скачать книгу бесплатно
– Да, конечно, давай.
Остальные как-то странно переглянулись между собой, но Лян Се было уже всё равно. Пожалуй, это страшнее, чем идти в бой, однако и там, и тут нужно просто сделать первый шаг, поборов свой страх. Так что она выдавила из себя улыбку, помахала рукой и, опережая Хару, вышла из палатки. Тот, чуть задержавшись, последовал за ней.
Они шли рядом друг с другом по лагерю. Вокруг сновали люди, завершая последние приготовления к грядущему сражению. Лян Се шагала довольно быстро в сторону холмов, окаймлявших луг с восточной его стороны, на склонах которых размещались позиции лучников и стрелков из самострелов. Хару не отставал от неё. Они молчали и между ними неизменно оставалось расстояние в один-два шага. Со стороны можно было подумать, что это идут офицеры, занятые каким-то своим делом.
Так, не проронив ни слова, они достигли склона ближайшего холма и поднялись на него, оставив в стороне и внизу укрепления. Они забрались на самый верх, откуда в ясную погоду, наверное, открывалась довольно приятная глазу картина: широкое поле, раскинувшееся по равнине, окруженное с одной стороны невысокими холмами, с другой, откуда должен был появиться неприятель,– рощицами. Однако сегодня всё скрывалось в густом тумане, и два одиноких человека словно бы оказались в каком-то бело-сером пространстве, в котором стороны света теряли своё значение.
Молчание становилось невыносимым, и первым не выдержал Хару:
– Сколько нам ещё идти? Лян Се, о чём ты хотела поговорить со мной?
Она замедлила шаг, остановилась и обернулась к нему.
– Ты помнишь ту ночь в купальне? – спросила она. – Я поцеловала тебя тогда. Ты ушёл, потом вернулся. У меня тогда сердце замерло: я подумала, что ты передумал. Как я обманулась!
– Да, я помню ту ночь, – кивнул Хару. Тон его был ровным и спокойным.
– И я помню, – подхватила Лян Се, – так всё странно тогда было. Ты сказал мне про свою жену, что она умерла. Прости меня, что напоминаю о ней.
Хару сделал какой-то неопределенный жест, который, вероятно, должен был означать, что всё в порядке, и он готов слушать собеседницу дальше.
– Хару, – продолжила Лян Се, пытаясь перейти в наступление, – ведь ты свободный мужчина и мог бы вновь быть с какой-нибудь женщиной.
Вновь никакого ответа, лишь короткое пожатие плечами.
– Ты ведь понимаешь, что я хочу сказать тебе, Хару? Проклятье, кажется, я люблю тебя, – не выдержала Лян Се и выпалила последнюю фразу, наподдав при этом по кучке прошлогодних листьев. Они были мокрыми и почерневшими, не имевшими ничего общего с красивыми желтыми и красными листьями осени, которые так излюблены поэтами.
Хару остановился рядом с Лян Се, положил ей руки на плечи и заглянул в глаза. Да, глаза у неё, пожалуй, это единственное, чему могла бы позавидовать любая придворная красотка.
– Лян Се, – проговорил он, тщательно подбирая слова, – мы вместе с тобой через многое прошли, как товарищи по оружию, и я должен быть честен с тобой. Прости меня, но я не могу ответить тебе тем же.
Она дёрнулась, пытаясь робко высвободиться из рук Хару. Тот продолжал:
– Пойми меня правильно. Я не могу ответить тебе тем же, не потому, что не нахожу тебя привлекательной или ты совсем не волнуешь моё сердце. Вовсе нет. Когда я заглядываю вглубь него, то оно говорит мне, что ты мне не безразлична. Но любовь ли это? Я не знаю.
Он обнял её, скорее по-дружески и отпустил, хотя она и не пыталась более отстраниться от него. На её глазах блеснули слезы, она легко смахнула их рукой.
– Товарищи по оружию, – повторила она печально, – вот мы кто с тобой.
– Думаю, это совсем не плохо, если вспомнить о том, что изначально я был твоим пленником и ты угрожала мне виселицей, – попытался пошутить Хару.
– Может и стоило вздёрнуть тебя, – не то шутя, не то серьёзно проговорила женщина задумчиво. – Меньше было бы у меня переживаний.
– У меня тоже, – согласился с ней Хару.
Они замолчали. Лян Се спросила:
– Давно умерла твоя жена?
– Да, но я часто вижу её во сне, она будто бы и не покинула меня.
– Но это всего лишь сон, а жизнь идёт своим чередом. Если слишком часто и много всматриваться в сны, то можно сойти с ума.
– Совершенно верно. Было время, мне так и казалось, что действительность ускользает от меня, теряет смысл.
– И ты до сих пор любишь её? Постой-ка, Кицунэ, верно?
– Люблю. Она не была простой женщиной, даже не была человеком в обычном понимании. Сложно объяснить, просто взгляни на нашего с ней сына. Все свои необычайные умения Шима получил от матери.
– Она была колдуньей?
– Нет, пожалуй. Её отец – оборотень-лис, а мать – дух реки.
– Похоже на сказку.
– Ты сама видела, что делал Шима, и это вовсе не сказка.
Между ними вновь повисла пауза, и они медленно побрели обратно к лагерю. Туман чуть-чуть приподнялся над землей и стал уже не таким плотным. В одном месте на небосклоне можно было с трудом даже различить светлое пятно солнца.
– Значит, вы отправляетесь сегодня же? – спросила Лян Се, чтобы прервать тягостное молчание, лелея несбыточную надежду на то, что Хару останется.
– Да, нам нечего ждать. А ты остаёшься?
– Мой долг оставаться здесь. Вчера меня принял сам император. Он назначил меня своим телохранителем.
Хару почувствовал укол в сердце.
– Он же старый, – вырвалось у него против его воли.
Лян Се рассмеялась.
– Точно, так что я буду именно его личным охранником и нянькой, как он сам сказал. Да я и не заинтересовала его как женщина.
На сердце у Хару немного отлегло.
– Ты можешь стать очень влиятельным лицом при дворе, – сказал он. – Чем ближе к особе правителя, тем важнее персона.
– Я могла бы попросить за тебя, за вас за всех, – предложила Лян Се. – Вам тоже бы нашлись какие-то занятия при дворе императора, ты мог бы стать одним из командиров в его армии.
– Нет, – не раздумывая отвечал Хару, – Мэргэну это не нужно, он мечтает вернуться в свои степи. А я… для простого кочевника стать офицером в имперской армии это слишком много, а для принца – слишком мало.
Хару грустно усмехнулся и продолжил:
– В любом случае, я не готов идти к кому-то на службу и выполнять приказы других. Доберёмся до Красного города, посмотрим столицу, сядем на корабль и вернёмся в Вольный город. А там уже степи.
– Хочешь остаться пастухом?
– Почему бы и нет? Когда я затеял это путешествие, мне казалось, что сил моих больше нет жить в степи, а теперь я понимаю, что это были счастливые времена и я сам же отказался от них.
– Мы ещё увидимся с тобой когда-нибудь? – спросила Лян Се и с трудом удержала дрожь в голосе.
Хару ответил ей не сразу. Когда же он заговорил, то слова его звучали уверенно и как-то весомо.
– Мне в жизни довелось увидеть странные вещи и судьба кидала меня так и сводила с такими людьми, что я не удивлюсь уже, наверное, ни чему. Если будет на то воля Небес, мы встретимся с тобой.
Они уже дошли до окраины лагеря. Навстречу всё больше попадались его обитатели. Лян Се остановилась и повернулась к Хару.
– Расстанемся здесь, – сказала она.
– Ты не вернёшься в палатку? А с остальными не хочешь попрощаться? – удивился он.
– Нет, не хочу, да и не могу затягивать. Вещей моих в палатке уже и не осталось, кажется. А остальным передай от меня всего наилучшего. Особенно Шиме, уж очень он мне по душе. И вот, кстати, возьми это.
Лян Се протянула Хару связку серебряных монет, которую ей вчера дал император. Мужчина не спешил принимать дар, но женщина сама вложила деньги ему в руку и уверила его:
– Вам они нужнее, чем мне. У вас ещё дальний путь впереди, а мне больше некуда стремиться. Ну, прощай!
Сказав это, Лян Се проворно обняла Хару за шею, быстро чмокнула его и стремительно пошла прочь. Мужчина видел, как она несколько раз поднимала руки к лицу, наверное, касаясь глаз. Он не стал догонять её, хотя его сердце неожиданно для него самого сжалось от тоски, и ему хотелось бы вновь почувствовать её губы на своих губах. Однако Хару лишь проводил Лян Се взглядом, и, не отрываясь, смотрел на её удалявшуюся фигуру, пока она не затерялась среди других воинов, палаток и тумана.
IV
Тот же самый это холм, или какой-то другой, сказать было сложно. В прошлый раз, всего лишь пару дней назад, всё скрывалось под пеленой тумана, да и мысли Лян Се устремлялись к другим вещам, чтобы пытаться запомнить такую безделицу. Но сегодня ей всё же казалось, что это то же самое место, где она наконец нашла в себе силы открыться Хару, и где её хрупкие надежды, как и ожидалось, разбились. Если бы у неё было время, она, быть может, даже попыталась бы отыскать следы Хару, ту кучу листьев, которую она пнула. Однако свободного времени у неё не имелось совершенно, да и непростительно было бы отвлекаться на романтические переживания, когда на поле внизу разворачивались такие события.
Собственно Лян Се практически перестала принадлежать себе с того момента, как вечером памятного дня расставания с любимым, она переступила порог императорского шатра и взвалила на свои плечи множество обязанностей. И охрана оказалась далеко не на первом месте. Как и предупреждал Лун Ци Ши, она превратилась в кого-то вроде няньки, телохранителя и слуги в одном лице. Он беспрерывно посылал Лян Се с какими-то поручениями к разным командирам; писал приказы и распоряжения, а разносить их адресатам по лагерю тоже выпадало ей. К вечеру она так уматывалась, что чувствовала себя столь же уставшей, как если бы она провела весь день, упражняясь с оружием.
Впрочем, спустя пару дней император повёл себя практичнее и отправлял со своими письменными указаниями уже не Лян Се, а кого-то из дежуривших гвардейцев. Зато женщине пришлось прислуживать пожилому властителю за обедом и даже прибираться в его шатре, так как остальные слуги получили какое-то другое задание. И каждый вечер Лун донимал её расспросами о том, как воюют бунтовщики, чем они вооружены, каков их боевой дух.
Но вот, наконец, Лян Се смогла почувствовать себя важным воином, оберегающим священную особу, стоя рядом с императором на вершине холма и обозревая вместе с ним движение неприятельских и собственных армий. Первоначально ретивые слуги хотели установить на вершине этого холма балдахин и удобные сидения для властителя, но тот отверг это предложение и отругал их дураками.
– Вы хотите, чтобы враг точно видел и знал, где находится император и куда нужно бить? – кричал на слуг Лун.
Так что он, его телохранительница и полсотни гвардейцев обошлись без каких-либо удобств. Их лошади были скрыты в сотне шагов на противоположной, невидимой стороне холма. Самое большее, что позволил себе Лун, был простой раскладной стул, на который он порой присаживался на несколько минут, но вскоре вновь поднимался и наблюдал за ходом сражения.
Вражеская орда под чёрными знамёнами растекалась по западному краю поля, занимая его всё больше и больше, добираясь уже до его середины. Там её движение остановилось. Можно было подумать, что сейчас неприятель начнёт перестроение своих рядов в определенном порядке. Однако ничего подобного не происходило. Толпы стояли на одном месте, словно ожидая чего-то. Затем в одном месте люди расступились, открывая проход для небольшой группы всадников. Они бы одеты во всё чёрное, на груди у каждого из них красовалась большая белая звезда. Все всадники окружали Дондо, восседавшего на вороном коне и казавшегося вестником смерти.
Проезжая между рядов своего войска самозваный пророк благословлял воинов, коротко молился вместе с ними и следовал дальше. Потом он выехал вперёд на открытое пространство и оглянулся на то множество людей, которое он поднял на войну. А ведь когда-то всё начиналось с того, что он всего лишь изгнал кучку солдат из своей деревни, и вот сейчас он скрестит оружие с самим императором. У него не было и тени сомнения, что сегодня узурпатор, обесчестивший престол Дракона, падёт, и на смену ему придёт очищенная вера. С их победой откроется путь на Красный город, который станет новым светочем для всех людей.
