Право крови

скачать книгу бесплатно

Открывшееся его глазам зрелище исполнило душу гнева пополам с ненавистью. На лицах односельчан, согнанных в стадо, как скот, отражался страх и смятение. Вокруг, направив на них оружие, с мрачными минами стояли охранники инквизитора.

Но куда хуже – намного, намного хуже – оказалось то, на что были устремлены взгляды односельчан. У разрушенного колодца, перед главным охранником инквизитора, стоял на коленях Мендельн. Еще один латник стоял рядом, не позволяя Ульдиссианову брату подняться. Кто-то разорвал рубаху Мендельна сзади, и теперь вдоль спины брата, точно лента, тянулась длинная багровая полоса.

Багровая полоса, оставленная длинным плетенным из кожи бичом главного над охранниками.

Наконец-то заметивший Ульдиссиана, поборник Собора Света приготовил бич к новому удару.

– Сдавайся добром, Ульдиссиан уль-Диомед, не то я буду вынужден причинить твоему брату еще большие муки!

Эти лживые речи – заявление, будто в новом ударе бичом по Мендельновой спине будет виновен он, Ульдиссиан – лишь разъярили крестьянина сильнее прежнего. Эх, вот этих бы сейчас бичом – всех, кто осмелился бичевать его брата…

Бич начальника охраны изогнулся змеей, взвился в воздух, точно подхваченный внезапным порывом ветра. Изумленный, истязатель дернул оружие на себя, книзу, но вместо этого плетеный кожаный ремень бича обвился вокруг его шеи.

Мужчина потянулся к бичу, чтоб размотать его, однако бич в тот же миг туго сдавил его горло. Вытаращив глаза, начальник охраны инквизитора выпустил рукоять, ухватился за ремень обеими руками, коротко, сдавленно всхрипнул.

Охранник, стоявший к Мендельну ближе всех остальных, бросился выручать командира, на бегу вкладывая оружие в ножны. Однако его рука вдруг повернулась так, что клинок, пройдя мимо ножен, каким-то непостижимым образом выгнулся кверху и вонзился в тело охранника чуть ниже кирасы.

Ошеломленный, с обагренными кровью ладонями, охранник покачнулся, навалился на своего начальника, а тот, страшно пуча глаза, в отчаянии дергал, рвал с горла чудовищную удавку. Наконец раненный собственным клинком осел наземь подле Мендельна, в ужасе шарахнувшегося прочь, а поборник Собора Света в последний раз захрипел и присоединился к собрату по вере. Бич так и остался туго затянутым на его шее.

– Ульдиссиан! – откуда-то сзади крикнула Лилия. – Берегись остальных!

Покосившись вбок, крестьянин увидел уцелевших охранников инквизитора, сбегающихся к нему. В глубине души Ульдиссиану захотелось пуститься наутек, но ярость пересилила страх, и он устремил гневный взгляд навстречу вооруженным противникам, посмевшим запугивать мирных крестьян во имя своей непорочной секты.

Один из бегущих споткнулся, поднял руку с оружием, и…

Острие его клинка вонзилось точно под подбородок охранника, бежавшего рядом. Воин, забулькав горлом, упал, а, падая, выронил собственное оружие, удачно подвернувшееся под ноги еще одному из охранников. Споткнувшись, охранник развернулся в воздухе на пол-оборота и рухнул, ударившись об утоптанную землю затылком. Слышно хрустнула кость, и инквизитор замер с нелепо, неестественно вывернутой головой.

Однако за это время остальные охранники взяли в кольцо Ульдиссиана, смотрящего на них, как на паразитов, пожирающих его урожай. На его взгляд, от полевых вредителей эти слуги Собора не отличались ровным счетом ничем. Ульдиссиан вспомнил, как однажды обнаружил в хозяйстве зараженный паразитами целый амбар зерна. Способ избавиться от вредоносных тварей, не дать им размножиться, добраться до остального урожая, был только один. К этому-то способу он и прибег – сжег амбар, сжег дотла, вместе со всеми паразитами…

Спалил их всех без остатка…

Охранник, оказавшийся впереди остальных, пронзительно завопил, выронил меч и в ужасе уставился на собственные пальцы, чернеющие у всех на глазах. Никто и моргнуть не успел, как его руки обуглились, жилы и мускулы обернулись пеплом, и даже кости темнели, темнели, пока не истаяли вовсе.

