Извращённые умы

‒ У нее было много проблем, мигрень лишь одна из них. Это лекарство ещё обладает успокаивающим эффектом и помогает заснуть, а значит, забыть о травмирующем прошлом, ‒ поведал доктор.

Инспектор в заинтересованности попросил рассказать подробнее.

‒ Я вообще-то не имею права разглашать врачебную тайну, ‒ попытался упираться доктор.

‒ А я вообще-то имею право вас арестовать по подозрению, например, в раздаче неположенных рецептов или вовсе в пособничестве пациентке, которая замешана в разных преступлениях… ‒ заявил Бэйтс, не давая спуску. ‒ Мне нужна вся информация. Я жду, ‒ добавил он после угроз.

Доктор открыл ящик стола, однако снова закрыл. Он не рискнул взять оттуда нечто желаемое. Давление инспектора его напрягало, пришлось говорить.

‒ Дебора попала к нам ещё подростком. Она была в состоянии сильного шока, эмоционально измождена и напугана. Она пережила насилие, но идти на контакт никак не хотела, всё твердила, что мы не сможем ей помочь и никто ничего не сделает… Я понял, что ее подвергали насилию много раз и где-то держали. Единственное, что она рассказала, это о своей матери, которая за деньги отдала ее некоему мужчине.

Бэйтс тихо и тяжело вздохнул. Такого поворота событий он не ожидал. Доктор продолжал:

‒ Она попала к нам в чудном кукольном платье, гольфах и красных сказочных туфельках, будто бы из нее сделали игрушку… Я с таким столкнулся впервые, как и мои коллеги. Несмотря на наши усилия, она так и не рассказала, где была и что видела там, она только всё твердила про какие-то террариумы со змеями и лягушками. Судя по всему, это ее пугало. Она пробыла у нас немало времени и вышла отсюда уже взрослой. Я не видел в ней угрозу обществу или себе и поэтому после совещания с коллегами выписал ее.

Бэйтс внимательно выслушал. Рассказ поверг в шок.

‒ И ещё… ‒ перебил его думы доктор. ‒ Она не Дебора, ее звали Мэй, она придумала для себя новое имя, в которое вложила силу. Новое имя, как новая жизнь без оглядки на прошлое. Взять себе другое имя было моим советом, это одна из практик лечения посттравматического синдрома, если человек уже не может принять самого себя с именем, данным при рождении. Мэй ее назвала мать, которая стала ее врагом и обидчиком.

Бэйтс наконец начал понимать о неуловимости Деборы. Он уточнил про ее документы, доктор поведал, что в Городском Совете оставалось ее свидетельство о рождении с настоящим именем.

‒ Деборы не существует, но есть Мэй… ‒ вымолвил инспектор. ‒ Вы знаете, где она может быть сейчас?

Доктор поднял на Бэйтса печальный взгляд.

‒ Не знаю. Но может знать ее свекровь… ‒ произнёс он без желания делиться столь тонким и неэтичным, по его мнению.

‒ То есть мать Стивена ‒ мужа Деборы? ‒ уточнил инспектор.

Доктор кивнул и вдруг добавил то, что огорошило Бэйтса ещё больше.

‒ Она находится здесь. Вы ее только что видели в палате…

Бэйтс даже пошатнулся. В голове промелькнула картинка той седой женщины и послышалась фамилия, по которой к ней обратилась сестра.

‒ Стивен навещал мать, здесь он и встретил Дебору… ‒ добавил доктор. ‒ Последний раз я его видел как раз три года назад в мае, он внёс приличную сумму на содержание матери и сказал, что они с Деборой вынуждены уехать, он не знает, когда вновь сможет прийти.

‒ Хм, ‒ усомнился Бэйтс. ‒ Стивен вам хорошо заплатил, но вы держите его мать привязанной к кровати…

Доктор вздохнул.

‒ У его матери маниакальное желание убить себя, поэтому по-другому мы не можем ее держать… ‒ пояснил он с ноткой недовольства.

