скачать книгу бесплатно
Пьющие чудо
Кирилл Князев
Дамы и господа! Добро пожаловать в Канву. Только здесь у вас появляется шанс прожить вторую жизнь, подзаработать, пережить невероятные приключения, влюбиться, не боясь за репутацию… и умереть столько раз, сколько захочется.
Конечно, за это придётся заплатить Канве. Ну да это будет не скоро, и совсем не больно. Итак, бескрайние леса, кишащие зверями, дикари, золото, Чудо, города и замки – а может быть и собственная уютная ферма, о которой вы давно грезите! – всё это ждёт вас. Осталось только закрыть глаза.
И узнать, насколько вы больны.
Кирилл Князев
Пьющие чудо
© ЭИ «@элита» 2015
* * *
Врываясь в манящей КАНВЫ круговерть,
Получишь сполна, так, как видишь картину —
Одним – кружева суждено разглядеть,
Другим – лишь смертельный узор паутины.
Но всё же, шагнув по тропинкам КАНВЫ,
Напившись свободою алых рассветов,
Здесь видя свои потаённые сны,
Навеки останешься пленником клеток,
Где каждый твой шаг – это чёткий стежок…
Ты, собственноручно узор вышивая,
Словами, поступками, нитью дорог,
Уходишь в КАНВУ, о Земле забывая…
Глава 1, часть первая
Любому греху можно найти оправдание. Кто-то скажет, что это низко, мерзко. Что это слабость. Я, как старатель, скажу: это единственный способ остаться в здравом уме. Не стоит чураться этого простого приёма. Вы обязаны перед обществом быть психически здоровым человеком.
Из блога Ткача.
Ветер белкой скачет по колючим еловым лапам. Качает острые пики верхушек. Мчится дальше, волнуя зелёное море леса. Над ним – янтарная лента заката. Она тает на размытой границе между ночью и днём. Но даже здесь видны бледные огоньки звёзд.
Ночь близко.
Пламя, танцующее на поленьях, дрожит, встревоженное касанием ветра. Столб сизого дыма изгибается, ложится на землю, укрытую ковром жёлтой хвои. Скользит в мою сторону. Ест глаза.
Ругнувшись, я поворачиваюсь спиной к костру.
Сколько ни гуляй по лесам – к дыму привыкнуть невозможно. Кулаком утираю выступившие слёзы.
Гадство.
Вот моим спутникам хорошо. Лежат себе на прогретой земле, кутаются в спальники. Совсем рядом со мной – Данил. Мужчина тридцати лет, с красивым смуглым лицом, редеющими тёмными волосами. Сложение у него мощное – видно даже под толстой утеплённой тканью. Сильным людям здесь всегда рады. Но Дану я рад не поэтому. Просто хороший надёжный человек. Настоящий друг, словом.
Возле мужчины сопит, повернувшись друг к другу спиной, парочка. Хомяк и Аня. Совсем молодой парень – мальчишка, даже для меня. И девушка постарше. Моя ровесница. На первый взгляд – совершенно разные типажи. Он – с длинным худым лицом, светлыми волосами, тонкой линией губ. Сейчас веки сомкнуты, но я знаю, что глаза у него – голубые. Она – с круглой симпатичной мордашкой, широкими скулами, чувственными полными губами. Глаза у неё карие. Сегодня Анна забрала волосы в пучок. Вне похода по хрупким плечам струится пепельно-русый каскад.
Красивая девушка. Парень, наверное, тоже. Уже сейчас ясно, что его худоба, угловатость – явление временное. С возрастом пройдёт.
Пара контрастная. Не подумаешь, что родные брат и сестра.
Ветер стихает. Отрываю взгляд от мирно спящих товарищей. Наблюдать за пляской огня куда увлекательнее. Но в тишине, свалившейся на лес, слышу отчётливый хруст надломленной ветки. Натренированный слух подсказывает, что это – не галлюцинация, какие бывают, когда ждёшь беды. И не потрескивание костра. Я даже могу угадать расстояние: метров двадцать отсюда. Совсем рядом.
Лес полон жизни. Хруст в нём – явление обыденное. Может, птица сорвалась с ветки. Или пробежал ночной зверь. А может, свалился на землю сухой сучок.
Но… Земной лес и лес здешний – вещи разные. И птица, и зверь могут стать причиной преждевременной кончины. Умирать в Канве не так страшно, как на родине. Но сейчас наша группа не может себе этого позволить.
Поэтому я снова делаю вид, будто дым попал в глаза. Как бы невзначай, носком сапога задеваю спящего Дана. Мужчина вздрагивает. Открывает глаза. Но головы не приподнимает. Взглядом указываю на темноту, царящую меж замшелых стволов. Данил через спальник пинает Хомяка. Хомяк продолжает мирно спать. Тогда мужчина, скорчив кровожадную гримасу, повторяет движение. Белокурый, по-змеиному зашипев, возвращает пинок, и только после этого пяткой будит сестру.
Всё, команда проснулась. Я притворно-скучающе вздыхаю. И в следующее мгновение вскакиваю с места. Прыжок – пролетаю над костром, лица касается огненный жар. Земля мягко пружинит под ногами, ладони цепляются за шершавую кору ветки. Движением заправского кавалериста седлаю колючую лапу.
