banner banner banner
Судьбы, как есть
Судьбы, как есть
Оценить:
Рейтинг: 4

Полная версия:

Судьбы, как есть

скачать книгу бесплатно


Забайкалье.

Военный городок был от города совсем не далеко и назывался не иначе, как Борзя-3. До китайской границы рукой подать, ну, не совсем, конечно, надо до Даурии добраться, а там и Забайкальск, и граница с Монголией.

Нет необходимости рассказывать прелести и недостатки военных городков. Все они в то время были похожи своими пятиэтажными домами для семей офицеров, школами, магазинами, а, главное, живущим в них контингентом.

Наступила в жизни Владимира первая зима в Забайкалье. Хоть и не привыкать ему к непогоде, но навалилась она на него конкретно, да еще с тяжелым грузом неопределенности в семье. Он очень тосковал по Марине и дочке. Сегодня воскресенье, на дворе мороз минус тридцать два, на службу не идти. В комнате не более плюс десяти-тринадцати градусов. Страшно болит голова. Владимир начал вспоминать, как добирался вчера домой из общаги от холостяков. Много выпито, выкурено сигарет, карты, гитара, да и бабы вроде были. Как же так, он не помнит дороги домой. Такое с ним уже не впервой, позже, конечно, прояснится. Владимир стал ругать себя последними словами. Одно было хорошо, что, глядя на постель и всего один стакан у початой бутылки водки, можно было сказать, что женщины у него не было. Значит, мальчишник получился вчера с картами и выпивкой.

Все это пугало и настораживало Владимира. Он быстро опускался вниз. Много пил и не пьянел, а потом, резко засыпая, пропадал. Видно, в городке и слухи уже о нем не ахти какие, а ведь он человек женатый. Приедет жена, а ей потом какая-нибудь сука возьмет да и брякнет: «Видела, мол, твоего как-то с официанткой Галей, из офицерской столовой». И тогда, Марина его «съест» и костей не оставит. Тут ему в голову пришел вчера услышанный анекдот: «Встречаются две подруги, одна другой и говорит:

– Сплетням верить нельзя! Мне вон говорили, что мой мужик мне изменяет, а я взяла да проверила. Нет! Не изменяет! Он все время только с другом своим, везде вместе. На рыбалку, в кино, в лес, в театр, везде с ним. Они даже спят вместе!»

Владимир приходил к выводу, что Марина – это его судьба, как карьерная струна. Не подняться ему теперь совсем перед ней и с колен не встать перед самим собой. Начальник БТС, майор Довгаль, позавчера ему такое вливание устроил, что мало не показалось. А, главное, сказал:

– Я тебя, старлей, урою в пехоту. Ты что это так пьешь?

«А что я ему сделал плохого? – рассуждал на больную голову Владимир. – Да, взвод его постоянно в грязи, и он сам с ними гайки крутит, как «лось». А работа технарская неблагодарная. Это на поле можно перед начальством показать, как твой взвод, рота команды выполняет, а тут отремонтировали «Броню» – ушла, вместо нее снова «Т-62» или «БТР-60ПБ» встанет, и опять давай, и опять в три смены. Дома никто не ждет, холодно, голодно. А с друзьями опять радость, вечерняя пьянка».

Владимир посмотрел на фото, стоящее на его столике у кровати, виновато опустил голову перед улыбающейся Мариной и произнес, не поняв сразу, что пробормотал:

– Надоело все, ой как надоело. Прости, Мари! Приезжай, а то я погибну.

Два месяца нет ни одного письма от жены. А хуже, что начал опохмеляться. Но все не совсем плохо. Он научился мало-мальски играть на гитаре и даже петь под нее песни. Запросто запоминает анекдоты, умеет их рассказывать. Он хорошо разбирается в технике, его солдаты уважают и боятся подвести.

Такие мысли появлялись у Цветкова часто, и сегодня их прервал звонок. Это друг-старлей, тоже взводный, по кличке Грок, пришел за ним на променаж в Борзю с первым, после девяти, автобусом, только там можно было найти пивко на розлив и осушить кружечки две, а перед ними и водочки по соточке пропустить. Что будет молодому организму, кроме пользы. Несмотря на холодную погоду, они уехали в город.

Этот-то выход и повернул жизнь Владимира в другое русло.

Драка в кафешке, где они с Гроком пили пиво, вот уже около часа назревала, а точней, как только они появились. Так как они были в гражданке, то не произвели никакого впечатления на местных, которые так и норовили к кому-нибудь, да прикопаться.