‒ Значит, Дебора носит фамилию мужа ‒ Мортон. Вряд ли она под девичьей фамилией, коли ненавидит мать, ‒ заключил инспектор, а затем попросил попробовать поговорить с миссис Мортон.

Однако сейчас это было невозможно, ведь ей вкололи сильное успокоительное, и пациентка уснула. Инспектор велел доктору разузнать позже, сам же направился на выход. Внезапно доктор его окликнул, вслед сообщил:

‒ Стивен тоже взял себе новое имя, чтобы поддержать Дебору. На самом деле его зовут Колин.

Инспектор уже ожидал любого подвоха, поэтому принял новость без особого удивления. Но поблагодарил доктора за откровенный разговор и помощь. Как только он ушёл, доктор скорее достал из ящика бутылочку настойки и отпил.

Наступил вечер. Энтони вернулся домой. Фиби и Амелия уже поужинали, не дождавшись его. На столе осталась еда в тарелке, закрытая крышкой. Энтони взглянул ‒ еда была холодная. В столовой появилась Фиби.

‒ Ты обещал приехать сегодня раньше, ‒ сказала спокойно она.

‒ Прости, было много работы. Сейчас какое-то время я буду очень занят, я расследую исчезновение ребенка, ‒ пояснил Энтони, ощущая неловкость, но не вину.

Фиби вспомнила прошлое, когда ее муж расследовал исчезновение девочки, а потом запил. Она понимала, что для него такого рода дело является крайне важным, однако ее страшило будущее, как всё повернётся и что снова ожидает их семью.

‒ Амелия ждала тебя, чтобы поделиться о первом дне в новой школе, хотела рассказать о новой подруге… ‒ вместо прочего добавила Фиби.

‒ О, это здорово, что уже в первый день она смогла подружиться. Наша дочь замечательная, дружелюбная и веселая… Уверен, что всё будет хорошо. Тебе не нужно переживать о переезде и новой школе, ‒ ответил и вроде как поддержал Энтони, но супруге этого не хватило, показалось суховатым.

‒ Я разогрею еду, ‒ перевела тему Фиби.

‒ Не нужно, иди спать, я поем холодное, ‒ в убеждении сказал Энтони и отвернулся, присаживаясь за стол.

Супруга уже уходила, добавив последнее:

‒ В чайнике должен быть всё ещё тёплый чай…

Глава 5

В назначенный судьёй час новым днём инспектор отправился в его дом, как и договорился Пит. Лежебока любил поспать, поэтому назначил встречу в десять часов. Бэйтс не мог просто сидеть дома и отправился раньше. Ему пришлось подождать, походить вокруг автомобиля и выкурить сигарет.

Ровно в десять он подошёл к закрытым воротам.

‒ Отлично! И как я должен зайти?.. ‒ возмутился он.

Из кустов некто появился, от неожиданности Бэйтс вздрогнул. «Что-то я стал слишком пугливым», ‒ подумал он и вспомнил лекарство доктора Найджела, которое помогает успокоиться. У ворот показался охранник, видимо, отходил по нужде. Он открыл ключом замок и снял цепь.

‒ Входите, сэр Маккордал вас ожидает, ‒ сказал работник.

Инспектор направился к красивому трёхэтажному дому, не хуже, чем у семьи Левингтон. Парадные двери стояли закрытыми. Он вновь оказался вынужден ждать.

Понимая, что ему никто не собирается открывать, Бэйтс поднялся на крыльцо и постучал сам. Ленивый судья его уже заранее начал раздражать. Наконец дверь открыл лакей в сюртуке и пригласил гостя.

‒ Прошу, пройдёмте в столовую, сэр. Лорд-судья сейчас завтракает, ‒ произнёс лакей.

Инспектор раздул от недовольства ноздри, но молча пошёл. Увидев гостя, очень упитанный судья тяжело и нехотя поднялся с мягкого стула с высокой спинкой. Остальные же стулья обладали обычной спинкой. Сразу видно, какого о себе мнения хозяин не только дома, но и человеческих судеб.

