Смягчённая конструкция

скачать книгу бесплатно

Пока Жит готовил место, девочка прикинула закинутые ей дивиденды и поняла, парень не из жадных, а значит, если она сделает всё хорошо, то он вернётся, он обязательно вернётся. Поэтому она приняла решение пустить в бой свой главный калибр сразу, и это оказался не секс. Скинув с него штаны, она, целуя его в шею, медленно опускалась на колени. Жит, к его личному разочарованию, в этот момент впал в ступор, поскольку на его жизненном пути такого ещё никогда не случалось, в принципе, обычный традиционный секс так его ни разу не посетил, а тут такое. Ну а поскольку это был заброшенный тупик, обстановка, скажем так, была много тускловата, и, естественно, девочка не заметила причиндал с металлическим отливом, буквально впиваясь в них. И тут раздался треск, огромная дуговая вспышка, громкий хлопок и тишина, а наутро местные мусорки нашли два, как им показалось на тот момент, бездыханных тела. Их подобрали, вызвали медиков, те их забрали, и уже в клинике выяснилось. Модификации дело, конечно, хорошее, вживленные в ткани человека механизмы помогают пережить потери конечностей, улучшить пропавшее зрение, усилить слух и так далее. Но с приходом таких технологий пришла и тёмная сторона этого чуда, а именно подпольные модификаторы, которые за небольшие деньги готовы были хоть голову с мозгами заменить на металл. Порой и случались из-за них всякого рода интересные случаи. В общем, девочка мечтала о высоком, но на это нужны были деньги. И вот в один из вечеров, сделав секс-марафон, она наскребла нужную сумму для старта. И, придя к модификатору, решительно указала на свой рот, она желала улучшить свой лучший навык предоставления удовольствия. Не знаю, что конкретно и как там произошло, но, когда она коснулась металлического органа Жита, что-то замкнуло и начинающая звезда высоких этажей оказалась лежащим на помойке трупом с обугленной до кости головой. Чего не скажешь про нашего пациента. Ему повезло, он выжил, но принятые на член вольты повредили и мозг, всё-таки как-никак они связаны. Так что после этого Жит Сорокин поймал глубочайший синдром биполярного расстройства. В нём жили две личности. Причём это был уникальный представитель своего рода психов. Как правило, личности выделяются не так ярко и вполне зависимы друг от друга. Присутствует некий блок, который подтирает память, тем самым давая мозгу как бы переключаться между мирами, скрывая момент произошедшего потрясения. Задача психотерапевта – попытаться сломать этот блок, что крайне редко получается, это практически невозможно. Сознание цепляется за придуманный мир, натянутый на глаза, и с ним не договоришься. Врач является его прямым врагом, и сознание, мозг, будет биться до последнего, не давая себя убить. И заставить его поверить, что он работает неправильно, это как сказать своему отцу, что он делает что-то не так. Так вот, Жит Сорокин имел две личности, абсолютно не зависящие друг от друга. Проведено тысячи опытов, и все они показывают, что это два разных человека. Разный почерк, взгляды на жизнь, политику, мироустройство, разные походки и манеры говорить. При расколе личностей в момент коротыша они получили свободу и начали развиваться самостоятельно, поэтому разные даже разговорные привычки. И самое главное – они общаются, доктор Пост даже позволил себе написать слово «дружат», а вот это уже очень интересно, и мы с Кантило обязательно изучим данный феномен на предмет пригодности его к нашему эксперименту. А сейчас мне уже пора. Закинув последний глоток вина, я кинула на стол деньги и двинулась в свой номер. На улице, как всегда, шёл дождь, поэтому, опустив голову и не останавливаясь, я направилась в сторону гостиницы. Перебежала улицу и, уже запрыгивая на бордюр противоположной стороны, столкнулась с человеком.

– Простите, сэр, – кинула я через плечо.

– Сона тебя простит, если духа хватит, – услышала я в ответ, и это меня заставило резко остановиться и замереть.

– Что вы сказали? – медленно оборачиваясь, почти шёпотом спросила я высокого мужика в длинном чёрном плаще и ковбойской шляпе.

– Смотри куда прешь, говорю!!! – грубым и мощным басом зарычал он на меня.

Я, с широко открытыми глазами, молча, смотрела на верзилу, пытаясь понять, что именно он сказал и что я услышала. Капли стекали по коротким чёрным волосам из-за спавшего капюшона моей дождевой накидки. Но я не моргала, а продолжала смотреть.

– Ты чё, сука тупая, проблем хочешь? Сейчас могу устроить резкую потерю зрения, – делая шаг в мою, сторону прогудел амбал.

– Нет-нет, сэр, – качнулась я назад, словно кто-то отрезал держащую меня нить. – Простите, сэр, это я всё, это мне надо быть внимательнее, что я и собираюсь делать вот именно с этого момента, а теперь простите меня, вынуждена резко удалиться, – и я сорвалась со всех ног, так как этот детина и не собирался останавливаться, он набрал скорость и очень быстро приближался, а наше столкновение моё хрупкое женское тело уж точно не выдержит.

Вылетающая из раструба чистая и тёплая вода стекала по мокрым волосам, лицу, забирая с собой остатки макияжа и уличной грязи. Капли сбивались в ручьи и стекали по стройному худому телу. Слышался лёгкий бит электронной музыки, из кухни веяло приятным запахом чёрного листового чая. Глаза закрыты, мозг даёт команду расслабиться, поймать момент. Сосредоточься на пяти предметах, вот запах чая, приятный запах шампуня, мыло, доносящийся от сантехники чистый запах моющих средств и моё тело. Хорошо, молодец, следуй дальше, сосредоточься на четырёх. В руке кран, я его чувствую, металлический кран, вот дверь душевой кабины, и это точно пластик, вода, я держу её в ладонях, и моё тело, влажное горячее, очень гладкое тело, если не считать огромного шрама на спине. Так, стоп, самобичевание на потом, мне нужно выйти из пике панической атаки, дальше. Сосредоточься на трёх. Музыка, как всегда, со мной бесчисленное количество квантов вкусной электронной музыки, моя любимая часть дня, когда ты одна в комнате погружаешься в прекрасный мир бита. Шум воды, приятный и монотонный шум падающей воды, гудящая стиральная машина, пытающаяся смыть позорные капли ледяного пота и грязного уличного дождя. Два, поднять голову и открыть рот, вода, приятная, тёплая и вкусная вода. Прикасаюсь губами к своему телу, приятный вкус чистого и здорового тела, я прекрасна, мне нет равных, всё плохое, происходящее со мной, не происходит наяву, это где-то там, где-то не со мной. Один. Мир, я открываю глаза.

Господи! Ну почему я здесь, Господи, я взываю к тебе, я прошу тебя, помоги мне, Господи, выбраться из этой комнаты! Я чувствую, что это всё не просто так, я это чувствую сознанием, и от этого я начинаю паниковать, и страх селится в глубинах разума, перекрывая доступ к разуму. Это что-то тёмное, не из фильмов или книг, а по-настоящему, я только что понял, оно реально. Эта тьма настоящая, и она здесь, в этой бесконечной комнате.

– Аня, нам надо отсюда уходить, Аня!

– Я думаю, ты прав, – согласилась со мной стоящая по ту сторону кровати девушка с размытым и нечётким лицом, одетая в ночнушку. Я попытался разглядеть её лицо но не преуспел, оно мне недоступно, и, как бы я ни всматривался, увидеть его не могу.

– Отлично, тогда идём, – с каким-то облегчением или даже надеждой ответил я.

– Идём, – не сопротивляясь, сказала она, но при этом, подняв угол чёрного расписанного золотой нитью покрывала, отодвинула одеяло и легла в кровать.

– А почему же ты тогда легла? – задался я вопросом, но ответа не получил. Я лишь, уставившись на неё, впал в ступор, закованный страхом происходящего. Золотая нить покрывала вдруг резко накалилась и, испепелив одеяло, принялась жечь девушку. Комната наполнилась истошным, страшным женским рёвом. Истерическим и ужасным рёвом человека, которого пытаются расчленить на сотни кусков раскаленной металлической проволокой, прижимая её всё сильнее и сильнее.

– Помоги же мне! – раздалось в голове, и я, пошатнувшись назад, словно кто-то перерезал держащую меня нить, ринулся к кровати. Комната наполнилась запахом жарящегося мяса, едким, ужасным, но вкусным запахом. Не жалея своих рук, я, крича от боли, дёргал за нити, отрывая их от уже горящего тела молодой девушки. Не видя ничего вокруг, я рвал и рвал нити, без устали пытаясь помочь, пытаясь спасти застрявшую со мной в этой тёмной комнате до боли знакомую девушку, и вдруг я услышал.

– Остановись!!!

И я остановился, громко и глубоко дыша, я замер перед кроватью.

– Ты ей не сможешь помочь, ты её убил.

И я упал, в прямом смысле слова упал на колени, взрываясь отчаянным рёвом, пытаясь заглушить себя самого, свои мысли и увиденное. В руках части тела, кожа, волосы, кости, всё сбито в кровавую кашу, а на кровати лежит мёртвая девушка, изодранная моими собственными руками. Повсюду кровь, кишки и органы, в глазах пелена от стекающих кусков лежащего передо мной трупа. Не в силах терпеть это, я вскочил на ноги побежал к окну, ведь это единственное знакомое мне место здесь. Не останавливаясь, я убрал руки назад и прыгнул головой, вперёд, доверившись обстоятельствам. Но долететь до окна я не смог, упав на том, же месте, где я только что разорвал человека, я вновь заорал, но силы покинули меня, и крик лишь обозначил отчаянье. Из-под кровати стал выбиваться чёрный дым. Но не по цвету чёрный, а по сущности своей, страшный, бездонный чёрный дым. Я чувствовал, что он поглотит меня, что он не просто так здесь, что это не насмешка надо мной. Это мрак, идущий по мою душу. Я вскочил и, обернувшись, кинулся бежать в противоположную окна сторону, но, споткнувшись о ковёр, я влетел головой в стену и проснулся.

Глава 3

Вечер опускался на СитиГрад. Уходящие в небо здания начали светиться как неоновые гигантские свечки, озаряя всё пространство вокруг города. Богатая часть предпочитала гораздо меньше света, и на другом берегу реки, что разделяла город, видны лишь были уличные фонари. Эдакое чёрное покрывало, порезанное на неровные лоскуты светящимися прерывистыми линиями. С высоты холма, где находилась психиатрическая клиника, такое разделение было очень заметно. Вот железобетонные джунгли с копошащимися в них тараканами, а вот цивилизованный размеренный и спокойный мир. Психиатрическая клиника заканчивала свою ежедневную рутину, сотрудники разъезжались по домам, в том числе и работники отдела экономических преступлений управления мэрии.

– Наслаждаетесь?

– Ещё бы, разве это не прекрасно? Вы только взгляните, верх инженерной мысли и простое, но так нужное чувство замкнутости.

– Это вы про частные дома богатого района СитиГрада?

– Угу.

– Хм, интересно.

– Что?

– Почему так нужное нам одиночество? Нет, вы простите меня, но разве человек не социальное создание?

– В массе своей.

– В массе?

– Да, но имеющий небольшую, но свою собственную родную ячейку человек старается отделиться от социума. Ему уже неинтересно мнение окружающих, он его боится.

– Боится? И почему же?

– Мадам, вы закончили на сегодня, мне нужно понимать. Служба безопасности хочет провести некоторые профилактические мероприятия, – донеслось от входа в клинику.

– Да, доктор Пост, мы на сегодня закончили. Дарс должен подготовить план на завтра и кое-что доделать, а так всё.

– Ну, хорошо, спокойной вам ночи, коллеги, – кивнул главврач и нырнул обратно в помещение.

– О чём это я? Ах да, страх? Человек боится социума, но почему?

– Да всё по той же причине. Власть делает из человека раба.

– Погодите, мадам, я вас не совсем понимаю, мы сейчас об одном и том же говорим?

– Да, господин Ридварг, мы говорим об одном и том же.

– Тогда могу ли я вас, мадам, попросить пояснить свою запутанную речь?

– Ох, Том, вы меня рассмешили, – широко и добро улыбнулась я руководителю первого нижнего отделения психиатрии, доктору Тому Ридваргу, с которым мы работали в тесном контакте вот уже третью неделю подряд. Высокий статный врач, с очень густой и пышной бородой, черными, как смола, волосами до плеч и прекрасным спортивным телом. – Ну, вот представьте себе.

– Так.

– Живёт человек в обществе и подчиняется законам и принципам этого общества.

– Ну, допустим, – кивнул Том, подкуривая ещё одну сигарету.

– И тут он находит себе ту или того самого, в общем, вторую половину, с которой готов пройти остаток жизни и?

– И он, ах, ну да, наверное, он, э…

– Понимаете, Том, общество не совсем общество в своём глубоком понимании. Это, чтобы было проще понимать, стадо, тупое и вонючее стадо, а у стада всегда, и это незыблемо, должен быть вожак, тот, к которому прислушиваются все бараны. Тот вожак, стереотипы, страхи и правила которого это тупое стадо начинает считать своими, понимаете?

– Кажется да, но не все же бараны.

– Тут дело не в тупости ума как такового, а именно в стаде. Человек, находясь под гнётом более сильного, всегда, и опять же это доказанный психологический факт, всегда начинает считать принципы сильного своими. Не прислушиваться к ним и делать выводы, а изначально считать их своими в зародыше. Я понимаю, это тяжело осознать, но если провести достаточно времени в раздумье и экспериментах, это становится единственной правдой, мы все подвержены гнёту сильнейшего. Так вот, если человек находит себе половинку, он инстинктивно пытается избавиться от правления, мы думаем, от правления толпы, но на самом деле одного лидера. Ведь этот лидер будет диктовать свои правила, а не глава новосозданной ячейки.

– Другими словами, вот это вот желание поселиться в отдельном доме – это своего рода снятие оков, навязанных правилами лидера социума.

– В точку, доктор Ридварг, и кто, найдя половину, становится сильнее, у тех это и получается. А кто слаб, тот навсегда остаётся рабом, – закончила я, всё с тем же большим интересом вглядываясь в горящий под ногами город.

– Мадам, мы на сегодня закончили? – послышался голос Дарса, стоящего на крыльце клиники.

– Вернитесь в кабинет немедленно, я сейчас буду, – не оборачиваясь, буркнула я.

– Жестко вы с ним, мадам.

– Пусть знает своё место, Том, он лишь может ломать себе кости от ярости и больше ничего, такой, как Дарс, никогда не избавится от гнёта лидера, – вновь улыбнулась я. – Это как раз и есть социум.

– От такого правления и я бы не стал бежать, – уже вслед крикнул Том, явно наспех придумывая эту глупость.

* * *

Вот она, чёртова стерва. Сидит тут, сука, читает что-то или только делает вид, что читает, может, она вообще нихера не делает. Ну, попал я, а, ну попал, и вот сам же виноват. Или нет, это она меня загнала в угол своими тупыми вопросами, я же не знал, что она реально меня ногтем придавит, блин. Ну, ничего, тварь, придёт и наше время, и мы восстанем из пепла ядерного огня и надаём по этой довольной хитрой роже. Кстати, очень даже симпатичной роже, такое милое и нежное лицо. Смуглая бархатная кожа, я отсюда вижу, как свет от лампы не блестит на ней, а лишь гладит эту мягкую кожу. Снять её живьём, сука, и повесить при входе, вот, мол, смотрите, что бывает с теми, кто строит из себя умников. Мы их здесь на завтрак едим, любого сломаем. Может, и психам уроком будет, может, и вылечим кого таким способом.

– Дарс.

– Да, мадам.

– Вы переписали последние два сеанса пациента из 16-й палаты, как его там?

– Самко Далев, мадам. Да, переписал, но я не понимаю зач…

– Вам и не нужно, Дарс, не напрягайте голову, она может лопнуть, – специально подняв голову, ядовито улыбнулась сидящая за большим кабинетным столом девушка.

– Да, мадам, – опустил я голову, сильно стиснув зубы, так что в глазах посыпались искры и послышался отчётливый щелчок ломающегося зуба.

– Значит так, Дарс, вот эти и эти истории на одинокую камеру прописать в журнал, перехлёстывая по странице. Этот разговор с Савой Ильичём, разделить на смысловые части, поличностно разложить и так же внести в журнал. И выделите последние слова Дрона, нужно понять, что он хотел сказать.

– Да, мадам, – кивнул я.

– Да, и подготовьте план на завтра, я так понимаю, мы закончили несколько объектов, нужно приступать к новым, – уже через плечо кинула девушка, выходя из кабинета.

Сука, приказы она мне тут раздаёт, да кто она такая, шлюха больничная. Поди, её в каждом стационаре драли до изнеможения, а ей нравилось, видно по ней, что нравилось. Надо бы и здесь ей такой приём организовать. Ну почему я. Чего она ко мне привязалась, других, что ли, нет, кому можно мозг жрать? Нет сил терпеть это. И мы это исправим, как только подвернётся подходящий момент, мы обязательно воспользуемся ситуацией, мы не упустим свой шанс. Единственный шанс нашего триумфа и её падения в самую глубокую бездну унижения.

– Дарс, вы уже закончили? – спросила заглянувшая в дверную щель голова главврача.

– Нет, сэр, или… Я не знаю, сэр, уточню, тогда вам доложу.

– Не надо мне докладывать, Дарс, я выясню сам, а вам такие вещи нужно бы знать.

– Да, сэр, хорошо.

Голова убралась из кабинета, и я остался один, с наваленной кучей работы. Я уже третью неделю приставлен к приехавшей в нашу клинику представительнице головного психоневрологического отделения писарем. Прямой приказ главврача, и он не обсуждается, как мне было сказано. Но я до сих пор не могу понять, зачем я этим занимаюсь. Мы целый день проводим беседы с пациентами, общаемся с ними, записывая всё это на несколько камер и микрофонов. Есть даже датчики изменения функциональных зон тела, дабы поймать точные изменения при обсуждении тех или иных произошедших ситуаций. Всё пишется на бездонный жесткий диск, а не на древнюю плёнку. Почему не взять и не пересмотреть, останови там, где надо, перемотай и так далее, это же удобно. Но нет, всю эту ахинею, что несут пациенты, я должен переписывать в журнал. Видите ли, ей так проще воспринимать информацию, а по мне, так это просто издевательство и бесполезное израсходование и без того дефицитной бумаги. За три недели мы поработали с девятнадцатью палатами. Но, как выяснилось, подходящей кандидатуры на место спасителя мозгов человечества не нашлось. Не понимаю, чем ей не угодил, скажем, старичок Сорт. Прекрасный дедушка с глубочайшей депрессией, так и не смогший смириться с тем, что он в порыве ярости собственными руками облил свою старуху и внуков горючим и поджег, спокойно сев напротив в кресло и наблюдая, как они корчатся в предсмертной агонии. А потом ещё раскрошил оставшиеся угольки, собрал всю эту залу в кастрюлю, в которой его бабка готовила ему суп, и пошёл по району, посыпая пеплом каждое крыльцо. Теперь в районе «Нагорного Листа» почти два десятка домовладений имеют ужасную репутацию и въевшийся в их калитки людской прах. Так вот, этот дедушка говорит о таких вещах, порой я даже не понимаю, что он имеет в виду. Мне кажется, что он так глубоко ушёл в психодепрессию, что стал видеть невидимое. Так он нам на последнем сеансе рассказал о какой-то старой шкатулке, что может призывать духов с того света, если правильно прочитать написанное на ней. И что он её видел и, может, даже читал, но он не уверен, а если не уверены мы, то можем ему и не верить, духи сами всё решат. Мне от его слов там, в палате, стало как-то не по себе. Даже показалось, что в помещении стало немного прохладнее. Горло сжалось и запершило, в глазах появилась влага. Я судорожно перекидывал взгляд с мадам на старика и обратно, пытаясь уловить, чувствуют они что-то похожее или нет. И с каждым разом убеждаюсь, что присутствующие в палате никак не реагируют. Мне становилось хуже, кожа покрылась инеем, изо рта пошёл пар. Короткие чёрные волосы мадам оледенели, с их кончиков свисали сосульки. А у старика заледенели глаза, и он смотрел на меня этими белыми ледяными глазами. Я испугался до чёртиков и резко перевёл взгляд на мадам и тут же обоссался, потому как она так же повернулась и смотрела на меня ледяными белыми глазами. Молча в абсолютной тишине они смотрели на меня, а я не мог пошевелиться от страха. Мне надо было бы бежать, но ноги не слушались, я просто прилип к этому стулу, а ещё я очень боялся, что если я дернусь, то они тут же превратят меня в ледяную статую. Я не хотел умирать. – Я хочу жить! – подняв голову, заорал я на всё крыло и, опустив в отчаянье, наткнулся на вопросительный взгляд мадам. Мы всё так же сидели в палате, общались со стариком Сортом. Никакого льда и холода, никаких призраков и привидений. Привиделось, подумал я, но не стал озвучивать свою версию мадам. Она, не получив ответа, продолжила беседу. Вот бы его разработать, и прекрасный же кандидат, но нет, не то. Вот и ищем уже третью неделю, кого только, непонятно. Ладно, тут я уже подразобрал, пойду найду мадам, узнаю по поводу рабочего дня.

– Мадам, мы на сегодня закончили? – спросил я стоявшую вместе с доктором Ридваргом начальницу. Спросил, и моё лицо скривилось от понимания, какой тупой суке мне приходиться подчиняться.

– Вернитесь в кабинет немедленно, я сейчас буду, – зло рявкнула она, даже не повернувшись.

Какая же сука, она даже не уважает нас, она просто смеётся над нами, да что эта выскочка возомнила о себе. Кто она? Кто эта недоучка? Такая молодая и красивая, такая стройная и очень вкусная. Я думаю, она вкусная, как карамелька, ведь её кожа – чистая карамель. Она, как петушок на палочке, сладкая, красивая и доступная. Я уверен, что она доступная. Конечно, иначе мы её сделаем доступной, проведём тут по всем палатам, и вот тогда она поймёт настоящую животную страсть. Вот тогда она поймет, что над нами нельзя издеваться, мы не позволим этого.

– Почему вы в темноте?

– Я, э… я, сэр, я, уже ухожу, мы всё-таки закончили на сегодня с мадам.

– Я знаю, но вы должны были исчезнуть из клиники ещё полчаса назад.

– Да-да сэр, я тут задержался, подбирал несколько дел. Хочу поработать вечером дома.

– Это вам начальница задание дала?

– Нет, сэр, это моя инициатива.

– Идёте на повышение, понятно, подскажите, Дарс, у вас на сеансах ничего странного, может, необычного не происходит?

– Нет, сэр, всё как обычно. Но времени уже прошло много, а мы никак не можем найти требуемое, вот я и решил взять работу на дом.

– Ну что же, Дарс, похвально, а теперь прошу вас покинуть расположение клиники, пока вас не признали сбежавшим пациентом и не обезвредили.

– Уже ухожу, доктор Пост.

Дверь хлопнула, и я вновь остался в одиночестве темноты кабинета. Домой не хотелось, там такое же одиночество и темнота, но только с гораздо меньшей площадью. Пустая холодильная камера, вечерний мрак, нарушаемый мигающей рекламой за окном. «Прежде чем идти в клуб, поставьте себе модификат выявления полового заражения. Чем раньше предупреждён, тем больше шансов выжить!» – гласила вывеска напротив красным неоновым переливом. Дело, конечно, хорошее, но такой модификат по карману лишь касте управленцев, простому человеку просто не купить подобные улучшения, поэтому передающиеся болезни, в том числе и половым путём, никуда не делись, а все прекрасно процветают, выкашивая население.