – здесь можно не скрывать свои мысли, все равно вокруг думают то же самое. Лифт поднимается на поверхность, и мы по очереди выходим.
На Желтой земле сумерки. Я иду к будке, стоящей у шахты, беру бутылку с водой и жадно пью, потом сажусь на песок прямо у входа, закуриваю еще одну самокрутку и смотрю на небо. Желтая земля – спутник Альрата, он небольшой, но его размеры достаточны для того, чтобы удерживать пригодную для дыхания атмосферу. На первый взгляд, на Желтой земле нет ничего, что могло бы показаться привлекательным: весь спутник покрыт песком, и только на полюсах есть небольшие шапки льда. Но первое впечатление всегда обманчиво. Желтая земля именуется таковой не только из-за своего цвета, но и из-за того, что таят в себе ее недра. Желтая земля напичкана золотом, самым ценным и редким металлом во всей звездной системе. В небольших количествах золото есть в поясе Радор, но оно низкого качества и добывать его сложно. Возможно, оно встречается где-то за Мирраером, в темных владениях Хольг, но никто не рискует забираться так далеко от внутренних миров даже ради наживы. Зато на Желтой земле стоит только выкопать яму, как наткнешься на золотую жилу. Поэтому Желтая земля – это земля шахтеров. До того, как попасть сюда, я представлял их эдакими подземными жителями, необразованными и дикими, чуть ли не такими же как Хольг. Сейчас, проведя здесь почти год, я могу сказать, что никогда так не ошибался. Шахтеры Желтой земли – это особый народ, они очень суеверны, консервативны, но в то же время на удивление искренни и, я бы даже сказал, находятся в некоторой пассивной оппозиции к Альрату. А почему бы и нет? Альрат для них – всего лишь зелено-голубой шар, занимающий половину неба. Большинство жителей Желтой земли никогда там не были, они никогда не видели океанов, лесов и равнин. Для них единственная реальность – это бесконечная пустыня. С чего им беспокоиться об Альрате? Царь? Ну так Желтая земля знаменита не только золотом, но еще и огромным некрополем. Здесь тысячелетиями хоронят тех, кто хоть как-то отличился при жизни: Цари, Царицы, Стоящие по правую руку Царя, чиновники и даже Верховные жрецы Анима. Золото, добытое в Желтой земле, в нее же и возвращается, когда очередного Царя или какую-нибудь важную шишку закапывают в огромном золотом гробу в сопровождении ящиков с золотой утварью. Что ж, природа любит баланс. Так что Царей Желтая земля видит только мертвыми. Ну или во время чьих-нибудь похорон, но уже очень долгое время никто из Царственных особ не задерживался на Желтой земле дольше необходимых пары часов. Провинция, глухая провинция… Куда ей до блестящего Ландера? Даже убогий район, в котором я вырос, и тот показался бы местным жителям верхом роскоши. На Желтой земле есть города, да только они вряд ли превышают размерами захудалую альратскую деревню. Есть поселки из нескольких рядов бытовок и палаток. В палатке живу и я. Вон она, в паре десятков метров от входа в шахту гробницы. У меня палатка большая, даже роскошная, ее площадь где-то метров десять, есть даже пристроенный личный санузел и циклический душ, в который раз в неделю все равно нужно доливать воду. Осенью, когда дуют ветра, кажется, что эту палатку унесет в Даут вместе со мной, и это действительно страшно. Летом в ней стоит нестерпимая духота, зимой приходится спать в одежде из-за холода. Райское место – эта Желтая земля, ничего не скажешь. Сейчас, кстати говоря, начало лета, но ни о какой прохладе не может идти и речи, даже под землей обливаешься потом и задыхаешься.
Я ковыляю к своей палатке, расстегиваю полог и захожу внутрь. Там, где я живу, всегда беспорядок, но меня это устраивает. Если в Царском дворце были слуги, которые хоть как-то приводили в божий вид мое жилище, то здесь я, естественно, таких привилегий лишен. Переступая через валяющиеся на полу предметы, я подхожу к столу, беру бутылку местного самогона и снова иду наружу. Я делаю несколько глотков обжигающего пойла, скручиваю очередную аваго и закуриваю. Мне хорошо, спокойно. Я смотрю на горящий полумесяц Альрата, узнаю моря и континенты, но уже не испытываю такой горечи, как в самом начале. Альрат для меня потерян, пока на троне сидит Вейт Ритал, которого я уже почти год тщательно вырисовываю раз за разом там, где он должен найти свой последний покой. Из другого мира я узнаю пустыню Асеир, примерно прикидываю, где находится Ландер. Там полдень. Тоже лето, пусть и жаркое, но не настолько выматывающее, как здесь. Я пью еще. Наверное, я бы уже сошел с ума, если бы не одна вещь, которая хоть как-то держит меня на плаву.