‒ Присаживайтесь, инспектор, ‒ предложил судья, прожёвывая пищу.

Бэйтс натянул легкую улыбку и присел справа от хозяина дома. Он задел рукавом пиджака стол и заметил, как подцепил частицу каши, что вылетела из тарелки судьи. Край рукава немного испачкался. И это ужасно раздражило инспектора, стало брезгливо и противно. Весь вид пузатого старика с огромной блестящей лысиной был противный. Опустив руку, Бэйтс скорее завёл разговор, дабы скорее же его закончить.

‒ Лорд-судья, согласно вашему разговору с констеблем, вы можете дать мне дело отца мальчика Саймона ‒ мистера Браунинга…

‒ Да, да… ‒ ответил, чавкая, Маккордал.

Он велел лакею принести папку.

‒ Но только я не могу его вам отдать, посмотрите здесь, ‒ поставил условие сэр.

‒ Я думал его забрать в Управление и там изучить, а потом вернуть… ‒ хотел было переубедить Бэйтс, но судья его тотчас перебил, махнув мясистой ладошкой.

‒ Нет! ‒ на повышенном тоне заявил он. ‒ Там нечего изучать такому, как вы, констеблю. Я ‒ главный судья в этом городе, я ‒ высшая инстанция, и я принял единственное верное решение, за мной ничего изучать и проверять не надо, ‒ потеряв былое приветствие, сказал брюзгливый сэр.

Бэйтс понимал, что он назвал его просто констеблем нарочно, дабы указать место. Очень хотелось одёрнуть ещё одного выскочку и дать леща по сытой морде, но пришлось держать себя в руках и терпеть.

Лакей положил рядом с гостем папку. Инспектор взглянул на жадно поедающего кашу судью вроде как для разрешения открыть.

‒ Читайте, ‒ произнёс Маккордал и из его рта выпала мокрая крошка хлеба.

Бэйтсу стало трудно дышать, едва не стошнило прямо тут. Он суетливо открыл папку, там было всего два листа. Миссис Элис Браунинг заявила на супруга, мистера Роджера Браунинга, обвинив его в непотребстве в сторону их общего сына Саймона. Миссис Браунинг привела суду в качестве доказательства найденное в кармане мужа нижнее бельё ребёнка. Она написала, что очень напугана, как и ее сын, и просит защиты от мужа, а также разрешение на развод. В качестве компенсации дама попросила у суда оставить ей с сыном дом, автомобили и перевести на ее банковский счет солидную сумму от доходов мистера Браунинга, который занимается виноделием. В свою очередь она не будет требовать суда над мужем и не придаст огласке случившееся.

На второй странице было написано от имени судьи. Он принял все требования миссис Браунинг, мистер Браунинг получит запретительный указ, который будет запрещать ему видеть сына и подходить к дому, а также к самой миссис Браунинг. В случае если мистер нарушит указ, то над ним начнётся суд по делу о растлении малолетнего сына.

Прочитав, Бэйтс сразу подумал о странном доказательстве в виде нижнего белья мальчика. Ведь то, что оно лежало в кармане одежды отца Саймона, видела только дама, исходя из материалов дела. Инспектора отвлёк судья.

‒ Что там насчет моего заявления об анонимных записках?

Как бы ни хотелось, но Бэйтсу пришлось проявить интерес. Лакей принёс все сохранённые записки. Инспектор сразу решил, что это, скорее всего, писал мистер Браунинг, ведь его лишили всего, за исключением деятельности.

‒ А отец мальчика согласился на все условия и не оспаривал? ‒ вдруг спросил инспектор.

Судья посмеялся, хрюкая носом.

‒ А кто его спрашивал! Обвинение в столь тяжком преступлении привело бы его к пожизненному заключению в сырой темнице или вовсе к казни… ‒ заявил он.

