Соболево. Книга первая

– Что-то точно здесь не так, – мучаясь в догадках, размышляла Ксения, – Здесь что-то есть. И ил этот… Какого хрена?! Почему он не сказал мне сразу обо всём, что хотел?! Я же спрашивала! Он мог сказать правду, и я поняла бы её!.. – Ксения осеклась, – Только если правда не такая же, как и всегда. Он, наверное, подумал, что я снова отмахнусь от его предостережений, и решил в этот раз защищать меня через неведение? Это что же такое может случиться, если он решился на такое?..

Боммм!..

Колокол ударил, и вороны разом взмыли в воздух, зарезав тишину своими криками. Сквозь их карканье Ксения услышала ржание лошадей, донесшееся откуда-то с озера. Идут.

Боммм!..

Боммм!..

***

– Разве ты не должна быть у отца? – тихо, чтобы другие не слышали, спросил Дмитрий.

– Я была у него, но он ничего не сказал.

Дмитрий посмотрел на Ксению. Она уловила на его лице удивление. Пока остальные были заняты делом, они отошли немного в сторону.

– Возможно, он действительно не знает.

– Нет, – Ксения помотала головой, – Он проигнорировал мой вопрос дважды, сделав вид, что не слышал его, – она нахмурилась и сложила руки на груди.

– Расслабься. Ты же знаешь, что всё, что он говорит – должно быть сказано, а что не произнесено, тому еще не настало своё время.

Ксения резко, так, что волосы приподнялись, обернулась на него и зло прищурилась.

– Давай ты ещё мне эти сказки расскажи!..

Дмитрий приложил указательный палец к губам.

– Отец говорил мне как-то, когда я спрашивал о тебе, что ты склонна видеть только то, что удобно тебе, сестрёнка, и поступаешь так же. Поступаешь так, чтобы твоё видение имело реальность. Ты хочешь, чтобы все тебя любили и уважали, и ведёшь себя так, как нужно, чтобы это действительно происходило. Но ты – это не то, какой тебя видят окружающие. Неужели ты не можешь допустить, что существует что-то за гранью твоего видения?

– Это когда он тебе такое говорил? – возмутилась Ксения.

– Когда только приютил. В самом начале. Я тогда спросил, почему он не отговорил тебя от службы.

Ксения промолчала, смущенная тем, насколько хорошо отец понимает её.

– Вот, к примеру, стоим мы с тобой сейчас и смотрим на то, как Плокин с Терешенко снимают с дерева труп, да? Другие, что привели лошадей, что они делают сейчас? Там, за кустами. Ну, по-твоему.

– По-хорошему, должны уже тащить металлолом наружу, к озеру.

– Но ты этого не видишь, как и дерева, которое стоит у тебя за спиной. Но всё это существует. Так же существует множество вещей, в том числе необходимость отца скрывать от тебя те или иные вещи в определенных ситуациях. Твой взгляд на мир губителен в первую очередь для тебя.

– Раньше ты такого не говорил, – с упреком в голосе возразила Ксения.

– Времена и обстоятельства меняются, Ксюш. Возможно, вечером отец будет более разговорчив.

– А ты откуда знаешь?!

– Я же Наблюдатель, – он хитро подмигнул ей, закуривая сигарету, – Видишь? Даже сейчас твоё мировоззрение трещит по швам, а казалось бы, какая маленькая оплошность – ты думала, что я не знаю того, что на самом деле знаю. Открой глаза, наконец, и осознай, кто ты и где находишься. Тогда ты поймёшь, что происходит. Отец не шутит. Всё, что он говорит, правда. Всегда.

– Либо он просто заставил тебя в это поверить!

– Долго ещё будешь отмахиваться?..

Что-то хрустнуло. До их ушей донесся звук, похожий на тот, что издаёт ткань, когда ее рвут на части, а потом что-то глухо, как мешок с мукой, упало на землю. Это была верхняя половина Копылова Сергея Владиславовича, шестьдесят третьего года рождения.

– Гришка, твою мать! Ты чего, не слышал меня что ли?! – крикнул Терешенко.

Ксения нашла Плокина глазами среди сосновых ветвей. Он весь сжался, пытаясь удержаться на дереве, пока его одолевала рвота. Ксения отвернулась. Дмитрий остался смотреть.

– Почему вы с отцом всегда думаете, что именно вы правы?