На следующий день у меня выходной – да-да, и у приговоренных к вечной каторге бывают выходные. Я просыпаюсь к полудню, с трудом вспоминаю, что выпил две бутылки самогонки и выкурил столько аваго, что хватило бы на целый отряд шахтеров. Шевелиться совсем не хочется, но проводить день, валясь в проклятой палатке, я не собираюсь. Я встаю, иду в душ и даже ухитряюсь помыться под тонкой струйкой отвратительно воняющей воды. Потом стираю одежду, из-за жары мне приходится делать это каждый день и, конечно, я делаю это самостоятельно, как в старые добрые времена. Я пересчитываю запасы еды и воды и понимаю, что завтра придется идти отоваривать карточки, чтобы получить норму на следующую неделю. Как я там вчера разглагольствовал? Природа любит баланс? Ну вот тебе баланс, Сентек, ты вылез из грязи и, будь так любезен, залезай в нее обратно. Я кладу в сумку несколько бутылей с водой и пару плиток пищевого концентрата, благо эту гадость выдают без ограничений.
Я выхожу. Изумительный летний день Желтой земли встречает меня полным штилем, маревом, поднимающимся от песка, и монотонным звуком бура, который где-то глубоко под землей готовит погребальную камеру Вейта Ритала. Над горизонтом восходит Альрат, бледный в поляризованном свете. Красота… Шучу. Если я когда-нибудь и нарисую серию пейзажей Желтой земли, то только за очень и очень большие деньги или под угрозой смертной казни. Здесь ничего нет, только мертвецы и золото. Я потягиваюсь, разминая затекшую шею, в глазах тут же темнеет, я пошатываюсь. Утренний привет от самогона и аваго. Я натягиваю на голову шляпу, которая должна хоть как-то защитить меня от солнечного удара, и уныло плетусь между палатками. В основном они пусты, только в нескольких слышится какое-то шевеление. Минут через пять я уже выхожу за пределы палаточного городка, закрываю глаза рукой от солнца и всматриваюсь в горизонт. Точно, вон она – дюна, из которой торчит толстенная железная балка. Только Богам известно, сколько сил у меня ушло на то, чтобы доволочь ее туда и установить, но без этого не обойтись: Желтая земля может изменить пейзаж всего за несколько часов, особенно осенью, когда дуют ветры. Если не поставить ориентир, можно бродить часами, пока не найдешь то место, которое еще вчера определил бы за несколько минут. Я неторопливо иду в сторону своей дюны. Одновременно хочется курить и выворачивает от одной мысли об этом. В небе что-то пролетает, я поднимаю голову и провожаю глазами кар, вспоминаю, что сегодня день завоза продуктов. Надо будет все-таки отоварить вечером карточки, а то опять придется две недели есть одни рыбные консервы. Душу бы продал за кусок жареной говядины.
До цели я дохожу минут через сорок пять, останавливаюсь на вершине дюны и прислоняюсь к балке, чтобы немного передохнуть. Жара стоит невыносимая. Я пью воду и начинаю спускаться на другую сторону, на середине склона останавливаюсь и высматриваю второй ориентир – торчащий из песка выход скальной породы. Надо бы тоже здесь что-нибудь установить, но я не рискую так явно выдавать предмет моего интереса. Хотя все прекрасно знают, что я сюда таскаюсь, и знают, что я здесь делаю. Это не особенно законно, но на Желтой земле на такие мелочи внимания не обращают: просто добродушно крутят пальцем у виска, мол хочет Мастер Сентек маяться дурью, так пусть мается. Я ползаю на четвереньках вокруг скалы и разгребаю песок руками, пока не нахожу железное кольцо, потом я еще с четверть часа расчищаю песок, и, наконец, поднимаю крышку люка. Внутри видна самодельная лестница. Я осторожно спускаюсь по ней, люк я за собой не закрываю, потому что, если я это сделаю, то у меня будут все шансы задохнуться. По сравнению с этим местом в гробнице Вейта Ритала царит арктический холод. Добравшись до дна, я раздеваюсь по пояс, достаю из сумки фонарь и включаю его. Передо мной коридор, потолок которого укреплен каркасом из сверхпрочного пластика – тоже моя работа, как и люк. Я беру с собой бутылку воды, и, насвистывая, иду вперед, вожу лучом по стенам, высматривая трещины. Трещин нет, и это хорошо. Коридор затейливо петляет, в одном месте даже заканчивается тупиком, но я пролезаю в пробитый в стене проем и оказываюсь в единственной камере этой гробницы. Я нащупываю ногой педаль на полу, щелчок, и становится светло как на поверхности. Достичь такого эффекта мне удалось при помощи нескольких фонарей и расставленных в нужных местах отполированных листов металла. Мастер Сентек – мастер на все руки. Как и в первый раз, когда я все это увидел, я замираю от восхищения.
