скачать книгу бесплатно
– Да ладно тебе, – похлопал его гробовщик по плечу, – хоронить вас рано, успокойся. Я в этом-то деле толк знаю. Смотри, взял, так значит твоя. Имей ввиду. А то я разные смерти видел. Женщины – это одна сплошная мистика.
Сергей прошёл делать себе кофе, а Дима пошёл одеваться весь красный и испуганный этим скотом. Когда все оделись, Сергей закурил, попивая кофе из чашки. Ольга тоже у его попросила сигарету: у неё не было своих, потому что она редко их потребляла. Дима спросил:
– А что вы будете делать, когда борьба за здоровый образ жизни начнётся у нас в стране?
– Я не знаю, что начнётся у нас, но в Америке приняли две программы: на пачках печатают сведения о том, какая это гадость и фермерам, что выращивают табак платят деньги, чтоб было им после падения спроса на что жить, – сказал Сергей то, о чём уже все знали.
– Я, лично, курю редко, – сказала девушка, – однако всё реформирование в этом направлении будет выражаться в стремление наших снизить потребление населением табака – это однозначно.
– Поддерживаю, – сказал Дмитрий, – только на субсидирование торговых табачных компаний они точно пожадничают.
– Да, – сказал Сергей, – откажись иностранцы с нами торговать, и мы все точно бросим.
– А ты давно куришь? – спросила Ольга.
– Я ещё в армии закурил, после таинственных обстоятельств смерти моего товарища, – сказал Сергей, – подхватил дрянь какую-то и умер.
– А тебе сколько лет сейчас? – спросил Дмитрий.
– 26, – сказал Сергей, – я с армии 2 года назад вернулся. Кстати, что ты решил делать с технологией?
– Я не знаю, – схватился Дима за голову.
– У меня есть предложение, – сказал Сергей, глядя на Ольгу. Которая явно была заинтересована, – давай прямо Керимову и вернём это дело всё?
– Ты спятил? – раскрыл Дима широко свои глаза, – он общество поработит.
– А мы ему предложим своё исполнение внедрения технологии, – сказал Сергей, – понимаешь, наша жизнь любые обстоятельства формирует не случайно. Керимов не просто так сам организовал ваши исследования – если он смог вообще что-то здесь решить, значит он достоин попытаться это использовать. Люди просто нуждаются в том, что ты помог разработать.
– В чём эта нужда выражается? – спросил Дима.
– В их массовом бешенстве, которое ты в упор не замечаешь, – ответил Сергей, – может эта технология количество убийств хотя бы уменьшит. Что терять, если миллионы сейчас умирают в жутких мучениях, а мы сидим здоровые и кофе попиваем?
– То есть людям плохо, – позеленел Дима, – и ты всех решил угробить до конца?
– Да, – честно признался Сергей, – они бы тебе сказали спасибо только за облегчение своей невыносимой боли по факту.
– А вот если Керимов решит убивать тех, кто нормально живёт? – спросил Дима.
– А если он вообще никого этой тачкой не тронет? – спросил Сергей с иронией, – что если это всё твоя паранойя от веры в иллюзию добра? Что есть это добро, если ты согласен с тем, что люди в агонии, брошенные всеми страшной смертью мрут? Ты действительно веришь, что они настолько дорожат своей жизнью, что готовы принять подобное? Ты бы согласился умирать от рака, выгнанный из квартиры за неуплату?
– Что такое есть? – Дима начал бледнеть.
– Да, – сказал Сергей, – я его бесплатно хоронил, потому что в этой стране только скотина обитает бесчувственная.
– Мне даже жить стало страшно, – сказала Ольга.
– Ну так что ты решил? – спросил Сергей, – бегаем от него или действуем?
– Я сам с ним свяжусь, но на переговоры ты пойдёшь со мной, – сказал Дима, – Оль, если мы не вернёмся, обязательно подключи СМИ. Я оплатил номер на две недели вперёд, но бей тревогу, если нас тут не будет в течение суток.
– Поняла, – сказала девушка.
Дмитрий ушёл звонить, чтобы договориться о встрече, а Сергей с Ольгой продолжили весело и праздно разглагольствовать.