Будучи представителем закона, инспектор не смог промолчать и, как можно сдержаннее, напомнил:

‒ Ведь ещё с девятнадцатого века у нас существует список преступлений, за которые положена казнь…

Это крайне не пришлось по нраву важному судье. Негромко, но напоказ он бросил ложку на стол и ответил:

‒ Вам не стоит забываться, констебль, а также забывать о полномочиях и возможностях Палаты лордов, судов и высшего духовенства… когда того требует дело…

Показалось, судья даже пригрозил, что лишь больше разозлило Бэйтса. Он развернул первую анонимку. Дело тотчас осложнилось ‒ текст был напечатан на машинке.

‒ Когда пришла первая записка? ‒ уточнил Бэйтс.

Видимо, судья уже не помнил, но за всем обязан был следить лакей.

‒ Четыре года назад в октябре, сэр, ‒ ответил слуга.

Инспектор и не ожидал, что так давно, он не изучал дело судьи.

‒ И как часто записки приходили? До сих пор?

‒ Они приходили в абсолютно разное время и разные дни, с разной периодичностью, сэр. Было затишье, но не так давно записка снова пришла.

Бэйтс попросил дать ему новую записку. Стиль текста не поменялся, слова и фразы повторялись, а значит, это пишет всё тот же человек. Что в первой, что в последней было написано, что судья продажный, лживый человек, с чёрной душой, его ждёт страшный суд после смерти, его ждёт страшная и мучительная смерть за содеянное. Пусть судья ходит и оглядывается, потому что возмездие идёт за ним по пятам и никогда не отпустит.

Признаться, инспектору даже понравились угрозы такому, как Маккордал. Хоть кто-то нарушает сытую и беззаботную жизнь властного богача, который определённо нечто натворил, коли человек столь усердно его преследует.

‒ Сэр Маккордал, а вы можете предположить, кто бы это мог быть? ‒ не питая надежд на правду, решил спросить инспектор.

Судья, естественно, развёл руками.

‒ Я ‒ человек строгий, но справедливый. Если кто-то обижен на приговор, то это лишь мыльный пузырь. Вы должны найти этого негодника, который смеет такое творить… ‒ сказал он.

Бэйтс вынужденно кивнул и ответил согласием.

‒ Каким образом записки попадали к вам? ‒ далее уточнил он.

Ответил лакей:

‒ До того, как хозяин нанял охрану, записки клали прямо у парадных дверей либо в дверную щель внизу, а затем несколько записок пришло в суд, но и там усилили охрану. И вот уже после затишья новая записка пришла прямо вместе с почтальоном. Он сказал, что склеенная и подписанная печатным текстом записка была положена в почтовый ящик для писем на Квин стрит. Соответственно, почтальон не знает, кто ее принёс, но не мог не доставить по адресу, так как адресовано сэру Маккордалу. Лорд-судью знает весь город.

Бэйтс заметил кое-что на записках и попросил несколько забрать. Это судья ему благосклонно позволил. Затем инспектор попрощался на сегодня.

В кабинете его уже давно ожидал Пит. Он, как обычно, подскочил со стула и бодро поприветствовал.

‒ Я был на автомобильной станции и допросил работников, как вы велели, сэр. Двое подтвердили, что в то утро водитель семьи Левингтон прибыл к ним в восемь сорок пять. А Тима водитель отвозил в школу к восьми тридцати. У него было свободного времени пятнадцать минут, сэр, ‒ на одном дыхании отчитался констебль.

Инспектор первым делом вновь попросил Пита перестать подпрыгивать и суетиться. Он присел за стол, выложив записки для судьи. Юноша тоже занял место.

‒ Пятнадцать минут маловато для чего-либо, ‒ заключил Бэйтс.

‒ Скорее всего, сэр. Я также узнал, где теперь работает тот водитель после ухода от семьи Левингтон, ‒ приятно удивил инспектора проведённой работой Пит.

‒ И где же?

‒ Теперь он водитель лорда Малкольма.

Бэйтс резко поднял глаза на констебля.

‒ Неужто… Отомстил Левингтону, уйдя к его недругу? Или же он с самого начала был связан с лордом? ‒ в подозрительности рассуждал инспектор.

Пит тоже стал рассуждать.