За крайний столик подсели вновь прибывшие попить пива офицеры, приковав к себе сразу косые взгляды местных алкашей и бандюганов, так как майор и подполковник были в форме. Борзя – город бандитский и криминальный. Часто бывают убийства. Недавно прапорщика чуть до смерти у кинотеатра не забили. Много в городе и бывших осужденных. Дочь одного комбата какой-то садист изнасиловал, думал, что убил ее, а она оклемалась, выжила. Козла этого забрали в милицию, а говорят уже, что из СИЗО в психушку перевели. Комбат грозился его грохнуть, да его переводить решили в Песчанку под Читу, от греха подальше. А двумя годами раньше офицеры такое мочилово за своего избитого друга устроили в городке, пустив в ход оружие, и в результате один зачинщик из местных был убит, другой в больнице скончался, и очень много было покалечено с обеих сторон. После этой разборки около года тихо было, а последнее время все снова назревает. Борзенские борзеть стали еще хуже.

Владимир дрался хорошо, в последние месяцы после проверки он хоть и выпивал вне службы, но в спортзал ходил, и по груше стучал очень даже неплохо и немало.

Нашли все-таки повод местные выпивохи подраться и понеслось. Цветков, с другом отслеживая ситуацию, были наготове, и, как только началась перепалка и первые махания, Владимир и его друг Грок метнулись к дерущейся толпе и быстро, сбив троих алкашей и задир на пол, отбили от наседавших майора и подполковника. Остальные шестеро, увидев такую перемену в силе и способностях защищающихся, решили ретироваться, не пытаясь даже подымать своих собутыльников. А вот отбитые офицеры оказались из соседнего полка, один был заместителем командира танкового полка, подполковник Дронов. Дронов, говорили, «мужик что надо», много про него добрых слов в городке слышал Владимир. Вторым был начальник полигона майор Корж. Познакомиться с ними поближе пришлось после драки.

– Ну, ты молодец! – похвалил Дронов Владимира, когда они оторвались от местных барыг и выскочили из кафе. – Из какой части?

Владимир представился и представил своего друга. Дронов пригласил двух старлеев и майора в свой неизвестно откуда подкативший «уазик». Потом они затарились водкой и подъехали к подъезду дома Владимира, так как он всех пригласил к себе на квартиру. Дронову Владимир понравился, и через месяц приказом комдива старший лейтенант Цветков был переведен командиром разведывательного взвода в разведроту соседнего танкового полка. Через два месяца Дронов становится командиром этого полка, а Цветков – командиром разведывательной роты. После всех этих перемен и перейдя на другое место службы, Владимир обрел себя, снова он пропадал в роте, пить стало некогда, у него появился дух соревнования и страшно захотелось доказать всем, а в первую очередь себе, что он хороший командир. Все пошло как нельзя лучше. Вот только писем от Марины так и не было. Они нигде не пропали, не застряли, их просто никто не написал. А они ой как тогда были ему нужны. Владимир к проверке роту загонял, и сам устал, но на первой же проверке его разведывательная рота получила твердую хорошую оценку. А это для него была огромная победа.

Дронов им был очень доволен и однажды поинтересовался о приезде супруги с дочерью к нему. После чего Владимир получает отпускной билет и катит поездом в Читу, а оттуда самолетом в Омск на встречу со своей любовью. Хотел позвонить Марине да передумал, решил преподнести сюрприз. За ее молчание обида все-таки была.

Глава 4

Артем Шмелев. Мать.

Артем, как только узнал от жены Людмилы, что приезжал Зеленин и встречался с Цветковым по розыску Егора, почувствовал себя не совсем нормально, а тревожно и беспомощно. Его предвыписное настроение сменилось головной болью и нытьем плеча.

«Цветков отправил Виктора назад в деревню, – размышлял Шмелев, – а сам летит в Моздок. Ему сейчас звонить – только портить все. Странно, Виктор вернулся назад?» Обдумывая последнюю информацию от Людмилы, Артем понимал, какая беда свалилась в очередной раз на Зеленина. Находясь в стенах госпиталя, он знал, что помочь своему другу ничем не может, по крайней мере, больше, чем генерал Володя Цветков.

Артем стал внимательно смотреть по телевизору новости из Чечни. – Вот приземлился «Ми-26», из него выходят бойцы, видимо, прибыли на замену. Артем вспомнил снова тот «Ми-26», который 10 мая вез его в Моздок. Артем летел на Сахалин, на последнюю встречу с мамой. С КП седьмой тактической группы он, по распоряжению командующего, вертушкой добрался до Кизляра.

В Кизляре его ждал вертолет «Ми-26», где командиром был Валерий Петрович Павлов, а просто его звали в отряде Петрович. Петрович Артема знал по прошлой командировке и встретил его, как старого боевого друга. Зная причину срочного вылета, Петрович от себя и всего экипажа выразил свое соболезнование Артему.