Место под лагерь я выбрал не случайно. Где ещё встретишь такое удобное гнёздышко на случай неприятностей?
Левая рука тянется к грудному карману – здесь у меня лежат средней мощности снаряды. Правая ложится на пояс. В ладонь, будто сама, впрыгивает рукоять рогатки. Вкладываю испещрённый отметинами камешек в кожаное «седло».
На Земле, может быть, рогатка – игрушка для малышни. В мире Канвы не только лес и живность, само оружие выглядит иначе.
Какое-то время ничего не происходит. Секунды три-четыре, наверное. Всё так же горит костёр, отбрасывая алые блики на мирно лежащих в спальниках ребят. Отсюда они смахивают на куколок гигантских бабочек.
А затем чащу разрывает надсадный треск. Кто-то, не таясь, ломится через кусты орешника. Темнота исторгает гибкое хищное тело зверя. Он, будто пародируя меня, опускается на землю возле огня. Сжимается в комок, готовясь к прыжку. Что ж, надо отдать должное: отсюда, не напрягаясь, хищник собьёт меня с ветки. Для такой туши скакнуть на два метра, садануть когтями по слабой человечьей плоти – раз плюнуть.
Но зверь молод. Он теряет время, выискивая меня среди хвои.
В свете пламени бликует рыжим красивая шкура. Роскошный хвост в нетерпении метёт опавшие листья. Желтоватые глаза сверкают под массивным лбом. Уши прижаты назад, на волчьей морде – хищный оскал.
– Ты мой хороший…
Рывком натягиваю резинку рогатки. Зверь сообразил, что больше мешкать нельзя. Могучим прыжком он отрывается от земли… щелчок – камушек, шурша, несётся навстречу горе мышц. Заряженный рукодельницами снаряд ударяет как раз промеж полных звериной ненависти глаз.
Простой камень, на родине, срикошетил бы, оставив хищнику на память обидную шишку. Но, слава Богу, я не воюю простыми камнями.
Рядом будто кто-то щёлкнул затвором фотоаппарата со вспышкой. Я на долю секунды слепну, инстинктивно прижимаюсь, ожидая получить когтистой лапой по незащищённому лицу. Но вместо боли чувствую кожей волну тёплого воздуха. Слышу глухой удар.
Ко мне возвращается зрение: перед глазами скачут огненные зайчики.
Громадное волчье тело бьётся в судорогах на углях костра. В темнеющее небо рвётся стайка искр, полянка усеяна догорающими головешками. Света мало, но я вижу, как выныривают из спальников члены команды.
Данил первым настигает оглушённого зверя. Взмах топором – обсидиановое лезвие опускается на массивную волчью шею. В наступившей тишине отчётливо слышен глухой стук – будто не живое мясо рубят, а банальные поленья.
Хомяк не спешит присоединяться к Дану. Он вскидывает над головой руку, словно балерина, кружит нелепое фуэте.
– Хома, едрить! – ору я. – Не смей!
Поздно. Разбросанные уголья начинают разгораться, освещая миниатюрное поле битвы. Будто разом зажгли десяток факелов. К макушкам сосен, гудя, поднимаются огненные нити фейерверков. Я зачарованно провожаю их взглядом, против воли жмусь спиной к стволу. Шумные ракеты, выписав причудливые вензеля, одна за другой обрушиваются на дёргающуюся звериную тушу.
Дан чудом успевает отскочить. На меня пышет жаром: ни дать ни взять кто-то открыл зев кузнечного горна.
Рыжая шкура волка вспыхивает, испаряется, обнажая клетку чернеющих рёбер. Ещё секунду пламя держится на костях, затем гаснет.
Лагерь погружается в непроницаемую темноту.
– Пироман доморощенный! – ругается внизу Данил. – Маньяк! Ты чего творишь?
Хорошо, когда рядом талантливый стихийник. Плохо, когда у таланта дурная голова. Не парень, а средоточие контрастов!
Спрыгиваю на землю. Конечно, и от меня Хомяку бы влетело на орехи. Его счастье – некогда.
– Я думал, ты не справишься, – растерянно говорит Хома. – Вот, решил поддержать…
– У войны не женское лицо, – сварливо отзывается Аня, – у неё твоё лицо, братец! Ты нас чуть не кремировал!
Опускаюсь перед тлеющим звериным телом на колени.
– Мне нужен свет, – говорю. – Быстро.
От вони горелой шерсти мутит. Плохо. Концентрация для меня сейчас важнее всего на свете.
– Сейчас бу… – начинает Хомяк, но мы дружным воплем «Нет!» обрываем его.
– Я сама, – дрожащим от волнения голосом произносит Аня. – Ты, Хомочка, лучше в сторонке побудь.
Над горелой тушей с жучиным гудением вьётся рой здоровенных, с грецкий орех, светляков. Первое время света от них немного. Но затем зеленоватые лампочки на брюшках разгораются, и я вижу не только чернелый костяк, но и бледные лица друзей.
– Хватит? – спрашивает девушка.
– Нормально.
Мы смотрим на обожжённую тушу. Каждый из нас видит её по-разному. Дан, к примеру, наблюдает обожжённый скелет – то, что должен видеть любой нормальный человек. Хомяк наверняка различает на останках нити пламени – от них, невидимых для меня, до сих пор идёт жар. Для элементалиста это обыденная картина.
Так же, как привычно Анне видеть рассыпающиеся нити жизни. Для пряхи, близкой к тонким материям Канвы, это более чем естественно.
Я же – старатель. Я не вижу ни жизни, ни смерти, ни материи утка, из которой соткан этот мир. Вообще, мы мало чем отличаемся от обычников. Кроме малюсенького отклонения: я, и подобные мне, видим Чудо.
Это просто. Я вижу там, за стенками рёбер, где некогда билось могучее сердце хищника, рубиново-красный клубок. Обычный клубок нитей, вроде тех, из которых вяжут, к примеру, свитера.
Чудо не может выглядеть по-особенному. На то оно и Чудо.
Я протягиваю ладонь меж рёбер. Без труда нахожу конец невидимой для ребят нити. Привычным движением наматываю её на рогатку.
То, что я вижу сейчас – Чудо жизни. Как и любое из чудес этого мира, оно доступно для всех. Будь ты человек, или зачарованный жук, что кружит сейчас над моей головой. Чудо может быть добрым – и не очень. Но, так или иначе, им пользуются все.
Но мы, старатели, используем его по-другому.
– Материал, – говорю я, – несите скорее. Нить рассыпается.
Маленькое Чудо хрупко. И тает мимолётно.
Возле моих колен плюхается груда всякого мусора. Шишки, обглоданные косточки подстреленного вчера зайца.
Грубо стискиваю ладонями неряшливо намотанную пряжу. Давлю, будто под пальцами у меня не чистая энергия – горло врага. До ушей доносится слышное только мне эхо стона, плача. Кожу на руках начинает нещадно жечь, словно я сдуру растёр её красным перцем.
Поочерёдно беру вещи, накануне отобранные мной под материал. Жжение с каждым прикосновением начинает слабеть, мусор, напротив – наливается призрачным светом. Я рушу, ломаю Чудо. Перевариваю его в то, что дороже всего.
Кроличьи косточки на глазах обращаются серебром.
Да, вот такая у старателей профессия. Делать из Чуда металл. Иногда – драгоценный. Впрочем, для Канвы подойдёт и железо. Здесь его иным путём добыть сложно.
Последние обрывки нити уходят на маленькую сосновую шишку. Перед глазами проносятся картинки чужой жизни: рождение, бесконечные пейзажи, наваливаются звуки, запахи. Наконец, я вижу финальный прыжок волка, нить заканчивается.
Меня бьёт озноб. Хорошо, что разрушая Чудо, я не запоминаю увиденное. Мозг сам выбрасывает лишнее – не будь этого, давно бы лишился рассудка.
– Ого, – говорит Дан, опускаясь рядом со мной. – Золотая! Ты посмотри! А другие – серебряные. По качеству что скажешь?
– Ничего ценного, – отвечаю. – Но шишка получилась знатная.
Принимаю из рук Данила тяжёлый металлический самородок. Золото в точности повторило все контуры шишки. Видны чешуйки, веточка.
– Отчего так?
Я некоторое время молчу, разглядывая маленькое сокровище:
– Последние дни он жил особенно ярко. Вот почему.
Говорить на эту тему не хочется. После каждого сеанса старательства я чувствую себя ужасно. Будто душу вынули, прошлись грязными сапогами, вернули на место. Хочется отмыться от всего этого… но разве отмоешься? Некоторые вещи не стереть мочалкой. Мыло не счищает копоть с души.
– Я-то думал, у красных волков не бывает скучных дней, – проговорил Хомяк. – Это ведь Кэ-Вэ?
– Он самый, – кивает Данил. – Хорошо, что у этих тварей есть дни неудачные.
Он подходит к телу, там, где чернеют крылья костей бедра. В зеленоватом свете я вижу, как Дан вынимает из-за голенища нож, резким движением отрезает волчий хвост.
– Жене на воротник, – говорит он, заметив мой взгляд.
Улыбаюсь.
Интересно, есть у него подружка здесь, в Канве? Помимо работы мы общаемся только в мире Земли. Здесь встречаемся ради походов. Ну, или выпить иногда. Настоящей жене, которую я видел пару раз, он этот хвост дарить не станет. Не сможет.
Органику на Землю не протащить. Против законов Вселенной не попрёшь. Вот золото без проблем вытянет. Собственно, потому-то мы и ходим вместе. Костяк нашей команды. Я и Данил. Старатель и мул.
Некоторым людям везёт: имеется способность сливать два мира воедино. Они могут вытянуть из мира грёз металл. Их здесь и называют мулами. Дан очень талантлив. Его знают и уважают многие. Мул, способный вытянуть до трёх килограммов драгметаллов из Канвы, по-своему гениален.
Другим на роду написано вытаскивать сокровища граммами.