Это случилось через полтора месяца после того, как меня привезли на Желтую землю. Был конец лета, стояла жара, да такая, что сегодняшняя с ней и рядом не валялась, уже начинал дуть ветер, и воздух обжигал, а песок оставлял на коже кровавые ссадины. Дни сливались в один: утро, спуск в гробницу, и двенадцать часов лежать на спине и рисовать, пока глаза не начнут слезиться от плохого света, а руки не перестанут двигаться, потом подъем на поверхность, аваго, самогон и сон, больший похож на бред. Через пару недель такой жизни мне захотелось сигануть с этих проклятых лесов и свернуть себе шею. Еще через неделю я решил, что высоты лесов недостаточно, и всерьез задумался над тем, чтобы прыгнуть в шахту гробницы, даже как-то раз стоял там несколько часов и смотрел вниз, пока меня не оттащили от края. В конце концов, я напился и решил, что просто уйду в пустыню, умру там от жары и жажды, и пусть мое тело кто-нибудь случайно выкопает лет через сто-двести. Спьяну идея показалась гениальной, и я поплелся исполнять свой план. От городка я шел несколько часов, видимо намотав кучу кругов, потом взобрался на дюну, запутался в ногах, полетел кубарем по склону и грохнулся в яму. Будучи пьяным, я не получил никаких повреждений, кроме очередного жестокого разочарования в собственной судьбе. Я сел, тряхнул головой, потом достал фонарь – а почему-то я взял с собой фонарь, только не спрашивайте, с какой целью, не имею ни малейшего понятия – и решил выяснить, куда я, собственно, попал. Яма была неглубокой, всего-то метра три, выбраться из нее было вполне реально, но потом я увидел коридор. Выглядел он не слишком безопасно, но учитывая, что я и так собирался умирать, меня это не слишком беспокоило. Мне стало интересно, что же это такое. То есть, понятно было, что это гробница, потому что ничем другим это быть не могло, но мне стало любопытно, чья именно и осталось ли в ней хоть что-нибудь. Я пошел вперед, коридор был чистым, без обвалов, что само по себе уже было большой удачей, потом я наткнулся на дыру. У дыры валялись камни, оставшиеся, когда кто-то пробивал проход. Понятно, нехитрая обманка – замуровать камеру стеной. Но неизвестного посетителя это не слишком впечатлило. Дыра была достаточно большой, чтобы, наклонившись, в нее мог войти человек. Я и вошел, осветил стены и тут протрезвел окончательно.
Боги не дадут соврать, я видел много чего, в свое время я прошерстил все запасники Царских коллекций и имел честь наслаждаться великолепными произведениями искусства, которые создавали на протяжении тысячелетий. Но это… Сначала я даже подумал, что кто-то по бедности своей оклеил стены гробницы фотообоями, ну знаете, такими как в магазинах в дешевых районах – тропический закат во всю стену. Но нет, это была роспись, и в тех местах, где еще оставались краски, они горели огнем. Я подошел ближе, чуть не споткнувшись обо что-то на полу, и уставился на стену. Гробница была очень старой, на этой стене рисовали очень и очень давно, и тем поразительнее все это выглядело. В древности искусство Альрата было двумерным: фигуры и предметы изображались плоскими и практически схематичными, лица рисовали только в профиль, и они всегда получались одинаковыми и лишенными конкретных черт. Да, в этом был определенный стиль, но он однообразен, он не передает динамики, хотя может быть очень тщателен в деталях. Лишь не так давно светское искусство начало отходить от этих канонов, позволяя объемные изображения. Светское, но не религиозное. В гробнице Вейта Ритала мне до сих пор приходится малевать повернутые боком фигуры, руки которых согнуты под прямыми углами. Конечно, все уже не так строго, как раньше, но все еще безумно далеко от того, что я рисовал на Альрате. Но в этой гробнице все не так. Совсем не так. Я как будто попал в зал, стены которого сплошь завешаны картинами. У каждой картины даже была золотая рама и подпись, тоже нарисованные. Картины были объемными, когда-то яркими, каждая с идеальной композицией и перспективой. Целая сотня произведений искусства и одно единое произведение в целом. Эти картины, там где они не потускнели, выглядели так, как будто светились изнутри. Удивительно. Такие краски можно сделать, но я никогда не видел и не слышал, чтобы их использовали. Закрыв, наконец, рот, я начал водить фонарем по стенам. Одни картины были пейзажами, другие портретами одного и того же человека, на третьих этот же человек изображался в разных местах и при разных обстоятельствах. Он был еще не стар, пожалуй, лет сорока-пятидесяти, у него было правильное лицо, нос с горбинкой и пронзительный взгляд, но не такой, как у Стоящего по правую руку Царя Диммита, не к ночи он будет помянут, а задумчивый и наполненный печалью.
– Кто ты? – спросил я.
И правда, кто ты такой? Почему ты решил так странно украсить свое последнее пристанище? Спохватившись, я поводил фонарем по полу, и картина стала проясняться. Ну да, когда-то здесь стояли ящики с погребальными дарами, которые грабители, проделавшие дыру в стене, выволокли наружу. Вероятно, здесь же был и гроб, и куча досок в углу – это все, что от него осталось. Луч фонаря осветил что-то белое, то, обо что я споткнулся, когда входил в камеру. Это был человеческий череп. Я сел на корточки и заглянул в пустые темные глазницы.
– Кто ты? – снова спросил я.
Никто мне не ответил, потому что одной бутылки недостаточно, чтобы допиться до белой горячки. Но ответ и не требовался – он был на стенах, покрытый пылью веков, местами обвалившийся, местами истлевший, но он был. Содержимое стен в моем воображении сжалось в одну яркую точку и оказалось внутри этого пустого белого черепа. Я осторожно поднял его с пола и положил на доски в углу, потом снова посмотрел на стены. В этот момент я понял, чем я займусь на Желтой земле.