– Ты, Тема, держись, тебе на Сахалин добираться, это не ближний край, мы вылетаем в Моздок, а там тебя сразу перебросят на Беслан. В Беслане «Тюльпан» от федералов грузится, это единственный рейс на Москву сегодня. Так что с Богом! – сказал Петрович.

Артем часто потом вспоминал Петровича, это благодаря ему он успел прибыть в Беслан. А дело пошло не по намеченному плану. Когда до посадки оставалось пятнадцать минут, то Петрович, уточняя у диспетчера, какой борт пойдет дальше, понял, что где-то произошел сбой, и вертушка на Беслан не запланирована. Командир Ми-26 принял решение самостоятельно идти на Беслан и об этом доложил диспетчеру в Моздок. Диспетчер возмутился и категорически это делать запретил. Петрович настаивал. Он знал, что до отправки «Тюльпана» остается час сорок, и ждать там одного полковника никто не будет, да и самолет не ВВ МВД, а с Министерства обороны. После некоторой перепалки с диспетчером командир самостоятельно, рискуя потерять должность, получить строжайшее взыскание и, в конечном счете, потерять все, что связано с авиацией, взял курс на Беслан. Артем, понимая, чем может все это закончиться, попытался изменить ход событий.

– Петрович, давай лучше в Моздок, а там я как-нибудь сам.

– Кончай Артем, – кричал Петрович, я этих деспетчеров знаю, и пугать никого не собираюсь, и мне надоело это постоянное дерганье людей, зажрались они там в Моздоке. Я еще перед вылетом объяснял им ситуацию, и по хрену, все у них там спокойненько и пристойненько, а тут человеку мать в последний путь проводить надо, – очень громко ругаясь, возмущался командир вертолета.

– Спасибо тебе, Петрович! – сказал Артем. Он понимал, что на карту поставлена честь и порядочность против разгильдяйства и похеризма, и первое в противостоянии этом редко побеждало сразу.

Но, не пролетев от курса и пяти минут, Моздок сообщил, что на 10-й площадке аэродрома их будет ждать «Ми-6», для отправки полковника Шмелева в Беслан.

Петрович и экипаж ликовали. «Ми-26» снова взял курс на Моздок. Артем тоже был рад, но знал, что за самостоятельный уход с курса по головке Валерия Петровича не погладят, хотя отошли они всего-то ничего. Все зависит, как поведет себя диспетчер Моздока. А быть может, они вышли на руководство авиацией и те, уточнив у Антонова, дали добро. Тогда все будет нормально. А как только приземлились, «шестерочка» на парах подхватила Артема, и сразу пошла на Бесланский аэродром. Армейцы, молодцы, ждали. После подъема Артема по трапу в «Ан-12», «Черный тюльпан» закрыл люки, уверенно вышел на взлетную и, набрав нужную высоту, взял курс на Москву.

От Москвы до Хабаровска лету восемь часов, без посадок на дозаправку. Шмелев вспоминал вылет из Чечни и думал: «Если б не командующий Антонов, то никуда бы сегодня не улетел». Оказывается, в Беслане борт ждал полковника два часа, так как ему дали вылет раньше в связи с прогнозом грозовых разрядов в северо-восточном направлении. А ждал, как сказал командир «Тюльпана», потому, что начальник авиации пообещал командующему Объединённой группировки Антонову, что дождется его полковника. Вот он, налицо генерал Романов. Стал бы «Тюльпан» дожидаться одного кого-то без особого на то распоряжения, пусть у него хоть вся семья умрет, когда у него на борту десятки трупов и десятки раненых. На войне многое по-другому, но чувство взаимопомощи, памяти, особенно оказание помощи раненому на иной высоте, чем на гражданке. Так что выполни командир самолета приказ из Москвы на срочный вылет, то и не успел бы Артем в последний раз повидаться и проститься с мамой. Дело в том, что на следующий день борта на Москву не планировалось вообще ни из Моздока, ни из Владикавказа, ни из Беслана. Редкий случай, но так получилось.

О генерале Романове Шмелев мог рассказывать часами. В этом человеке сочеталась организованность и собранность, требовательность с интеллигентностью и скромностью. По своему поведению генерал напоминал русского офицера, капитана Кольцова из кинофильма «Адъютант его превосходительства», которого замечательно сыграл артист Юрий Соломин. Всегда опрятен, спортивного телосложения Романов был настолько доступен и притягателен, что вряд ли кто сомневался в его искренности, честности и правильности. И эти постоянные перелеты на вертушках, «ползание» на транспорте в виде БТРа или танка по разбитым чеченским дорогам и бездорожью не согнули его, не пригибали его к земле, а наоборот, возвышали над тем, что пытались сфабриковать некоторые правозащитники, не говоря уже о врагах. Но интересно, что этим они вызывали еще большее уважение к командующему, у всех, от рядового до генерала.

