скачать книгу бесплатно
Она будет пировать своим пиром,
Среди подруг, среди веселых подруг…
Все так увлеклись танцем, что не заметили, как в зале появился прыткий Авагф, один из семи царских евнухов, отвечающий за рассылку указов во все области царства и за распространение наиболее важных известий внутри дворца.
– Пусть царица Астинь тотчас явится перед лицо владыки в царском венце на голове и в наряде из шелка, чтобы все великие князья и придворные в тронном зале смогли увидеть ее красоту! – выпалил запыхавшийся Авагф. – И пусть потом царица в том же наряде покажется перед народом, собравшимся во дворе царского сада.
Царица Астинь слегка покачнулась на высоком троне, тихо охнула. Авагф взглянул на нее и виновато добавил:
– Сильно развеселилось сердце нашего царя от вина. Он сегодня желает такого, чего никогда прежде не требовал.
– Ты ничего не перепутал? – переспросила Авагфа Зерешь, привыкшая на правах жены визиря запросто разговаривать даже с царскими евнухами. – Может, ты неправильно передаешь речи царя? Скажи не по-своему, а слово в слово, как приказал царь.
– Царь велел, чтобы царица Астинь облачилась в свое прозрачное белое одеяние, в котором она по вечерам иногда так ловко пляшет в сальных покоях. То самое, через которое хорошо виден ее живот и золотой поясок на гибком стане, – слегка покраснев, принялся пересказывать Авагф. – И чтобы волосы царицы под венцом извивались в танце черными змеями. И тогда все поймут, что никто не может сравниться с ее красотой, и увидят…
– Ох, довольно! Молчи! – с мукой в голосе воскликнула Астинь.
– Ты просто пьян, Авагф, – сказала строго Зерешь. – Вон как тяжело ты дышишь. И лицо у тебя сделалось совсем красным. Должно быть, ты перепутал комнаты и забыл, что тебя послали в женский дом за наложницей или танцовщицей. Поэтому скорее иди к Шаазгазу, стражу царских наложниц, скажи, чтобы он выбрал подходящую женщину для развлечений, нарядил ее в бесстыдные одежды и направил к толпе под шатром…
Авагф послушно отступил в дверной проем, но в следующую минуту в зал вошли еще шесть царских евнухов и молчаливо выстроились в ряд. Последним из них стоял Харбона. И тогда Авагф еще раз громко повторил приказание царя: привести царицу Астинь к царю и…
2
…показать всему миру ее красоту.
Потому что не только престольные Сузы, а половина мира крепко зажата в кулаке персидских царей. Скоро и весь мир сделается единой ахменидской державой, как того хотели Кир Великий, и сын его Камбиз II, и Дарий, и Ксеркс.
– Именно теперь, при молодом царе Артаксерксе, – твердили в один голос придворные мудрецы, обаятели, тайновидцы и волхвы, – наконец-то совершилась необходимая полнота времен, и настали дни для главных побед и всемирных завоеваний. Не случайно он носит имя Артаксеркс Лонгиман, что значит Долгорукий. Благодаря завоеваниям отцов царь простер свой скипетр на сто двадцать семь областей от Индии до Эфиопии, дотянулся властной рукой до далеких земных окраин. Артаксеркс будет владыкой всего мира.
В свое время Артаксеркс не пожелал обосноваться в Персеполе – в городе, который не только сами персы, но и соседние народы называли «твердыней Ксеркса». Теперь огромный дворец Ксеркса в некогда столичном Персеполе стоял полупустым. По ночам там в залах кричали лишь павлины и одичавшие кошки, между зубцов на стенах давно обосновались летучие мыши. Лишь в женском доме под надзором евнухов тихо доживали свой век жены и наложницы прежнего царя, боясь лишний раз напомнить Артаксерксу о своем присутствии.
Главный архив со всеми придворными писцами, казна со стражниками и счетоводами, лучшие дворцовые прорицатели и гадатели постепенно переместились в Сузы и теперь находились под рукой у царя Артаксеркса.
Это был очень умный и хитрый ход, позволивший новому правителю оставить в Персеполе всех неугодных придворных и набрать себе новых – более расторопных и молодых.
…И вот теперь один из них – Авагф стоял на коленях перед царем, низко склонив голову к мраморному полу. Он знал: бывают такие новости, за которые владыка может повесить за язык, посадить на кол, отсечь мечом голову. И почему-то именно он, Авагф, по своей постылой должности вынужден сообщать царю дурные известия.
– Царица Астинь не пожелала явиться по приказанию царя, – сказал Авагф, нарочно медленно растягивая слова, будто в каждом звуке теплилась его жизнь.
– Что? – закричал Артаксеркс, вскакивая с трона. – Что ты сказал, коварный пес?
Авагф еще покорнее растянулся на мозаичном полу. Голос царя гремел в гулком зале большим барабаном.
Евнух собрал всю свою волю, чтобы не зажать от страха уши руками.
– Как не пожелала? Отказалась? – еще громче взревел царь.
Авагф лежал с закрытыми глазами и слушал, как со стола падали золотые кубки и со звоном катились по полу. И еще евнух услышал где-то наверху страшный клекот и шипение. Он понял, что ему осталось жить несколько мгновений.
Старый Харбона, лучше всех знавший привычки Артаксеркса, однажды так сказал Авагфу:
– Не бойся, когда царь кричит, – это пустое. Опасайся, когда владыка начнет задыхаться от гнева и шипеть, уподобляясь дракону. Тогда он способен на все.
Авагф услышал шаги и напряг все свои силы, чтобы в последний миг жизни не закричать от ужаса и не покрыть свое имя вечным позором. Но шаги вдруг пронеслись мимо, в воздухе остался лишь еле заметный запах дорогих благовоний царя. Только тогда Авагф приподнял голову и зачем-то растерянно ощупал свой бритый взмокший затылок.
Все присутствующие теперь глядели на дверь, через которую разгневанный царь выбежал в сад.
Авагф присел на скамью и принялся сосредоточенно молиться Арту – божеству правды и справедливости, в честь которого назвали когда-то царя Артаксеркса. И неважно, что там, в саду, Артаксеркс с криками вырывал на своем пути цветы и ломал ветки деревьев, топтал в припадке ярости траву и рассекал мечом кусты жасмина. Главное, что головы его подданных остались на плечах.
Даже старый Харбона понимал: не следует мешать царю. Пусть выпустит пар, помечется по саду, подобно раненому барсу, пошипит, изрыгая проклятия. Он царь, и на то его…
3
…великая царская власть.
А Мардохею не давал покоя простой вопрос Гадассы: а зачем царь?
Сейчас, сидя за пиршественным столом, он не мог думать об этом вслух. Зачем людям царь?
Этим вопросом, должно быть, задавался пророк Самуил, когда иудейский народ вдруг потребовал себе царя. Но Бог сказал Самуилу: «Не печалься, они не тебя, а Меня отвергли, чтобы Я больше не царствовал над ними».
И еще сказал: «Сделай все так, как они просят, но только не забудь от Моего имени объявить народу права царя. Пусть никто не говорит потом, будто не знал, что его ожидает».
Тогда Самуил вышел на площадь и пересказал права царя.
– Царь возьмет ваших сыновей и приставит к своим колесницам, сделает всадниками и отведет на войну.
Но люди на площади кричали:
– Мы согласны, пусть царь будет над нами!
– Царь поставит сыновей ваших возделывать царские поля и жать царский хлеб, заставит их делать ему оружие и все новые колесницы!
Но люди кричали:
– Мы согласны, пусть царь будет над нами!
– Царь возьмет дочерей ваших, чтобы они варили царю кушанья и пекли хлеба, отберет у вас лучшие поля, виноградные и масличные сады, отдаст их своим слугам. От ваших посевов и виноградников он будет брать десятую часть, чтобы кормить своих слуг и евнухов. И столько же от всякого мелкого стада.
Но люди закричали еще громче:
– Пусть возьмет, и пусть царь будет над нами!
– Царь возьмет лучших юношей и девушек, лучших ваших рабов и употребит на свои дела. Вы и сами будете у него рабами! Не лучше ли быть рабами Господа, нежели служить царю? Ведь вы не выдержите и вскоре восстанете на царя, которого сами же хотели.
Но люди закричали:
– Нет, пусть нас судит и водит на войну царь, хотим быть, как другие народы!
И тогда сказал пророк Самуил израильтянам усталым голосом:
– Ладно, идите каждый в свой город. Будет у вас отныне царь.
Мардохей задумчиво покачал головой и оглядел пиршественный стол.
– Вот и поедают они нас теперь, словно сладкий виноград, – произнес он вслух.
– Т-т-ты о чем? – встрепенулась Гадасса.
– Древние пророки называли иудеев виноградом Господа, Его избранной сладкой гроздью. Смотри, сколько жадных ртов жуют за столом виноградные гроздья… Все хотят нас пожрать.
– На моей тарелке тоже выбита к-к-красивая виноградная гроздь, – заметила девочка. – Может, это блюдо из Иерусалимского храма?
– Может, и так, – помрачнел Мардохей. – Прежний царь Кир вернул кое-что из награбленного, но много храмовой утвари растащили по всему свету. Она может оказаться в любом из царских или вельможных домов. Не ешь с этой тарелки, девочка. Нельзя, чтобы обглоданные кости лежали на священной посуде.
– Мне вообще не хочется есть. Вокруг так много интересного, – мгновенно согласилась Гадасса. – С нашей скамьи виден весь царский дворец!
Она, не отрываясь, разглядывала картины из камня на дворцовых стенах. На всех был изображен царь Артаксеркс Великий: вот он охотится и руками разрывает пасти могучим львам. На его лице нет ни тени смятения или страха. Вот царь принимает дань от иноземных послов. Его гордый горбоносый профиль выражает не радость, а скорее досаду – уж слишком длинна вереница посланников.
На всех картинах Артаксеркс выбит очень крупно. Он кажется в два раза выше ростом и шире в плечах, чем остальные. Но больше всего воображение девочки поразила мощная мускулистая нога царя, открывающаяся при ходьбе из-под полы богатого одеяния. Одной такой ногой можно затоптать целую армию неприятелей.
– Царь и вправду такой большой? – тихо спросила Гадасса Мардохея. – Скажи, он огромный, как гора? Ты же видел его издалека.
– Ну… да, он высокий. Еще его называют Лонгиманом – должно быть, у него длинные руки.
– Жаль, что мы его не увидим! – вздохнула Гадасса. – Я бы очень-очень хотела увидеть царя.
Одна из дверей в тронный зал была сегодня открыта для всеобщего обозрения. Издалека можно было разглядеть высокие колонны, инкрустированные красным камнем и перламутром. Их много, как деревьев в кедровом лесу!
Вход во дворец украшали огромные крылатые быки с человеческими бородатыми лицами. Если как следует вглядеться, можно было различить уже знакомый по каменным картинам разрез глаз и нос с горбинкой, небольшую бородку с мелкими, красиво завитыми кудрями, корону на голове в виде большого рога.
– А почему нигде нет изображения царицы Астинь? – спросила Гадасса. – Про ее красоту рассказывают легенды, почему же никто не выбил ее лица на камне? Все девочки в Сузах рисуют палочками на песке царицу Астинь, но она у всех выходит по-разному.
– Что ты хочешь от тех, кто поклоняется зверям? – чуть усмехнулся Мардохей. – Они бьют поклоны перед палками и камнями, которые называют божествами, а женщины для них – еще хуже собак…
– Как бы я хотела увидеть еще и царицу Астинь! – сказала со вздохом Гадасса. – Хоть бы одним глазком.
И почти сразу же за столом вдруг зазвенело тихим колокольчиком: Астинь, Астинь, Астинь!
А потом гораздо громче и настойчивее:
– Царица Астинь! Вы слышали? Сейчас сюда приведут царицу Астинь, чтобы показать ее красоту!
И на дворцовой площади отчетливо слышалось одно и то же: Астинь! Царь покажет нам сейчас царицу Астинь!
Мардохей удивленно посмотрел на Гадассу, будто она была виновата в переполохе. Но девочка только пожала плечами. Она уже привыкла к тому, что многие ее желания почему-то сразу же сбывались.
Гости за пиршественным столом пришли в сильное возбуждение, никто не хотел подниматься со своих мест прежде, чем приведут Астинь. Стражники начали подталкивать всех к выходу. Толпа на площади разволновалась еще больше, люди решительно хлынули во дворец, и стражники не смогли сдержать лавину любопытных.
Пришлось применять оружие, и вскоре в царском саду послышались крики и рев, вопли раненых, ругань охранников, стоны затоптанных стариков и крики потерявшихся детей. Гости опрокидывали скамейки, раскидывали посуду и кушанья. Из сада пирующие бросились назад к воротам, но не смогли пробраться на площадь из-за встречной толпы.
Возле Садовых ворот, откуда положено было покидать дворец, началась страшная давка. Стражники получили срочный приказ перекрыть все входы и выходы.
Паника нарастала. Все забыли про пир, даже про царицу Астинь… Главное теперь было – спастись, сохранить жизнь.
Мардохей схватил девочку за руку и побежал к выходу, но поздно: Садовые ворота оказались запружены людьми, пьяные начали драку с царскими стражниками.
– Другого выхода нет, попробуем выбраться через мои ворота, – прошептал Мардохей. – Теперь надо молиться Богу, чтобы нас не увидели в саду. Я знаю, как незаметно пробраться между кустами. Господи, спаси!
И Мардохей, пригнувшись, нырнул в кусты, потянув за собой Гадассу. Сейчас он думал только об обещании, данном дяде Аминадаву: сохранить это дитя даже ценой собственной жизни.
Помолившись, Мардохей побежал между деревьями и кустами жасмина, осторожно отводя от лица колючие ветки и стараясь как можно тише ступать по земле.
Сад, примыкающий к дальним воротам, был заброшенным и неухоженным. Мардохей слышал, что он оставлен в таком виде по приказу царя Артаксеркса – для домашней охоты. Если повезет, они быстро доберутся до ворот, где Мардохея знают все стражники. Все лучше, чем быть затоптанными пьяной толпой…
Вдруг Мардохей резко остановился. Рядом послышался шум и треск сучьев, словно навстречу им двигался крупный зверь – олень или медведь, но явно не человек.
Мардохей дернул Гадассу за руку и сам тоже упал в траву, вжался в землю, притаился. Он знал: иногда по недосмотру слуг из царского зверинца сбегают дикие звери. С величайшей осторожностью раздвинул Мардохей ветви кустарника и вдруг в нескольких шагах увидел… царя Артаксеркса – растрепанного, грязного, с перекошенным от гнева лицом.
Великий царь самозабвенно рубил ветки деревьев, топтал их ногами, рычал и что-то бормотал в ярости. Глаза его были красны, язык вывалился…
Гадасса сидела на корточках и в изумлении смотрела из-за кустов на странного человека, который вдруг принялся неистово топтать свой расшитый золотом плащ. Белые цветы жасмина кружились вокруг него, как снег, выпадающий в горах в самые лютые зимы. Ветки крошились под острым мечом, подобно телам лютых врагов.
– Кто это? – шепотом спросила Гадасса.
– Царь, – ответил Мардохей беззвучно, одними побелевшими губами.
По застывшему выражению его лица Гадасса поняла: сейчас нельзя задавать никаких вопросов. Она и сама догадывалась: если человек в венце их заметит, это будет означать верную гибель – никто из простых смертных не должен видеть лицо царя, а тем более такое лицо.
Мардохей бесшумно опустил ветки и начал молиться. А Гадасса никак не могла оторвать взгляда от страшной картины.
Вдруг царь остановился. Лицо его все еще было красным от гнева. Тяжело дыша, он беспомощно оглянулся по сторонам.
«Сейчас он нас заметит», – мысленно ужаснулась Гадасса.
Неожиданно из-за дерева появился старик. Он был такой худой и немощный, что ему приходилось прижимать к животу тяжелый кувшин, а через его плечо было перекинуто узорное полотенце. Старик молча отер царю Артаксерксу лицо. Потом опустился на колени и принялся тщательно вытирать ему ноги, поднял с земли затоптанный плащ.
Царь что-то недовольно ему сказал, и они вместе скрылись за деревьями, закрывающими заднюю стену царского дворца. Мардохей схватил Гадассу за руку и быстрее рыси побежал к своим воротам.
По счастью, их сторожил сегодня добродушный Джафар. Он узнал Мардохея и без промедления выпустил его вместе с девочкой из дворца. Свобода!..
Мардохей без сил опустился на землю, прикрыл глаза. Вокруг было тихо. Пели птицы. Лишь в отдалении по-прежнему слышались крики, вой военной трубы, невнятные, гортанные возгласы. Каким-то чудом они сегодня остались живы, и это было самое главное.
– Не плачь, все уже позади, – сказал Мардохей, поворачиваясь к девочке. – Ничего не бойся.
– А я и не боюсь, – ответила Гадасса.
– Почему же ты плачешь?