– Потому что мы правы. Мы не ждём ничего от других, как ты, мы исполняем свой долг. Понимаешь? Наша картина мира не привязана к чужому одобрению, поощрениям и симпатиям. Мы просто делаем своё дело, и это позволяет нам видеть вещи такими, какие они есть. Ты видишь вещи вокруг себя через призму своих ожиданий, Ксюш.

После этих простых, полных уверенности слов, Дмитрий отправился к упавшей части тела. Ксения обернулась, чтобы проследить его путь. Она увидела, как он залез в штаны покойника и поняла, что телефон он тоже не нашёл, иначе зачем еще ему шарить по карманам?

– Даже если они с отцом что-то знают, то мне они не скажут, защитники хреновы, – поняла Ксения, глядя брату в спину, – Придётся всё выяснять самой. Или не придётся? Посмотрим, что скажет отец.

***

В лесу отряд провозились довольно долго, и всё это время мысли Ксении были поглощены тем, что сказал ей сводный брат и тем, что не сказал отец. Когда они наконец вернулись в деревню, близился вечер. До возвращения в Нору еще нужно было подождать. Капитан решила потратить свободное время на прогулку. Она гуляла, общалась со старыми друзьями и знакомыми. В общем, окончание дня выдалось неплохим. Оно было таким до тех пор, пока она вновь не услышала звон колокола. Все, кто расхаживал по площади, по улицам, между домов и среди улочек, разом, словно по повелению Единого Разума, повернули в сторону храма. Достигнув центральной улицы, улицы Соболева, они стали ждать, когда появятся остальные. В этот раз она решила присоединиться к ним.

Процессия, тянущаяся от самого озера, вскоре показалась на площади. Ксения поспешила присоединиться к ней в самой её голове, где её с улыбкой на лицах встретили служители церкви, обрадованные тем, что рядом с ними снова идёт член семьи Соболевых. Поток добрался до церкви, расположился внутри, и сразу же началась проповедь. Отец Симеон, пользующийся безмерным уважением и властью над умами всех деревенских, тепло приветствовал паству.

– Братья и сестры! Я благодарен Ему за то, что вы снова пришли сюда, в обитель нашего Владыки, чтобы услышать Его слово. Были ли среди вас те, кого благословил Владыка? – священник оглядел толпу исподлобья, приспустив очки на нос.

– Нет, батюшка. Никого не было, – ответил кто-то из стариков, подняв руку со сжатой в ней шапкой.

– Что ж, таково Его Желание. Блаженны те, кому ниспослано Его Благословение, братья и сестры. Ибо они, и только они могут узреть Владыку собственными глазами.

Старик поднялся на небольшую кафедру, оглядел паству с возвышенности и, поплевав на указательный и большой пальцы, перелистнул страницу большой книги. Ксения, в отличие от большинства здесь присутствующих, видела эту книгу много раз, и даже держала в руках. Более того, она даже видела, сколько редакций этой книги существует. Симеон листает лишь одну из нескольких десятков. Каждой общине, верной делу Владыки за пределами Соболево полагалось своё собственное писание. В общих чертах они были одинаковы, но всё же содержали тонкие отличия, обусловленные самобытностью каждой паствы и её пастыря. В руках Симеона находится самая первая редакция Писания, составленная Виктором собственноручно. Это самое настоящее рукописное Евангелие от Виктора.

– Итак. Утром я начал беседу о том пути, которое ведёт к Благословению. И я говорил, что "Благословение" как таковое, согласно словам Магистра, а точнее – искание и получение этого Благословения, является наиболее трудным делом, так называемым, если прибегать к крылатым выражениям греков, "геракловым трудом".

Ксения редко слушала слова Симеона. Причиной тому служила твёрдая вера в то, что всё происходящее – это всего лишь представление для обывателей. Это всё не по-настоящему. Истории про Владык и Спасителей не новость для этого мира, и всякий раз эти истории связаны с каким-нибудь лидером. Будь это пророк, апостол или Владыка, как в ситуации с Соболево, всё для неё было одинаково. Всё было создано и существовало лишь ради того, чтобы обеспечить высших лиц организации властью. Вот то единственное, что интересовало её во всём этом. Власть. Она не вслушивалась в слова Симеона, не пыталась постичь их смысл, не хотела вникать в двойные и тройные смыслы сказанного. Не пыталась выслушать отца, который усердно пихал ей расшифровки под нос. Она лишь наблюдала, как интонации и акценты влияют на людей, наблюдала за их реакцией на каждое слово и каждый жест настоятеля. Вот что её интересовало. Власть, а не правда. Своё отношение ко всему происходящему она не стала менять даже тогда, когда узнала, какова цена этой власти.