Когда руки охранника обратились в прах, его самого постигла та же участь. Лицо мужчины сморщилось, все тело затряслось, латы утратили блеск, почернели, точно брошенные в пылающие угли пекла. Охранник пронзительно завопил, но его вопль оборвался, едва язык рассыпался в мелкое крошево.

Следом за языком исчезли глаза, с ужасающей бесповоротностью стекшие в глубины глазниц. Рассыпавшееся в прах, почерневшее тело рухнуло наземь грудой костей, задымившихся и тоже распавшихся на угольки.

Товарищи, не успевшие даже разинуть рта в страхе перед его судьбой, пали с ним вместе. Их предсмертные крики, перешедшие в визг, оказались недолги, смерть же была ознаменована лязгом о землю пустых лат да оброненного оружия.

Лишь после того, как все они обратились в пепел, Ульдиссиан опомнился, пришел в себя… и, потрясенный, уставился на чудовищную картину, коей по сию пору не мог в полной мере связать с самим собой. Однако не мог он отрицать и охватившего его пламенного гнева – гнева, обращенного им на злосчастных охранников-инквизиторов.

Над Серамом нависла неестественная тишина. Кое-как оторвав взгляд от жутких останков, Ульдиссиан повернулся к брату, замершему в паре шагов от него. Тяжко дыша, очевидно, все еще страдая от боли, причиненной безжалостным ударом бича, Мендельн взирал на старшего брата с отвисшей челюстью.

– Ульдиссиан, – наконец-то сумел прошептать он.

Но Ульдиссиан уже перевел взгляд за его спину – туда, где, по-прежнему сбившись в кучу, хотя всех их пленителей постигла смерть, стояли остальные серамцы. В глазах их крестьянин не видел даже малой толики облегчения – один только страх.

Страх перед ним…

Бывшие пленники негромко зароптали. Стоило Ульдиссиану протянуть к ним руку, все, как один, отодвинулись от него прочь.

Видя это, Ульдиссиан, в свою очередь, отступил на шаг назад. Оглядевшись вокруг, он увидел и прочих жителей деревни, мало-помалу выбравшихся из укрытий. Все эти люди, которых он знал с самого детства, взирали на него точно так же, как и освобожденные пленники.

– Я ничего такого не сделал, – пробормотал сын Диомеда, скорее, себе самому, чем кому-то еще. – Ровным счетом ничего, – чуть громче прежнего запротестовал он.

Но жители Серама, ясное дело, смотрели на все иначе. Теперь они твердо верили: да, это он прирезал обоих миссионеров. Как же им было этому не поверить? На их глазах одного человека поразила молния, другой был задушен собственным же бичом, и остальные погибли в манере, которую никому на всем свете не придет в голову назвать заурядной!

Тут Ульдиссиан заметил невдалеке Тибиона и двинулся к хозяину «Кабаньей головы». После гибели Диомеда старик, можно сказать, отца ему заменил. Кто-кто, а Тибион должен бы понимать, что…

Однако приземистый, коренастый хозяин «Кабаньей головы», закаменев лицом, не слишком скрывая тревогу и отвращение, безмолвно покачал головой и подался назад.

Кто-то потянул Ульдиссиана за рукав. Мендельн…

– Ульдиссиан… идем-ка отсюда, – морщась от боли, прошептал брат. – Идем отсюда, да поскорее!

– Я должен вернуть их в разум, Мендельн! Не могут же они всерьез верить, будто…

– Сам видишь, верят. По-моему, даже я в это верю, но дело не в том! Оглянись вокруг! Для них ты больше не Ульдиссиан! Для них ты – тот самый изверг, которым ославил тебя мастер-инквизитор из Собора! И это все, что они сейчас видят!

Мучительно морща лоб, Ульдиссиан огляделся по сторонам, но увидел только все те же мрачные лица.

Из-за угла вышел Дорий… а с ним и Тиберий. Рука капитана стражи висела на перевязи, поперек его правой щеки тянулась свежая царапина. Следом за ними шли те самые стражники, которым было велено запереть старосту в доме.

Капитан Тиберий и оказался тем, кто, наконец-то, заговорил с Ульдиссианом.