‒ А что, если водитель всё-таки замешан… Если замешана школа, то и лорд. Водитель мог вовсе не высаживать Тима у школы, а поехать дальше и по пути до станции высадить ребёнка и кому-то передать…

‒ Это хорошая идея. Молодец, констебль, ‒ похвалил Бэйтс.

Пит расплылся в улыбке с сомкнутыми губами. Инспектор указал на одну и ту же букву в записках судье и сказал:

‒ «Д» нечётко пропечатана с одной стороны.

Пит внимательно поглядел и согласился.

‒ Узнай, какие здания стоят на Квин стрит, какие там есть салоны, офисы и прочее, ‒ дал новое задание Бэйтс. ‒ Записка была положена в уличный письменный ящик, а он один на весь город.

Инспектор вознамерился уйти.

‒ А вы куда? ‒ подскочив, в очередной раз спросил Пит, но быстро сообразил, что ляпнул лишнее.

В дверь постучали. Бэйтс уже был у порога и открыл. Там стояла Изола и передала, что главный констебль и старший инспектор хотели видеть мистера Бэйтса в кабинете главы. Пит взволновался, изобразив губами кольцо. Инспектор принял сообщение и поблагодарил.

Ему пришлось направиться на неприятную встречу. Кабинет начальника Управления напомнил Энтони кабинет леди в школе. Джентльмены вели беседу и курили заморские сигары. Изола им уже принесла и разлила по бокальчику вина. Увидев вошедшего Бэйтса, старший инспектор сразу замолчал и уставился. Он знал о доблестной службе и остром уме Бэйтса, а также о случившемся на его прежней работе. Сэра Престона даже радовало падение негласного соперника по должности, ведь они шли по карьерной лестнице очень близко друг к другу. И если бы его недавно не повысили, то это он был бы в подчинении у Бэйтса.

Большой начальник с большими рыжими усами, как у таракана, улыбнулся Бэйтсу. Жестикулируя рукой с сигарой, он весело сказал:

‒ Инспектор, наконец-то мы встретились! Я много слышал о тебе…

Бэйтс был вынужден вести себя вежливо и отвечать фальшивой взаимностью.

‒ Благодарю, сэр Роули, я очень рад работать под вашим руководством.

Престон произнёс ироничное «кхм», ухмылкой показывая своё недоверие сказанному.

‒ Не желаешь сигару, Бэйтс? ‒ прямо-таки услужливо предложил начальник.

Тот с натянутой улыбкой отказался. У него не было времени прохлаждаться в отличие от сих господ.

‒ Может, бокальчик красного? ‒ вмешался колкий Престон. ‒ Я слышал, ты особенный ценитель алкоголя… ‒ выдал он злую шутку, напомнив о запое.

Бэйтс с трудом держал себя в руках. Очень хотелось взять бутылку и стукнуть ею по голове мерзавца. Глядя как раз на нее, Энтони вдруг уловил название напитка. Это было Уэльское вино, а значит, почти местное. Виноделием в городе не занимались из-за неподходящего климата. Бэйтс смекнул, что единственный винодел и поставщик ‒ это мистер Браунинг, отец мальчика Саймона. К тому же в деле судьи он прочитал, что Браунинг сам родом из Уэльса.

‒ Крайне приятно получить от вас сие предложение, старший инспектор, однако я предпочитаю виски… Вы должны были об этом знать, коли слышали, что я ценитель… ‒ выдавил из себя колкий ответ Бэйтс. Он внезапно воодушевился, точно действительно пропустил стаканчик.

Престон ухмылялся, раздумывая, как же ещё словесно стукнуть по деловой морде Бэйтса. Но вмешался начальник.

‒ Констебль должен был передать тебе дела. Ты взялся за дело судьи и лорда?

Сей вопрос очень заботил сэра Роули, ибо больших шишек расстраивать нельзя, иначе можно потерять тёплое местечко. Колко бросил шутку старший инспектор:

‒ Этот констебль в детском пиджаке… ‒ закатил глаза.

Бэйтс сделал вид, что не заметил прилетевший камень в Пита.

