скачать книгу бесплатно
Сосредоточившись на обратном пути, Мендельн не сразу заметил странную, совершенно неожиданную перемену погоды. С утра день был довольно ясным, безоблачным, но теперь на западе, точно предвещая нешуточную грозу, начали собираться тучи, да и ветер заметно усилился.
– Странное дело, – пробормотал Ахилий, очевидно, тоже заметивший перемену погоды только сейчас.
– Уж это точно.
Ветер, да и погоду вообще, брат Ульдиссиана мерил не охотничьей меркой, как спутник, но с точки зрения скорости и направления воздушных течений и прочего тому подобного. С наблюдениями за погодой сообразовывал он все стороны крестьянской жизни, и тут уж даже Ульдиссиан, знавший о погоде одно – как она сказывается на посевах да на скотине, а по поводу умствований брата вечно качавший головой, вынужден был признать: да, в кои-то веки Мендельн придумал нечто, малость облегчающее каждодневный труд.
Тучи быстро сгущались. О странностях погоды Мендельн не сказал Ахилию больше ни слова, но, стоило лучнику на шаг опередить его, оглянулся назад, в сторону камня.
Оглянулся… и призадумался.
* * *
Ульдиссиан тоже заметил странную перемену погоды, однако отнес ее на счет тех самых капризов природных стихий, к которым, крестьянствуя, давным-давно попривык. Думал он об одном – чтобы Мендельн, куда бы Ахилий его ни уволок, поскорее вернулся в деревню. По всему судя, братьям и без того предстояло проделать часть пути домой под дождем. Тучи, внезапно собравшиеся над головой, предвещали грозу необычайной силы, но Ульдиссиан надеялся, что гроза малость повременит, подождет, и лишь после обрушит на землю всю свою мощь. Если до ливня им с Мендельном удастся хотя бы миновать развилку в низине, где дорогу часто заливает, дальше все будет в порядке.
Сидя на козлах, крепко сжимая вожжи, он вглядывался в даль – туда, куда, по словам Серентии, ушли Мендельн с Ахилием. Должны же они заметить то же, что и он, и сообразить: пора возвращаться… по крайней мере, Ахилий уж точно должен!
За ожиданием в памяти снова всплыло лицо, обрамленное золотом. Да, Ульдиссиан видел красавицу-аристократку всего дважды, и то мельком, но знал, что лицо ее забудет не скоро. И дело тут было не просто в красоте, очень даже запоминающейся сама по себе, но в манере держаться и разговаривать. Имелось в этой аристократке нечто, внушавшее невольное стремление оберегать ее, как никого другого… будь то хоть младший брат в дни смерти родных.
«Лилия…»
Это имя крестьянин мысленно повторял снова и снова, наслаждаясь его почти музыкальной красотой.
В небе зарокотал гром, заставив вернуться из прошлого в настоящее. Вспомнив о Мендельне, Ульдиссиан поднялся, чтоб лучше видеть, что там, впереди. Теперь-то оба наверняка вот-вот вернутся в Серам…
И тут его внимание привлекло нечто зеленое, мелькнувшее на опушке, но вовсе не лесная зелень охотничьего наряда Ахилия. Нет, эта зелень отливала изумрудом, что тут же заставило Ульдиссиана вскинуться, напрочь забыв о брате и друге.
Лилия медленно шла к лесу, прочь от безопасных пределов деревни. Судя по ее безучастности, она, вполне возможно, даже не замечала угрожающе хмурящихся небес. А ведь грозы в эти краях могли в один миг разгуляться так, что рвали с корнями деревья…
Спрыгнув с козел, Ульдиссиан привязал повозку и побежал догонять аристократку. Устремился он за Лилией отчасти потому, что тревожился о ней, а отчасти из-за какого-то странного волнения. Разумеется, насчет собственных шансов на благосклонность особы ее происхождения он вовсе не заблуждался, однако при мысли хотя бы о новой встрече, о разговоре с красавицей-аристократкой сердце в груди застучало, как бешеное.