– Замри, Ульдиссиан, не двигайся. Даже не шевелись, будь оно все проклято – только руки сложи за спиной, и…

– Не виноват я во всем этом! Не виноват! – возразил крестьянин, с самого начала твердо уверенный, что все его оправдания снова пропадут даром. – Ты меня всего-навсего выслушай…

– Вокруг расставлены лучники, – в нетерпении перебил его Дорий. – Прошу тебя, Ульдиссиан, прислушайся к голосу разума…

Крестьянина охватила дрожь. Никто, никто не желал его выслушать! Умопомешательство окружало его со всех сторон. Все видели в нем, в Ульдиссиане, только душегуба, чудовище.

Отвлеченный сумбуром в мыслях, он едва не проморгал украдкой поданного Тиберием знака. Тут ему разом вспомнились слова старосты. Лучники… Те, кто еще недавно были его друзьями, скорее, убьют его, чем поймут, в какую он угодил передрягу…

– Нет! – воскликнул Ульдиссиан. – Нет!

Земля задрожала. Люди вокруг попадали с ног. Что-то свистнуло в воздухе у самого его уха.

В то время, как весь Серам заходил ходуном, чья-то рука потянула Ульдиссиана прочь. Однако рука та принадлежала не Мендельну – Лилии.

– Это наш единственный шанс! Уйдем отсюда!

Не в силах, да и не желая ни о чем больше думать, крестьянин покорно последовал за ней, к околице. Никто вокруг не мог устоять на ногах, однако и Ульдиссиан, и аристократка бежали, как ни в чем не бывало.

Кто-то окликнул Ульдиссиана по имени. Как Лилия ни волокла его за собой, Ульдиссиан оглянулся и увидел позади Мендельна на четвереньках. Брат явно пытался нагнать их, однако его постигло то же несчастье, что и всех прочих серамцев.

Не обращая внимания на протесты Лилии, крестьянин бросился назад, за Мендельном. Схватившись за руку старшего брата, Мендельн тут же уверенно поднялся на ноги. Крепко сжимая его ладонь, Ульдиссиан потянул младшего за собой, подальше от общей неразберихи.

– Кони! – заорал Мендельн, перекрикивая шум. – Коней надо взять!

Ульдиссиан приготовился возразить: нет у них, дескать, времени, чтоб лошадьми разжиться – тем более, не одной, а целыми пятью, но вдруг, обогнав их, мимо пронесся конь. За первым конем последовали еще несколько – под седлами, в упряжи цветов Собора Света. Все они без раздумий устремились в лес… прямиком в руки поджидавшего их Ахилия.

Искусный в обращении с животными, охотник без труда поймал сразу трех. Еще одного удалось изловить Серентии, а вот пятого она упустила.

Ульдиссиан остановился перед охотником, и двое давних друзей пристально взглянули один другому в глаза.

– Убираться отсюда надо, – заговорил, наконец, Ахилий, передавая крестьянину поводья двух из трех пойманных коней. – Убираться, да поскорее. И не возвращаться, пока они не образумятся.

Однако оба прекрасно понимали: этому не бывать никогда. Да, Ахилий с Серентией могли бы вернуться в деревню, и воротятся, если Ульдиссиану удастся настоять на своем. А вот самому Ульдиссиану – и, по вине кровного родства с ним, Мендельну, – похоже, придется распрощаться с родным домом навеки.

– Коней у нас только четыре, – выдохнула дочь торговца. – Ульдиссиан, мы с тобой можем…

– Ульдиссиан, с тобою поеду я, – вмешалась в разговор Лилия. – Она же вольна выбрать любого из трех остальных коней.

Казалось, Серентия готова затеять спор, но Ульдиссиан, едва услышав слова аристократки, не мешкая, вернул одни из поводьев Ахилию. Охотник без промедления передал узду Мендельну, уставившемуся на нее так, будто ремни обернулись ядовитыми змеями.

– По коням! – скомандовал лучник всем остальным. – Сдается мне, землетрясение на убыль пошло!

И верно: суматоха в Сераме мало-помалу стихала. Ульдиссиану сделалось интересно, возобновит ли земля судорожные биения, если он того пожелает, однако сын Диомеда тут же принялся ругать себя на все корки за то, что хотя бы помыслил о подобных вещах. Виноват он в случившемся хоть сколько-нибудь, или нет, а раненых и даже погибших из-за всех этих событий уже набралось более чем достаточно. Пожелать того, что может снова подвергнуть людей опасности, казалось ему почти столь же ужасным, как и те преступления, в которых он был обвинен.