– По сравнению с этим трудом, – продолжил пастырь, – всё остальное бытие человека представляется детской игрой – настолько сильны рациональные узы в уме человека, связывающие и опутывающие все аспекты его жизни. Магистр, а тем самым, Владыка, призывают нас к упорству, неизменному, прилежному терпению. Он защищает нас от спешки. Он говорит, что всякая нетерпеливость исходит от искушения ложным Богом, которым обмануты люди за пределами нашей общины. Но и мы не должны вести себя праздно только лишь из-за того, что нам открылась Истина в служении Ахнаиру. Мы должны работать со страстью, не поддаваясь унынию и не позволяя сбить себя с пути. Иначе то, что мы начали, будет обречено на провал. Наш Владыка не заявляет и никогда не заявлял о том, что он выше нас или могущественнее нас, ибо он жаждет нашей помощи. Без неё он не может пробудиться. Без неё он не может восстать. И именно поэтому мы радуемся всякий раз, когда кто-то из нас обретает Благословение. Именно поэтому! Располагай же нашими нечистыми телами, Ахнаир!

– Располагай моим нечистым телом, Ахнаир!.. – повторила толпа, а с ними и Ксения.

Давным-давно превращенная в податливый пластилин, паства впитывала новое слово Симеона, меняя форму в согласии со сказанным. Они привыкли к этой мимикрии за десятки лет проповедей. Да, кто-то был старше, а кто-то моложе. Детям разрешено было приходить в церковь через месяц после рождения. На них действовало лишь одно исключение: они не проходили причастие. Причаститься дозволялось тем, у кого начался период полового созревания. Ксения много раз наблюдала как меняются её сверстники после того, как проходят первое, второе, третье причастие. Они становятся слишком серьезными для своего возраста. Они наполняются религиозным рвением, а слова Симеона становятся для них путеводной звездой. Ксения же всегда пропускала всё мимо ушей, и ей было странно видеть эти изменения, которые, по какой-то причине, её не касались. Так было и сегодня. Ей не давали покоя её собственные мысли. Сидя в самом далёком и тёмном углу храма, она не обращала внимания на проповедь, лишь изредка, для виду, кивая в такт остальным.

– Главная трудность здесь это… – священник сделал паузу, подбирая слова, – Это найти золото внутри своей души. Это будет звучать метафорично, но многие, я надеюсь, поймут эту метафору и объяснят её тем, кому она не поддастся. Старатель может обрабатывать скалу, медленно пробираясь в ее глубину, чтобы найти золото. И пусть его упорству можно позавидовать, но то золото, которое он найдёт, вульгарно. Мы же ищем истинное золото, истинное благо в глубинах своей сути. Наше золото – суть самоотдача, самоотречение, преобладание блага Владыки над благом личным. Понимаете? И когда наш внутренний старатель вдруг занесет кайло в последний раз, чтобы ударить и наконец увидеть золото, оно должно стать мягким и податливым, как вода, чтобы заполнить, захватить вас целиком, братья и сестры. Этому нужно позволить овладеть собой так же смиренно, как смиренно вы приходите сюда каждый день. Это должно быть чем-то естественным для вас, чем-то необходимым даже. А в какой-то степени и жизненно необходимым. В этом вся трудность нашего дела.

Симеон оглядел паству, примечая её реакцию. Он посмотрел на одного, другого, третьего человека и сделал вывод, что был хотя бы частично понят. Перелистывая страницу, священник прочистил горло, глотнул из кубка и продолжил.