‒ Конечно, сэр. Я уже занимаюсь делом судьи, а сейчас как раз собирался заняться делом лорда. Если вы позволите, ‒ ответил Энтони, желая как можно скорее уйти.

‒ Позволяю, ‒ ответил начальник, махнув рукой. Пепел с сигары упал на пол.

Сэр Престон же вновь ухмыльнулся. Он прекрасно понимал, что такие дела ‒ это самая настоящая пощёчина некогда высокопоставленному инспектору, резкий спуск с горы почти на дно. Бэйтс направился на выход. Ему вслед крикнул старший инспектор:

‒ Передавай от нас привет многоуважаемому лорду!

Дверь закрылась. Наедине сэр Роули указал сигарой в сторону инспектора и сказал:

‒ Не переусердствуй, Престон. Он ведь может даже с помощью таких мелких дел втереться в доверие к лорду или судье…

‒ Не переживайте об этом. Такие люди, как лорд и судья, никогда не будут дружить с таким, как Бэйтс… Они из слишком разного теста, а Бэйтс своенравный и считает себя самым умным. Такого выскочку не потерпит ни лорд, ни судья, ‒ уверенно ответил бодрый инспектор. ‒ Кстати, вы ведь идёте на благотворительный приём Лорд-председателя? Лорд и леди Малкольм там тоже будут.

‒ Куда без меня… я ещё тот благотворитель! ‒ ответил начальник, и оба засмеялись.

Бэйтс отправился переговорить с миссис Браунинг, и если удастся, то с Саймоном тоже. Проезжая по дороге, он резко затормозил и закрутил головой. Позади оказался ювелирный салон с большой вывеской «Салон Левингтона». Инспектор решил припарковать автомобиль, а затем направился по тротуару обратно.

На стеклянных витринах были выложены некоторые драгоценные изделия, камни блестели ярче солнца. Бэйтс открыл дверь, вверху зазвенел колокольчик. Внутри царила приятная, комфортная обстановка для богатых посетителей. Стояли белые софы, чайный столик, а вокруг открытые и закрытые ‒ за стеклом полки с украшениями. Из выхода появилась прилично одетая женщина молодого возраста и вежливо обратилась к посетителю. Бэйтс повернулся. На него взглянула дама и мимолетно выказала негативную эмоцию. Судя по всему, ей не понравился обычный внешний вид мужчины, намётанным глазом она сразу распознала, что это не один из посетителей салона ‒ небогатый джентльмен.

‒ Я ‒ инспектор Бэйтс, мне нужно поговорить с мистером Левингтоном. Он здесь? ‒ перешёл к делу Энтони.

По пути сюда он заметил за углом салона дорогой автомобиль светлого окраса, нечто от крем-брюле или сливок, и решил, что это должен быть транспорт хозяина.

‒ О, инспектор… ‒ сначала в удивлении произнесла дама. ‒ Да, сэр Левингтон здесь, я сейчас его приглашу, ‒ добавила она и удалилась.

Вскоре появился солидный мужчина зрелого возраста, однако приятной наружности и ладной фигуры. Его тёмные волосы не выдавали седины, как и короткая бородка, что весьма удивило Бэйтса. Волосы были зачесаны назад, высокий лоб оставался открытым. На господине красовался бархатный пиджак, выглаженные брюки и кожаные, натёртые до блеска туфли. Доносился аромат парфюма и ещё какой-то, скорее всего, масла для тела. Этакий холёный возрастной красавец поприветствовал слегка смятенного инспектора и пригласил присесть на софы.

Присев, Бэйтс заметил на мизинце господина перстень, но ещё ярче сверкали пуговицы пиджака в виде кристаллов. Бэйтс почему-то вспомнил Терри. Она женщина тоже привлекательная, но ее муж побил все рекорды. Энтони вдруг подумал, что на лице Леопольда присутствует лёгкий макияж. Показалось, подведены брови и наложен румянец, а бородка вовсе крашеная. Подобное ухаживание за собой Бэйтсу было чуждо, чересчур. Затем он мимолётно вспомнил здешнюю молодую даму, напросилось предположение, что она может быть любовницей, иначе зачем себя так прихорашивать на работу, даже если хозяин.