Об этом говорил Дондо и не уставал повторять, подбодряя людей. Он возносил глаза к небу, но замечал при этом, что вездесущие стражи Дракона, фанатично преданные его учению, просачиваются по строю воинов, готовые в любой момент учинить суд или оказать последнюю милость раненым.
Дондо обернулся на восток, туда, где стройными колоннами стояли имперские войска. Противник выстроил перед собой земляные валы и усилил их заострёнными кольями, но их было явно меньше, чем его людей. За толпой его орды не видно даже земли, а глядя на врага под красными знамёнами, можно даже разглядеть поворот дороги, уходящей дальше на восток к столице.
Он обернулся к своему полчищу и прокричал:
– Вы море! Море! Сегодня вы смоете нечестивых и дадите им очиститься в собственной крови! Ничто не устоит перед морем!
Дондо махнул рукой и толпа сдвинулась с места. Она обтекала его и дружинников, и правда похожая на широкую черную реку, оставившую маленький островок посреди потока. Никто не собирался озадачиваться какими-то планами атаки и сражения. Вся стратегия и тактика состояли в том, чтобы навалиться одновременно большим числом людей, и, не обращая внимания ни на какие потери, подмять под себя противника и уничтожить его.
Когда несколько первых рядов приблизились на расстояние полета стрелы, лучники на холмах, не стали выпускать в них свои заряды, дав возможность подбежать ещё ближе. И только, когда волны мятежников уже основательно затопили восточную часть луга, почти достигнув колонн пехоты, лучники спустили тетивы. Взметнулись плотные облака стрел с двух сторон, кое-где они даже пересеклись, и обрушились вниз, легко находя цели в человеческом море.
Число жертв было столь велико, что из всей первой волны смогли добежать до стройных рядов солдат не более трети нападавших. Они взбирались на земляные валы, натыкались на деревянные колья, их разили сверху копьями, и вскоре первая атака совершенно захлебнулась.
Император не верил собственным глазам. Он обернулся к Лян Се и промолвил удивленно:
– Что такое происходит? Они вот так ведут войну? Просто идут на убой?
– Да, ваше величество, так они и воюют. Они не считаются ни с какими жертвами и не подбирают своих раненых, поэтому все дерутся до последнего издыхания.
– Но ведь это безумие! Как они рассчитывают победить? Да ведь мои воины раз за разом будут рассеивать эти атаки!
– С каждым разом это будет все сложнее, ваше величество. Наших солдат намного меньше, чем их, в какой-то момент они устанут и не устоят. Тогда их затопчут и никакая дисциплина не поможет.
Лун в раздражении отмахнулся от мрачного предостережения Лян Се.
– Ты всё видишь только в тёмном свете! Замуж тебе нужно, тогда повеселеешь, – ворчливо заметил он и поймал себя на мысли, что уж очень он своими придирками начинает напоминать обычного деда.
Он тот час взял себя в руки, приосанился и величественно обратился к своей телохранительнице, словно и не было последних обидных для неё слов:
– Ты думаешь, они не остановятся, когда увидят, что убитых слишком много? Разве может быть такое?
Хотя на её сердце и открылась кровоточащая рана, Лян Се, как ни в чём не бывало, ответила своему повелителю:
– Нет, они не остановятся, государь. Они умирают с лёгкостью.
– Безумие!
– Да, государь, то, что мы увидим сегодня, будет чистым безумием. Надеюсь, наши воины смогут выстоять.
Лун зло глянул на женщину и отвернулся от неё, полностью погрузившись в наблюдение за ходом боя. Он увидел, как на место почти полностью истреблённой первой волны нападавших движется вторая. Его войска получили лишь небольшую передышку, которой им едва хватит на то, чтобы перевести дух. Ближайшие к императору укреплённые позиции лучников уже были готовы вновь встретить атакующих стрелами. Вероятно, на других позициях то же самое. Пехотинцы внизу под красными знамёнами стояли крепко и непоколебимо. Вся конница была отведена в тыл за холмы и ждала своего часа. Возможно, она понадобится, чтобы прикрыть отход основных войск, а может, если будет на то милость Небес, для того, чтобы преследовать убегающих врагов.