– Наша рациональная часть, крепко сидящая в наших мозгах, станет сопротивляться. Мозг вообще склонен обманывать человека. Он настолько втянул человеческую личность в ложь и самообман, что всякий давно убеждён, что верить нужно именно мозгу, рациональному естеству, а не сердцу или душе. Интуиция – вот голос души. Тот, кто научился, кто умеет его слушать и взывать к нему, редко поступает опрометчиво. Но не мозг. Мозг ищет для своего тела комфортных условий. Ищет, как бы поместить тело в тепло, уют, глупые развлечения, где в изобилии будут наличествовать плотские утехи и неконтролируемое размножение. Вот чего он ищет. В решении математических уравнений ему нет равных, но Бытие – не математическое уравнение. Не нужно слушать то, что говорит вам мозг, оперируя к разумному – к своему же собственному творению. Только стремление к иррациональному, к абстрактному, интуитивному, чувственному и эмоциональному может провести вас по ступеням из темного подземелья рационального на свет, на свежий воздух иррационального. В объятия нашего Владыки. Это действительно титанических усилий требует. Но ещё больших усилий требует фиксация этого состояния. Постоянное удержание себя в иррациональном существовании требует неописуемых усилий. Против вас поднимется абсолютно всё. Первым будет, как я уже говорил, мозг и его разум. Следом поднимутся против вас близкие, кто ещё не нашёл должного рвения для того, чтобы отыскать, наконец, золото в своей душе. Не серчайте на них, не гневайтесь – придёт и их время. Затем против вас поднимется сам рациональный, материальный мир. Он будет подсовывать вам события и явления, которые будут оспаривать ваши убеждения. Он будет подсылать вам людей, которые ловко оперируют логикой, способной пошатнуть вашу веру и лишить вас фиксации в благословенном состоянии. Будьте осторожны, братья и сестры, и да наградит вас Владыка своим Благословением. Не бойтесь труда этого, но стремитесь к нему. А теперь давайте же обратимся к Владыке нашему через молитву, – Симеон опустил голову и за ним повторили все, – Из глубины к тебе воззвав…

Вечерняя молитва затянулась. Симеон бубнил дольше обычного, и с ним бубнела вся паства. Где-то посередине к Ксении подсел Плокин, смиренно опустивший голову, с наслаждением читающий молитву вместе с остальными. Ксения молчала, стеклянными глазами глядя в пол храма.

***

К тому моменту, когда Ксения пришла, Нора уже опустела. Столы сверкали чистотой, стулья были сложены друг на друга, а приглушенный свет способствовал игре воображения. Оно сразу же взялось дорисовывать плавучие силуэты по тем углам, где темнота уже успела загустеть настолько, что разглядеть в них что-либо, кроме воображаемых фигур, было почти невозможно. Старик, протирая стаканы, уставился в орущий телевизор. Из темноты нарисовался Никитка, встал рядом и стал наблюдать вместе с Ксенией за Егором Викторовичем.

– Пап, – тихо позвала Ксения, испытывая слух отца, но тот и ухом не повёл, – Пап! – сказала она уже громче, но не громче, чем орал телевизор.

– Да он глухой уже давно, – подсказал Никитка.

Ксения повернулась к мальчику и улыбнулась ему. Жилистый, темноволосый, кареглазый. Это он теперь помогает Егору Викторовичу с делами – он носит еду посетителям, он моет полы и поднимает стулья, он бегает в кладовую за съестным, он же остаётся за главного, когда отца нет на месте.

– Знаю я его, притворяется он. Ему просто досмотреть хочется, – Ксения шутливо отмахнулась.

Одного её пристального взгляда хватило, чтобы Никита тут же растаял. Щеки налились багровым румянцем, и парень как-то подзавис. Ему всего пятнадцать, но бушующие гормоны уже дают о себе знать. Ксения много раз замечала, как подросток заглядывается на неё. Она приподняла его подбородок и ласково погладила щеку большим пальцем.

– Спасибо тебе, что отцу моему помогаешь, – она подмигнула ему, зная, что после такого он точно всю ночь глаз сомкнуть не сможет.

Мальчик, растерявшись, застыл как статуя с открытым ртом.

– Никита! Давай сюда! – прогремел голос отца.

Мужской голос мигом расколдовал мальчишку. Никита криво улыбнулся и, довольный собой, понёс ведро, не решаясь еще раз взглянуть на девушку.

– Молодец, что пришла, но пацана мне не путай. Причащалась? На вот, компотику выпей, – он поставил на стойку заранее подготовленный стакан.

– Спасибо, не откажусь, – Ксения села за стойку и вспомнила вдруг, что у неё в кармане остался пирожок, – У меня и закусить есть.

– Кто это тебя угостил? Пахнет здорово.

– Юлина мать. Помнишь их? Лугины.

Егор прищурился, пытаясь вспомнить.

– Юля погибла ребёнком, её медведь в лесу задрал.

– А-а-а! Да, теперь вспомнил. Так что же, ты в гости заходила?

– Пока служба шла. Не переживай, я оставила записку с благодарностью. Не смогла мимо пройти, так пахло!.. А внутри, знаешь, как будто умерло всё, в самом доме. Умерло как будто вместе с Юлей.