Артем гордился тогда и гордится сейчас, что имел честь служить под руководством такого умного и настоящего командира-генерала.

Когда офицеры в Главном управлении Внутренних войск узнали о назначении командующим внутренними войсками Романова, Артем не заметил их единодушного ликования. Офицерский люд за это тайно и полутайно выпивал дня два и вспоминал добрыми словами бывшего командующего Куликова А.С. за выдвинутую вместо себя кандидатуру.

В Москве Артема встретил подполковник Билентьев из их отдела и вручил отпускной билет и деньги. В Хабаровске офицеры Восточного округа помогли первым рейсом улететь на Южно-Сахалинск. Время работало не на Артема, и если в Чечне еще было раннее – раннее утро, то на Сахалине день шел на убыль. Остается меньше суток до похорон мамы. Самолета до Александровска нет, они просто туда уже не летают, поезд идет поздно, в 23.15, и только в лучшем случае он сможет прибыть к пятнадцати часам домой. Это поздно.

Наталья, сестра Артема, проживающая в Александровске, сообщившая эту страшную весть о смерти мамы жене Артема Людмиле, с похоронами решила не затягивать, а все сделать по христианским обычаям и по просьбе умирающей мамы.

– Умру я дочка, то никого не ждите, покудова съедутся, хороните меня в полдень на третий день и без всякого оркестра. На памятнике не звездочку, а крестик поставьте. Все, что осталось от нас с Витей, пусть Артемушка разделит. Чует мое сердце, все приедут проститься со мной, вот только сынок мой дорогой сейчас очень далеко. Но Артем приедет, я знаю.

Наташа сидела и уже не перебивала мать, которая через несколько минут снова «уйдет в отключку». Смерть уже не днями, а часами подбиралась к Анастасии Ивановне. Уколы помогали, но ненадолго. Когда Наташа попыталась узнать, где Артем сейчас, мать ответила:

– На войне он, доченька! – и добавила: – Он живой, с ним ничего не случится, с ним Бог!

Когда Наталья узнала от Людмилы, что Артем в Чечне, то никак не могла понять, откуда у матери была такая уверенность и информация, ведь она почти ничего не видела и не могла читать, да и разговоров на эту тему не было. Хотя, что было удивляться, мама была часто предсказательницей. Она с точностью до часа могла предсказать неожиданных гостей, или письмо, или погоду на ближайшие часы и сутки. Нет письма от сына – месяц-два она будет молчать, а потом вдруг засуетится и скажет:

– А ну, Витя, выйди на улицу, там почтальонша идет, и письмо от сыночки несет.

Нехотя, по первости, выйдет к ограде Виктор, глянет на дорогу, а там и вправду почтальон идет.

– Здравствуйте, – скажет она и протянет письмо от сына.

С Южного выехали после двадцати часов на «УАЗ-469» с милицейского батальона внутренних войск в сопровождении бравого капитана, заместителя командира батальона по технике и вооружению. Водитель и капитан уже дважды поменялись местами. Дорога была тяжелая. Местами на перевале еще лежал снег и лед, много бегущих и размывающих дорогу ручьев. Где-то в районе четырех часов вождения за рулем уснул капитан. «УАЗ» потащило вправо к обрыву. Артем не спал и, несмотря на то, что мысли его были далеко от дороги, успел схватить руль левой рукой и отвернуть автомобиль от новой трагедии. Благо, скорость была не более пятидесяти километров в час. Капитан очухался, резко затормозил и остановился. Он, чувствуя свою вину, молча открыл дверцу и вышел освежить голову. Артем закурил и тоже вышел из машины. Небо наполовину было закрыто замершими черными тучами. Отдельные звездочки и всего два каскада от всех созвездий все-таки пробивали свой свет на сахалинскую землю. И снова Бог уберег Артема, а с ним и его спутников от смерти. Артем объяснил капитану, что дальше дорогу знает хорошо, что имеет свой «УАЗ», что абсолютно не хочет спать и то, что завтра, то есть уже сегодня у них с водилой будет еще много работы. Капитан подчинился и уступил место за рулем полковнику. Через четыре нелегких часа дороги Артем затормозил у своего дома на улице Луговой. На заднем сидении спокойно продолжали спать капитан и водитель.

