скачать книгу бесплатно
Николай и медведь. Небылица
Вадим Климов
Неправдоподобная история, приключившаяся с молодым столичным чиновником его высокоблагородием коллежским асессором Николаем Александровичем Добряковым, откомандированным в горы Алтая вначале двадцатого века по особо важному делу, пересказанная грустным экскурсоводом по пути на пляж Карагай.
Николай и медведь
Небылица
Вадим Климов
© Вадим Климов, 2023
ISBN 978-5-0059-6355-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Неправдоподобная история, приключившаяся с молодым столичным чиновником его высокоблагородием коллежским асессором Николаем Александровичем Добряковым, откомандированным в горы Алтая вначале двадцатого века по особо важному делу, пересказанная грустным экскурсоводом по пути на пляж Карагай.
Глава первая
– Пригласите ко мне молодого специалиста, – крикнул секретарю в меру упитанный руководитель отдела землеустроительства дальних приделов. Филимон Филимонович давно занимал эту должность и знал как вести себя, если начальство спускает задание. Сегодня ему принесли приказ от председателя палаты по управлению окраинами. Документ был солидный с печатями и всеми необходимыми подписями. Это первое, на что надо обратить внимание, потому что, если не хватает хотя бы одной подписи, например, стряпчего финансового департамента, то можно отправить бумаги наверх и умыть руки.
Филимон Филимонович аккуратно провел пальцами по выпуклостям на гербовой печати, подумал о государственной важности задуманного наверху предприятия и вытер со лба пот большим кружевным платком, который ему сунула в карман горничная Люба, когда целовала на прощание.
За окном здания департамента, на четвертом этаже которого находился отдел землеустроительства дальних приделов, была ранняя весна. Весна в столице это гнусное время: по углам тает навоз, текут ржавые ручьи, дворники не успевают прибирать центральный проспект и к ним в здание надо идти с Казанской через Свечной переулок.
– Говна-то, говна, – подумал столоначальник и достал папиросу.
Он открыл фрамугу, сквозняк хлопнул дверью в секретарскую, где, сгорбившись за столом, сидел старый друг Филимоновича, его бессменный секретарь Беккер, из пленных прусаков.
Через минуту в дверь стукнули.
– Заявился, – оглянулся Филимон Филимонович и позвал, – входи.
Дверь открылась в меру приличия. Не широко и не быстро. Было в этом понимание учтивости и соблюдение субординации. Сначала в проеме появилась голова, а потом левая нога.
Начальник отдела всегда внимательно следил, как чиновники входят в кабинет. Сам он был большим умельцем еще на подходе к начальству выказать уважение.
– Смелее, молодой человек, время служебное, не терпит, – сказал он входящему мужчине непримечательной наружности. Любил Филимон Филимонович сотрудников, которые ничем не выделялись. Этот был совсем обыкновенный молодой человек, среднего росту, неширокий в плечах, стриженный на модный манер студента управленческого ВУЗа, коим и был совсем недавно. Он сделал два шага в кабинет и остановился посередине.
«Уважает», – отметил начальник и сказал:
– Значит так, есть сверхважное задание от высшего руководства. Крупное дело. Мне поручено отобрать специалиста, я выбрал вас.
Когда Филимон Филимонович получил бумагу, он долго думал, кого можно отправить в эту командировку. Понятно, что своих заместителей он не пошлет, люди они семейные – у одного двое детей, а у другого жена и любовница. Можно было послать кого-нибудь из линейного персонала, но они все узкие специалисты, кто будет тут работать? А работы с каждым годом прибавлялась. Экспедиции корпуса прирастания земли расходились во все уголки державы и надо обрабатывать их отчеты. Конечно, правильно было бы из их корпуса выбрать человечка, но начальству виднее. Младшие клерки были совсем тупые и не по статусу их отправлять в такие предприятия. А этот был совсем новым сотрудником, его пристроили по особому поручению и кажется, что для него в их отделе даже придумали должность «порученец департамента». А попал он к ним сразу при распределении после института управления. Поговаривали, что это новая реформа, но пока было все как «при бабушке». Отправить этого порученца было самым правильным делом, никто не подкопается. К тому же председатель прямо дал понять, кого направить. Главное написать на него характеристику и правильно подать начальству, чтобы утвердили без промедления.
Филимон Филимонович обошел молодого сотрудника вокруг, посмотрел ему в затылок и сказал:
– Я вас вызвал вот по какому делу, – зло улыбнулся Петер Филимонович, – есть распоряжение, его надо выполнять. Дело надо делать, молодой человек. Я прекрасно понимаю, что вы – человек новый в нашей системе, не во всем еще разобрались, но, если Родина прикажет, надо живот свой положить, а выполнить. Понимаете?
Этот метод задавать вопрос подчиненному Филимон Филимонович подцепил от своего первого начальника. Было это тридцать лет назад, когда он молодым переписчиком пришел в бюро статистики. Если подчиненный ответит, то значит выскочка, а если промолчит – значит уважает. Этот промолчал и руководитель отдела землеустроительства продолжил:
– Да уж, человек вы новый и я сомневаюсь, сможете ли вы выполнить столь высокое поручение… Вдруг Филимон Филимонович увидел птичку за окном и подумал, зачем он разводит перед этим юнцом такой хоровод. Написал бы ему циркуляр и спустил через секретаря, а уж прусак бы его отчихвостил и поехал бы порученец как миленький. Но это был другой случай.
– Не буду тянуть, отправляетесь вы в деловую поездку в удаленный район в пограничные земли. Ехать вам далеко, Сибирь – она большая. Вы не падайте в обморок, многие с этого начинали. Я в Туркестан был отослан для пересчета ослов. Да, было время, не то что нынешнее племя. Вы дружок стихи пишите?
Молодой человек замотал головой.
– Вот и славно. По делу так. Заполните анкету, думаю, дня через три получите подорожную, потом неделя вам на подготовку. Изучите все по картам, запомните имена губернаторов и управляющих а также высших полицейских чинов. Командировочное обеспечение выдается вам по первому разряду. Департамент наш небедный и на хорошем счету. Там на месте получите в распоряжение человека. Припишут к вам денщика из местных, чтобы ориентировался. И будете по графику отправлять отчеты. Шифровальные книги выдадут в особом отделе. Вопросы есть, Николай Николаевич?
Он специально назвал молодого человека по имени-отчеству, чтобы дать понять: начальник про всех все знает.
– Вы из каких мест будете, Николай Николаевич? – и он еще раз назвал его по отчеству.
Порученец моргнул, глотнул и произнес:
– Простите, Филимон Филимонович, меня зовут Николай Александрович, я из Рязани.
– Николай Александрович? Почему это так? А кто мне доложил, что вы Николаев Николай Николаевич? Я еще удивился, как необычно и смело родители вас назвали. Из Рязани так из Рязани. Значит, Николаев Николай Александрович, вы осознаете ответственность?
– Простите, Филимон Филимонович, моя фамилия Добряков.
– Что за фокус? Кто доложил? Накажу Беккера, лишу прибавки пасхальной. Давайте уж тогда поближе познакомимся. Значит, Добряков, из каких вы будете?
– Извольте, Филимон Филимонович. Матушка моя из Гедиминовичей, по паспорту – крещеная польская еврейка, а отец – полковник интендантской службы Его Величества конногвардейского корпуса, кавалер в отставке Александр Сергеевич Добряков-Рыльский. Пожалован именным титулом при взятии Рыльска в Западной компании.
– Достойно, – выпучил глаза Филимон Филимонович и, кажется, только сейчас подумал: «Что же я, старый болван, раньше-то не спросил? Полгода уже как у меня служит оболтус, а я и не в курсе. Рыльский, это же тот Рыльский, который с Императором устраивают скачки на верблюдах по Дворцовой площади».
– Достойно, – повторил Филимон Филимонович, – ступайте теперь, все документы получите у Беккера. Счастливого пути, ждите распоряжения. С батюшкой вашим не имею честь быть знакомым, но много слышал. Благородный человек. Спаситель Отечества.
– Благодарю за доверие. Будет исполнено, – почти шепотом произнес Добряков.
Руководитель отдела землеустроительства смущенно улыбнулся, перекрестил ему лоб и ласково произнес:
– Да пребудет с вами Бог, во благо Императора и Отечества. Вы свободны.
Молодой человек незамедлительно повернулся и вышел из кабинета, притворив за собой дверь.
– Хороший парень, – подумал Филимон Филимонович, – и не женат, наверное. Хорошо быть молодым из уважаемой семьи. Эх, лишь бы не на смерть посылаю, а то могу и сам в ссылку поехать. Пусть едет. Я вот ослов в Туркестане считал, а там и холера, и басмачи, и вообще что попало. Выжил и вон как поднялся по карьерной лестнице. Служу Отечеству.
Глава вторая
Сидя в столовой гостиницы «Венеция» на правом берегу Екатерининского канала, заказав котлету и компот из фиников, служащий одного столичного второстепенного департамента при министерстве внутренней политики думал, что же он сообщит родителям. Сегодняшний разговор с начальником был очень странным. Молодому человеку казалось, что в департаменте все знают его положение и поэтому никто его не беспокоит. Занимался он поручениями для отвода глаз, на самом деле вырабатывал стаж, чтобы получить чин надворного советника, а там перейти в другое министерство и выслужиться сразу в коллежские советники. В его возрасте было не стыдно ходить в титулярных советниках, обычно из их престижного института выпускали девятым классом, как раз в титулярных советниках. А он за прилежное поведение вышел классом старше – коллежским асессором. И все равно затягивать не стоило. Все понимали, чей он сын. Николай не тяготился родственными отношениями и принимал их как должное. Но маменька будет расстроена, она не поймет, зачем его выпроваживают в Сибирь. Кажется, начальник сам не понимал, с кем имеет дело. Николай Добряков задумался, официант принес ему котлету, выглядела она аппетитно.
– А компот? – окликнул Николай официанта.
– Сию минуту, господин, – с поклоном ответил молоденький официант, зарумянился и припустил на кухню.
«Может, поехать? Лето, приключения, по первому классу подорожная – чем не развлечение? Не сидеть же летом в городе. Будет что рассказать в салоне», – продолжал размышлять Николай Александрович, отрезая кусочек от сочной котлеты. Большую голландскую кружку компота официант поставил на край стола и сложил руки на индийский лад.
– Благодарю, голубчик, – кивнул головой Добряков и отрезал от котлеты следующий кусочек.
Котлета была грандиозная, финиковый компот – вкусным. Такой компот делали только в этом заведении. Поговаривали, что сначала арабские женщины пережевывали финики, потом сплевывали их в кувшин, кувшин плотно закрывали на сорок дней и хранили в полной темноте. После чего сливали, процеживали, кипятили и остужали в ледяных камерах. От чего компот получался выдающимся.
– Пожалуй, маме напишу из Сибири. А отцу не скажу вовсе, а то вдруг разнесет департамент вдребезги. Кто его знает, под какую руку ему попадет эта новость.
После обеда Николай решил не возвращаться на службу, а прогуляться по набережной в сторону дома. На ходу он собирался обдумать, что ему будет необходимо в пути. Проходя мимо библиотеки, он зашел в читальный зал и попросил книгу Семенова. Но ее не оказалось, и тогда Добряков собрался наведаться к нему на остров, тем более, он знал этого почтенного господина с детства. Отец через его рекомендации покупал в средней Азии верблюдов.
Пролетка катила по набережной в сторону моста, потом по Большому проспекту на двенадцатую линию, весенний ветерок норовил сдуть шляпу, но Николай Александрович вовремя ее ловил.
Жизнь его была размеренной: все, что ему надо было решать, – это соглашаться или нет на обед. Учился он в обыкновенной гимназии, усидчивостью не отличался, не ходил в любимчиках у педагогов, но и не был затюканным сыночком. Летом выезжали в отцовское имение под Рязань, зимой иногда катался со сверстниками на коньках по Неве. Других подвижных игр не любил, к скачкам относился равнодушно. Бывало, отец звал его прокатиться по холмам, приходилось соглашаться, чтобы не расстраивать папаню. Добряков старший страшно не любит, когда его называли «папаня». И Николай ни разу не проговорился. Отец был невероятно успешным человеком при кабинете Императора и добрым к сыну. По выпуску из гимназии младшего Добрякова определили в институт управления. Это было закрытое заведение, учрежденное по личному распоряжению премьер-министра для создания кадрового резерва. Обучение там не тяготило, лекции были интересными, но бесполезными. Все, что рассказывали профессоры, можно было узнать из газет и внутренних циркуляров министерства административного управления. Выпускники мечтали как раз попасть в департаменты этого министерства или в его управления и комитеты, но там была большая конкуренция. Пораздумав над ситуацией, Николай попросил отца похлопотать за него и найти ему тихое место. Так он попал в отдел землеустроительства дальних приделов департамента землепользования угодьями при министерстве хозяйствования собственностью ЕИВ.
Место было придумано сослуживцем отца, его партнером по висту, замминистра Витусом Зиминым. Мадам Добрякова была в восторге и не забывала благодарить Витуса Марковича, когда тот бывал на обеде в их доме. Дом у Добряковых был скромным. Отец не любил гостей, потому содержали всего один этаж на старой стороне Невского проспекта недалеко от лавры, зато у отца была большая конюшня, где он держал не только коней, но и нескольких породистых верблюдов. С этими животными было много анекдотов, которые гуляли по столице.
После поступления на службу молодой господин снял себе комнаты в самом центре, чтобы по дороге в присутствие прогуливаться, любоваться видами и дышать свежим воздухом. С раннего детства он любил смотреть на воду и дышать воздухом. Бывало, сядут они с мамой на берегу Оки и смотрят, как она катит воды вниз к могучей Волге, иногда ездили и на Волгу. Была у них в татарских землях небольшая деревенька для разведения верблюдов.
Став самостоятельным, Николай выезжал на берег залива, но холодные серые воды «Маркисовой лужи» не впечатляли его воображение. А вот теплое море в Крыму, куда он ездил с отцом, когда тот брал его в свиту, так понравились Николя, что он даже задумал, когда выйдет в отставку, переедет в маленький провинциальный городок на берегу моря и будет там высаживать вишню.
Доехав до квартиры Семенова, Николай не стал отпускать экипаж, поднялся к ученому, но в прихожей сказали, что Его Высокопревосходительство господина действительного тайного советника нет, он в экспедиции. Человек успел пожаловаться:
– Старый я стал. Петр Петрович перестали брат меня в путешествие, а ведь столько вместе прошли, до самого Тян-Шаня ходили, аэролит видели.
Николай сказал, по какому делу пожаловал, человек оказался способным и быстро нашел нужную книгу. Пообещав отдать по прочтении, Добряков быстро воротился в экипаж и приказал ехать на Итальянскую.
Дома он зачитался путевыми заметками профессора Семенова и уснул на кушетке, уронив книгу на грудь. Ему снились горы и дальняя дорога между высоких сосен. Облака клубились, превращаясь в быка, в кита, в верблюда с двумя горбами, а то и в медведя. Проснувшись глубокой ночью, Николай кликнул консьержа, попросил прислать ананасового сока и отварной говядины, быстро перекусил, после чего умылся и удалился в спальню, досматривать сны.
После того как он долго ворочался, сон все же накрыл его так плотно, что легкие и почти волшебные образы из первой части сновидения вернулись в виде кошмаров. Сначала он долго скакал верхом на быке, потом бык плыл по морю, потом верблюд хотел укусить его за плечо, но не смог и плюнул в лицо. Николай запомнил кислый запах его слюны.
Наверно, зря он поел на ночь.
Всю ночь он бродил по пустынным дорогам, поднимался на сопки, с которых хотел рассмотреть куда идти и не мог найти путь.
Проснувшись в плохом настроении, молодой господин Николай Александрович Добряков выпил кофе, позавтракал, пролистал «Фонтанные ведомости», модный журнал «Собакин» и отправился на службу ближе к полудню. Новостей он не ожидал.
Глава третья
Паровоз мчался в ночи, на поворотах дым скользил вдоль вагонов и копоть залетала в открытые окна. Проводник предупреждал господ пассажиров первого класса, чтобы не отворяли окон, но кто его послушает, когда поезд мчит по степи и так нежно пахнет полынью.
На Московский вокзал поезд подали по расписанию, господин Добряков прибыл к вокзалу вовремя, багаж у него был небольшой, умещался в два чемодана средних размеров. Носильщик, явно приезжий с юга, разговорчивый мужичок, посетовал:
– Барин едут, видать, недалече, коль сума невелика.
За болтливость свою он не получил приличных чаевых, Николай отделался от него за полкопейки.
Заняв место в купе согласно купленной плацкарте, он развернул газету и стал ждать отправления. Паровоз свистнул и плавно двинулся. Столица быстро осталась позади, а впереди был путь длинною в четыре тысячи верст.
Подготовка к этому служебному путешествию заняла намного больше времени, чем предполагал руководитель отдела землеустроительства. Оказалось, что надо выправить много документов, согласовать даты и завизировать отдельные секретные протоколы. Бюрократия съела пару недель, но это не расстраивало Добрякова, потому что он умело свалил все казенные хлопоты на самого Филимона Филимоновича. После того как тот выяснил, что за фрукт его молодой сотрудник, ему пришлось взять себя в руки, построить весь личный состав отдела и высказать им по первое число с занесением в учетную карточку. Отдел загудел и зашевелился, хлопали двери, скрипели письма. Секретарь Беккер в мыле носился по этажам. За пару недель все утихло и потекло как и прежде.
Бумаги были готовы, вещи собраны. Всем знакомым Николай сказал, что едет по служебной надобности и распространяться о целях своего путешествия не имеет права. Его просили привезти соболей и спрашивали, что там еще можно добыть в этой Сибири. Публика в их любимой кофейне «Сайгон» прознала, что он уезжает, стала вспоминать кто где был. Оказалось, что поручик Васин участвовал в восточной компании, где бесславно погибли все, за это выпили портвейну.
Если в первые дни Николай читал специальные книги, смотрел карты, то потом быстро бросил это бесполезное занятие и решил, что узнает все по дороге и невелико его дело. Про цель командировки он так и не уточнил, а ему никто и не сказал. Единственное что он для себя уяснил из подорожных документов, что ему надо добраться до какого-то очень далекого монастыря где-то в самом центре Алтайских гор и передать пакет настоятелю. Этот монастырь на реке Чулышман был конечной точкой его путешествия, но потом надо еще вернуться домой.
Паровоз мчал по степи, звезды мелькали, как рассыпанные крупинки соли на крышке рояля. Чай подавали, когда попросишь, к чаю были свежие булки и крендельки. В ресторане собиралось интересное общество. Иногда Николай заводил беседы с инженером из Омска, который ехал из Лондона через Париж, где проходил курс повышения подготовки. Рассказы инженера о Сибири были увлекательными. Оказалось, что там море всего: лес, болота, поля, а куда ехал Николай, – море гор. Сам инженер там не был, но, когда бывал в Томске, видел картины одного художника инородца из ойротов по фамилии Гуркин. Томск город научный, там есть университет и библиотека. После рассказов этого словоохотливого инженера Добрякову казалось, что Сибирь цивилизованная страна.
Когда паровоз останавливался на крупных станциях, пассажиры выходили гулять на перрон. У каждой станции был вокзал, где-то совсем маленький, где-то подольше и с архитектурными излишествами в виде башен и шпилей.
Селянки на перроне продавали нехитрую снедь: пирожки с луком и яйцами, вареный картофель, соленые огурцы и квашеную капусту. На ящиках стояли бутылки с молоком, заткнутые куском смятой газеты. Публика первого класса чинно прохаживалась вдоль вагона, дети из второго класса носились по перрону сломя голову. Иных пассажиров к этим вагонам не допускали. Как-то Николай решил прогуляться вдоль состава и у последнего вагона увидел, как мужики читали газету и обсуждали последние новости. Они кричали, перебивали друг друга, дымили махоркой, плевались и не обращали внимания на женщин, которые стояли недалеко от них и щелкали семечки. Такую глубину Добряков видел нечасто, она его удивляла и настораживала. Он ее остерегался. Посмотрев на народ, он вернулся к своему вагону, где инженер из Омска спросил его.
– Каково?
– Таково, – вежливо ответил ему Николай и обернулся к дамам.
Дамы в их вагоне были примечательные. Две сестры милосердия чуть старше среднего возраста, обе полные женщины с решительными взглядами. Семейка Боковых: мальчик пятнадцати лет и девочка десяти, их мама была очень привлекательной дамой с надменной улыбкой, а папа – лысым высоким мужчиной с толстой книгой. Они были приветливыми, а подросток очень доброжелательным и застенчивым. В этом же вагоне ехал мужчина с дочерью. На вид они походили на отца с дочерью, но шестнадцатилетняя девочка вела себя очень раскованно, пикантно и порой вызывающе соблазнительно. Лицо у нее было детское, а формы эффектными. Она поглядывала на подростка, улыбалась ему. Однажды Николай случайно увидел, как она прижала юношу грудью в проходе, и мальчик зарделся, а она рассмеялась. Паренек убежал в туалет и не выходил добрых полчаса. Николай засекал, пока ждал в тамбуре.
Дни летели так же быстро, как и паровоз. Из окна была видна большая страна, состоящая из маленьких домиков с покосившимися заборами. Стрелочники на переездах стояли с флажками, останавливая подводы, лошаденки шарахались от состава, крестьянские мужики удерживали их под уздцы и крестились свободной рукой.
Николай прочитал недавно вышедший модный роман «Петербург» Белова, ему подсунули его в дорогу декаденствующие знакомые, перечитал все газеты от столичных до местных по пути следования. Путь до Ново-Николаевска занял неделю. В ночь перед Омском инженер предложил выпить коньяку.
– Не составите компанию, Николай Александрович? – начал инженер издалека.
– Что же, если дело благородное, то и компанию можно составить, – предусмотрительно ответил Николай.
– Разве я предложу что дурное? Так, по рюмочки коньяку, а то мне утром выходить, а бутылка не початая. Не порядок, на дорогу брал.
– Если только одну, ради соблюдения приличия.
– Прошу заходите в мое купе, закажем закусок, в ресторан не пойдем, чтобы не смущать детей и дам.
– Предусмотрительно. Согласен. И, опять же, разговоры пойдут.
– Да уж, пересуды у нас любят, все косточки перемоют, – сказал инженер и подтолкнул Добрякова в купе, а то он замялся в проходе, – проходите, пожалуйста, присаживайтесь.
– Благодарю, благодарю.
И под такие вежливые реверансы они выпили первую рюмку за знакомство, а потом инженер рассказал, как трудно дается продвигать все новое в этой консервативной Сибири, то ли дело у англичан, и они выпили за процветание России.
– За прогресс.
– Да уж, любезный мой попутчик, – сказал инженер после третьей рюмки, закусывая бутербродом с салями, – например, немцы коньяк только салями закусывают, считают это благородным. У них, знаете, если двое в купе встречаются и начинают выпивать коньяк, то один другому и говорит, а у меня салями есть, а другой, если он такого же класса господин, то отвечает, что у меня тоже салями. Это значит, что они примерно одного класса служащие, если это, например, армейский генерал или офицер из тайной полиции. А обыкновенные люди коньяк у них не пьют, шнапс употребляют и пиво.
– Все пьют, а в России, я посмотрю, тоже много пьют, – поддержал тему Николай Александрович.
– Да что там у нас пьют? Вот французы с утра до вечера пьют, а англичане в полдень начинают и каждый день пьют. Наши пьют по делу, а те – по часам. Я вам что предлагаю: запишите мой адрес, будете возвращаться в столицу – заходите, остановитесь у нас в городе, посмотрите какой он Омск. Расскажите о своих приключениях.
– Какие же у меня приключения? Обыкновенная служебная поездка.
– Не скажите. Когда молодой человек в такую даль отправляется, без приключений не бывает. Давайте выпьем за то, чтобы ваши приключения хорошо кончились.
– Наверное, мне будет много уже, – осторожно посетовал Николай.