Следующие полтора месяца я приходил в гробницу почти каждую ночь за исключением тех, на которые приходились песчаные бури. Я работал от заката до рассвета, потом спускался в гробницу Вейта Ритала и бесстыже отсыпался до обеда на своих лесах. За это время я нарисовал только поклонение Лаиру Тарту и Раксу Гриалу и набросал контуры Хмаса, зато здесь, в этом месте, принадлежавшем только мне, я сделал многое. Для начала я занялся укреплением коридора, потому что мне как-то перехотелось умирать под каменным обвалом, а тем более, остаться замурованным в этой маленькой гробнице. Пришлось воровать пластик, путем сложного обмена заполучить инструменты, которыми его можно резать, и только после этого получилось укрепить проход. Потом свет. Опять та же схема обмена и воровства, ну и помощь парочки отзывчивых работяг, которым нравились мои байки про дворцовую жизнь Ландера – и вот я обзавелся фонарями, аккумулятором, проводами и парочкой железных листов. Эти проклятые листы я полировал недели две, стерев руки в кровь, но результат превзошел все мои ожидания. Я наконец-то увидел всю камеру целиком в таком ярком свете, в котором ее, наверное, никто никогда не видел. Состояние всей этой красоты было, мягко говоря, неважным, и я понял, что работа мне предстоит долгая. Я хотел все это отреставрировать и вернуть в точности в тот вид, который имели эти стены, когда погребальную камеру запечатали. И тут передо мной встала другая проблема – состав красок. Как я уже говорил, они отличались от всего, что я видел раньше, и я понятия не имел, как их получили. Дело в том, что я самоучка. Да, я знаю кое-какие слова, ловко смешиваю краски, но мне никогда и в голову не приходило готовить их самому. Я всегда пользовался тем, что мне было доступно, а в большинстве случаев мне были доступны только бумага и карандаш, и этого было вполне достаточно. Проблема была серьезной, но не из тех, которые нельзя решить. Я осторожно соскреб краску с одной из фресок в небольшой герметичный пакет с надписью «Пищевой концентрат 17» и отправил его Благословенному Морну с указанием выяснить состав, найти такие же краски и прислать их мне. Все мои письма читают, так что мне пришлось наплести Руководителю работ по строительству Царской гробницы, что я собираюсь использовать новаторскую технику в оформлении гробницы Великого Царя. Я наговорил кучу слов, которые и сам-то с трудом понимал, но мой собеседник понимал еще меньше, так что «Пищевой концентрат 17» благополучно отправился на Альрат. Пока Морн боролся с этой задачей, я занялся владельцем гробницы, потому что у меня было мало желания каждый раз спотыкаться о его кости. Я восстановил гроб, насколько это было возможно. Он был деревянным, а значит, дорогим, потому что дерева на Желтой земле нет и никогда не было – его везли с Альрата. Вся облицовка была сорвана, так что остался только каркас, который мне удалось собрать. Дыры пришлось заделать все тем же пластиком. Потом я собрал кости, с маниакальной тщательностью просеял весь песок и нашел мельчайшие обломки. Там же оказалось массивное золотое кольцо, на котором было вырезано имя. Эсвель. И еще одно слово. Странник. Эсвель Странник. Не то, чтобы это меня удивило, я уже понял, что в этой гробнице лежит кто-то очень и очень выдающийся и своеобразный. Дело в том, что на Альрате двойное имя дозволено только Царю, да и то второе – это как правило имя какого-нибудь предыдущего Царя, который должен покровительствовать нынешнему. У простого человека второго имени нет, есть его принадлежность к храму. Я, например, Сентек из храма Даран, несущественного заведения с пятью Богами, к которым можно обратиться за несколько медных грошей. Морн – это Морн из храма Аним. А вот если ты получаешь какую-нибудь важную должность, то в первую очередь упоминается она, а не храм, так что я – Мастер Сентек, Морн – Благословенный Морн, Миртес – Великая Царица Миртес, а до этого Царевна Миртес и так далее. Ни про каких Странников я никогда не слышал, тем более, что это слово написано после имени, а не перед ним. Значит, это не должность, а что-то другое. Хотя, что тут гадать, достаточно посмотреть на фрески, и сразу становится понятно, что Эсвель посетил много мест. Возможно, он сам считал себя Странником, и поэтому написал это на своем кольце. Я почтительно положил кольцо в гроб.