Калитка открыта, дверь дома на крыльце распахнута, у крыльца крышка гроба и кругом тишина. Небо пасмурное, будка пустая, собак не видно. Артему стало не по себе. Ребята продолжали крепко спать в машине. Когда Артем открыл дверь в кухню, то сразу через проход в комнату увидел гроб с телом мамы. Он снял, свой берет и застыл в дверях, боясь пошевелиться, чтобы не нарушить эту звенящую грустью тишину дома, в котором такая она была впервые. Никто его не встречал. Не успел он это подумать, как в проеме появилась сестра. Она смотрела не то испуганно, не то удивленно, да и если б не военная форма, вряд ли она могла сразу признать в этом бородатом человеке своего брата. Они молча обнялись. Сестра тихо плакала. Артем прошел к гробу и поцеловал мать. Она лежала с закрытыми глазами, сильно похудевшая, красивая для своих лет и будто б улыбалась. Артем сначала сидел у ее головы молча, а потом сказал:

– Вот я и вернулся, мама. Прости, что не застал тебя, прости, что так долго не приезжал к тебе и не писал. Он не плакал, он не всхлипывал, слезы сами скользили горькими капельками по его щекам. Потом он осмотрел дом, и они вместе с сестрой стали обдумывать дальнейшие действия по похоронам. Сестра Артема работала в паспортном столе городской милиции. Начальник милиции полковник Николай Соломко выделил миллион рублей, по сегодняшнему это не более пятнадцати тысяч рублей. Однако это была хорошая материальная помощь. На эти деньги Наташа заказала кафе для поминок, а на свои сбережения гроб, атрибуты и венки от детей и внуков. Родственники, кроме Дербенёвых, не сильно раскошелились, они еще просто не подъехали, а в основном прибыли к выносу гроба из дома. Сестра говорила Артему: «Хорошо, Тема, что ты приехал и успел, а то бы я маму все равно похоронила сегодня, как она просила. И я бы не смогла сутки прокормить приехавших на похороны родственников».

Младшая сестра Артема Анна прилетела из Хабаровска. Меньше двух лет назад она похоронила своего мужа Евгения, трагически погибшего на реке Амур. Теперь одна воспитывала двух пацанов. А у Натальи тоже семейная жизнь не сложилась как надо. Муж ее Алексей был родом из Забайкалья. Всем был хорош, пока не пристрастился к спиртному. А как умер его тесть, которого он уважал и побаивался, то совсем с колес сошел. С работы выгнали. Стал таскать, на продажу, вещи из дома тещи. Мать последнее время находилась в их квартире, а Алексей жил в ее доме как охранник, где устроил притон алкашей, да и не только мужиков, но и женщин. Добрая такая душа у Алексея была, всех привечал. Наталья терпела, терпела и решилась на окончательный разрыв. Почти за месяц до смерти матери она выделила Алексею денег на дорогу, и они расстались. Алексей уехал в Бурятию, село Гунда, откуда и по сей день пишет жалостливые письма сыну Сергею о своем одиноком житье-бытие в тайге. Тайга, рыбалка, охота – это было выше всего того, что он смог нажить на Сахалине. Да Бог ему судья. До запоев это был добрый, отзывчивый человек. С Артемом они всегда дружили и как-то находили точки соприкосновения. Водка не одного хорошего человека сгубила.

Все начало рушиться, когда Артем похоронил в 1992 году, 18 апреля, отца. Отец с сыном были очень дружны, поэтому смерть отца для Артема была страшной трагедией. При каждой очередной встрече с родителями Артем и отец могли говорить и говорить всю ночь напролет. После похорон Артем почувствовал приближение новой эпохи, эпохи развала домашнего очага и отдаленности от родственников, так как отец-то и был тем главным связующим звеном семьи и родства. С 1992 года пошло и поехало, в 1993 году трагически погибает Евгений, муж младшей сестры Анны, в марте 1995 года разводится со своим мужем сестра Наталья, в мае этого же года умирает мама.

После похорон матери Артем жил в родительском доме, а после девяти дней выехал тем же «уазиком» в Южно-Сахалинск. Когда он сел в самолет и за бортом оставались сопки, лес и берег Сахалина, он понял, что разорвался мостик между ним и Сахалином, что нет у него теперь ни отца, ни матери. Он почти уткнулся в иллюминатор и тихо плакал, плакал от потери самых близких ему людей, от душевного расстройства, от бессилия что-либо изменить, от войны с погибшими и калеками, от разлук, от неустроенности в семье, от того, что творится в Стране, и, наверно, от усталости быть в напряжении, от ответственности. Все было в тот момент очень плохо.

Глава 5

Виктор Зеленин. Чечня.