Ульдиссиан обвел взглядом немногих, оставшихся рядом. Самой невинной из них, конечно, была Серентия. Уж ей-то наверняка можно вернуться домой сейчас же, не дожидаясь никаких перемен.

– Серри! Ступай назад, в деревню! Тебя, скорее всего, никто с нами не видел! Возвращайся к отцу с братьями, и…

Серентия упрямо поджала губы.

– Ни за что, пока не удостоверюсь, что ты в безопасности!

К немалому удивлению Ульдиссиана, Ахилий решил поддержать не старого друга, ее.

– Ей лучше всего уехать с нами – на время, пока в Сераме не угомонятся. Все, хватит болтать!

– На юго-восток! – ни с того ни с сего предложила Лилия. – Едем на юго-восток! Там безопаснее всего!

Незнакомый с юго-восточными землями, Ульдиссиан вопросительно взглянул на охотника, однако Ахилий только пожал плечами. Он если и отъезжал от Серама дальше, чем спутники, то ненамного.

Лилия потянулась губами к самому Ульдиссианову уху. От ее дыхания веяло приятной, воодушевляющей теплотой.

– Доверься мне, – прошептала она. – На юго-востоке…

– Ладно! На юго-восток, так на юго-восток! – буркнул он остальным. – Главное – подальше от этого сумасшествия…

Руки аристократки обхватили его за пояс, висок коснулся спины, и Ульдиссиан уль-Диомед пришпорил коня. За ним (Ахилий – последним) тронулись все остальные.

«Все разрешится, – мысленно убеждал крестьянин себя самого. – Все разрешится». Так ли, иначе, а он во всем разберется и снова заживет прежней, привычной жизнью – хотя, наверное, уже не в Сераме. Все его связи с односельчанами разорваны навсегда. Он никогда больше не сможет довериться им, а они никогда больше не доверятся ему. Память об обвинениях в его адрес, пусть даже неявно, останется с ним на всю жизнь.

А вот где-нибудь в других краях Ульдиссиан запросто сможет начать жизнь заново, позабыв обо всем, что случилось в Сераме. Что нужно крестьянину? Клочок земли да крепкие руки. Руки имеются, земля найдется. На этой земле он выстроит новый дом – и, может статься, побольше, в расчете на семью. Лилия многим пожертвовала ради него, а если так, выходит, он для нее что-то да значит, несмотря на всю разницу в происхождении. Вместе, вдвоем, они оставят прошлое позади и начнут строить новое будущее.

Начнут… если, конечно, Церковь с Собором позволят.

Глава шестая

Для ночлега они остановились у обочины горного тракта. Вдали виднелись бескрайние джунгли, окружавшие более обжитую центральную часть кеджанских земель. Естественно, раздобыть какой-нибудь дичи на ужин выпало Ахилию. Мендельн принялся разжигать костер, а Серентия с Ульдиссианом направились в разные стороны, поглядеть, не найдется ли рядом воды и съедобных ягод. От всего сердца радуясь поводу сосредоточиться на чем-то еще, кроме собственных невзгод, крестьянин в изгнании забрел дальше, чем договаривались. Тишина поросших лесами склонов впервые за многие дни исполнила сердце покоя. Правду сказать, он наслаждался этой тишью так, что лишь изредка вспоминал, зачем отправился в лес.

Однако покой его внезапно нарушил шорох палой листвы. Рука Ульдиссиана сама собой потянулась к ножу, который он давным-давно потерял.

Но едва он осознал собственную промашку, шуршавший листьями бросился прямо к нему. Сердце его затрепетало, но не от страха – от радости.

– Прости, – негромко сказала Лилия, глядя в его лицо снизу вверх. – Я и сама испугалась! И мне… мне так захотелось оказаться рядом с тобою, Ульдиссиан…

От прикосновения ее белых, точно слоновая кость, пальцев кровь ударила в голову. В лучах луны, пробивавшихся сквозь густую листву, глаза Лилии замерцали, точно сами звезды.

– Здесь нечего бояться, – заверил ее Ульдиссиан, смакуя прикосновение. – Завтра дела пойдут на лад, вот увидишь.

Аристократка заулыбалась.

– Как глупо… ты утешаешь меня! Ульдиссиан, ведь это твоя – не моя жизнь в опасности…

– Серам остался далеко позади. Вскоре там обо мне позабудут.