Морн маялся с красками месяца полтора, написывая мне свои косноязычные послания, исполненные самобичевания и ахов и охов по поводу Алетры. Не будь он моей единственной связью с внешним миром, да еще и тем человеком, кто обеспечивает мою семью, я бы уже послал его куда подальше. Он бегал по Ландеру и искал каких-то химиков, физиков и чуть ли не военных инженеров. Наконец, судьба занесла его на геологический факультет университета, где ему за пять минут популярно объяснили, что в состав красок входит жард – тот самый минерал, который так любят в Аниме за его мистический блеск. Гениально! Я мог бы и сам догадаться. Как заверили Морна, в обычные красители просто добавили растертый жард, и так и получились эти удивительные краски. Загадка была решена, но это создало проблему номер два: жард – очень дорогой материал, его добывают в Радоре, но даже там он встречается редко, поэтому так и ценится. Где мне достать жард? Проспавшись на своем рабочем месте, я вдруг понял, что ответ все это время был у меня перед глазами – проклятый Вейт Ритал и его проклятый папаша, породивший нашего Великого Царя, да пусть его гробница обрушится через день после его упокоения. Я слез с лесов и отправился требовать встречи с Руководителем работ. Тоже, кстати, титул. Там я продолжил плести свою сказку про новаторскую технику, сказал, что хочу использовать для росписи гробницы краски на основе жарда. Правда, признался, что не уверен в успехе, но если мне дадут возможность для эксперимента, то я готов показать эскизы и отправить работу на утверждение. Я был убедителен, да и у Руководителя работ появилась возможность отличиться перед Царем. Через неделю я получил жард и засел в своей палатке. Результат превзошел мои самые смелые ожидания. Да, это были они, те самые поразившие меня искрящиеся цвета. Кем же ты был, Странник? Деревянный гроб, краски из жарда, которые стоят целое состояние, но при этом маленькая неглубокая гробница, затерянная в огромном некрополе. Получившиеся краски я как следует разбавил, нарисовал сцену из гробницы Вейта и в таком виде представил на чиновничий суд. В гробнице Странника я собирался использовать полноценный состав, а вот Вейт перебьется. Мой эскиз был воспринят благосклонно и отправился на Альрат, где его благополучно утвердили. Я получил жард, возможность один день в неделю тратить на приготовление красок и продолжил свою ночную жизнь за пределами городка. Пока длилась вся эта эпопея, осень сменилась зимой, ветер стих, и на его место пришел ледяной холод. Я затребовал у Морна книги по реставрации. Он прислал мне их с дюжину. Здесь их все чуть ли не на листы разложили – видимо, подозревали, что я могу вести с кем-то тайную переписку. На время совсем уж лютых морозов работы в гробнице остановили, и я, отогреваясь самогоном, выучил присланные книги наизусть. Теперь у меня были все возможности для того, чтобы работать в гробнице Странника и раскрыть его тайны.
Пришла весна. Вейт Ритал сиял искрами жарда с потолка Зала Почтения, а Странник Эсвель открывал свое лицо. Медленно, сантиметр за сантиметром, передо мной представала одна удивительная история за другой. Он жил тысячу двести лет назад, родился при царе VI династии Кайлете Меруве, пережил трех его незадачливых братьев, правивших по нескольку лет, и умер уже при его племяннике, который оказался более везучим или просто умел избавляться от надоедливых родственников. Эсвель имел знатное происхождение, принадлежал к какому-то очень важному тогда храму, хотя и не к Аниму. В подписях к фрескам было указано, что несколько его родственников были обожествлены волей Великих Царей Альрата. Но семейное дело – что-то связанное с сельским хозяйством – Эсвеля не слишком привлекало, и он поступил на военную службу. Чтобы узнать все это, у меня ушел месяц, еще один, чтобы узнать следующую информацию, которая меня несколько озадачила. Эсвель был не солдатом, он был Навигатором, и судя по всему, это была элитная должность, требовавшая особых навыков. У меня очень смутные представления о военных делах, но я точно знал, что никаких навигаторов во флоте Альрата нет. Благословенному Морну пришлось прислать мне книги по древней военной истории, которые уже проверяли не столь тщательно. Хотя мне намекнули, что если я собираюсь закончить Зал Почтения до конца своей жизни, то мне следует ускориться. Пришлось дорисовать наконец-то контур Хмаса. Книги – а в моей ссылке мне категорически запрещен доступ к любой технике, так что спасибо Богам, что бумажные книги все еще существуют – были прочитаны после ударных трудов в гробнице Великого Царя. Я наконец-то понял, кто такой Навигатор. Это сейчас до Инсонельма можно долететь за две недели, а до Мирраера за три, а во времена Эсвеля все это занимало гораздо больше времени. Чтобы добраться до Инсонельма, нужно было потратить полгода. Это был долгий путь, требовавший очень тщательной прокладки курса и его своевременной корректировки. Этим и занимался Навигатор – практически главный человек на любом космическом корабле, потому что именно от него зависело, когда и куда этот корабль в конце концов прилетит. Война в те времена вообще выглядела уморительно, космические сражения могли длиться неделями и месяцами: один корабль замечал другой и брал курс на него, чтобы подойти на расстояние удара, требовалось весьма приличное время, да и корабль противника обычно на месте не стоял. Большой удачей было, если кто-то вообще в кого-то выстрелил, а уж тем более подбил. И здесь тоже важным было мастерство Навигатора, который мог предугадать курс противника и сразу отправить корабль в нужном направлении. Эсвель участвовал в десятке таких сражений, потому что в те времена Альрат в очередной раз воевал со своим ближайшим соседом Инсонельмом. Эсвель в каждом бою показывал себя выдающимся Навигатором и даже был лично награжден Великим Царем. Он получал все новые и новые чины, он прославлял свою семью своими подвигами. В то время Эсвель, пока еще достаточно молодой и амбициозный, весьма банально карабкался по карьерной лестнице, никаких тайн в его биографии не было, ни единого признака того, как странно он обретет свое послесмертие. И вот несколько недель назад я добрался до фрески, изображающей сидящего у окна Эсвеля. Восстановленная подпись рассказывала о конце его военной карьеры – вражеская атака, ранение, уход на достойный покой, хотя он мог бы еще воевать и воевать. Беглый взгляд на следующие изображения показывал, что именно в этот период его жизни и произошло нечто, что превратило выдающегося Навигатора в Странника. Сегодня я как раз начинаю фреску, которая должна открыть мне причину этой перемены.
Я направляю фонарь на стену и внимательно изучаю то, что мне предстоит восстановить. Прекрасно, как и все остальное. Кем бы ни был этот неизвестный художник, чье имя стерли века, он все еще живет в своих творениях. Каждый мазок кисти, каждый штрих карандаша воскрешает его. Я вижу его чуть ли не лучше, чем Эсвеля. У нас есть что-то общее: стремительность, нарушение канонов, презрение ко всему, что было до, мы оба творим на зло проклятым традициям, на зло правилам, на зло тому, что хотят видеть. Да… кем бы ты ни был, Мастер, в твоих творениях я вижу твою душу. Могу лишь надеяться, что столько же веков спустя кто-нибудь разглядит мою. Но Мастер подождет, он простит меня. А я начинаю с подписи к рисунку. Подписи выполнены не художником, мне сложно объяснить как, но я это знаю. Другая рука. Думаю, это рука самого Эсвеля. Что изображено на самой фреске, пока непонятно, сохранились только несколько кусков, середина выцвела, местами обрушилась, и мне придется очень много работать, чтобы ее восстановить, а вот с подписью все проще. Я направляю свет под определенным углом, использую пару трюков из книг, и вот передо мной надпись.
«На третий год правления Великого Царя Нисвенда Баша я отправился в новый мир. Мир этот именовался Та-Нечер. Он является лишь раз в века, и я был благословлен Великим Царем, чтобы стать первым из тех, кто его познает. Я был первым, кому Та-Нечер открыл свои богатства, я был первым, кому Та-Нечер открыл свои тайны, я был первым, кто ступил на землю Та-Нечер и познал его народ. Я был первым, кто ступил на Землю Богов».
Я перечитываю несколько раз, закрываю глаза, сижу так несколько минут и опять перечитываю. Та-Нечер. Мир, который является лишь раз в века.
– Та-Нечер, – шепчет Эсвель, глядя прямо на меня темными глазницами своего черепа.
– Та- Нечер, – вторит ему другой голос из глубины моей памяти.
– Та- Нечер, – произношу я вслух.
Как и тогда я чувствую, как моего лица касается мокрая от крови рука. Я чувствую запах крови, я вижу уходящую жизнь в широко распахнутых глазах. Как и тогда я очень хочу закричать, но снова ни единого звука не вырывается из моего горла.
10 лет назад, 11 год правления Царя Лаира Тарта
Сентек
Мне было двадцать три, я был очень беден и очень самоуверен. Шел шестой год моей самостоятельной жизни, и результатами даже при моей мании величия сложно было похвастаться. Пока выходило, что отец прав. Я не добился феноменального успеха, о котором мечтал, не заработал кучу денег, не стал знаменитым на весь Альрат и, собственно говоря, ничего толкового из себя не представлял. Но разве это важно в двадцать три года? Если считаете, что да, то задайте вопрос любому двадцатитрехлетнему, и он ответит вам в точности то же, что тогда думал я: ерунда, у меня еще все впереди, у меня масса времени, а мир полон возможностей и, конечно же, эти возможности сами по себе обрушатся мне на голову. Так что пока можно страдать ерундой. Нет, я рисовал, как же иначе, я не могу не рисовать, но рисовал я в то время все подряд: пейзажи, натюрморты, какие-то батальные космические сцены, здания, людей, животных. Пару раз в месяц мне удавалось продать какой-нибудь шедевр, и этого хватало на бумагу, карандаши и краски, а также на оплату комнатенки на первом этаже в доходном доме. Чтобы сводить концы с концами, я подряжался на любую физическую работу – носил тюки на рынке, копал могилы в некрополе и чинил крыши. Голодным я иногда был, но при этом не забывал о выпивке и развлечениях. Но все это были мелочи, потому что я был совершенно уверен, что впереди у меня только слава и богатство. Впрочем, приблизившись к почтенному возрасту двадцати четырех лет, я задумался, что пора бы уже уточнить, когда эти долгожданные гости появятся на моем пороге. Бесстыдно просадив гонорар за разгрузку корма для свиней в очередном кабаке, я решил, что пришло время действовать.
– Слушай, а ты не знаешь, есть ли сейчас в Ландере шесемт? – спросил я у пристроившейся у меня на коленях дамы.
О да! Знакомство с королевами ночи у меня состоялось задолго до того, как мир узнал весь блеск таланта Мастера Сентека. Очередная представительница их очаровательного племени – в те времена они все казались мне очаровательными – задумчиво наморщила носик и изрекла заплетающимся от выпитого язычком.
– Вроде бы есть. Спроси у Литы, говорят, она недавно к ним ходила.
Я понятия не имел, кто такая Лита, потому что память на имена у меня так себе, но изящно вышел из ситуации, попросив мою нынешнюю спутницу позвать ее. Литой оказалась эффектная брюнетка, с которой я провел очень запоминающуюся ночь пару недель назад. Ах да, в те времена я им не платил, а просто выезжал на природном обаянии. Думаю, что я был у них чем-то вроде переходящего знамени, и каждая из них мечтала спасти мою мятежную душу. Мечтать не вредно.
– Хочу повидать шесемт, – я подмигнул ей.
– С чего бы? – Лита хитро улыбнулась.