После этого Лун перевёл взгляд на запад. Всё поле было черным-черно от огромных толп людей, которые пока совсем не ощутили, что их количество хоть немного уменьшилось после первой атаки. Императору передалась тревога Лян Се, он понял, в чём состоит сложность битвы с толпой. Одержать победу будет очень непросто.
Вторая волна атакующих также была встречена дождём стрел, собравшим свой кровавый урожай. И также лишь немногие добежали до земляных насыпей, где укрепилась пехота. Однако вслед за второй волной тотчас хлынула третья, а затем и четвёртая. Между ними уже практически не было промежутков. Это было настоящее наводнение и люди, составлявшие его, стремились вперёд безостановочно. Теперь это был лишь сплошной поток, в который падали стрелы, который кололи копьями и рубили мечами, но он не ослабевал, и на место павших вставали новые воины.
Мятежники ударили по центру, где в основном была сосредоточена пехота императора, и по южному холму, склоны которого были более пологими и по ним можно было легче взбираться. На северный холм, имевший более крутые склоны, натиск был значительно слабее. Мятежники не распознали в небольшой группе людей на вершине этого холма императора и его охрану. Тогда, скорее всего, всё сложилось бы совсем иначе.
Лучники на южном холме не выдержали напора первыми. Их позиции были отменно укреплены, взять их с ходу было невозможно, но и выстаивать долго под непрекращающимся напором людских масс, было непросто. Они отстреливались яростно, перед ними выросли целые завалы из человеческих тел, по которым продолжали и продолжали карабкаться следующие жертвы. Атакующих было слишком много. Императорские лучники дрогнули и стали пятиться вверх по склону холма, продолжая отстреливаться и укладывать всё новые и новые ряды трупов.
Видя это, Лун подозвал одного из своих офицеров и отдал ему приказ, с которым тот сразу же устремился вниз по склону холма туда, где стояли в засаде конники. В то же время стрелкам на северном холме было велено усилить огонь. Сверху была видна картина, и Луну пришло на ум сравнение с морем, бьющимся о скалы и постепенно ломающим их.
Для императора это была, по сути, его первая большая битва за все годы его правления. Он знал, что лучшее, что он может делать, – это быть терпеливым и не предпринимать никаких скорых действий. Отправляя часть конницы на поддержку стрелков на южном холме, Лун полагал это решение верным. Однако, когда увидел на его вершине всадников под красными знамёнами, он подумал, что это, возможно, был не лучший его приказ.
Император растерянно поглядел по сторонам. Отменять распоряжение было уже слишком поздно. Какая же это была глупость послать на возвышенность конников, которым нужен простор. Как они будут атаковать верхом вниз по склону?
У него мелькнула мысль: «Вот так и проигрывают битвы. Делают один неверный шаг, и проигрывают». Лун обернулся на своих офицеров, на Лян Се. Они напряженно всматривались в поле боя, обмениваясь между собой короткими репликами и восклицаниями, и не видели смятения, охватившего их повелителя. Все эти молодые по сравнению с ним люди были поглощены видом битвы и в этот момент они, кажется, забыли обо всём.
Лун заметил, что его руки мелко задрожали от волнения. Он засунул одну за пояс, другую положил на рукоять меча. Сейчас его занимала одна мысль: как ему лучше умереть сегодня? Он не намеревался отступать и спасаться бегством, чтобы потом вновь набирать войска и биться с мятежниками. Ему уже по горло надоела война и поход. Вероятнее, лучше всего было бы пасть в бою. Собрать своих гвардейцев и в отчаянной попытке пробиться к главарю восставших, погибнуть славной смертью, прихватив с собою многих врагов. Сделать это уже сейчас или позже, когда признаки поражения станут совершенно ясными?
Вдруг среди его гвардейцев раздались торжествующие возгласы. Люди бряцали оружием и потрясали кулаками, грозя неприятелю, указывали друг другу на что-то. Лун проследил направление и увидел, что всеобщее внимание приковано к вершине южного холма. Однако вместо картины бедствия и проигрыша, император узрел то, что заставило его сердце радостно забиться.