Дни в психиатрической больнице же шли своим чередом, всё сламывая волю местных пациентов: всё по режиму, всё следуя дисциплине учреждения – всем им была дарована школа тюрьмы, таящей истинное отношение к простым людям. Никто в этом обществе не свободен и потенциальная опасность девочек с необычной деформацией мышления, или, иногда, просто восприятия втягивала в уныние даже местных врачей, что дома часто вели личные исследования в погоде за мечтой всех превзойти и найти для них лекарство. Все они прекрасно это чувствовали, что некоторые врачи на самом деле им пытаются помочь, но не имеют здесь влияния прекратить над ними этот садизм, царивший на законодательно-нормативном уровне со времён СССР. Люди сами построили цитадели своего Ада, в которых их родные дети, подобно брошенному социальному мясу, в котором природа сделала ошибку прозябали во вполне настоящей тюрьме, где им разрешалось только спать, есть и немного читать – даже разговаривать друг с другом им часто запрещали, потому что звук их голоса раздражал медсестёр. Анастасия пребывала здесь в таких же условиях, ощущая, как от постоянного следования их указаниям, которые она не послушайся – получит транквилизатор, подкос своей собственной воли. Девочка личностно угасала и ломалась, обретая понимание реальной жестокости людей, включая своих родителей, что даже слезинки не проронили о том, что она здесь в таких условиях. Не знали ли они, или не хотели в это верить? Ведь эти реальные впечатление детей, вернувшихся оттуда могут и взрослого травмировать, потому что отражают отношение к нам со стороны государственной медицины. Даже в полной потере рассудка что могут ужасного сделать 14-летние дети, признавшие свой дефект? Я тоже видела разных: девочка убила бабушку топором и смеялась, но у неё психически не было дефектов, так как в этом случае они природно невозможны. Убийца может поддаться деформации мышления и мании, но волю больных такими формами, как шизофрения, обычно корректирует реальная природа и они инстинктивно не станут другого человека убивать. Я тоже это исследовала и завершила свои исследования – это вообще не болезнь, а человеку нужно дополнить развитие мышления, что стало шире, отражаясь неким «хозяином» и просто больше читать и считать, развивая постановку логики. Проблема не в таких детях, а лежат там в основном дети и небольшая доля взрослых и стареньких с деменцией – всех в одну кучу ложат, как брошенное умирать мясо и также к ним относятся. Нужно просто представить силу воли этих детей и понять, что тут на самом деле здоровый бы после возвращения просто молча совершил суицид, обретя это понимание. А все эти девочки, вместе с Анастасией, получая от природы новые силы, продолжали ждать свою свободу, покинув эту бетонную тюрьму по факту предназначенную просто отравить их таблетками, уколами, которые представляют собой разные вещественные формы нейронной блокады, как обезболивающее, но токсичней настолько, что сами врачи к ним бояться прикасаться. Они жили здесь только верой в то, что они отсюда выпустят, чувствуя себя виноватыми перед обществом за то, что они сошли с ума и стали уродами в глазах других людей и своих родителей. Однако ни сами эти дети, ни их родители, ни весь персонал эти учреждений не видели главное: они не видели свой садизм в отношении друг друга. Этот садизм пробивался сквозь их безразличие реальными словами и поступками, создавая новые и новые травмы и страдания. Все они жаждали прекращение это кошмара, тая каждый свою собственную сердцевину страха: кто-то жаждал улучшения условий в больницах, а получил лишь слухов о том, что их все вообще закроют, организовав стационарные центры; кто-то мечтал о том, чтобы в Америке на финансирование закупили медицинское оборудования, давшее американским больным отличный результат и восстановление жизни, но каждый день смотрел на санитаров, что держат в страхе толпы душевнобольных; сами санитары вообще себя часто чувствовали загнанными в колесо животными, которым эта работа даже не даёт опомниться от некоего транса, где в конце их вышвыривают на улицу с небольшой пенсией, а прочий персонал там жил лишь будущим повышением – ничего больше и желать не требуется. Никто не видел полноту этого безумия в отношении человека к человеку, даже если у него в голове есть отклонение: они же не убийцы, чтобы так с ними обращаться. Обвинение в потенциальной опасности убийства скорее касается тех, кто здоров, потому что эти люди в основе даже своего поведения склонны скорее к суициду, чем к тому, чтобы поднять руку на другого человека, который здоров и в отличие от них выживает самостоятельно. Если бы только в этих учреждениях это царило, но нет: это царило в каждом уголке России в разных формах и цветах.
За пределами этих больниц люди также пребывали каждый в своём капкане с клапаном из конца своего социального успеха. Жизнь человека сегодня зависит от человека, которому безразличны жизни остальных. Каждый русский уже был мёртв сегодня – все люди просто пока эксплуатировались кем-то. Кто богаче их самих, либо занял эти деньги. Всем казалось. То все украли и счастливы при этом. Нет, потому что воровство тоже вид займа. Это займ у государства. В этой стране беден каждый, потому что тем, кто правит никто не запретит отнять его имущество.
Другая волна капкана страха таилась в похожей на шизофрению ситуации – потеря репутации в обществе. Те, кто держался за это уже проиграли, потому все знали об их страхе и играли на этом в разной форме издевательства. Потеря репутации в обществе после проявления страха неизбежна – проще принять сам этот страх и учиться выживать одному. Почему? Потому что сегодня человек безразличен человеку. Любая потеря этого безразличия людей означает, что человеку нужно что-то, так как просто так люди вообще бы не общались. Они доказали это, творя друг с другом жестокие вещи не в чьих-то фантазиях, а прямо каждый день друг перед другом, часто ни говоря при этом не слова – достаточно оформить документы.
Эту истину знали все юристы, что со взглядами типичный полицейский имели в налоговой верных друзей и товарищей. Они общались, потому что понимали это – человек, не жив без человека.
Самые святые были единицы полицейских, что знали всё вышеописанное и не были к этому безразличны. Эти единицы одни понимали, что убить другого сейчас вообще никто не застрахован, каждый день одно и тоже обсуждая, и читая с криминалистами о криминале.
Массы простых людей так и продолжали жить, видя, как всё больше граждан теряет работы и начинает пытаться заработать мелочь обманом других, что тоже часто толкало многих совершать суицид каждый день.
Так эти больницы представали частью общества, что было Адом, а не жизнью – даже для самых богатых Рай не был достижим. Они могли о нём лишь мечтать, игнорируя страдания тех, с кем его должны были строить.
А я просто продолжаю жить, слушая людей и читая их предсмертные записи. Я тоже не вечна, но я знаю гораздо подробнее, на сколько ко всем людям жесток этот мир за то, что они не хотят его видеть. Никогда не верьте в рай, как что-то, чего здесь нет, потому что рай – это мир, в котором все мы живём сегодня. Ад – это адаптация человека к миру, как он есть, просто это всегда очень больно, а Рай нужно строить вместе. Он был недостижим для всех, потому что один человек стал врагом другому человеку.
Можно вести для интереса гипотетическую статистику: сколько от прозрения реалиев сегодня было суицидов. Моё мнение, что, хотя бы, один-два каждый день бывают, а вот у животных ноль. У меня, кстати, есть чёрный кот и очень люблю мою зверину, даже если он кусается. Даже если друг другого вида, он всё равно твой друг и товарищ. И бывает, что, когда плохо, человек не может поддержать, а кот обязательно это сделает, мурлыча рядышком. Для многих такие друзья их собаки – здесь тоже самое. Даже если, порой, никого нет, надо уметь видеть своих друзей. Пусть они даже не люди. Многие знают, что животные не столь глупы, как считается – если понаблюдать, они искусные психологи, если это коты, и хранители идеала дружбы, если это собаки. Все люди даже не подозревали, что многим спасает жизнь только их собака или родной кошак. Эти зверюшки для нас на самом деле важны – они не просто так даже во многих религиях считаются священными животными. Они даруют человеку некую эмоциональную поддержку, как бы его защищая. Просто есть такое – любишь их и всё.
Люди проживали в России свои маленькие жизни и читали в новостях и видели фильмы про американцев, что устраивают в трейлерах красивые путешествия по своей стране. Никто не видел их кошмар рынка недвижимости в этом, даже экономисты, что поняли процесс в цифрах и экономических законах. В Америке с людьми без жилья зажиточное население просто делилось, помогая им приобрести хотя бы трейлер. Там просто человек не был волком человеку, потому что исторически вместе строили и осваивали эту страну. В свободу там никто даже не верил, а националистов считают просто кретинами в состоянии зомби. И в России люди бы могли помочь тем, кто остался без жилья, но предпочитали умолять правительство о помощи, надеясь, что текущая политика не производится намеренно. Они просто ошибаются – они непременно всё сделают как надо. Ведь, как же люди? Как же люди? Как же мы?
Всем безразлично – и в России, и в США к людям относились одинаково. Просто в отличие от России в США люди были больше образованны и знали основу иерархии: не бросай человека своего положения, потому что иначе останешься один. И они не всегда могли помогать друг другу, но, когда они могли хотя бы выслушать, они стремились помочь хотя бы в поиске решения, а русские просто унижали того, кто поддался слабости.
О сравнении условий в больницах для людей с психическими деформациями даже речи нет – всё же там их биологическим мусором люди открыто не считают, потому что это тоже люди и всё.
Среди русских почти в каждом умер коммунист.