– Так и есть, – отец медленно покачал головой, – Наташка так и не оправилась тогда полностью. Да и как тут оправишься? От такого нельзя оправиться, к этому не привыкнешь.

– У Юли сегодня годовщина смерти или день рождения видимо. Там фотка её стояла со свечкой.

– Вот оно как. Понятно, – отец достал из-за стойки бутылку настойки, налил себе рюмку и выпил, – Царствие ей Небесное.

Ксения оглянулась, убедившись, что в Норе точно никого нет.

– Обалдел? Ты чего говоришь такое?

Отец только отмахнулся.

– Чего ты руками машешь? – возразила Ксения, – Осторожнее с этим. Понял?

Отец поднял правую бровь, насупившись.

– Всё-всё, я поняла, – тут же сдалась Ксения, поднимая руки.

– Доедай и наверх. Закроюсь и поднимусь к вам.

– К нам? – Ксения округлила глаза, – Он очнулся?!

– Нет ещё. Но он же там.

Капитан согласно кивнула и продолжила есть. Когда дело было сделано, она отправилась наверх, напоследок глянув в окно. Над лесом поднялась луна.

– Чистое небо. Завтра, может, будет солнечно, – сказала она отцу, но тот не ответил.

***

В комнате всё осталось так же, как и было утром. Даже Андрей, казалось, слился с интерьером и остался неподвижен. Теперь ей предстоял обстоятельный, длинный разговор. Ксения ещё в лесу решительно заявила себе, что не уйдет, пока не получит ответы на все интересующие её вопросы, и отца не отпустит, пока он их не даст. Но теперь, когда она вернулась, пламя её уверенности немного поугасло. Этого упёртого старика не заставишь, если он сам не захочет.

– Как день прошёл? А то я так и не спросил, – поинтересовался отец, едва появившись в дверях.

В одной руке он нёс трехлитровую банку с компотом, а в другой поднос, на котором стояло два стакана с чаем в серебряных подстаканниках. От чая вверх поднимались струйки пара. Кипяток.

– Ну, утренние мои дела ты знаешь. После тебя пошла прогуляться назад, к лесу. Вместо службы в церкви.

– Зачем? – отец удивился.

– Ну ты же мне на вопросы не ответил, вот и пришлось задницей рисковать.

Егор Викторович закряхтел, выдавив этакое "хе-хе-хе".

– Если я не ответил на вопрос, это не значит, что нужно чем-то рисковать, – спокойно ответил он, – Это значит, что нужно подождать, когда придет нужное время, – он снова выдавил смешок.

– Чего смешного?

– Смеюсь над тем, как ты ловко закидываешь манипуляции. Мне кажется, даже не подозревая, что делаешь это. Дед научил? Много ты мужиков этим подлавливаешь?

– Хватает.

Егор покачал головой, глядя на Ксению.

– Потерянное поколение.

Ксения закатила глаза. Отец уселся за стол и жестом пригласил дочь присесть напротив.

– Садись, чаю попей. Чай хороший, бодрит. На травах, – он подул в стакан и шумно отпил немного, – Так и что? Риск твой был оправдан?

– Не знаю. Нет. Я ничего не понимаю.

– Сейчас самое время задавать вопросы. На всё отвечу. Задавай.

– Хорошо. Что это за грязь? Откуда она внутри машины и на деревьях? Как машина могла упасть с неба?! Её что, десантировали? Ерунда какая-то. И вот этот, – она не глядя указала на Андрея, – Это кто? Чего ты о нем печешься? Ты никогда новоприбывших не держал у себя. Ты же не участвуешь во всём этом! Ты только нашим приезжим комнаты сдаешь и тем, кого мы завозим. Да и то больше не ради денег, а так, ради поболтать, ради новостей из внешнего мира. Чего ты вдруг вмешался?

Слушая вопросы, Егор задумчиво помешивал чай. Когда Ксения замолчала, он отвернулся к окну и тяжело вздохнул.

– Что? Что опять не так? – раздраженно спросила Ксения.

– Ничего. У меня есть ответы на все эти вопросы, и ответы очень простые. Хотя, придётся рассказать пару историй, причём достаточно длинных.

– Так давай, я не тороплюсь. До полуночи время есть, – девушка демонстративно заняла самое удобное ей положение.

– А ты слушать будешь? Или опять, только охи и ахи? Ты же не веришь тому, что я говорю про Орден. Особенно про то, что касается твоего деда. Ведь если моя правда о нём действительно окажется правдой, тогда…

– Моё мировоззрение треснет по швам? Пускай. Я готова проверить свои убеждения на прочность. Давай.

– Я так понимаю, Димку ты тоже донимала вопросами, – отец хитро улыбнулся, – Его слова.

– Нет. Он просто пытался дать мне понять, что, якобы, если ты не отвечаешь на вопрос, значит, ещё не время для ответов.

– Ну так всё правильно. Разве он не прав?

– Да! Да, он оказался прав, – неохотно признала Ксения, начиная нервничать.

– Успокойся. Не заводись. Ещё будет время.

– С вами успокоишься… – Ксения провела рукой по лицу, – Начинай давай.

– Обожди. Давно ты деда последний раз видела?

– Пару дней назад. Может, дня три. Не так давно, в общем.

– В каком он сейчас состоянии?

– Ты о чём? Не поняла.

– Ну… не замечала за ним изменений? Странностей? Может, говорит по-другому, или ещё что? То, что непривычно за ним наблюдать. Например, что он заранее знает, что ты ему скажешь. Или знает то, что ты только что подумала. Бывало такое?

– Да нет, вроде. Я за ним вообще такого не замечала никогда.

– Хорошо. Тогда мы можем говорить спокойно.

– Вообще мы лично мало общаемся, как семья. Больше как магистр и капитан. Я его понимаю, на нём слишком много ответственности. Держать такую легенду на плаву не просто, особенно для его возраста.

– Легенда, – старик криво улыбнулся, скорее испытывая отвращение к сказанному, чем если бы оно его веселило, – Ты вот называешь это легендой, а сама в это веришь, а ведь это не легенда. И чтобы получить ответы на твои вопросы и остаться ими удовлетворенной, ты должна уже осознать это. Ты должна понимать своей головой, что всё то, что вокруг происходит, не сказка и не вымысел. Это всё по-настоящему, понимаешь?

– А что происходит? Что происходит-то? Всю деревню опаивают наркотой, а потом всякую религиозную херню в головы льют? Это происходит? Я это понимаю. Мне это не то, чтобы нравится, но это факт, – последние предложения Ксения произнесла тише, как будто сама в своих словах сомневается, – Благословенные эти – те, кто "навнушался" сам себе. Топятся во время от слишком ярких приходов. Чего только их всех к воде тянет?.. Может это какая-то общая особенность восприятия, чёрт её знает…

– Ничего ты не понимаешь. Точнее, понимаешь, но так, чтобы тебе жить удобно было. Не совестно. Торгуешься сама с собой, вот и выдумываешь себе оправдания. А ведь он не зря тебя взял в дружину, а не в наблюдатели, – старик покачал головой, – Так ты будешь на безопасном расстоянии от правды и получишь то, чего больше всего желаешь – свои любовь и власть, а твоё нежелание искать правду оградит тебя от остального. Я это давно понял, но сейчас в очередной раз убедился. Закрываешь глаза даже на убийства ради своей власти. Так ведь? Что там происходит с теми, кто… Как ты там говоришь? Навнушался?

– Их топят, – нехотя выдавила Ксения.

– Вот. Во-о-от! – он ткнул в неё пальцем, – Вот оно. Если это всего лишь легенда, зачем топить людей?

– Так ведь там Старшие присутствуют. Для них тоже должна быть легенда, пап. Ну ты-то должен понимать, что чем дальше, тем выше ставки. Так с любой ложью.

– А тебе не кажется, что история с легендой существует только у тебя в голове? Ладно, спасибо, что хоть в этом ты хорошо разобралась – в ставках. Даже оправдание для чужой смерти себе придумала.

Ксения смутилась. Она позволила подловить саму себя, и от этого ей стало неловко. Неловко и страшно от того, что отец может быть прав.

– Хорошо-хорошо, – остановила она отца, – С этим мы разобрались. Я – зависимая от чужого мнения и собственной власти лгунья. Дед – глава апокалиптической секты, которая на самом деле не секта. Всё там по-настоящему. А ты у нас кто, выходит, невинный ангел?

– Опять виноватишь? И я Ему служил. Если бы не ты, если бы не мать твоя, то и я бы не смог вовремя остановиться. Не смог бы вовремя понять, если бы ты не родилась. Теперь мой долг – остановить тебя. А что до невинности… – он взглянул на Андрея, – Это, наверное, к нему. Не зря он здесь появился в такой момент.