Благополучно прибыв со спецназом в Ханкалу, Зеленин быстро врубился в обстановку, да и капитан Уваров мог четко, без лишней шелухи объяснить, что хотелось ему узнать. Бойцы, уточнив некоторые подробности о Самурае, попросили капитана организовать как бы мастер класс по рукопашному бою. Для этого они поставили небольшую палатку на десять человек, застелили землю в ней досками, которые спецназовцы тиснули из соседнего автопарка, сверху набросали маты, матрацы, тряпье разное и застелили все это брезентом с БМП-1, которая дожидалась отправки в капитальный ремонт. Получился такой аккуратный мини-спортзал. А Зеленин, с нетерпением ждавший каких-нибудь сведений от Уварова, согласился на просьбу бойцов позаниматься в мини-зале. И, как только к вечеру угомонились с обустройством, в палатке начались познавательные тренировки.

Виктору самому было интересно позаниматься с «профи», и еще он ради того, чтобы его никто из бойцов не подставил, готов был поделиься и отдать самое ценное, чем владел сам. Бойцы были подготовлены хорошо и схватывали тонкости приемов влет. Правда, проводили их на своих товарищах очень жестко. От недостаточности навыков и неумения контролировать силу болевых захватов и удержаний начали травмировать друг друга. Зеленин постоянно напоминал о том, чтобы сначала научиться в замедленном темпе правильно выполнять все элементы приемов и не испытывать на прочность сухожилий своих товарищей. Новая струя в качестве защиты спецназу понравилась очень. Особенно им понравилось, как это делал полковник! Он спокойно мог повалить даже самого забыковавшего бойца и, что характерно, никому не причинил ни одной травмы. Так чувствовать партнера мог только настоящий мастер. Всем было интересно. С каждой минутой, движением Зеленин завоевывал нормальный авторитет у спецназа. Когда закончилось занятие, наверно, каждый поймал себя на мысли, как здорово не помнить о войне, о том, что командировка только началась и впереди еще много испытаний и тревог.

Ночью, где-то около часа, Уваров разбудил Зеленина. Они вышли из палатки и отошли от нее шагов на двадцать, чтобы их никто не услышал. Уваров почти шепотом изложил обстановку:

– Недолго музыка спокойная, Степаныч, играла, недолго фраер танцевал. Это не к вам, это я просто так для начала разговора.

– Ладно, не томи капитан. Что нового из штаба?

– В четыре утра подъем, в пять выходим я и со мной 12 человек.

– Куда?

– Федералы проводят операцию вблизи одного аула, это километрах в двадцати пяти от Грозного. По нынешним дорогам не близко. Наша задача войти в соседнее село и там ждать команды на дальнейшую работу. Мы идем на двух БТР-70, ребята с 22-й Оброн (бригада оперативного назначения) на трех БМП. Но самое главное, товарищ полковник, мы идем в те места, где пропал ваш сын и его командир. Сопровождения на марше не будет. Вертушки будут на парах, но только по вызову, через первого. Вы пока остаетесь здесь со старшиной, и не высовываться. Если в случае обхода найдут, то я вряд ли смогу помочь.

– Стоп, капитан, ты меня недооцениваешь. Я могу пригодиться и в бою. А так, как мы выходим к тем местам, где был Егор, то зачем я тогда здесь?

– Это большой для всех риск. Да и что вы сможете узнать?

– Через местных можно прочухать некоторый «свет». Не всегда десантура попадает в засаду под полный расклад не в нашу пользу. А значит «духам» бальзам на душу. Они любят прихвастнуть перед своими односельчанами героическими действиями. Смотрите, какие мы крутые, нам и десантники нипочем. Кроме того, я знаю неплохо Коран, знаю традиции мусульман. Молитвами через Аллаха, для их же блага. Аллах Акбар! Обещаю послушание и максимальную помощь во всем. Буду признателен за оружие любое, хотя бы нож и пару гранат.

Уваров задумался. Достал сигарету и, пряча ее в ладони, стал курить.

Зеленин терпеливо ждал. Он уже знал, что капитан с характером и давления на себя не позволит.

– Ладно, бронежилет и все остальное получите у старшины. Я уже с ним на этот счет говорил. Отговаривать не стану. Все закручивается по полной резьбе. Но есть одно требование или просьба, как хотите, так и понимайте.

– Да, я слушаю, – быстро сказал Зеленин.

– Я командир группы! Ты мой боец! Я могу назвать тебя как хочу и послать тебя куда хочу. Никаких инициатив. Никаких привилегий. Вы поняли?

– Да, я понял, товарищ капитан, и обещаю. Слово офицера! Зови меня на «ты», так будет удобней и мне, и тебе.

– Хорошо.

– Есть и у меня тоже просьба. Будет, вдруг, заваруха и будут пленные, то пусть ребята поаккуратнее с ними. Мне нужна от них информация.