– Неразделенная любовь, – я хитро улыбнулся в ответ.
– А тебе есть, чем им платить?
– А много просят?
Я понятия не имел, сколько стоят услуги шесемт.
– За приворот?
– За предсказание.
Она назвала сумму, которую заплатила сама, но предсказание по ее мнению стоило дороже. Сумма была не слишком большой, так что я успокоился.
– Где мне их найти?
Она назвала адрес, сказала, кого там спросить, а оттуда меня уже направят в нужное место, если сочтут надежным. Для подобной конспирации были свои причины. Я спешно попрощался и пошел домой, а с рассветом отправился на поиски работы, нашел удачный подряд на вокзале, а потом еще и удалось подзаработать в некрополе, так что к вечеру нужная сумма у меня была. Я пошел в указанное Литой место.
Вообще, Ландер – это два разных мира. Один мир – это Царский дворец, широкие проспекты, прекрасные улицы с особняками и дорогими магазинами, а другой – это мир простых людей, живущих в небольших домах, снимающих в этих домах комнаты или даже углы, мир узких улиц, темных переулков, заваленных мусором и отходами. Половина обитателей этого мира с закатом запирает двери на все замки, а другая половина выходит наружу, чтобы влиться в тайную и запретную жизнь города. В первом из миров вы найдете красоту, роскошь и бессердечность, во втором мире – все возможные пороки, но в отличие от первого, здесь вы нередко натолкнетесь и на добродетели. Упади вы замертво на проспекте у Царского дворца, и через вас только брезгливо переступят, упади вы в трущобах – кто-нибудь обязательно вытащит вас из канавы, отряхнет и дотащит до дома. Правда, карманы обчистят, но домой точно доведут. Пропетляв по переулкам, спугнув парочку любовников и одного сомнительного типа, я наконец-то нашел нужный дом. Дверь была старая, между досками были огромные щели, и вообще удивительно, что дверь сделана из досок, а не из пластика. Я постучал.
– Кто? – раздалось из-за двери.
– Я ищу шесемт.
Из темноты кто-то очень внимательно меня разглядывал. Что этот кто-то перед собой видел? Обыкновенного долговязого парня в пыльной, но аккуратной одежде, которому не мешало бы побриться и постричь волосы. Не деревенщина, городской, возможно, даже местный, бедный, но пытается заработать – в общем типичный посетитель шесемт. Я почувствовал, что невидимые глаза внимательно меня изучают, ищут признаки того, что я не тот, кем являюсь, что я что-то скрываю. Таких признаков нет. Мне назвали другой адрес.
– После полуночи, – добавил голос.
Было только девять и, честно говоря, я смертельно устал после своих бренных трудов, но если не найти шесемт сегодня, то второй шанс может представиться еще очень нескоро. Я поплелся по улицам, метрах в ста от нужного дома сел на ступеньки какого-то здания и достал свой старый треснувший планшет. Половина десятого. Времени еще хоть отбавляй. Я завел будильник на планшете, скрестил руки на груди и провалился в сон.
Будильник прозвонил без четверти полночь, я открыл глаза и услышал ругань из открытого окна. Я сразу же выключил будильник, но ругань не прекратилась, суля мне всевозможные страшные кары, и не только те, что могут наслать Боги. Я решил не рассыпаться в извинениях, чтобы обладатель голоса не вышел и лично их не принял. Драка в мои планы в тот вечер не входила. Я перешел на другую сторону улицы, прокрался как ночной вор мимо освещенных окон и наконец-то оказался в нужном месте. Я снова постучал в дверь. Меня впустила женщина, молча указавшая мне на лестницу в подвал. Пахло плесенью, я спустился и увидел небольшую комнату с низким потолком, в которой собралось человек десять. Похоже, придется проторчать здесь до самого утра.
– Кто последний? – уныло спросил я.
Пожилой мужчина молча мне кивнул. Я посмотрел на планшет – полночь. Небольшая дверь в конце комнаты открылась, и в нее вошел первый посетитель. Я увидел на полу картонку, подвинул ее к стене и сел. Ночь мне предстояла долгая.
Тут надо бы рассказать о том, кто же такие шесемт и почему так много людей мечтают с ними встретиться. Абсолютно все на Альрате уверены, что Боги существуют, да и как бы могло быть иначе, когда любой может прийти в храм и поговорить с ними. На самом деле, далеко не любой, хотя ни один служитель храма не признается в этом даже под пыткой. Прийти к Богам может тот, у кого есть деньги. Крупные храмы, такие как Таа или Куар, просят больших денег от тех, кто в них не состоит, Аним так и вообще почти недостижим для простого смертного. Есть, конечно, второстепенные храмы вроде моего Дарана, там можно поговорить с Богами за сущие гроши, да только Боги там такие, что даже на вопросы твои толком не ответят. Хорошо, если вообще явятся. И что же тогда делать простому человеку, который не может позволить себе отправиться к сильному Богу, а в слабых сомневается? Для этого есть шесемт. Они что-то вроде колдунов или деревенских знахарей, делают предсказания, привороты, наводят порчу или заговаривают предметы на удачу. Результат не гарантирован, но цены не сравнятся с ценой храмов, при том, что ни один Бог уж точно не станет делать гадости твоему соседу или конкуренту. Храмы безуспешно борются с шесемт уже многие годы, устраивают рейды, жрецы время от времени читают прихожанам лекции о том, что истинны только Боги, а шесемт – это пережиток темных веков, когда Альрат был лишен света Богов. Я как-то из интереса спросил об этом Морна. Тот только пожал плечами.
