скачать книгу бесплатно
Аман был самым преданным другом, самым верным из верных – и молодой владыка любил его за это.
«Твоего слова будет держаться весь мой народ, только престолом я буду выше тебя», – так сказал однажды Аману царь Артаксеркс и сдержал обещание.
Семь великих князей, как один, воротили от Амана нос. «Они – старые, трухлявые, а мы – молодые, с горячей кровью, где им нас понять? – смеялся Аман Вугеянин, оставаясь наедине с Артаксерксом. – Скоро князья разъедутся по своим кочкам, а мы останемся в Сузах, будем здесь веселиться и пировать с нашими женами и наложницами».
– Никогда не будет такого в Персии, чтобы женщины занимались мужскими делами, – сказал Аман, шумно отхлебывая вино из золотой чаши и нарочно обращаясь к Мемухану, который старательнее других отворачивал от него лицо. – Потому что жены совсем для других сражений предназначены, разве не так?
Что и говорить, стоит некоторым мужчинам выпить слишком много сладкого вина, как они сразу же начинают рассказывать о своих победах над врагами и над женщинами.
Аман, сын Адмафы, как раз и был из таких людей. Его прозвище Вугеянин – Хвастун – появилось еще в детские годы, когда он подробно расписывал сражения, в которых никогда не участвовал, и прелести девиц, которыми он никак не мог наслаждаться по малости лет.
Но теперь у Амана Вугеянина был самый большой гарем в Сузах, хотя женскому дому визиря положено быть вторым по величине и роскоши после царского. Приписывали это лишь независтливому нраву Артаксеркса и его увлеченности царицей Астинь.
Ко всему прочему, Артаксеркс самолично издал указ, чтобы все дворцовые слуги и стражники падали ниц перед Аманом, как если бы перед ними был сам царь.
Аман Вугеянин еще раз весело осмотрел сидящих за столом, словно хотел сказать: эй, зачем вообще пить вино, если не веселишься? И что за веселье без женщин или хотя бы без рассказов о прелестях юных жен?
– Со своими женами я часто бываю пьяным и без вина, – громко похвастался Аман Вугеянин, – а с самыми юными наложницами невидимый виночерпий словно бы потчует меня терпким багряным вином, которое по вкусу не сравнится ни с каким другим…
Артаксеркс всем телом развернулся в сторону Амана и принялся слушать его с возрастающим вниманием. По мутному взору царя было заметно, что он тоже выпил сегодня лишнего. На его скулах и шее проступили красные пятна.
– Уста их – как рассыпчатый сахар. Да, вах-вах, как сахар, мед и кунжутная халва, – продолжал, закатив к потолку глаза, говорить Аман Вугеянин. – Три дня назад мне привезли новую жену из Хорезма. Она похожа на бутон красного тюльпана, который вот-вот должен раскрыться на рассвете от первых лучей солнца. Вот уже три ночи подряд я только ее призываю к себе. У нее такой гладкий живот и гибкий стан, словно из кипариса. Но и про красавицу из Бактрии я тоже не забываю. Да и как забудешь ее пушок над алым ртом? Из этого источника черпаю я поцелуи и свои силы…
Но Аман не договорил, потому что Артаксеркс вдруг грохнул о стол тяжелый кубок с вином и произнес одно слово:
– Астинь! – а потом еще раз, уже хрипло: – Царица Астинь! Она лучше всех!
Молодой царь обвел присутствующих горящим взглядом. Лицо его пылало, глаза сделались красными, как раскаленные угли.
– Все, что ты говоришь сейчас, Аман, про всех своих жен вместе взятых, можно сказать про одну мою Астинь, – произнес Артаксеркс в наступившей тишине. – На всей земле, во всех двадцати семи областях от Индии до Эфиопии нет никого, кто мог бы сравниться с красотой царицы Астинь. Вы не верите мне? Сейчас все, все в этом убедятся!
Артаксеркс указал одному из своих евнухов жезлом на дверь и громко приказал:
– Сейчас же приведи царицу Астинь перед мое лицо в царском венце, чтобы я мог показать всем князьям ее небесную красоту.
А заметив усмешку старого Мемухана, царь гневно ударил по столу жезлом и прибавил:
– Нет, не только князья – пусть весь народ, собравшийся на пир в царском дворце, своими глазами увидит сегодня красоту царицы Астинь. Скажи, чтобы она нарядилась в белое платье из самого тонкого шелка и чтобы она…
Глава вторая
Перстень Астинь
1
…была как белая лилия.
Женщины тихо перешептывались между собой:
– Смотрите, наша царица Астинь – как ароматная белая лилия. Даже от ее тени исходит влажная прохлада.
Это сравнение придумала Зерешь, первая жена царского визиря, и теперь его тихо передавали по кругу, чтобы именно в таких словах рассказать потом домашним про женский пир, устроенный в отдельном зале дворца для царицы Астинь и ее подруг.
Как лилия, да, как белая водяная лилия… Правда, передать словами удивительную красоту царицы было не легче, чем удержать воду в горсти.
Знатнейшие женщины города Сузы, собравшиеся сегодня во дворце, нарядились в лучшие платья, надели драгоценные украшения. Многие из них редко выходили за ворота своих богатых домов и месяцами никого не видели, кроме мужа, детей и слуг. На всех гостьях сегодня были парадные головные уборы, отделанные золотом и серебром, ожерелья и бусы из драгоценных камней, серьги и подвески в волосах, многочисленные кольца на руках.
Нашлись за столами такие, кто сразу дал волю острым языкам, слишком долго пролежавшим в ножнах покорности.
– Точно, наша царица как белая лилия, – шептались они, загораживая рты надушенными ладонями. – От нее даже пахнет тиной и речным илом. Как бы здесь не заквакать! После целой реки выпитого медового вина хочется поскорее запеть песни…
Слушая это беспечное хихиканье, трудно было представить, что многие из подруг Астинь каждый день считали оставшиеся до женского пира дни, обдумывали любую бусинку, загодя принимали бодрящие ванны и делали все возможные притирания, чтобы выглядеть во дворце не хуже других.
Астинь в золотом венце на голове восседала за столом выше остальных женщин. По обе стороны от нее стояли две молоденькие чернокожие служанки и обмахивали царицу опахалами из страусиных перьев. Все должны понимать: жен и наложниц у царя может быть сколько угодно, но божественная супруга, которая родит наследника престола, – только одна, несравненная.
Высокую шею царицы в несколько рядов окружали бусы из жемчуга. Ее платье было расшито тысячами голубых лазуритовых бусинок. В тихой задумчивости Астинь и впрямь была похожа на белую лилию, плавающую по водной глади среди кувшинок и других прибрежных цветов.
Многие мужчины мечтали увидеть вблизи на удивление белое, будто бы даже прозрачное лицо царицы Астинь. Но лишь в своих беспокойных снах могли они вдоволь любоваться перламутровыми щеками избранницы Артаксеркса, считавшейся самой красивой женщиной во всем царстве.
По персидским законам и понятиям о женской чести только царь, несколько избранных евнухов, женщины-подруги и служанки царицы могли спокойно лицезреть супругу царя. Астинь нельзя было появляться в людных местах, чтобы не разжигать в мужчинах напрасных желаний. Она могла обедать лишь наедине с царем, приходить ночью к нему на ложе и старательно прятать свою красоту от жадных, завистливых глаз.
Два года назад, в самом начале правления Артаксеркса Великого, была доставлена к нему из маленького городка близ Лагаша юная красавица Астинь. Она сразу же сумела понравиться молодому царю больше других наложниц. Даже в сильную жару маленькие груди и бедра Астинь излучали приятную прохладу и доводили молодого царя до озноба.
На теле Астинь невозможно было найти ни малейшего изъяна – ни царапины, ни шрама, ни расчесов, ни мелкой болячки. Насекомые, приносящие нарывы и лихорадку, словно бы сговорившись между собой, облетали Астинь стороной. Само солнце обходило ее беспощадными огненными стрелами, от которых у других кожа делалась темной и грубой.
А ведь родом Астинь была из краев бесконечных болот, где от летней жары вода к ночи делалась горячей, а от укусов местных насекомых на лицах появлялись шишки, которые целый год истекали гноем и могли свести в могилу, если не прижечь их каленым железом.
Поэтому многим было ясно: малютка Астинь со своим ясным личиком, непривычно белыми ручками и ножками, подраставшая в доме дальних родственников великого князя Мереса, вовсе не простое существо. Она с младенчества была отмечена знаками божества, а значит, судьба ее обещала быть сияющей и необычной.
Когда после внезапной смерти Ксеркса на персидском троне воцарился его сын Артаксеркс Лонгиман, Астинь как раз достигла поры первого цветения. Тогда во всех областях персидской державы появились наблюдатели на быстроходных лошадях, царские вестники и посланники, собиравшие повсюду красивейших девиц для царского гарема.
Хитрый князь Мерее, дальний родственник царя, быстро понял, как можно без лишних трудов обрести царскую милость. Он самолично доставил Астинь во дворец в Сузах, назвав ее лучшим из своих подарков. И ведь не прогадал! Все правильно рассчитал князь Мерее за одну Астинь он получил столько золота, что смог купить несколько десятков дорогих лошадей для своей конюшни и в каждый свой приезд ко дворцу получал от Артаксеркса новые богатые дары.
– Посмотри, а все же тяжел, слишком тяжел царский венец для тонкой шеи царицы Астинь, – тихо прошептала на ухо своей подруге Зерешь. – Я бы не хотела носить венец, в котором нельзя ни вволю потанцевать, ни даже просто покачать головой под звуки арфы.
– Бедняжка Астинь, – заметила подруга, поправляя на своей голове перевязь, расшитую разноцветным бисером. – Она такая бледная и печальная, потому что напротив нее уселась верховная жрица лунного храма. И смотрит таким взглядом, что Астинь боится лишний раз поднести к губам чашу с вином. Уж лучше сидеть под столом, чем на тронном месте напротив жрицы…
– Да, она очень страшная, эта лунная жрица, – заметила третья женщина, и все с ней согласились, хотя вряд ли смогли бы объяснить, что именно они имели в виду.
Лунная жрица по имени Синтара была женщиной не слишком молодой, но и не старой. Не красавицей, но и не слишком уродливой. Не толстой и не худой. Не веселой и не печальной. Она была неуловимой и жутковатой, как мерцающая лунная дорожка на темной ночной воде. Рядом с ней почему-то всем становилось не по себе.
Лунная жрица была посвящена в какие-то высшие таинства, недоступные простым смертным. Свои знания она могла передавать только ученикам и посвященным, конечно же, явно не за пиршественным столом. Поэтому было непонятно, о чем с ней говорить.
Все украшения Синтары были сделаны из чистого серебра: большие, свисающие до плеч серьги в виде двух полумесяцев, амулет на шее в виде нарождающейся луны, серебряный гребень в волосах с начертанными на нем непонятными знаками и символами. Но никто из гостей не смел расспрашивать, что означают эти знаки. Все знали: праздное любопытство по части небесных секретов заметно сокращает дни жизни.
Даже маленькие дети помнили: нельзя показать пальцем ни на луну, ни на небо, иначе палец отсохнет, а человек после этого в три дня может умереть среди ночи от неведомой болезни.
Светлые глаза лунной жрицы тоже словно отлиты из серебра – серые и пронзительные. Женщины на пиру старались в них не заглядывать.
Но Синтара и сама почти ни на кого не обращала внимания. Она неотрывно глядела на царицу Астинь, отчего бледные щеки царицы становились еще бледнее.
Верховная жрица храма лунного бога Син явилась на женский пир незваной, заявив, что ей повелели сделать это небесные светила. Уселась на почетное место жены царского визиря, на какое-то время спутала все танцы и песни…
Но вскоре женщины перестали обращать внимание на Синтару, настроили свои арфы, стали по кругу петь песни… Когда же очередь дошла до лунной жрицы, она неожиданно для всех тоже взяла в руки позолоченную арфу и запела, по-прежнему неотрывно глядя в лицо царицы Астинь.
Голос ее оказался резким, как у ночной птицы:
Никому не остановить всепожирающий поток,
Когда небо гремит и дрожит земля,
Когда матерей и детей окутывает тьма,
Накрывает их, словно платком,
Окутывает саваном,
А зеленый тростник склоняет под ударами свои стебли.
Никому не остановить поток с неба.
И никому не остановить поток времени,
Пожирающий все на своем пути.
Ни рабыне, вяжущей тростник,
Ни прекрасной видом царице…
Допев, лунная жрица облокотилась всем телом на инструмент. В наступившей тишине было слышно, как арфа все еще продолжает жалобно скрипеть, хотя музыка уже смолкла.
– Что это за песня? – тихо спросила царица Астинь. А потом добавила: – Она не подходит для пира. Это не застольная песня. Наверное, ее исполняют во время какого-то обряда, который мы не знаем.
– Похоже, так и есть, – согласилась жрица. – Но бывает, что и пир становится обрядом, который понимают лишь посвященные. Не зря же я сегодня к вам пришла. Иногда пир – это обряд, который отделяет прежнюю жизнь от новой, другой.
– Что ты хочешь этим сказать, Синтара? – Астинь повела плечами, будто ей вдруг стало зябко.
– Только то, что уже сказала, царица.
– Конечно, ведь после хорошего пира еще долго хочется петь и веселиться! Как будто начинаешь жить снова! – воскликнула одна из самых молодых и веселых девушек.
– Скажите, почему мужчины каждый день устраивают себе праздники, а нам дозволено собираться вместе лишь в редкие дни? – поддержала ее подруга. – Значит, мы должны теперь так веселиться, чтобы хватило на месяц, а то и вовсе на целый год…
Как раз в это время слуги принесли на подносах лакомства из меда, орехов и буйволиного молока, а также кувшины с новым вином. Все начали пробовать сладости и вино. Все, кроме лунной жрицы, которая по-прежнему в упор разглядывала царицу Астинь, будто хотела прочесть по лицу ее судьбу.
– Почему ты не пьешь вина, Синтара? – почти прошептала царица Астинь. – Или тебе не нравится вино из царских кладовых?
Тогда жрица снова навалилась на арфу, ударила пальцами по струнам и пропела:
Мой лунный бог – слаще хмельного вина.
У моего бога и в губах, и в чреслах великая сладость.
Он плывет по небу на большом корабле,
Увозит туда, откуда нет возврата,
Откуда никто не возвращается на землю.
И нет слаще поцелуев для моей царицы,
Чем поцелуи моего бога…
Все снова поглядели на бедную Астинь, которой, увы, некуда было спрятаться со своего высокого трона.
Синтара передала арфу сидящей рядом Зерешь. Та сидела, повернувшись к лунной жрице толстым боком. Она верила только своим домашним мудрецам и гадателям. Зерешь отдала арфу слуге и сказала:
– Хватит нам заунывных песен, а то я сейчас засну. Верно люди говорят: где бы ни цвела роза, рядом с ней всегда есть шип. Вы как хотите, а я люблю слушать за столом не песни, а истории про любовь и верность влюбленных…
– Да-да, лучше будем рассказывать интересные истории, – обрадовалась царица Астинь.
Самая веселая из девушек захлопала в ладоши и воскликнула:
– Ай-ай, какая мудрая ты у нас, Зерешь! Нет в Сузах никого умнее тебя!
Зерешь – первую и самую старшую жену Амана Вугеянина – многие в Сузах называли мудрейшей среди женщин и просили у нее совета по самым разным вопросам. Дело было в том, что в своем доме Зерешь держала трех прорицателей, гадающих по цифрам на магических костях. Да и в процветающем доме ее отца в Бактрии ни одно большое дело не начиналось без ворожбы и предсказаний. Там гадали по печени, по полетам стрелы и птиц, по направлению дыма, по маслу, разлитому на воде, по судорогам убитого животного, по звездам и сновидениям… По всему, что только можно себе придумать.
Но почему-то больше всего Зерешь доверяла магическим костям с цифрами. Она давно убедилась: такие предсказания наиболее надежные – даже лучше, чем у звездочетов и лунных провидцев.
Может быть, поэтому Зерешь не сильно смущалась лунной жрицы и была веселее многих на пиру. Она привыкла во всем жить своим умом, а точнее, умела ловко защищаться от жизни умом трех своих гадателей.
– Я знаю одну интересную историю из древних времен, – сказала лунная жрица со странной улыбкой на лице.
– Про утонувшего рыбака, который встретился в чреве рыбы с морской царицей? – полюбопытствовал кто-то с края стола.
– Нет, еще интереснее.
– А эта история про любовь? – робко спросила царица Астинь.
– Про великую любовь и верность, которые не всем дано постигнуть.
И Синтара принялась рассказывать про стародавние времена, когда царицы уходили в подземный мир вслед за мужьями и непременно брали с собой всех своих слуг, придворных девушек, конюхов, возниц, виночерпиев, охранников и музыкантов. В такой день женщины, как и сегодня, наряжались в праздничные одеяния, надевали свои лучшие украшения, подкрашивали глаза и веки зеленой краской – зеленый цвет издавна считался цветом жизни и нового рождения, – а затем устраивали в усыпальнице большой праздничный пир.
– Они пировали, пили вино, а потом все вместе выходили из склепа? – спросила самая нетерпеливая из девушек, но уже не таким веселым голосом. – Они потом уходили, да?
– Да. Они уходили в мир иной, – спокойно продолжила лунная жрица. – В лучший из миров. Тот, который на небесах. Но сначала они занимали в гробнице заранее отведенные места, наполняли свои чаши ядом и под музыку выпивали яд по команде царицы. Потом могильщики засыпали склеп землей и насыпали сверху большой холм. Такой же большой, как над усыпальницей царя…
Лунная жрица закончила рассказ. Женщины уже не пили вино – они со страхом глядели на свои кубки, друг на друга, на царицу Астинь. Пиршественный зал вдруг всем показался мрачным и душным. Без окон, заставленный скульптурами незнакомых богов, награбленными из греческих храмов, он сильно напоминал склеп… И кто знает, что было подмешано в царское вино?
Однако Синтара взяла в руки свой кубок, отхлебнула вина и впервые за все время пира снисходительно улыбнулась.
– Не бойтесь, – сказала она. – Это древняя история. Сейчас таких обычаев нет. К тому же наш царь еще очень молод. Впереди у него много лет жизни. Пейте, в ваших кубках не яд, а сладкое вино.
– Хватит нам историй, пора танцевать, – первой поднялась со своего места Зерешь, и вслед за ней встали другие женщины, взялись за руки, закружились в хороводе:
Раньше было одно, а теперь совсем другое.
Прежде было старое, а теперь все новое.
Не станет больше женщина печенкой своего мужа,
Не пойдет с ним вместе в могилу.
Она будет пировать своим пиром,
Среди подруг, среди своих веселых подруг…
С бойкого языка Зерешь слетали слова новой, только что рождающейся песни. Их тут же подхватывали другие женщины – как легко и приятно было кружиться под эту песню после медового вина!
Даже царица Астинь заметно повеселела и тихо, одними губами, повторяла слова, которые после каждого припева все больше проникали ей в душу:
