скачать книгу бесплатно
Все, кто имеет в обществе Палм-Бич хоть какой-то вес, отмечают этот праздник одинаково: участвуют в бале, на котором собираются средства в пользу Американской кардиологической ассоциации. В прошлом году кампанию возглавляла сама Мейми Эйзенхауэр, а в списке гостей были члены блистательной семьи Кеннеди, телеведущий Эд Салливан, спортсмены уровня Джо Ди Маджо и другие знаменитости. Разумеется, мама решила, что для ее дочерей это мероприятие – идеальная возможность «на мужчин посмотреть и себя показать». Ну и позаниматься благотворительностью, разумеется. В этом году председательствует жена богатого промышленника, немеркнущая звезда светского небосклона Палм-Бич. Бал проходит с небывалым размахом, и мама считает, что от этого вечера зависит наше будущее. На всех присутствующих мужчин она смотрит широко раскрытыми расчетливыми глазами, как будто держит в голове таблицу, где прописаны невероятные суммы, которыми выражается капитал каждого из них, а рядом указано семейное положение. Поиск мужей для нас занимал маму уже на Кубе, но здесь это стало ее основным делом.
Мы входим в бальный зал – сахарные королевы, выстроившиеся по старшинству. Этот порядок совпадает с очередностью запланированных нашей матерью бракосочетаний. Изабелла первая. На ней платье от Диора, перешитое всего один раз, – большая жертва для нашего нынешнего бюджета. Формально она уже помолвлена: на Кубе у нее остался жених, Роберто. Но маме он и раньше не нравился (из-за того, что располагал скромными средствами), а теперь она готова и вовсе сбросить его со счетов, не спрашивая согласия Изабеллы.
Следующая я, в красном платье: во-первых, этот цвет уместен в День святого Валентина, во-вторых, я люблю быть яркой и не умею смешиваться с толпой. За мужьями можно и не охотиться, однако произвести на окружающих впечатление не помешает. Тем более что один знакомый мне красавец сенатор, возможно, захочет отметить этот праздник так же, как и мы.
За мной под руку с мужем идет Элиза.
Мария осталась дома: наверняка проклинает свой возраст и мамины правила.
Родители горделиво замыкают шествие. Замужество Элизы помогло нам войти в местное общество. На Изабеллу и меня возлагаются, вероятно, еще большие надежды.
Я по привычке обвожу толпу изучающим взглядом, как будто вхожу на враждебную территорию и должна определить, где опасность. К моему разочарованию, над макушками собравшихся не возвышается светловолосая голова Ника Престона. Но не мог же он пропустить сегодняшнее мероприятие! Я оглядываю зал еще раз: его невесты тоже не видно.
Я поворачиваюсь к Изабелле, и вдруг по позвоночнику пробегает дрожь, кровь слегка щекочет вены.
Вот он.
Едва поймав его боковым зрением, я ощутила что-то вроде укола. Теперь я медленно повернулась и смотрю прямо на него.
Не знаю, где Ник все это время был, но ни своего загара, ни непринужденной улыбки, усиливающей его обаяние, он там не потерял.
Честное слово, он даже чересчур красив.
Ник застывает на полуслове, наклоняет голову, и наши взгляды встречаются. Его улыбка становится шире, глаза на долю секунды загораются. Потом он поворачивается ко мне в профиль и снова сосредоточивает внимание на людях, которые окружили его и жадно слушают.
По моей коже разливается краска.
Я не могу отвести взгляд.
Потому что, хоть Ник сейчас и не смотрит прямо на меня, я знаю: его улыбка, засиявшая ярче, – это не просто проявление учтивости к собеседнику. Она предназначается мне. Как хорошо, что я надела сегодня красное платье!
Элиза тихонько приближается и шепчет:
– Будь с ним осторожна.
За год после нашего бегства с Кубы моя сестренка успела стать женой и матерью. Призывы к осмотрительности я слышала от нее и раньше, но сейчас в них ощущается умудренность опытом. Создается ощущение, будто она старше меня.
– Буду, – вру я, а Ник Престон в этот момент покидает своих собеседников и направляется ко мне.
Я делаю шаг в сторону от Элизы. Потом еще один.
Все пять недель, пока его не было, я ждала этого момента, снова и снова представляла себе нашу встречу, гадала, вспоминает ли он обо мне в Коннектикуте, своем родном штате, в Вашингтоне, где он работает, или еще где-нибудь.
Каждый раз, приходя на бал, игру в поло, благотворительный обед или представление, я высматривала его.
И вот он здесь.
Я смутно вижу других гостей, помню, что где-то у меня за спиной стоят мои родственники, но сейчас все они не более чем фон. Их голоса сливаются в неясный гул. Ник заполнил собой весь зал – это умение, наверное, приносит ему немалую пользу и в политике, и в личной жизни.
– Вы сегодня прекрасны, – говорит он вместо приветствия.
Головокружение, которое я ощущаю от этого комплимента, наверняка стирает с моего лица всякий намек на интеллектуальную глубину.
– Спасибо, – улыбаюсь я.
Боюсь, теперь он нравится мне еще сильнее, чем раньше.
– С Днем святого Валентина.
– С Днем святого Валентина, – повторяю я, как эхо.
Мы оба молчим, и у нас обоих, надо полагать, одинаково смущенные улыбки.
Голос у меня за спиной с нажимом произносит мое имя. Я оборачиваюсь и ловлю взгляд Изабеллы – один из тех, при помощи которых мы можем общаться, не произнося ни слова. Сестринская интуиция и все такое. Милой улыбкой я говорю ей, что все в порядке, – как будто любой, кто хорошо знает меня, не прочтет в моем взгляде готовности поддаться искушению.
Я поворачиваюсь к Нику.
Он делает шаг мне навстречу, заслоняя меня собой от всего зала.
– Я весь вечер смотрел на дверь, – бормочет он. – Ждал, когда вы придете. – Его голос ласков, как шелк. – Теперь вы знаете один из моих секретов.
Я пригибаю голову, щеки вспыхивают.
– На нас все смотрят.
Может быть, если с завтрашнего дня он будет неразлучен со своей невестой, то со временем, после какого-нибудь нового скандала, общество простит нам этот вечер. Может быть. В любом случае его репутация пострадает куда меньше, чем моя, хоть из нас двоих помолвлен он, а я свободна.
Любит ли он свою невесту? А она его?
– Вас это беспокоит? – спросил он, как будто бы только сейчас заметив то внимание, которое мы к себе привлекаем.
– Что люди испытывают ко мне такую отчаянную неприязнь? Не так чтобы очень. Если бы я не ходила туда, где мне не рады, я бы почти безвылазно сидела дома.
– Значит, вы храбрее, чем я думал, – отвечает он мягким, слишком мягким голосом.
– Не надо меня жалеть.
– Я и не жалею. Нисколько.
– Лжец.
Он улыбается.
– Раз уж на то пошло, я думаю, вас не столько ненавидят, сколько боятся.
– На мой взгляд, трудно найти существо безобиднее меня, – усмехаюсь я.
– Все дело именно во взгляде, потому что я бы с вами не согласился.
От этих слов мне одинаково сильно хочется рассмеяться и заплакать.
– Вы же были на войне!
– Был.
– Только не говорите мне, что я страшнее массированной бомбардировки.
Уголки его рта приподнимаются.
– Может, и не страшнее, но вы заставляете мужчину сомневаться в себе. В небе я таких сомнений не испытывал.
– Они вас пугают?
– Ужасно.
Мы оба, разумеется, все понимаем. Это его признание объединило в себе «здравствуй» и «прощай».
Мои родители и сестры отошли от меня, но потом наверняка вернутся к этому эпизоду и прожужжат мне все уши.
– Что мы делаем? – спрашиваю я.
– Сейчас?
– Да.
– Черт знает.
– Наверное, нам лучше это прекратить.
– Наверное, – соглашается он.
– У меня есть сестры, а у них репутации, которые надо беречь. Сейчас все вытянули шеи и пытаются расслышать, что мы друг другу говорим.
Он смотрит на меня огорченно.
– Мне жаль.
– Я знаю.
– Помнится, однажды вы сказали, что последние минуты свободы надо ценить. Потанцуем?
Я смеюсь, хотя мне грустно.
– По-моему, мы с вами только этим и занимаемся.
– Вероятно, это самое безопасное из наших возможных занятий. Хотя и не самое радостное, – уточняет он и подмигивает мне ямочкой на щеке.
Я, поколебавшись, соглашаюсь:
– Только один танец. И все.
– Только один, – говорит он.
В ту же секунду я вижу руку, протянутую ко мне, и мне кажется, что не может быть ничего естественнее, чем положить свою ладонь на его ладонь, переплести свои пальцы с его пальцами.
Ник выводит меня на танцпол, начинается новая песня.
Эдуардо танцует с какой-то симпатичной рыжеволосой девушкой. Губы улыбаются, взгляд направлен на меня и Ника. Голова слегка склоняется в шутливом выражении почтения.
Надо будет сказать ему, чтобы забыл об этой части своего плана: я не намерена использовать то притяжение, которое испытываю к Нику, в наших политических интересах.
Проследив за моим взглядом, Ник тоже замечает Эдуардо.
– Похоже, у нас обоих непростая жизнь.
– Разве в таком климате может быть просто?
– Едва ли, но не все это понимают. – Отвлекшись от Эдуардо, Ник обводит взглядом зал. Многие люди ходят по таким вечеринкам, как сегодняшняя, и делают вид, будто не знают, что не все могут быть так же довольны жизнью.
– На Кубе мы тоже этим грешили. По крайней мере до каких-то пор. Потом нам был преподан жестокий урок.
– А что бы вы стали делать, если бы ситуация на вашей родине изменилась? Если бы Кастро лишился власти?
– Я бы туда вернулась, – отвечаю я без колебаний. – Здесь я чужая, мой дом в Гаване. Там остались мои друзья, родственники, моя няня Магда. Жизнь в Палм-Бич для меня переходный этап, нечто вроде чистилища.
– Я никогда не был на Кубе, но всегда хотел побывать. Говорят, это прекрасная страна.
– Так и есть. Пляжи, сельские ландшафты, горы, Гавана со своей старой испанской застройкой… – Говоря это, я отчетливо вижу, как солнце встает над Малеконом. – На Земле нет такого места, которое было бы более похоже на рай. Внешне, разумеется. Нам есть над чем работать.
– Вы тоже хотите участвовать в этой работе?
– Конечно. А разве вы бы на моем месте не захотели? Это же мой дом!
– То есть вы считаете, что у вас есть долг перед вашей страной?
– Дело не только в долге, но и в желании. Я получила кое-какое образование и действительно хочу его применить. Правда, мои амбиции в этом отношении не были вполне удовлетворены, поскольку не соответствовали представлению моей матери о женском предназначении… Тем не менее кое-чему я все-таки научилась и теперь должна это использовать, разве не так?
– Именно так.
Меня удивляет то, как искренне произнесены эти слова. От меня не укрылось, что многие американки во многих отношениях почти так же ограничены, как и слишком многие кубинки.
– Может быть, когда-нибудь я навещу вас на Кубе и вы познакомите меня с вашим островом.
Не без некоторого усилия улыбнувшись ему в ответ, я представляю себе встречу, которая никогда не состоится.
– Может быть.
По залу разносятся последние аккорды песни. Танец окончен. Ник меня отпускает, но уходить ему, видимо, тоже не хочется.
