скачать книгу бесплатно
– Надо. С семи лет.
Они разделили деньги пополам. Каждый сам купил себе билет. Оказалось, Вера точно знала, где выходить. Зато Лев точно знал, как проникать в цирк со служебного хода. Анастасия Леонтьевна приветливо помахала ручкой: «К дедушке?»
Приставного места в четвертом ряду не оказалось – и они просто сели на ступеньки. Вера призналась, что была в цирке только два раза в жизни. Смотреть с ней давно знакомые номера показалось Льву гораздо интереснее, чем одному: Вера так ахала – закачаешься!
Антонио Феери выступал во втором отделении. Когда он вышел на арену вместе с Леночкой, Вера ахнула совсем громко. Лев хотел поглядеть на нее, но не смог: с арены на него в упор смотрел Антонио Феери. Не отводя глаз. Леночка протянула иллюзионисту бокал, но тот бокала не брал, а все смотрел и смотрел на Льва. Тарелка в оркестре тонко звенела. Льву стало казаться, что Антонио Феери приближается. Пятясь попой назад, Лев ощутил следующую ступеньку. Выхода не было. Антонио Феери медленно надвигался на него.
Лев приподнялся.
– Ты куда? – спросила Вера.
– Я… – Лев схватил ее за руку и потянул к выходу: времени оставалось совсем мало. Антонио Феери был шагах в десяти.
– Ты что? – спросила Вера на улице. – Зачем мы убежали? Там же твой дед…
В троллейбусе Лев объяснял Вере, что Антонио Феери не его дед. Что Антонио Феери только принимает облик деда, пытаясь всех обмануть. Что Антонио Феери может превратить весь зал, например, в голубей. Но что Вера не должна бояться Антонио Феери: Лев знает волшебные слова против него.
– Какие? – спросила любопытная Вера.
Лев вздохнул:
– Я не могу их тебе открыть.
Вера посмотрела на него с уважением и сказала:
– Понима-а-аю.
Это был запоминающийся вечер. Когда Лев подошел к дому, там уже стояла небольшая толпа – плохо различимая в сумерках. Он осторожно подкрался к толпе, но его все равно увидели и обернулись. И тут Лев почувствовал, что падает… сильно кружится голова и перед глазами точки, а из толпы, из самой середины, бегут прямо на него страшный Антонио Феери, весь в черном, и прекрасная Леночка в золотом комбинезоне под накинутым наспех плащом.
– Дед Антонио! – все-таки успевает произнести волшебные слова Лев.
Когда он приходит в себя, дед Антонио в серо-синей своей пижаме сидит у его постели с газетой. Лев радостно вздыхает.
М-да… а вот прекратить выступать вообще – это оказалось трудно.
– Хоть обо мне подумал бы! На что жить… – сказала уже полчаса как безработная Леночка. Жить ей, правда, пока было на что.
– Ты грести разве не собираешься – на галере?
– На каноэ! Не собираюсь… – Леночка обиделась бы опять, но Антон Петрович еще не пристроил ее к кому-нибудь в ассистентки.
Впрочем, пристроил-то он ее тут же: к Володе-метавшему-кольца. Кольца Леночка могла подавать так же профессионально, как цилиндр, бокал, зонт. К тому же, Володя, сосредоточенный исключительно на кольцах, даже не слышал, что Леночка по-прежнему хохотала – все время, пока находилась на арене. Непрестанно.
Так Антонио Феери исчез из жизни Льва. И Лев не знал, где он теперь. Даже дед Антонио – и тот не знал, но как-то сказал Льву:
– Мне кажется, он уехал в Италию.
КАК ПРОТЫКАТЬ ПАЛЬЦЕМ ФЕТРОВУЮ ШЛЯПУ
Достаньте из саквояжа мягкую фетровую шляпу и пустите ее по первому ряду: зрители должны сами убедиться в том, что это совершенно обычная шляпа, в которой нет никакого подвоха. Когда шляпа снова окажется у вас, запустите внутрь кисть руки и проткните пальцем тулью насквозь. Теперь верните проколотую шляпу зрителям для инспекции. Пусть они увидят, что палец не оставил в тулье шляпы даже самой крохотной дырочки.
Этот традиционный, но всегда пользующийся большим успехом трюк вполне можно повторить несколько раз – и даже предложить любому из зрителей проткнуть тулью пальцем: едва ли это удастся кому-нибудь, кроме вас.
Комментарий
Конечно, ваш палец не обладает способностью проходить сквозь фетр, из которого сделана шляпа. Просто в распоряжении у вас имеется муляж пальца, изготовленный из папье-маше и снабженный у самого основания иглой. Именно этот муляж зрители и принимают за протыкающий шляпу палец. Делая вид, что протыкаете шляпу пальцем правой руки изнутри, вколите муляж пальца в тулью снаружи. Потом выньте муляж из тульи и спрячьте его в кулаке левой руки, будто вытаскивая палец правой руки из «отверстия».
8. НИКАКОЙ ТОЧКИ
Только к пятому классу страшный и прекрасный образ Антонио Феери почти окончательно слился в памяти Льва с образом деда Антонио. Лев даже не понимал, как мог он когда-то сомневаться в том, кто именно подхватил его на руки в ту злополучную ночь. И кто именно удалил страшного и прекрасного Антонио Феери из его, Льва, жизни. Осталось, правда, чувство вины – перед дедом, который никогда больше не ходил в цирк. Цирк умер для него почти так же окончательно, как и Джулия Давнини, женщина-змея.
Теперь Лев только улыбался, если дед Антонио грозился превратить его в столовую ложку – откажись Лев есть суп.
Дед Антонио не мог превратить никого в столовую ложку!.. Или – все-таки – мог? Послушать Веру – так очень даже мог.
– Мне кажется, – так и говорила она, – что твой дед все может. Тетя Оля называет его «всемогущим».
И Вера рассказывала всякие страшные истории. Например, как одна продавщица в молочном магазине ответила деду Антонио грубо, а Вера тогда в той же очереди стояла и сама видела: дед Антонио на продавщицу посмотрел очень грозно и что-то сказал одними губами. И с этого дня продавщицы в магазине уже больше никогда не было, зато у дверей появилась облезлая и больная кошка, которая стала жить за магазином, во дворе, где контейнеры. Вера даже показала Льву эту кошку – и кошка действительно была какая-то странная: она смотрела на всех хищными глазами и шипела. Вера и Лев решили остерегаться этой кошки – и теперь ходили в дальний молочный магазин, на улицу Черняховского. Спросить у деда Антонио, так ли все было, как рассказывает Вера, Лев никогда не решался. Но превратить Льва в ложку дед, наверное, все-таки не мог бы. Или мог бы?
– О чем задумался, львенок? – Дед вытягивает у Льва из носу длинный белый платок.
Лев сердится.
– Как ты это делаешь, дед Антонио?
– А вот так! – смеется тот и вытягивает у Льва из носу теперь уже зеленый платок.
– Ловкость рук – и никакого мошенства! – в сердцах говорит Лев и встает из-за стола.
– Кто это тебе сказал? – совсем тихо спрашивает дед Антонио, и Лев удивленно оборачивается на почти неслышный вопрос.
– Ребята… в школе.
– И ты теперь так же думаешь – как ребята в школе?
Лев молчит. Он не знает, думает ли он так же.
– Тогда вытащи синий платок у меня из носа!
Лев не двигается.
– Это же просто! Ловкость рук – и никакого мошенничества… Вот, смотри: какого цвета ты хочешь платок?
«Синего, – подсказывает кто-то изнутри Льва, – синего!»
– Цвета… – медлит Лев (ну, помоги же деду, мальчик: си-не-го!), – цвета… болотного! С желтыми и красными полосками!
«Испортили ребенка, испортили!» – глухо бормочет дед.
– Ну, дед Антонио! Болотного цвета – с желтыми и красными полосками. – Голос бодрый и жестокий: следующее слово будет «слабо». – Слабо?
Ох, мальчик… слабо-то, конечно, слабо.
Да не безнадежно. И дед – медленно, очень медленно – начинает тянуть из носа платок. Болотного цвета. Вот уже видна первая желтая полоска… вот уже и первая красная.
– В таком порядке заказывали? – У деда Антонио колючий взгляд. – Сначала желтая, потом красная?
Льву стыдно. В глазах – слезы.
– Это плохие слезы, – буднично говорит дед Антонио. – Это злые слезы. – И уходит к себе, никак не помогая Льву.
Длинный платок болотного цвета остается лежать на столе. В желтую и красную полоску. Как заказывали.
– Деда! – кричит Лев и срывается с места вслед за дедом Антонио. – Деда, прости меня! Прости меня… грешного!
Страшнее слов он не знает. И капитуляции – полнее! – тоже.
Но они не могут поссориться. Они не ссорятся никогда.
– Ну расскажи мне, дед Антонио… как ты это делаешь? Научи меня!
– Зачем? Ты же не хочешь быть фокусником, я знаю. Ты просто хочешь уметь делать фокусы. Это разные вещи. И кое-что ты уже умеешь. Только не веришь. Ты верь! Когда ты поверишь, что у тебя в носу лента, ты вытащишь ее.
– Но у меня там нету ленты!
– А вот… – дед Антонио тянет ленту из носа Льва.
И теперь уже Лев плачет от отчаяния.
– Надо верить, львенок, надо верить, – говорит дед Антонио и гладит его по волосам мягкой своей рукой… своей – или все-таки рукой Антонио Феери?
Надо верить. Лев старается изо всех сил – и почти уже верит. Нет, не верит! Школьная жизнь и дед Антонио не совмещаются в его сознании. На уроке говорят про электричество. Натертый эбонитовый столбик притягивает цветные бумажки. У деда Антонио есть такой фокус. А потом Льву становится и вовсе невмоготу: он вдруг понимает секрет самого для него непрозрачного из дедовских фокусов, «Волшебного прутика», когда Антонио Феери якобы волшебным своим прутиком зажигает свечу. Никакой это не волшебный прутик: на его кончик просто нанесено небольшое количество перманганата калия! Если фитиль свечи пропитать глицерином, он загорится от прикосновения прутика… чего ж проще?
– Можно выйти, Изабелла Юрьевна?
Он идет на улицу. За угол школы.
– Курить будешь?
– Буду.
Голова – кругом. Сейчас он упадет, и все поймут, что курит он впервые в жизни. Падать нельзя. И Лев, отделившись от стены, единственной сейчас опоры, делает несколько шагов вперед.
И еще несколько.
И еще.
Вот он и дома.
– Дед Антонио, – говорит он с порога, чтобы успеть сказать: успеть сказать и сгореть со стыда. – Твой фокус с волшебным прутиком… пермаг…перманганат калия.
Дед Антонио садится рядом. От Льва пахнет табаком. Лев курил. Господи, что же делать? Господи, вразуми… Они издергали его. Они уничтожают его каждый день. Они добьются того, что в нем вся вера кончится! Лев смотрит прямо перед собой. Дед Антонио уходит и возвращается с папиросой: это индийская папироса, она горит сама. Она горит, как бенгальский огонь. Дед Антонио подносит папиросу к бутону китайской розы на окне. Розу окутывает дым. Когда дым рассеивается, на месте цветка – синий огонек. Он вспыхивает и гаснет.
– Так и ты погаснешь, – говорит дед Антонио и прижимает львенка к себе.
– Я не буду больше курить, не буду!
Львенок, львенок… Господи, сохрани его и помилуй, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое!
До Бога высоко, до царя далёко…
Откуда-то Лев достал книжку Маневича «Иллюзия и действительность». Он читает ее! Он погибнет. Опять Маневич. Опять на пути встает Маневич. Тогда тоже все начиналось с Маневича. «Маневич, искусствовед. История советского цирка. А это, стало быть…» – «Джулия Давнини. Современность советского цирка… e proprio fortunato Lei!»
Они никогда не говорили о Маневиче вслух. Только глазами: «Ты была у Маневича?» – «Да. Он единственный, кто меня понимает». – «Это неправда, Джулия. Он тоже не понимает тебя. Ты же сама знаешь». – «Знаю. Но Маневич считает меня легендой советского цирка!» – «Это тоже неправда, Джулия. Ты же знаешь, что ты не легенда советского цирка». – «Знаю. Но Маневич говорит, что легенда!»
Теперь Маневич взялся за львенка: погубить и его. Своей поганой книжкой – единственной написанной Маневичем за всю жизнь. И переиздаваемой, переиздаваемой, переиздаваемой! «Иллюзия и действительность»… надо же уметь так подло назвать! Так противопоставить! Так разделить, так развести – на-ве-ки! Мальчику двенадцать лет… – ему нельзя, ему рано различать иллюзию и действительность. У него еще будет время, потом, когда его ткнут носом: здесь, дескать, действительность, а во-о-он там – иллюзия, не путай их, дурачок! Не принимай одно за другое. Не з-а-б-л-у-ж-д-а-й-с-я!
Ловкость рук – и никакого мошенничества… м-да. Мальчик, конечно, поверит Маневичу: Маневичу просто поверить. Для того и существуют маневичи, чтобы змеи и львы верили им. Мальчик, не читай книг маневичей!
– Почему, дед Антонио? Интересно же! Вот, смотри… – Лев вынимает из уха теннисный шарик. – Хорошо?
– Плохо, львенок!
– Почему – плохо, дед Антонио? Уже же почти хорошо!..
Как объяснишь? Скажешь, что шарик был в руке – все время только в руке и никогда – в ухе? И что сам Лев прекрасно знает это? Знает – и не заблуждается. А должен – з-а-б-л-у-ж-д-а-т-ь-с-я!
– Я потренируюсь, дед Антонио…
– Бесполезно, львенок… Ты не с того начинаешь. Да и не надо тебе иллюзионистом быть… зачем? Может быть, я читал тебе мало сказок.
– А почему ты больше не выступаешь, дед Антонио? Тут сказано, что старые фокусы изжили себя – и пора раскрыть их секреты!
Гадость, гадость. Старые фокусы изжили себя! Что знает о «старых фокусах» Маневич – с его короткой памятью историка советского цирка? Самый старый фокус для него тысяча девятьсот семнадцатым годом датируется… Знает ли он, сколько фокусу вообще тысячелетий от роду? Знает ли он, что фокусы испокон веков людям жизнь спасали? Что не будь их – не было бы, очень возможно, и самого Маневича: не от кого было бы ему родиться! Сути фокуса – его тайной, его со-блаз-ни-тель-ной сути не понимает Маневич… И не поймет: ее не понять – не умея. А не умеешь – стало быть, и не знаешь, что фокус – механизм выживания: выживания человечества.
– Дед Антонио, почему ты никогда не придумал ничего посвежее? Тут сказано, что можно комбинировать старые фокусы – и получатся новые.
Комбинировать… Фокус – субстанция чистая, Маневич! Его нельзя ни с чем комбинировать: он – прост. Он прост, и проста вера в него. Детская вера в чудеса, Маневич, помнишь такую? Забыл. Она у всех одна и та же. Она не может изжить себя. И потому не могут изжить себя фокусы. И потому не надо изобретать новых. Новых фокусов не бывает вообще! Если фокус новый – он трюк… надо же различать такие вещи, Маневич, Маневич! Надо понимать различать фокус и трюк. А вот иллюзию и действительность – их понимать-различать не надо. Действительность иллюзорна – и везде сплошные иллюзии, мальчик! Верь всему, пока тебе мало лет, а что к чему – разберешься потом.
– Дед Антонио, видишь: я привязываю один платок к другому – видишь? А теперь – раз, два, три – платки разъединились сами!
– Они, львенок, и не были связаны…
Они не были связаны, ибо единственно возможный тип связи – тонкую связь между иллюзией и действительностью – разрушил для тебя Маневич. Он научил тебя шагать из действительности в иллюзию и из иллюзии в действительность: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда! Ты везде свой и нигде не свой. Тебя отторгает действительность – и иллюзия отторгает тебя, ты никому не нужен…
Но ты нужен мне – пока я жив! И я не отдам тебя Маневичу. Где-то у меня тут старая записная книжка с его телефоном…
– Алло. Это Антон Петрович Фертов. Я хочу сказать Вам, что Вам прямая дорога в преисподнюю.