Едва Ульдиссиан вновь увидел ее, ветер усилился вдвое, но, несмотря на буйство ненастья, Лилия по-прежнему словно не замечала ничего вокруг. Губы ее были поджаты, взгляд устремлен под ноги – очевидно, отягощавшее ее думы бремя весило немало.
Как Ульдиссиан ни спешил, а догнать ее смог, только порядком углубившись в лес. Приблизившись, рослый крестьянин протянул мускулистую руку, но тут же опомнился: пугать девушку сверх нужды ему ничуть не хотелось.
Не видя иного выхода, Ульдиссиан звучно откашлялся.
Лилия резко выпрямилась и оглянулась на звук.
– Ах, это ты!
– Прощенья просим, миледи, но…
На губах ее тут же заиграла робкая улыбка.
– Я же сказала: для тебя я – Лилия. Той, кем я была прежде, мне больше уже не стать. Однако, – добавила она, видя недоумение Ульдиссиана, – как же мне называть тебя, сэр крестьянин?
Ульдиссиан и думать забыл, что сам ей так и не представился.
– Я – Ульдиссиан, сын Диомеда.
Тут новый раскат грома напомнил ему, что творится вокруг.
– Ми… Лилия, не стоит тебе здесь гулять. Похоже, гроза назревает нешуточная! Укройся-ка лучше, скажем, в таверне. Таверна – одна из самых крепких в Сераме построек.
– Гроза?
Подняв взгляд к небу, Лилия словно впервые заметила перемену погоды. Тучи сгустились настолько, что день едва не обернулся ночью.
Рискуя навлечь на себя ее возмущение, Ульдиссиан, наконец, взял Лилию за запястье.
– Да, и, сдается мне, времени у нас – всего ничего!
Но Лилия устремила взгляд в другую сторону… и миг спустя негромко ахнула.
Взглянув туда же, куда и она, Ульдиссиан не увидел ничего примечательного. Однако аристократка застыла на месте, словно увиденное потрясло ее до беспамятства.
– Лилия… Лилия, что там?
– Кажется, я… кажется, там… но нет…
Крестьянин шагнул к ней, встал рядом, но и после этого никаких причин для тревоги разглядеть не сумел.
– Где «там»? Что ты такое увидела?
– Вон! – воскликнула Лилия, указывая в сторону особенно густых зарослей. – Я… кажется…
Как ни велик был соблазн попросту увести ее в деревню, а сюда воротиться после грозы, столь бурная реакция внушила Ульдиссиану тревогу: что ж там такого страшного? И тут ему разом вспомнился Мендельн. Мендельн, не вернувшийся из лесу до сих пор.
– Останься здесь.
На ходу вынимая нож, Ульдиссиан двинулся к зарослям.
Подлесок становился все гуще и гуще, а дикие травы порой достигали пояса. Как Лилии удалось там что-либо разглядеть, он не понимал, но был уверен: страхи ее не напрасны.
Стоило ему приблизиться к нужному месту, волосы на затылке поднялись дыбом. Охваченный ужасом, дюжий крестьянин едва не попятился назад.
Ноздри защекотал слабый, но тошнотворный запах, немедленно вызвавший в памяти воспоминания о чуме, о судьбе родных…
Подходить хоть на шаг ближе отчаянно не хотелось, и все же Ульдиссиан шагнул вперед.
Открывшаяся картина заставила крестьянина пасть на колено – только так ему и удалось удержать в желудке недавний обед. Нож выскользнул из пальцев, совершенно забытый перед лицом ужасного зрелища.
На клочке земли у подножья первых деревьев распростерлось то, что было некогда человеком (по крайней мере, упавшему на колено Ульдиссиану показалось именно так). Торс убитого был умело рассечен снизу доверху – примерно так же крестьянин рассек бы тушу забитой коровы. Заливавшая все вокруг кровь местами превращала землю в багровую топкую грязь. Потроха жертвы частично вывалились наружу; над источающей жуткую вонь поживой уже кружили целые полчища мух.
Похоже, взрезанное вдоль туловище показалось убийце не слишком ужасным: горло убитого тоже было рассечено, но не вдоль, а поперек, да так, что в рану свободно вошел бы кулак. Листья и прочий лесной сор украшали залитое кровью лицо, точно некое причудливое, устрашающее праздничное блюдо. Приглядевшись к убитому так и сяк, Ульдиссиан решил, что человек этот – примерно его ровесник, с черными волосами, слипшимися от запекшейся крови – ему незнаком.
Только остатки разодранных в клочья одежд и позволили Диомедову сыну понять, кому же настолько не посчастливилось. Одного цвета риз для этого было вполне довольно, а уж символ ордена миссионера сомнений не оставлял.
Убитым был брат Калиджо, пропавший служитель Церкви Трех.
Сдавленный вскрик за спиной заставил крестьянина вздрогнуть. Обернувшись, Ульдиссиан увидел позади Лилию, уставившуюся на жуткое зрелище во все глаза.
Внезапно красавица побледнела, закатила глаза под лоб, так, что зрачки их совершенно скрылись из виду… и начала оседать наземь.
Вскочив на ноги, Ульдиссиан ухитрился поймать ее за миг до того, как она упадет, и замер с бесчувственной девушкой на руках, не зная, что делать дальше. Наверное, об убийстве следовало кому-то сообщить – к примеру, капитану Тиберию, командующему серамской стражей, да и деревенскому старосте, Дорию, тоже узнать об этом не помешает…
Но тут аристократка на руках застонала, и Ульдиссиан решил, что первым делом следует позаботиться о Лилии.
По счастью, нести ее рослому, широкоплечему крестьянину оказалось нетрудно. Шел Ульдиссиан как можно скорее, стараясь не подвергать опасности драгоценную ношу. По пути он постоянно смотрел под ноги: всякий неверный шаг мог завершиться падением.
С великим облегчением Ульдиссиан добрался до деревенской околицы. В небе по-прежнему грохотало, но гроза пока не началась.
– Ульдиссиан!
Услышав оклик, крестьянин споткнулся, едва не выронив Лилию, но удержал равновесие и оглянулся на голос.
При виде спешащих к нему Мендельна с Ахилием великий страх в сердце рассеялся, исчез без следа. Оба явно тоже только что воротились в деревню. Мендельн слегка запыхался, а необычайная бледность Ахилия, надо думать, вполне могла бы сравниться с бледностью старшего из Диомедовых сыновей… хотя о его жуткой находке Ахилий наверняка знать не мог.
– Там, позади, в лесу – мертвое тело! – прорычал Ульдиссиан, как только оба остановились рядом. – На опушке, где лес начинает густеть!
– Несчастный случай? – пробормотал охотник, не сводя глаз с ноши крестьянина.
– Нет…
Ахилий угрюмо кивнул, наложил на тетиву вынутую из колчана стрелу и без колебаний направился в ту сторону, куда указывал Ульдиссиан.
– А с ней что? – спросил Мендельн. – Кто это? Ранена?
– Просто сомлела. Она тоже видела тело, – пояснил снедаемый недобрыми предчувствиями Ульдиссиан.
Он надеялся, что Лилия вот-вот очнется, но та по-прежнему безжизненным грузом покоилась у него на руках.
– Может, к Джорилии ее отнести?
Джорилия была серамской целительницей, преклонных лет женщиной, кое-кем полагаемой чуть ли не ведьмой, но всеми уважаемой за мастерство в своем ремесле. Именно она давала братьям травяные снадобья, по крайней мере, немного облегчавшие страдания захворавших родных. И Ульдиссиану, и Мендельну она помогла куда больше, чем все молитвы на свете, взятые вместе.
Ульдиссиан покачал головой.
– Ей просто надо бы отдохнуть. Должно быть, в «Кабаньей голове» у нее имеется комната, вот только… вот только нельзя же ее в таком виде туда с парадного хода тащить…
– В таверне есть задняя дверь, совсем рядом с лестницей, ведущей наверх, – куда спокойнее, чем всякий другой в этаком положении, сказал Мендельн. – Ты внесешь ее со двора, а я войду с улицы, тихонько переговорю с Тибионом и выясню, какая из комнат занята ею.
Предложение брата показалось Ульдиссиану разумным.
– Так и сделаем, – с облегчением выдохнул он.
Мендельн окинул его пристальным взглядом, возможно, заглянув в душу брата куда глубже, чем бы тому хотелось. Для младшего из Диомедовых сыновей Лилия была совершенно чужой, однако Ульдиссиан явно знал ее лучше.
Решив отложить объяснения на потом, Ульдиссиан поспешил к таверне. Мендельн, нагнав его, зашагал рядом. Занятые делом, оба умолкли.
Благодаря внезапному ненастью, от изумленных встречных прятаться не пришлось. Сие обстоятельство Ульдиссиана порадовало, но в то же время и раздосадовало не на шутку: да, ему хотелось благополучно доставить Лилию в таверну, однако о зверском убийстве следовало поскорей сообщить властям. В конце концов он рассудил, что стражникам либо старосте обо всем наверняка расскажет Ахилий, и на том успокоился.
Едва они подошли к «Кабаньей голове», Мендельн двинулся дальше, а Ульдиссиан обогнул дом со двора, отыскал заднюю дверь и после некоторых ухищрений внес аристократку внутрь, ни на миг не выпустив ее из рук.
Внутри он, не тратя времени даром, направился к деревянной лестнице. По счастью, немногочисленные гости таверны как раз отвернулись к брату, очевидно, нарочно подгадавшему с появлением так, чтобы войти одновременно с Ульдиссианом. Взбегая по ступеням наверх, Ульдиссиан услышал, как Мендельн приветствует нескольких завсегдатаев чуточку громче обычного.
Наверху крестьянин остановился и принялся ждать. Казалось, в ожидании прошла целая вечность, но вот, наконец, младший брат поднялся к нему.
– Нет у нее здесь комнаты, – сообщил Мендельн, – так что пришлось договариваться с Тибионом, чтоб предоставил и на наш счет записал. Ты ведь не против?
Ульдиссиан, кивнув, обвел взглядом двери пяти комнат для постояльцев.
– Которая?
– Вот эта, – отвечал брат, указывая на одинокую дверь в стороне от других. – Там будет спокойнее.
Взглянув на брата с мрачным одобрением, Ульдиссиан знаком велел отворить дверь. В захолустном Сераме комнаты для проезжающих были обставлены более чем скромно. Кроме деревянной кровати под опущенным пологом, стола и кресла у единственного окна, другой мебели внутри не имелось. Под вбитыми в стену крюками для плащей и прочей верхней одежды было оставлено место для сумок или сундука постояльца.
Последнее Мендельн заметил еще до того, как Ульдиссиан успел хоть что-то сказать.
– Должно быть, ее пожитки – там, у караванщиков. Давай я дойду до Серентии, и мы позаботимся о них?
Втягивать в это дело дочь Кира очень не хотелось, но других вариантов Ульдиссиану в голову не приходило.
– Давай.
У порога Мендельн приостановился и, встретившись с братом взглядом, спросил:
– Откуда ты ее знаешь?
– Случайно познакомились, – коротко ответил Ульдиссиан.
Слегка помедлив, Мендельн кивнул и вышел, а крестьянин, бережно опустив аристократку на кровать, задержался, чтобы еще раз взглянуть на нее. «Что же могло заставить ее странствовать по миру в одиночку?» – подумал он, вновь пораженный совершенством ее красоты. Ведь среди множества богатых аристократов для Лилии наверняка нашелся бы достойный супруг. Может, она в кровном родстве с каким-нибудь потерпевшим поражение кланом магов? Это могло бы все объяснить…
Едва он подумал об этом, Лилия открыла глаза, ахнула и поспешила сесть.
– Что… что случилось?
– Ты помнишь лес?
Вновь ахнув, Лилия прикрыла губы ладонью.
– Так, значит… так, значит, все это было правдой? Все, что я… видела?
Ульдиссиан кивнул.
– И ты… и ты принес меня сюда… только где это мы?