– Ну да, бывает, что они становятся надоедливыми, но их существование устраивает храмы. Денег им дают немного, но они все-таки придерживаются общей концепции, поэтому их нельзя назвать откровенными еретиками.
Я спросил, что значит «придерживаются общей концепции».
– Они ведь не отрицают Богов, они утверждают, что каким-то образом воздействуют на чипы, но нет никаких доказательств, что это действительно так. Да и шесемт остаются средством только для бедных, ни один обеспеченный гражданин никогда к ним не обратится, в определенном смысле, они устраняют социальное неравенство и разряжают обстановку. Аним время от времени специально устраивает на них охоту, чтобы они оставались эдаким магнитом для недовольных.
Морн говорил умными словами, но смысл мне был понятен. Я, знаете ли, не настолько туп. Я не стал говорить ему, что если бы шесемт были просто проходимцами, то поток посетителей к ним иссяк бы очень быстро. Думаю, шесемт намеренно поддерживали такой образ в глазах Анима, чтобы храмы не слишком усердствовали в их преследовании.
Наконец, подошла моя очередь. К тому времени в комнате появилось еще человек двадцать, стало душно, в воздухе появился неприятный запах немытых тел. Я вошел в тайную комнату, где шесемт принимают посетителей. Вопреки моим ожиданиям никаких зловещих магических атрибутов внутри не оказалось. Посреди комнаты стоял стол и два стула. Один был пуст, на втором сидела шесемт. Я поднял на нее глаза и почувствовал, как что-то щелкнуло у меня в груди. Буквально. Я даже решил, что мне стало плохо с сердцем из-за духоты, но нет, это было связано совершенно с другим.
Она была молодой, пожалуй, моего возраста или даже младше, у нее были длинные русые волосы, голубые глаза, чуть длинноватый нос, высокие скулы и правильный овал лица. На ней было простое черное платье из грубой материи. Я не понял, в чем дело, но на свободный стул я в буквальном смысле слова рухнул.
– Как твое имя? – голос у нее оказался чуть хриплым.
Знаете, красота – вещь достаточно странная. Бывает, что видишь женщину с идеальными пропорциями лица и тела, которую по всем правилам можно было бы назвать красавицей. Но никто так ее не назовет. Про нее скажут «ну так, ничего», хотя должны бы сказать, что она идеальна. Бывает и обратная ситуация, когда перед тобой кто-то, внешность кого не совпадает с неким идеальным представлением, никак с ним не соотносится, но спроси любого, и он скажет, что эта женщина божественно красива. Именно такая женщина сейчас была передо мной. Идеал неправильной красоты, тот редкий случай, когда не можешь даже сказать, что именно не дает тебе отвести от нее глаза.
– Как тебя зовут? – снова спросила она.
– Сентек, – ответил я.
Мои глаза жадно скользили по ней, впитывали каждый нюанс, каждую черту ее лица и каждый изгиб ее тела.
– Я художник, – зачем-то сказал я.
– Чего ты хочешь?
Мне уже было наплевать, чего я хотел, когда шел сюда. Я смотрел на нее и не мог насмотреться. На ее лице появилось недоумение.
– Ты пьян? – спросила она.
Я с трудом сообразил, что нужно взять себя в руки, чтобы меня не выставили.
– Нет, – я тряхнул головой, – просто устал. Я хочу, чтобы ты предсказала мою судьбу.
Я кинул на стол монеты. Она не притронулась к ним, просто скользнула по ним взглядом, видимо, посчитав эту сумму достаточной.
– Дай мне руку.
Я протянул правую руку, она коснулась ее и отдернула свою, как будто обожглась.
– В чем дело? – спросил я, хотя мне было наплевать, потому что мне хотелось, чтобы она коснулась меня еще раз.
Она глубоко вздохнула, накрыла своей ладонью мою и закрыла глаза. Я воспользовался этим моментом, чтобы ее разглядеть. Что у нее внутри? Что скрывается за этой внешностью? Пожалуй, такой вопрос интересовал меня в первый раз в жизни.
– У тебя есть какой-то конкретный вопрос?
– Нет, – я покачал головой, – просто хочу узнать свое будущее.
На самом деле, я шел к шесемт, чтобы узнать, когда ко мне придет слава, но в тот конкретный момент меня это интересовало меньше всего.
Она открыла глаза. Голубые, бездонные…
– Ты непростой человек, Сентек. Ты уже близок к тем, кто будет творить судьбу Альрата… – ну да, Миртес и Морн, они обречены творить судьбу Альрата, для этого не нужны предсказания шесемт, – ты тоже будешь ее творить…
Она вдруг замолчала. Ее рука все еще лежала на моей, я перевернул руку ладонью вверх и чуть сжал ее пальцы.
– И? – спросил я.
– И ты будешь страдать.
Тоже не новость. Другое дело, что страдания бывают разными, голод и бедность – это не такие уж и страдания, если воспринимать их как нечто само собой разумеющееся.
– Почему? – тем не менее спросил я.
Она отдернула руку.