Думы перебил сэр и спросил о визите. Инспектор пришёл в себя и ответил:

‒ Я новый сотрудник Управления и взялся расследовать дело о вашем пропавшем сыне.

Не сказать, что Леопольда тронули слова о новом расследовании или о ребёнке. Он молча слушал.

‒ Не могли бы вы ответить на вопросы? ‒ добавил Бэйтс, почему-то ощущая себя не в своей тарелке.

‒ Конечно. Задавайте, ‒ спокойно произнёс сэр, поднеся руку к нагрудному карману.

Бэйтс наблюдал за его необычным перстнем с чёрным камнем и вдруг среди прочего тёмного ему бросился в глаза светлый платок в кармане, который Леопольд поправил. Уголок скрылся внутри, и это выглядело некрасиво, по его мнению. Инспектор увидел очень похожий платок на тот, что нашёл в расщелине в школьной кладовой Тимми.

‒ У вас превосходный вкус, сэр, ‒ вдруг выдал Бэйтс первое, пришедшее на ум.

Леопольд улыбнулся.

‒ Вы, видимо, о перстне… ‒ произнёс он в ответ.

‒ И о нём тоже. Никогда не видел таких носовых платков… ‒ добавил инспектор, стараясь не вызвать подозрений.

‒ Это не носовой, он из шёлка. Это просто карманный платок для красоты, так сказать, разбавить образ в чёрных тонах, ‒ пояснительно ответил мистер Левингтон, подёргав двумя пальцами кончик платка, при этом манерно расставив остальные пальцы веером.

‒ Наверняка и ваши дети переняли у вас столь тонкий вкус… ‒ нарочно и вынужденно подыгрывал Бэйтс.

Леопольд слегка задумался.

‒ М-м, если только Моргана, она стильная, современная дама, ‒ ответил он.

Инспектору показалось странным слово «дама» от отца в сторону совсем юной дочери. Это взялось во внимание.

‒ А Тимми? Каким был он? ‒ решил поинтересоваться далее.

Леопольд глядел вниз, о чём-то размышляя. На его омоложенном лице всё ещё не проявлялись никакие подходящие эмоции вроде скорби или печали, или боли от потери сына. Он был необычайно спокоен, как удав, и будто равнодушен, как статуя или герой картины без лица, но с маской.

‒ Сын предпочитал одиночество, любил побыть наедине, сочинял стихи или мог просто долго смотреть на природу. Она и была его лучшим другом. Но лучше всех сына знает моя супруга, она всегда была рядом с ним, но умела не мешать своим присутствием, она тонко чувствует настроение и душевное состояние… ‒ таким образом представил отец ребёнка и заодно Терри.

Инспектор вновь вспомнил эффектную даму. Он тоже подметил ее проницательность помимо прочего. А вот насчёт Тимми сложилось впечатление, что Леопольд говорил не о ребёнке, а о взрослом человеке. Мальчик определённо был развит не по годам, вероятно, поэтому он привлёк чьё-то нездоровое внимание. Вспомнив выцарапанный крест под партой, Бэйтс спросил:

‒ Были ли вы прихожанами в церкви, что рядом со школой?

‒ Нет. Я ‒ человек современных взглядов, атеист, а Терри, как верная жена, следует порядкам в нашей семье.

‒ То есть она тоже атеистка?

‒ Скажем так, она просто не ходит туда, куда не хожу я. Мы не ведём религиозных разговоров.

Речь смущала Бэйтса, даже несмотря на то, что он и сам не особо верующий. Но вот так твёрдо признавать себя атеистом ‒ звучало почему-то странно из уст сего человека. В Бога не верит, сына толком не знает, внимания, похоже, уделял мало. Или же своеобразный отец темнит, нечто скрывает за маской с крашеной бородой? Он показался инспектору чудным. «А быть может, такова современность?» ‒ подумал Бэйтс.