– Нам она тоже нужна. Операцию проводит ГРУ. Прошу не лезть без меня к ним на глаза, а то они ребята ушлые, вычислят быстро.

Операция.

Колонна из пяти бронированных машин не шла, а летела по такой плохой дороге. Зеленин не любил ездить в десантных отсеках, но его место было указано Уваровым, где он молча устроился на холодном откидном сидении. Но сидеть было невозможно от постоянного кидалово. Правой рукой он держался за рукоятку, а левой держал свой автомат. Полковник Зеленин поймал себя на мысли, будто едет он как курсант военного училища на учения, и пока у него одна задача: добраться до привала, а там будет обед. Назад их повезут в теплом автобусе. Уставший, он войдет в казарму, а там дневальный скажет: «Зеленин, тебе письмо». Виктор обветренными руками раскроет конверт, отойдет в сторонку и прочтет: «Здравствуй, дорогой и любимый Витя! Прошла неделя, как я отправила тебе письмо и не выдержала без общения с тобой больше ни дня, снова села поговорить через письмо. Я считаю каждый денек до нашей встречи. Родной мой, как ты там служишь, как учишься? Потом Виктор «летит», как только появляется время, в Ленинскую комнату и пишет все о себе, о взводе, о ребятах, уезжая в мыслях все ближе к Сахалину, к той, что так сильно его любит и ждет.

Вдруг так тряхануло, что все внутренности наизнанку. Мысли разом вернулись в БТР, а воспоминания не пропали, они вновь спрятались в голове до лучших времен.

Через полтора часа подъехали к поселку. Заглушили движки. Зеленин выглянул из люка, светало, лаяли две-три собаки, черные силуэты спецназовцев исчезали в сторону поселка. Наводчик наблюдал в прицел, молча покручивал башенку в разные стороны ручным приводом. Водитель устало откинулся на спинку сидения и мечтал затянуться сигаретой. Они были втроем и пока без дела. Скоро ноги начали мерзнуть. Зеленин посмотрел на часы, прошло двадцать минут, как ушел спецназ. А вот и первая очередь, взрывы гранат и снова длинные очереди.

– Ну, началось, заводи движок, водила, – сказал наводчик водителю.

Водитель завел двигатель. Наводчик включил электропривод, дослал патрон в патронник и приготовился. Зеленин сел на свое сидение и пока не знал, к чему быть готовым. Нет ни связи, ни команд, что там творится? Но по стрельбе и подымающимся черным дымкам можно было понять, где примерно идет бой. Вдруг БТР так качнуло и вдарило по ушам, что Зеленин, нагнувшись, увидел в тримплексе, справа, метрах в десяти от них, у изгороди, горящий бронетранспортер. Наводчик застрочил из пулемета. Зеленин, не отдавая себе отчет, что делает, сиганул из открытого люка на броню, перевалился через борт и упал на землю, чуть-чуть припорошенную снегом. Он сразу увидел как будто из земли выросшего «духа» с трубой в руке – гранатометчик. Также машинально Зеленин снял автомат с предохранителя, резко повернув его в сторону гранатометчика и нажал на спусковой крючок. «Дух» завалился. Рядом с ним вырос другой и, забирая трубу, вел бесприцельный огонь в сторону Зеленина.

Зеленин стрелял, но «дух» исчез. Тут из горящего БТРа послышался раздирающий крик. Интуитивно Виктор рванулся на крик, но сразу почувствовал только теперь в занемевшей ноге такую боль, что чуть-чуть не заорал на весь аул сам. Он понимал, что промедление смерти подобно, гранатометчик будет стрелять теперь в их БТР, а там двое бойцов. Превозмогая боль, он резко отполз в низину за бронетранспортером и вновь увидел целящегося духа, а рядом с ним завалились еще два и устроившие такой «тарарам», но Зеленин стрелял только в гранатометчика. Гранатометчик завалился вместе с трубой. Наводчик в «бэтере» молодец, стал помогать, и они вместе завалили еще двух бегущих вдоль забора. А двое, минутой раньше прибежавшие к гранатометчику с огневым прикрытием, смогли вернуться за забор. Виктор вдруг понял, что из недостроенного дома его видно, как на ладони, и он делает огромные усилия, чтобы пробраться к забору, благо уже из горящего бронетранспортера шел черный дым, прямо на этот домик, и, видимо, не было достаточной видимости у боевиков, чтобы расстрелять хромого стрелка.