Дмитрий во всю корпел над настройками оборудования небольшого андронного коллайдера, получив периферийные аппараты отечественного производства в полевых условиях от команды учёных, также нанятых Сулейманом. Подключение и сопоставление аппаратуры, включая тестирование занимало много времени и требовало огромной чёткости каждого действия и мысли Дмитрия. Он записывал каждый проводник, каждое гнездо подключения, каждый радиатор и новые подобные приспособления на периферийных составляющих, не имеющих ещё даже названия. Он потратил на это восемь часов и, после того, как подключил специальных пульт, что походил на обычную металлическую клавиатуру, он запустил коллайдер.
Сергей с Керимовым, что сидели в соседней комнате и обсуждали проблему востребованности ритуальных услуг в России с большим увлечением, прибежали за звук вращения частиц в сложнейшем аппарате.
– Работает, Сулейман, – сказал Дмитрий, – осталось только задать координаты и направление пространственного потока. Содержание потока я буду программировать через квантовый компьютер, а массы, например, сформируют из некоего вдохновения новую модную тенденцию.
– Ха-ха-ха! – засмеялся Сулейман властным смехом, – так это действительно возможно?
– Ну, попробуем, – сказал Дмитрий, – учитывая расстояние, они не умрут, а только отреагируют на изменение потока пространства. Моими исследованиями формирования человеком его мысли это доказывают.
– Только бросать курить людям не внушай, – жалобно попросил Сергей.
– Так! – сказал возбуждённый Керимов, – давай! Пробуем. Пиши содержание: заставить Владимира Владимировича Путина нужно купить себе в шутку гроб. Прямо чтобы сам купил требуется. Это социальный эксперимент. Дальше формируешь обстоятельства, чтобы фирма, где он его приобретёт сообщила о том в СМИ.
– Зачем СМИ? – спросил Дима, – здесь есть транслятор. Мы получим фрагменты его реакции через преобразователь пространственных потоков, а он картинку на специальном моноблоке выведет – вот тот прибор, напоминающий банку.
– Это преобразователь? – спросил Керимов.
– Да, – сказал Дима.
Мужчины принялись шалить, словно маленькие дети с ново крутой игрушкой, с которой другие не умеют играть. Дмитрий был весь красный от смеха, который усердно сдерживал, когда писал содержание пространственного потока, а Сергей с Керимовым ему подсказывали. В этот момент, словно самому миру с ними было жутко интересно…
Дело было сделано и поток был запущен. Поток пространственного изменения проявлялся в течение суток – все расслабились и пережидали…
Ольга думала, сидя в номере о будущем России, глядя в любимый смартфон. Сейчас в Америке сигареты облагаются значительным налогом в связи с принятыми министерством к исполнению государственными программами. Даже сравнивая общественные системы сходство поражает. Они друг у друга учатся или просто договорились ещё при Горбачёве? Странно всё это… Очень странно, но всё же… Эта тенденция означает, что они неизбежно в будущем здесь реализуют приблизительно тое самое? Кто-то сказал бы: «Кто знает…», но я уверена, что так оно и будет. Если сейчас 2008 год и меры только планируются. То значит, они просто хотят понаблюдать за тем, как это сработает в Америке. Они просто ждут, чтобы не совершить ошибку. К тому же, наше население увеличение цен не потянет – люди и курить перестанут в этом случае.
Ольга была песчинкой великих мыслителей России 2008 года, что были одержимы уже в это время страхом знаний о неизбежном будущем…
Прошли сутки… Наши герои с Керимовым уже стояли перед транслятором и наблюдали онлайн происходящее. В этот день Президент проснулся, одержимый скукой это обыденности… Власть, обязанности, сражения – столько дел и никакого продыху. Он уже не молод и не вечен… Чтобы сказали люди, купи он себе гроб… Да что они скажут? Они бы в очередь на его место встали. Стоп. А ведь, резонно… а сколько его врагов бы повелось на это? Это же гениальный метод узнать их отношение по факту обычной шутки! Он улыбнулся и позвонил своему сотруднику с просьбой заказать ему гроб и опубликовать в сети очередные статьи о его обыденной жизни. Народ уже привык читать о нём бредовые вещи: люди это посчитают очередным фарсом, но вот его драгоценные коллеги отлично умеют отличать качество публикаций. Он словно помолодел в этот момент, решив устроить игру на вшивость своим потенциальным врагам, который видел падальщиками, ждущими его слабость в будущем.
Как прекрасны мужчины, покоряя природу. Нет такой женщины, которая этих идиотов бы не любила, когда они, как маленькие дети радуются своим новым открытиям и достижениям. Женщина, даже если бы открыла новое, она бы сохранила хладнокровие – эта детская радость маленького ребёнка, победившего слона свойственна именно мужчинам. В этом их природная красота.
Транслятор выдал и этот звонок, и сигналы мыслей Президента. Керимов вскрикнул:
