скачать книгу бесплатно
– Что Вы, как же можно за это не выпить? А если случится что дурное, то и не простите себя. И я не прощу. Давайте-давайте, до дна.
– Да, широка душа русского человека, как страна наша безмерна…
– За родину надо обязательно выпить.
– За Родину, конечно, надо.
– За любовь к России.
– И за любовь следует выпить, любовь – он же облагораживает людей. Как Господь сказал, так и возлюбили…
– Жаль, что не Рождество сегодня, а то бы и за него выпили.
– Господь с вами, не смешите меня, – Николай улыбался, смотрел в темное окно, видел в нем отражающееся купе и двух господ без пиджаков с расстегнутыми воротничками и распущенными галстуками. Лица у них были веселыми, глаза пьяными.
Они изрядно надрались, но вели себя тихо, пили долго и, кажется, попутчики это заметили, утром они смотрели на него сочувственно. Инженер вышел, а Николаю оставалось еще около тысячи верст.
Сибирь уже не пугала, он свыкся с ее видом, с ширью и бесконечностью. Паровоз проносился по мостам через реки, пролетал над речушками и ручьями. Воды в Сибири было достаточно, а виды были прекрасные.
Под стук колес хорошо спалось, было не слышно храпа из соседнего купе.
С какой-то станции за Уралом Николай отбил матери телеграмму. Сообщил коротко: «Отправлен служебной надобности Сибирь Обнимаю твой сын». И тут же отправил шифровку по службе: «Иду по заданному маршруту, время по плану».
Публики в вагоне первого класса поубавилось, к Ново-Николаевску Добряков подъезжал в полупустом вагоне. Отсюда ему предстояло добраться до Барнаула. Об этом городе ему было известно немного. Он знал, что это центр бывшего Алтайского горного округа, территория под управлением кабинета ЕИВ и там ему надо встретиться с начальником отдела землеуправления, получить полагающиеся проездные документы и деньги, а также взять солдата для дальнейшего сопровождения в глухие места Алтая. А еще в Барнауле Петр Петрович встречался с великим Федором Михайловичем, впрочем, Добряков книг Достоевского не читал. Что такое Алтай Николай Александрович уяснил из книги Семенова, и понял, что это высокие горы. Он видел горы, когда путешествовал с мамой на воды и с отцом на Кавказ. Честно говоря, ему не очень нравилось карабкаться вверх, и он надеялся, что ему не придется этого делать.
Глава четвертая
От Ново-Николаевска до Барнаула двести верст. Извозчики на вокзале предупредили, что дорога в аховом состоянии.
– Ах, барин, ох, убита дорога всмерть, не поеду, хоть режь, рессоры жалко. Шли бы пароходом, коле не к спеху.
Пароход казался хорошей идеей. В окошке «касса» сидел крупный дядька в белой фуражке с якорями.
– До Барнаула? Извольте, господин. Первый класс, пожалуйста.
Николай Александрович погрузился на «Ласточку», большое и неновое судно пароходства госпожи Мельниковой, купленное на Волге после какой-то жестокой и романтической истории, и отправился вверх по течению Оби в легендарный Барнаул.
Смотреть по пути было нечего, встречались меленькие пристани со старыми смолевыми лодками и облезлыми баржами, кривые деревушки на высоком берегу, кусты, протоки, песчаные косы.
На пароходе был буфет, где подавали чай и пироги с рыбой, рыбу жаренную, копченую, вяленную и уху стерляжью. Гулять на палубу он не выходил, не любил сквозняков и комаров. Несмотря на свежий ветер с реки, комары налетали тучами. Все время Николай Александрович просидел в каюте. Единственный городок по пути – Камень – он проспал и к вечеру второго дня был на причале в Барнауле.
Глава пятая
Город на жаре смертельно вонял серой. Шлак старых выплавок с сереброплавильного завода, рассыпанный по улицам, нагревался на солнце и парил ядами. Но в центре города было хорошо. Жители любили свой город и не ухаживали за ним, дома красили редко, оградки палисадников покосились, пыль на мостовой стояла столбом, а навоз раскатали телегами до самой окраины. Было в этом так много преданности и нежности.
Николай Александрович с первого взгляда полюбил Барнаул. Он попросил извозчика везти его в гостиницу по самым красивым улицам. Объехав пару кварталов, они выехали на площадь. Извозчик оглянулся и сказал.
– А это уголок Петербургу. Правда?
Добряков мотнул головой, а сам подумал: «В каком это месте такой Петербург, может, на Пряжке где-нибудь?» В такие дебри казарм и дешевых проституточных его не заносило. Они покатались еще и, наконец, приехали.
– Вот барин, лучшие номера. «Ялта» – первостатейный хотель! Комариков, правда, будет многовато, от реки близко.
Отель оказался приличным, маленьким и скромным, но уютным и чистеньким. Крупная дама, видимо, из российских купчих, встретила его приветливо, номер ему понравился и он отблагодарил горничную небольшими чаевыми.
– Благодарю покорно, к вашим услугам в любое время. По всем вопросом обращайтесь, буду стараться быть вам полезной.
Такая любезность и открытость понравилась молодому человеку, и он спросил с излишним рвением:
– А невесты в вашем городе есть?
Дама покраснела. Стало понятно, что у нее есть ответ, но она себя сдерживает из скромности и почтения к постояльцу.
– Столоваться можно у нас в буфете или в ресторане по Московской. Все лучшие заведения у нас на рисунке у выхода написаны. Если прикажите, можно и в номер подать. С доставкой, так сказать, курьером, не из Парижу, конечно, но кухня отменная, все с душой готовят. Если господин будет скучать, можно пригласить даму для развлечений.
– Спасибо, – ответил он и присел в кресло.
Горничная попятилась в дверь и, не смотря на свои внушительные габариты, ловко вписалась в проем, не задев косяков.
Отдыхая с дороги, лежа на кровати, уставившись в мелкий рисунок пестрых обоев, Николай Добряков ни о чем не думал. Он проехал пол-империи, теперь предстояло отправиться дальше, и этот путь казался не таким страшным, как был в начале. Ему уже не снились высокие горы и злые ойроты на косматых лошаденках. Он привык к мысли, что путь – это дар Божий и его надо преодолеть. Господь всем дает по делам их.
Обои были причудливые, цветочки складывались в рожицы, и Николай видел оскалившегося клоуна из шапито, рожу гориллы из книги про Тарзана, читанную им еще в Петербурге. Хорошо, что в Сибири нет горилл.
В этот момент он очнулся, спохватился и решил не откладывать, а отправиться в полицейский участок, чтобы отметиться. А далее сходить по остальным делам. Необходимо было отправить шифровку: «Прибыл Барнаул. Движение по графику».
Николай решил, что нужно сегодня же закончить со всеми казенными надобностями и чем раньше выехать в горы, тем быстрее он вернется домой. А домой уже хотелось.
В Петербурге начинался сезон парков и катаний на лодках, офицеры в полях проводили скачки. Во дворцах устраивали банкеты и балы. Там барышни – благоухание голанских роз, а тут кругом навоз. Он открыл окно и утонул в запахе сирени – высоченный куст качал огромными соцветиями, источая чудесный аромат лета.
В полицейском участке его приняли быстро, не заставляя ждать. Высший чин был предупредителен и на удивление собран. Ни намека на фамильярность, ни грамма высокомерия, все было исполнено по уставу. Необходимые документы были получены сию минуту. Полковник Кригер предложил лично сопроводить гостя в канцелярию, но Николай отказался.
– Зря вы, уважаемый Николай Александрович, отказываетесь. Город у нас совершенно безопасный, гулять можно где угодно и когда угодно, но разные элементы очень навязчивы к столичным персонам. Лучше будет, если я с вами проеду. А если стесняетесь показаться с полицейским чином, то я могу и макинтош накинуть. Но вы не переживайте, бунтовщиков у нас нет, всех в пятом году вывели, остались умеренные граждане.
– Благодарю, Алексей Генрихович, – отказывался Николай, – я уж как-нибудь самостоятельно без экскурсии доберусь, а вот от коляски вашей не откажусь. Если позволите.
– Берите, я вам и человека могу дать в сопровождение.
– Не стоит беспокоиться, у вас, наверное, дела по службе?
– Какие у нас дела, вы – мое главное дело. Такой человек пожаловал, с тайной миссией.
– Какая же у меня тайная миссия? Обыкновенная проверка состояния управления землями на окраинах.
– Не скажите, но понимаю, секретная служба на благо Государя и России, такое не разглашают и не выказывают по пустякам. Будет желание, милости прошу, на ужин, моя супруга великолепно запекает бараний бок.
– Звучит аппетитно, но, пожалуй, я сегодня после всех дел буду отдыхать. Сил набираться.
– Честь имею, не смею задерживать, если что, с любым городовым сразу сообщайте все мне, я тут же отреагирую. Служба у меня такая, за порядком следить. Родину защищать.
– Пренепременно, если что случится, сразу к вам пошлю. Всего доброго.
От таких вежливых разговоров Николай быстро утомился и решил, что надо быть точнее в беседах с местными господами при службе.
Он проехал по городу в коляске полицмейстера до канцелярии бывшего Алтайского горного округа, где теперь заседали чиновники, приписанные к кабинету Его Императорского Величества. На здании отсутствовала какая-либо табличка, из чего Добряков сделал выводы, что это или разгильдяйство, или так надо для конспирации. Он начинал проникаться в таинственность своей миссии, ему нравилось быть тайным порученцем и чувствовать себя очень важной персоной.
Постучав в дверь, Николай не ожидал, что она отворится моментально. Он даже испугался и отпрянул.
– Проходите, Ваше Высокоблагородие, – высунулся из темного дверного проема учтивый лысоватый клерк, – ожидаем-с.
Добряков вошел, глаза не сразу привыкли к полумраку коридора, ступеньки вели в подвал и он, осторожно ступая, пошел за клерком. Его лысина блестела и была маяком в этом сумраке. Открыв боковую дверь, клерк пропустил господина чиновника и тихо, без скрипа прикрыл ее.
В кабинете было двое. Мужчина в синем мундире и молодой человек в солдатской форме. Мужчина выпрямился, выставил грудь и басом произнес:
– Добро пожаловать, Ваше Высокоблагородие. Все готово.
Добряков, помня о том, что надо меньше говорить, чтобы не рассюсюкивать и не выслушивать провинциальные комплименты, промолчал, но склонил голову, давая понять, что благодарен и внимательно слушает. Чиновник продолжил.
– Документы готовы, упакованы в папку для транспортировки. Прошу обратить внимание, ефрейтор Томского пехотного полка Сидор Сидоров. Приписанный к вам на время пребывания вас в расположении нашего участка.
Николай посмотрел на солдата, сделал серьезный взгляд и произнес:
– Что еще я должен знать?
– Все, – растерялся синий мундир. – Э, документы можно забрать сейчас.
– Хорошо бы забрать в день отъезда. Ефрейтор зайдет по моему поручению.
– Как прикажите, можно и так.
Было заметно, что мужчина играет не свойственную ему роль военного при сугубо штатских манерах. Выглядело это комично.
– Если на этом все, то, – повернувшись к ефрейтору, который стоял все это время во фронте, строго произнес, – прошу завтра быть у гостиницы «Ялта» к девяти утра. Все свободны, до свидания.
Развернувшись к выходу, Николай сделал шаг, в это время дверь открылась, и плешивый клерк жестом пригласил его пройти. На воздухе было хорошо. Лето.
– Не прогуляться ли мне? – спросил себя Николай Александрович и ответил, – Пройдусь.
Настроение у него было приподнятое, все шло как по писаному. Чиновники и полицмейстер явно принимали его за ревизора, что льстило молодому порученцу из департамента землеустроительства.
Но молодая кровь требовала развлечений. Как только он подумал об этом, на глаза ему попалась афиша: «Вечер драматической поэзии, песни в исполнении ЕЕ и ее подруг. Народный дом, первый этаж в помещении буфета».
– Вот вам и шарман, дамы и господа. Во сколько же начало?
Подойдя к парадному крыльцу театра, Николай потянул дверь, но она не поддалась. Тогда он стукнул три раза и увидел в стекло, как из темного угла фойе поднялся высокий и худой швейцар в старомодной ливрее из сошедших с репертуара оперетт. Вахтер долго шоркал ногами и, подойдя к двери, спросил:
– Что изволите, молодой человек? Выступление ваших будет в вечеру, приходите к семи, билеты есть.
– Спасибо.
– Пожалуйста, мил человек, – прошипел швейцар и, повернувшись, побрел на свою кушетку.
Добряков решил вернуться в гостиницу, выпить чаю и вздремнуть. По столичной привычке он оглянулся в поисках извозчика. На улице была только одна коляска, и оказалось, что она ожидает его. Полицмейстер приказал дождаться. Такая предусмотрительность обрадовала Николая Александровича, он мысленно поблагодарил полковника Кригера.
Полицейская лошадь домчала его в «Ялту» и, поднявшись в номер, он попросил чаю.
Принеся чай, горничная грузно стояла в центре номера в ожидании дальнейших указаний и чаевых.
– Будьте добры, постучите ко мне в шесть тридцать, приготовьте умыться и распорядитесь погладить сорочку, – он протянул свою белую рубашку, скроенную по последней Лондонской моде.
– Будет сделано, отдыхайте, пожалуйста, – улыбаясь, сказала горничная и так же как первый раз ловко сдала задом в дверь.
Раздевшись и передумав пить чай, Николай сразу лег. Он вытянулся на кровати, заложил руки за голову, посмотрел в потолок и сказал: «Хорошо», – сладко зевнул и моментально уснул.
Послеобеденный сон – это великое наслаждение, ты ощущаешь себя свободным и достойным. У тебя есть время на дневной сон, а это во все времена было роскошью и привилегией людей, знающих, как жить правильно и не утруждать себя суетой.
Николай спал тихо и приснился ему белый кобель в рыжих пятнах с доброй мордой и шершавым языком. Кобель ластился и прижимался к ногам, старался дотянуться и лизнуть в лицо. Кобель откликался на кличку Бобик и заглядывал в глаза, как будто спрашивал: «Что будем делать?» Потом кобель убежал и появилась огромная горилла, но она быстро ушла и наступила тишина и тьма. Сон был глубоким.
Стук в дверь разбудил молодого человека, из-за двери послышалось:
– Барин, полседьмого, как просили.
– Благодарю, – крикнул Николай и поднялся. В дверь еще раз стукнули.
– Сорочка ваша, барин, как приказывали.
Николай накинул халат, открыл дверь, горничная держала его сорочку на вытянутых руках и улыбалась. Он взял рубашку и закрыл дверь.
«Наверное, не учтиво, но позже», – подумал Добряков и стал одеваться. Повязав галстук простым узлом, застегнув сюртук на все пуговицы, он оглядел себя в зеркало и признал, что выглядит очень консервативно, как и хотел. Он не любил модных пиджаков, узких сапог и широких манжет, предпочитая в одежде несколько старомодную строгость, которая подчеркивает уверенность джентльмена. Надев шляпу, он вышел из гостиницы, сказал прислуге, что не знает, когда придет, и, скорее всего, будет поздно.
– Мы не запираем, – ответила горничная и продолжила вышивать гладью портрет государыни.
Добряков уже знал, что от гостиницы до «Народного дома» идти неспешно около четверти часа и решил насладиться прогулкой и погодой. Ему нравилась патриархальная провинциальность, эти старомодные строения из красного кирпича и дома обывателей, утопающие цокольным этажом в землю. Зато было много зелени, одуванчики, сирень и огромные тополя. Эти деревья были настоящими гигантами, три человека в обхват. В их тени жужжали комары и мухи. По пустынным улицам бегали коты и собачонки. У ворот сидели старушки на самотканых ковриках, в допотопных платках и дремали, веточкой отгоняя комаров.
На базарной площади стояла невероятная суета, которую трудно было ожидать от этого сонного городка в столь поздний час. Дворники мели площадь, мальчишки собирали лавки, крестьяне, сгрудившись у телег, что-то бурно обсуждали. Вдруг, один выпал из группы и схватился за лицо. Замахав руками, он врезался в круг, но вылетел из него, сел на задницу и заплакал.
– Кручу, верчу, обмануть хочу, – услышал Николай, проходя мимо.
За базарной площадью начался ряд купеческих лавок с кичливыми витринами. Николай поглядывал на них с удивлением.
– Да, красота лапотная.
Проходя мимо городского сада, обратил внимание на парочки, чинно гуляющие по дорожкам в его глубине. «Народный дом» примыкал к саду и, если будет неинтересно, то можно выйти погулять или пойти спать, решил Николай Александрович и открыл дверь в театр.
Пахнуло керосином и угаром от ламп. Швейцар стоял у колонны. Он учтиво принял шляпу, показал рукой направо и сказал:
– В буфете под лестницей, напротив арфы. Прошу проследовать.
Николай потянулся в карман за бумажником, но швейцар остановил его.