Зеленин решил под дымовой завесой пробиться через дыру в заборе ближе к дому. С обратной стороны он сразу увидел трех духов, бегущих вдоль забора на него, и он почти в упор их расстрелял. Тут сразу из домика, не достав прицельно, пока Зеленина, «духи» прошивали забор через дым в решето. Виктор разглядел силуэт в окне и дал туда последнюю очередь из второго рожка, который переставил, отползая еще за бронетранспортер. А потом вдруг так жахнуло по забору, одни щепки полетели. Не выдержал, видно, «чех» и лупанул наугад. И оказался прав. Зеленин до боли вжался в землю, но поплыл и потерял сознание. Очнулся – все качается, и очень горько во рту. Но он слышит, почему он слышит нерусскую речь, ведь его контузило наверняка.

– Нет, это не чеченцы, это афганцы. Их-то язык он узнает и глухим.

– Он пришел в себя, – сказал один из душманов.

– Спроси у него, сколько вперед ушло солдат и кто они? – произнес второй.

Душман, наклонился к полулежащему Зеленину и с большим акцентом спросил по-русски:

– Ты кто? Зачем пришли? Сколько вас? Говори неверный пес.

Зеленин оценил обстановку. Это, видимо, афганские «духи».

Все, живым они его не отпустят. Это ясней ясного. Это конец.

Зеленин моментально сконцентрировался и понял, что ни руки, ни ноги у него не связаны. Видно, не успели, как только затащили его в дом, он пришел в себя, и они начали допрос. Их было трое. В проеме окна спиной к нему стрелял снайпер по отходящим из аула спецназовцам, и ему явно было не до пленного, второй был ранен и сам бинтовал себе ногу, автомат лежал рядом с ним. Третий, задав вопросы, схватил Зеленина за отвороты куртки и стал трясти его. И, конечно же, он сделал все неправильно. Они расслабились.

– Они рано расслабились, – подумал полковник – Все остальное произошло правильно и быстро. Резкими движениями рук Зеленин ударил «духа» по ушам. Тот откинулся назад, падая в сторону снайпера в проеме окна, а за ним летел «Самурай» и, переступив через него, нанес удар в открытую шею боевику. Мгновенно перехватив винтовку, Зеленин начал стрелять, сначала в снайпера, а потом, увидев направленный автомат раненного душмана, выстрелил, не целясь в него, последним патроном. Винтовка замолчала. Встать полковнику не получилось, боль сковала всю ногу, но, видя то, что бородатый, начинавший допрос, зашевелился, Зеленин, собрав всю силу, все-таки прыгает на врага и наносит ему удар правой рукой в челюсть. «Дух» затихает.

– Это удача, надо его связать. Афганские «духи» знают многое, очень живучие. Это язык! – размышлял Зеленин, а сам уже связывал ремнем от автомата руки пленнику.

В этот момент в проеме дверей появился спецназовец, это был капитан Уваров. Зеленин попытался встать, но все-таки боль настигла и его мозг, закружилась голова, и он, цепляясь за «духа», потерял сознание. Очнулся уже в том же бронетранспортере на подстеленном матрасе. Болела сильно голова, и тянуло ногу.

– Опять контузия, – подумал Зеленин.

Пятью минутами раньше пара вертушек забрала двух «двухсотых» и пять «трехсотых», трех из них очень тяжелых. Забрали и пленника, которого начал связывать Зеленин. Такого бойца, как «Самурай», с травмой ноги надо было тоже отправлять с вертушками, но Уваров не решился принять такое решение без согласия Зеленина, а тот был в отрубе. Пошла быстрая загрузка без остановки винтов, и почему-то Уварова не «толкнуло» к оказанию экстренной помощи «Самураю». Он как-то был за него спокоен и, вернувшись на БТР, увидел лежащего, но живого и даже подмигнувшего ему полковника.

Нет необходимости рассказывать читателю, что чувствовали бойцы, потеряв своих боевых товарищей, сколько горя еще войдет в дома родственников и любимых погибших ребят.

Вечная им память!

Они выполнили свой воинский долг, они погибли в бою героями. А вот по чьей вине, это вопрос. История разберется. Они, солдаты России, выполняли приказ.

В целом операция была выполнена успешно. Спецназ хоть и с потерями, но свою задачу выполнил. Потерь могло быть гораздо больше, не окажись в составе группы спецназа полковника запаса, боевого офицера, ветерана афганской войны Зеленина Виктора Степановича – «Самурая». Оказалось, полковник один уничтожил семь боевиков. Двух еще с помощью наводчика и одного пленил. За такое умение воевать – Героев дают. Но Зеленин ни в одной из воинских частей не числится. Уварову, по прибытии, в отчете пришлось выкручиваться и врать, а он этого не любил. Зеленин посоветовал капитану все подогнать под погибших, чтобы представить их к главным наградам посмертно.